***
На улице летали крупные, похожие на овсяные хлопья, снежинки. Через приоткрытую форточку в просторную комнату попадал ветер, морозный и свежий. Солнце быстро залило киноварью пространство и так же скоро сошло с легкой шелковой материи штор, и, ползя лучами по створкам, вовсе исчезло. Волосы слегка раздул влетевший ветер. Прикрыв глаза, я облокотился на спинку стула. Помнится, в ту новогоднюю ночь белые хлопья летели как-то по-особенному. Я до сих пор не знаю, как Виктору удалось сбежать тогда из дворца, но мы гуляли по городу. Какая-то милая пара пригласила нас в свой дом, чтобы встретить с ними праздник. Это было неожиданно, но на улице было очень морозно, конечности начали коченеть от пронизывающего насквозь холода, и мы решили согласиться на предложение и войти в дом. В уютной прихожей было светло, пахло цитрусовыми и корицей, интерьер был обставлен аккуратно, скромно, но очень красиво. Теплый желтый свет свечей заполнял небольшую гостиную, вход в которую находился прямо напротив двери, обстановка комнаты казалась мне крайне уютной и даже будто какой-то неповторимой красотой обладающей. Везде царил праздник, всё вокруг дарило тепло. Молодые люди, кажется, были иностранцами, так как говорили с легким акцентом. По их словам, они приглашали гостей, но многие не смогли прийти. В комнате был приглушенный свет, свечи отбрасывали тень и пламя слегка колыхалось. За невысоким столом сидела милая пожилая дама, весёлый, весьма разговорчивый молодой человек и юная улыбчивая леди. Хозяева дома также очень скоро присоединились к общему празднеству. Мы с Виктором сидели рядом с Альбертом — так звали юношу приподнятого нраву, и Эми — скромной девушкой с великолепной, ослепительно красивой улыбкой. Из разговоров гостей я понял, что хозяева дома были родом из швейцарского городка, что находился далеко на западе от королевства Грансрайх. Пожилая леди охала и приговаривала: «Ах, какой ты маленький, ах, какой худенький», и накладывала ещё рождественского пудинга. Все было странно, ведь мы были едва знакомы со всеми, кто был здесь, но они были столь добры ко мне. Мадам заваливала вопросами, слушала очень внимательно и увлеченно. Ещё меня радовало то, что мы почти не затрагивали темы, которые я очень хотел бы обходить стороной. В этом тихом разговоре мне казалось, что я знаю всех присутствующих вечно. Будто меня каждое Рождество угощали этим пудингом, каждое Рождество я видел это мирное колыхание свечей, с которых не спеша стекал и капал на подсвечники воск. Запах его чем-то напоминал то ли травы, то ли цветы. Эмилия, вновь тряхнув своими золотистыми вьющимися прядями, что-то весело сказала высоким, но тем не менее приятным голоском, дабы поддержать незатейливый разговор. Альберт вновь улыбнулся нам и резво вступил в общую беседу. Я понимал, что это последний день, последний час этого года. Я понимал, что, возможно, многое изменится, но я всё же надеялся, что что-то останется. Надеялся, что Виктор не исчезнет, что я смогу видеть его, как прежде. Наверное, он стал моим первым другом, именно поэтому я и привязался к нему так сильно. Хотя были ли мы когда-либо друзьями? В камине, потухнув, щелкнула очередная искорка, возвращая меня обратно в реальность.«23:55»
Пять минут, всего пять минут осталось до начала следующего года. Я узнал из рассказа Элизабет, хозяйки дома, что в Швейцарии есть традиция называемая «Тайна ночного поцелуя». Эта тайна гласит: когда с наступлением двенадцати в рождественскую ночь на пару минут гаснет свет. Говорят, что происходящее в это время известно лишь только влюблённым. Огромные часы пробили полночь. Лиз поздравила всех присутствующих, встала и тихонько задула свечи, погасив свет, что казался мне почти осязаемым. Я остался во мраке комнаты, тихом и теплом, пробежавшим мурашками по коже. Вдруг я почувствовал тепло на своих губах. От неожиданности я отшатнулся назад и посмотрел в темноту перед собой. Мои глаза, малость привыкнув к темноте, позволили мне различить юношескую фигуру, чей рост был выше моего. Я был счастлив, что в комнате царила полная темнота и Виктор, что был напротив, не мог видеть моего красного от прилившей к нему крови лица. Я вновь тихонько подался вперёд и коснулся легким поцелуем мягких губ моего короля. Поцеловал губы того, кого считал до этого момента своим другом. Но ведь мы никогда не были друзьями… Знакомыми? Возможно. Столь необходимой поддержкой друг для друга? Скорее всего… Он стал самой жизнью, ее смыслом, воздухом, бесценной драгоценностью — вот кем стал для меня он, мой странный незнакомый-знакомый с чудесными волосами, что словно тысячи золотых ниточек струились с его макушки. Я любил его. Биение сердца ускорялось с каждой секундой, то и дело казалось, что оно сейчас выпрыгнет из грудной клетки или разорвётся на кусочки, разобьется на осколки. Оно билось там подобно канарейке в клетке, которая продолжала удерживать её. Наконец я разорвал этот лёгкий, полный странной нежности поцелуй. Я тихонько упал на стул, пытаясь вернуть воздух в легкие. Элизабет зажгла свет. Я сидел, плотно вжавшись в деревянную спинку и старался сосредоточиться и вернуть серьёзность на свое лицо, убрав весь румянец с щёк. Из царства Морфея меня вернуло в реальность невероятно легкое и теплое прикосновение руки. Открыв глаза, я увидел такое дорогое, родное мне лицо, глаза, улыбку. Я увидел тебя, твои чудесные золотистые пряди с белоснежным «кружевом снежинок». — Мой король… — Виктор, — он улыбнулся. Атмосфера, царившая вокруг, дарила сердцу такой странный уют. Всё происходящее сейчас и всё, что было вокруг казалось продолжением сна о чудесной, давно ушедшей в прошлое рождественской ночи, и любви, что проснулась в моем сердце.