Эль Грао де Кастельон

Ночи здесь были ощутимо прохладнее, чем дни, и опасения Марко не оправдались: он мог со спокойной душой прижать Олли поближе к себе и не переживать при этом, что любовнику будет жарко и что поутру они проснутся насквозь мокрыми от пота. Засыпать обнаженными кожа к коже под ласковый рокот моря оказалось приятно, и утром Олли проснулся таким отдохнувшим и умиротворенным, каким давно себя не чувствовал. Было еще довольно рано, с улицы доносился щебет неизвестных птиц, обслуживающий персонал отеля негромко переговаривался под балконом, и чужой, странный язык казался неземным, вызывая мысли о далеких инопланетных краях, где огромные райские цветы благоухают до головной боли, а неведомые бабочки без всякого страха садятся на руки и щекочут кожу усиками. Олли с удовольствием потянулся, похрустывая косточками, и Марко за его спиной недовольно заворчал, крепче обхватывая руками поперек живота и коротко фыркая в заросший затылок любовника. Его горячее дыхание пускало мурашки по коже, теплые ладони невесомо касались кожи, и пальцы, горячие, будто угольки, разгоняли кровь, будоража, навевая всевозможные фантазии — такие обыденные, такие раскованные и чувственные. Олли заулыбался. Чуть пошевелился, прижимаясь теснее. Почувствовал, как по бедру скользнул еще мягкий член Марко, выдохнул, чувствуя дрожь в собственных пальцах. Вчера они были слишком уставшими, поэтому до секса дело не дошло, но сегодня организм, полный сил, кажется, хотел своего в полной мере, настойчиво требовал близости, и Олли просто не мог перестать едва ощутимо тереться. В голове сами собой вспыхивали отдельные сладостные кадры: как Марко с силой сжимает его бедро, толкается внутрь, целует, ласкает, стонет на ухо таким прекрасным охрипшим голосом… Олли рвано выдохнул, сжимая свой уже твердый, напряженный член у основания, скользнул ладонью к яйцам. Повернулся на другой бок, оказываясь к Марко лицом к лицу. Рассеянно улыбнулся, обводя костяшками пальцев мягко очерченную скулу, потянулся губами к уже чуть колючему подбородку, чтобы оставить там мягкий поцелуй. Марко засопел громче, но глаза не открыл. Его рука расслабленно соскользнула с талии Олли, и этот простой, неосознанный жест отозвался внутри волной огня. Хитро улыбнувшись самому себе, Олли вновь потянулся губами к чужой, такой манящей шее. Невесомо скользнул по коже ниже, к кадыку, а затем еще ниже, к ямке между ключицами. Пальцы привычно легли на мягкий бок Марко, сжали, передвинулись выше по спине, наслаждаясь гладкостью кожи и маркерами родинок. Олли целовал неспешно, просто наслаждаясь сонной, ленивой негой и желанием, что тяжелой громадиной наплывало на сознание, ощущалось сладкой томностью. Хотелось зацеловать Марко с макушки до пяток, приласкать везде, жадно облапать всюду, куда только можно дотянуться. Собственнически и эгоистично. — А я думаю лежу — почему утро такое доброе? — хмыкнул над ухом Марко хриплым, неслушающимся голосом. Этот звук резанул, будто ножом, дернул остро внизу живота, и Олли коротко простонал, ощущая, как в волосы зарываются проворные, ласковые пальцы. — Привет-привет, красавчик, — ухмыльнулся он в ответ, наконец-то спустившись прикосновениями губ и языка до уровня паха Марко. Пальцы привычно обхватили его член, скользнули несколько раз от основания к головке, сдвигая кожицу и открывая взгляду яркую от прилива крови и влажную от выступившей смазки кожу. — Эй, а ты точно со мной здороваешься? — наигранно возмущенно воскликнул Марко, и подтянул смеющегося Олли выше, чтобы запечатлеть быстрый поцелуй в уголке его губ. — Тут только один красавчик, если только ты не прячешь кого-то еще под кроватью. Олли было легко и весело, и улыбка не желала сходить с губ. Он мягко потерся о член Марко своим, замечая, как в глазах любовника вспыхивает жадность и ответное желание взять то, что принадлежит по праву, овладеть и заклеймить, потеряться в ощущениях и сбросить напряжение порцией хорошего траха. — Даже не знаю, как мне реагировать: то ли гордиться, то ли обижаться. И мне почему-то кажется, что в подсчете «красавчиков» ты немного ошибся. Ладони Марко скользнули по бокам Олли, сжали так уверенно и сильно, выбивая всякое ощущение реальности из головы, погладили ребра, двинувшись затем к соскам. Марко всегда было достаточно лишь мимолетно прикоснуться — неважно где — и все лишние мысли терялись среди бушующего океана возбуждения. Хотелось только стать ближе, хотелось чувствовать друг друга, соприкасаться бедрами, животами, гладить руками везде, ощущая влажную, горячую кожу, слышать стоны над ухом, видеть, как глаза напротив взрываются чернотой и жарким пламенем. Олли слабо, довольно улыбался и тяжело дышал, пока чужие губы хозяйничали у его шеи: посасывали, лизали, оставляли легкие следы зубов: сладко-болезненные, несмываемые. Эти следы горели, отдавались дрожью во всем теле, сливаясь с прикосновениями сильных пальцев Марко, и член стоял уже почти болезненно, истекая смазкой, когда Олли, задыхаясь, прошептал: — Идем… в душ? Марко что-то согласно проурчал, не желая отстраняться. Не в состоянии сделать это. Не переставая ласкать друг друга и обтерев по дороге все стены, они наконец ввалились в ванную комнату. Дрожащей рукой Олли настроил приемлемую температуру воды, пока Марко жадно кусал его в плечо и скользил пальцами между ягодиц, легко, намекающе надавливая на задний проход. От этой требовательной откровенности сознание отключалось напрочь, и когда Олли за шею затащил Марко в сделанную под старину ванну, было плевать на все на свете. Они целовались, пока не перестало хватать воздуха, и ласкались, пока Олли не застыл на носочках, трепеща в сильных объятиях, готовый кончить от одного единственного прикосновения. — Марко… Марко… На большее его не хватало. Только бессмысленные, жалобные стоны, только сжавшиеся на ягодицах ладони — сильно, наверняка до отпечатков — только горящий укус у ключицы. Вода теплыми струями стекала по плечам, заливала глаза, стекая с волос, шелестела, обволакивая их переплетенные тела. Ладонь Марко сильно, с оттяжкой скользила по их членам, и Олли кончил именно в тот момент, когда в очередной раз заглянул в голубые глаза. Потемневшие, пьяные — именно такие они были, пока Марко смотрел на него с жадностью и восхищением. Приоткрытый манящий рот, прилипшие ко лбу пряди и неряшливый хохолок на макушке там, где Олли зарывался любовнику в волосы, его — их — влажная кожа и острое чувство наслаждения, ощущение чужого члена, трущегося о его собственный. А затем плечи под его ладонями задрожали и Марко, издав глухой, неразборчивый звук, уткнулся Олли в плечо, кончая и потираясь, как жаждущий ласки бездомный кот. Он делал так всегда, и за все эти годы ощущения трепета и нежности нисколько не притупились. Ласково усмехнувшись, Олли провел рукой Марко по затылку и утомленно замер, наслаждаясь объятиями и любовью, окутывающей их своей вуалью. — Вот теперь и правда с добрым утром. Марко в ответ только хмыкнул, взял во все еще подрагивающие ладони мыло и принялся мягко смывать с Олли пот и сперму. Руки нежными прикосновениями оглаживали плечи, спину и ягодицы, и захотелось запереться в этом моменте времени навечно, чтобы всегда ощущать только нежность к любимому и бесконечное счастье. Олли же в ответ мог только обхватывать Марко за бедра, больше ласкаясь, чем помогая помыться. Позже, после завтрака и бессмысленного разглядывания потолка — Олли не разрешил даже почту проверить, отобрав телефон и осадив грозным взглядом, Марко принялся за дело, которое получалось у него столь же превосходно, как и пение. Он принялся ныть. — О-о-олли-и-и, мне скучно, — подкатился он ближе, положив голову Олли на живот и смотря честными-пречестными и очень грустными глазами. Кто-то другой на месте Олли от такой картины наверняка немедленно бы бросился выполнять любой каприз этого милого создания, но Олли — не «кто-то другой». И потому он едва удержался от гадкой, самодовольной улыбки. Все шло по плану. — Могу предложить прогулку, — невинно улыбнувшись, произнес он, с удовольствием наблюдая тяжелейший мыслительный процесс на красивом лице любовника. — Ты это все специально так подстроил, да? — Марко нахмурился, но отстраняться от гладкого, плоского и любимого живота не спешил, наслаждаясь теплым бархатом кожи и едва ощутимым движением под щекой, когда Олли делал очередной вдох. — И как ты догадался? Этот чертенок ухмылялся так гадко, но внутри почему-то не рождалось недовольство и обида, и Марко вздохнул. Он был слишком глупым и слишком влюбленным дурачком. Уже около пятнадцати лет. Печальная статистика. — У меня ведь нет особо выбора, правда? Олли только покачал головой и благосклонно погладил Марко по голове, заставляя того тяжко вздохнуть. Кажется, его и правда ожидали раскаленные каменные улицы, полупустынные площади и невысокие домики, обнимавшие море. Или, точнее, их ожидали. На улице было просто ужасное пекло. Нет, может быть кто-то из местных даже и мерз, но двое северян определенно не обладали большим умом, раз выперлись почти в полдень из номера, чтобы исследовать скудные местные достопримечательности. Это всегда был портовый город, а морякам древности вряд ли были интересны памятники, скульптуры и изящные линии архитектуры. Моряки древности наверняка ограничивались торговцами в темных переулках, толкая какие-нибудь безделушки в тайне от капитана, да борделем, чтобы забыться на ночь в объятиях постаревшей красотки, а завтра вновь выйти в море в погоне за удаляющимися берегами дальних, неизведанных земель. Они пофотографировались немного: точнее, Марко фотографировал Олли, сам категорически отказавшись влезать в кадр, и они чуть было не поругались из-за этого. Олли гневным тоном заявил, что все равно сделает хотя бы один кадр, даже если в этот момент Марко будет сидеть на унитазе, и Марко совершенно неожиданно расхохотался буквально до слез. Просто Олли, зло пыхтящий и смотрящий снизу вверх, был слишком уморительным зрелищем. Получив болезненный и абсолютно заслуженный пинок, он прекратил смеяться и конфликт был исчерпан. — Олли, вот ответь мне на один вопрос: зачем? — хмыкнув, спустя какое-то время спросил Марко, устало опускаясь на широкий парапет и подпирая голову рукой. Неподалеку боролась с солнцем пальма, и в ее тени можно было хоть как-то существовать. — Ты сам ныл, что тебе скучно, — огрызнулся Олли, не менее устало опускаясь рядом. Они какое-то время сверлили друг друга неприязненными взглядами, а затем одновременно отвернулись. Марко — за бутылкой воды, а Олли — за тюбиком с солнцезащитным кремом. Рассмеялись они тоже одновременно. Совсем скоро Марко размазывал по носу остатки крема, а Олли никак не мог оторваться от казавшейся такой сладкой для пересохшего горла и губ воды. — Хорошо, — выдохнул он, и, немного подумав, разлегся на теплом, слегка пыльном камне, кладя голову Марко на бедро. — Олли… — немного напряженно выдохнул тот, предупреждая, но послушно и не задумываясь скользнул пальцами в волосы любовника, принимаясь мягко массировать кожу. — Никто нас не увидит. Не отвлекайся, — хмыкнул Олли, запрокидывая голову и противореча тону слов своим умоляющим взглядом. Нежные прикосновения успокаивали, расслабляли, солнце трепетными лучиками поглядывало на них сквозь листья, и наглые солнечные зайчики прыгали по рукам и лицу, тут же убегая, когда от них пытались отмахнуться. Совсем близко о каменную кладку плескалась вода, полная резкого морского запаха, и Олли было как никогда хорошо. — Слушаюсь и повинуюсь, — насмешливый голос Марко слышался ласковым, низким рокотом какого-нибудь дикого кота, что во множестве водились в здешних лесах, его пальцы медленно перебирали слегка влажноватые пряди на макушке, и Олли уже не первый раз за их только начинающийся отпуск захотел вырезать этот момент из ленты жизни, запечатлеть его, вставить в рамочку и отправить под стекло, чтобы можно было без помех любоваться в любой момент. Он не знал, сколько времени прошло вот так: в тишине и уединении, пока во всем мире существовали только они двое. Солнечный день, жара и море приняли их в свои ласковые объятия, укрыли от любопытных взглядов вселенной и баюкали, позволяя наслаждаться происходящим. — Пойдем, поедим куда-нибудь. Голос Марко доносился до Олли будто сквозь толщу воды, и не сразу получилось понять, в какие слова складываются звуки, и что эти слова означают. Наверно, Олли мог бы провести вот так еще целую жизнь, но он только кивнул, не понимая, что ему предлагают, но полностью доверяясь Марко. Они нашли небольшое кафе с просторной летней площадкой. Высокое ограждение, сплошь покрытое чем-то темно-зеленым и вьющимся, надежно защищало от непрошенных взглядов, но пятна света то и дело выхватывали то каменный пол, покрытый красивой плиткой, то одинокий столик с единственным стулом рядом, то чуть подвявший цветок в вазе с пляшущими в воздухе пылинками. Пока Марко с кислым лицом просматривал меню, до краев наполненное столь ненавистными ему морепродуктами, Олли попросил принести бутылочку хорошего белого полусладкого, и теперь сидел, наслаждаясь утонченным фруктовым букетом на своем языке. Вино расслабило просто мгновенно, внезапный порыв свежего ветерка с моря шевельнул челку, и Олли блаженно прикрыл веки. Немногочисленные в этот час посетители кафе негромко переговаривались за спиной, постукивая ложечками по чашечкам с мороженым, официант, принесший фрукты, что-то протараторил на своем языке коллеге, где-то совсем рядом вспорхнула невидимая из-за зарослей птица, а по каменной плитке тонкими, потрепанными босоножками протопала невысокая, забавная девчушка, и этот торопливый перестук эхом отдался в неширокой улочке. Их с Марко ноги были весьма свободно переплетены под красивым ажурным столиком, и Олли подумал, что нет ничего лучше, чем эта конкретная минута. А потом они просто пили вино и ели принесенную еду. Марко недовольно кривился, наблюдая, как Олли с удовольствием лопает салат с креветками, а Олли смеялся, когда кола, которую Марко заказал, все же не удержавшись, внезапно вспенилась и любовник обзавелся пышными усами и влажными пятнами на футболке. Постепенно, пока солнце все ниже склонялось к закату, кафе наполнялось посетителями. Разговоров вокруг на самых разных языках стало больше, но все они слились в единый, ровный гул и совершенно не отвлекали. Неожиданно оказалось, что тут играет живая музыка, и основательно захмелевший Олли с любопытством рассматривал молодых еще мальчишек, задорно исполняющих что-то легкое и ненавязчивое. Марко напротив него улыбался, разглядывая так понимающе, и Олли смущенно уставился на любовника в ответ: ну да, он никогда не умел пить. Не то, что этот чертов идеальный Сааресто. Аж надоедает иногда. Все еще сконфуженный, он потянулся к блюду с остатками фруктов, но Марко оказался быстрее. Выхватил шпажку прямо из-под пальцев и с гипнотическим взглядом Каа из «Книги джунглей» предложил угощение Олли. Скулы окрасились румянцем, когда он схватил губами сочный манго, но Олли подозревал, что уже давно светит красными щеками и блестящими глазами, поэтому было уже плевать. В неярком освещении ламп и мягком перемигивании гирлянд Марко был преступно красив, поэтому Олли, не слушая слабых возражений, схватил любовника за руку и потащил к небольшой площадке, отведенной под пьяные трепыхания местной публики. Они сейчас тоже подходили под это определение. И потому Марко послушно закружил его в неловком, коротком и невыразимо прекрасном танце, скользя горячими ладонями по пояснице. Музыка — или кровь — грохотала в ушах: быстрая, ритмичная, цветастая, как платье какой-нибудь испанской красавицы, звенела по коже короткими разрядами-колокольчиками, и в какой-то момент Олли не выдержал. Выдохнул утомленно, вцепился в широкие плечи Марко, чтобы удержаться в реальности, уткнулся в крепкую грудь лбом, и зашептал: — Идем на воздух… Выведи меня отсюда. Пожалуйста.