Химия

13.02.2012 - 19.02.2012 Понедельник, тринадцатое февраля. Спал я отвратительным поверхностным сном, когда часто открываешь глаза и не можешь понять: спал ты или нет. Припомнив, что что-то мне вроде бы снилось, я пришёл к выводу, что подремать всё-таки удалось. За завтраком по телевизору объявили, что, начиная с этой недели, будет потепление. Отлично. Дорогой в лицей слушал музыку на айподе, покачивая головой в такт. Подтаявший снег грязной жижей разъезжался под ботинками в разные стороны. В ожидании зелёного светофора постукивал ногой, пытался забыться, отвлечься, не думать. Лицей продолжал оправдывать статус места довольно бренного, скучного и обыденного. Изредка случавшееся что-либо из ряда вон выходящее скрашивало серые будни учеников, но ненадолго. На геометрии нас всех немного пересадили. Но не потому что математик являлся последним тем-ещё-человеком, а мысль эта взбрела нашей классной руководительнице, которая, похоже, решила нам припомнить смешки за спиной. Нас с Агатой, благо, не рассадили, однако теперь мы занимали почётное место на третьей парте второго ряда. На информатике я катался на стуле, когда преподаватель отворачивался. Тем не менее, заслуженное замечание получил. На перемене мы подкатили к расписанию. -Замена на химию? – Агата смотрит на список с явным сомнением. -Он приболел, - повёл плечами. -Чего это так? Здоров же вроде был. Мы продолжаем путь. -На выходные ездили за город. Гулять ходили, а он без шапки, без всего. В воскресенье вечером температура поднялась. -Не хорошо болеть, - качает головой. –На сколько слёг-то? -Там замена на всю неделю? -Да. -Значит, не скоро выйдет. По дороге в кабинет мы заглянули в столовую. Прекрасные булочки с ягодным повидлом подорожали. Грёбаные инфляции. На литературе было довольно тихо. Классная руководительница всё ещё была на нас зла. Она долго отчитывала опоздавших и не поскупилась на устный опрос. История же прошла без происшествий. На биологии мы слушали сладкие речи синьора Бернетто, которого несло на шуточки уже неделю-другую. -Ромео, будьте добры отодрать от стула жвачку, которую только что прилепили, и выкинуть в мусорное ведро, - громко выдаёт биолог, прерывая свою речь о тканях. Все оборачиваются. Одноклассник нехотя запускает руку под стул, после чего встаёт и быстро доходит до мусорки. -Ребята, не надо держать преподавателя за идиота, - начинает вновь профессор. – Мы все прекрасно видим, кто чем занят. Жевание жвачки во время урока – нехорошо. Особенно, если вы голодны. Сперва гастрит, потом – язва. Смерть вашему желудку. Не думаю, что вы хотите этого. Класс продолжает молчать. -Кхм, - прокашливается, ослабляя галстук, - продолжим урок. После биологии нас ждала социология. Урок сегодня был промежуточный, поэтому я с чистой совестью достал из рюкзака конспекты Бениньо и принялся переписывать. -Что это? – Агата поддевает пальцем тетрадь и чуть двигает в свою сторону. -История искусств, теория. Мне одолжили до следующего занятия, - переворачиваю страницу. Более вопросов от подруги не поступало. Порой мне казалось, что я пребываю в постоянном сне с тех пор, как целую неделю провёл в бессоннице. Я не видел ни начала, ни конца всего сумбура, происходящего вокруг. Вчерашняя выходка химика меня несколько встряхнула, освежила, взбодрила. До этого мир выглядел слегка сюрреалистично и глупо, словно всё происходило вовсе не со мной. Этот удушливый рывок дал волю новым мыслям, которые немного отдалили меня от прошлого и приблизили к настоящему и будущему. Я наконец в полной мере осознал, что жизнь не стоит на месте. Через несколько месяцев я окончу лицей, сдам экзамены и должен буду поступать в университет, ну или хотя бы буду вынужден найти работу. Житьё с родителями мне доставляет мало удовольствия, а постоянные конфликты лишь подогревают моё желание слиться куда подальше. Мне придётся стереть много вспомогательных линий, чтобы получился идеальный рисунок. Со звонком все, как собаки Павлова, повскакивали со своих мест и начали собираться. Нас ожидала финишная прямая – урок физкультуры. Переодевшись, одноклассники выкатились из раздевалок; девушек физрук отправил в конец зала, а юношей задержал у входа. -Итак. Все прекрасно осведомлены, что к лету намечаются прощальные турниры между выпускниками лицеев. Наш директор вынес вердикт, что нас будет представлять футбольная команда. Я подумал и пришёл к выводу, что решение хорошее, а из выпускных классов выйдет неплохая команда. До голой земли и температуры хотя бы в пятнадцать градусов мы будем отсеивать народ и оккупировать спортзал после уроков. Сейчас пускай поднимут руки те, кто не хочет или не может участвовать. Нам нужно набрать всего лишь одиннадцать человек с трёх классов. Многие тянут руки вверх, я - не исключение. Синьор Риццо быстро разбирается с каждым. -Нет, ты будешь участвовать, - хлопнул меня по плечу. -Почему-у? – я быстро оборачиваюсь на потенциальных запасных игроков, которых сослали в конец зала к девчонкам. -В тебе есть потенциал. Я уверен, что бегать ты должен весьма неплохо. У тебя средний рост, худощавое телосложение – ты должен носиться довольно резво. Возможно, сейчас – не очень-то, может, даже неповоротливо, но любой навык можно развить, если приложить должное количество усилий. Так что твои протесты не обсуждаются. Будущие игроки команды (пока в виде меня и трёх моих одноклассников) начали бурное обсуждение с физруком, когда же нам проводить тренировки. Я был радикально против моего участия, ибо бываю тем ещё тормозом, а желанием получить мячом по лбу не горю. Тем не менее, мы договорились, что восьмой урок по средам вполне можно уделять тренировкам, потому что на седьмом у нас всё та же физкультура. Пока милые дамы и резерв будут пинать маты на одном конце зала или нашего поля, мы будем пинать мячи и бегать всё по тому же залу или полю. Я не хочу оставаться по средам на восьмой урок. Тем более на физкультуру. После занятий никто на серых «вольво» меня не встречал. Агата извинилась, что не сможет пройтись со мной, аргументировав это тем, что сегодня день рождения у друга их семьи, и они обязаны посетить мероприятие. -Ты сегодня во сколько ляжешь? – делает несколько шагов назад. -Не знаю. Поздно, наверное. -Я думаю, мы к девяти-десяти вернёмся. Я тебе в скайпе позвоню, ладно? -Окей. -Давай, до вечера, - Агата машет мне рукой и добегает до отцовской машины. А я хлопаю себя ладонью по груди, проверяя наличие ключей во внутреннем кармане. Квартира встречает тишиной. Ключи слишком громко ложатся на тумбу, а из спальни доносится шкрябанье. Я вдыхаю спёртый воздух, смешавшийся с запахом дорогого паркета, когда ко мне подбегает Минк и цепляется когтями за штанину. -Привет, приятель, - тяну к нему руки. Хорёк-переросток прикусывает меня за палец и отбегает, но совсем одного меня оставлять не собирается. Если эта тварь здесь, то было бы логично предположить, что и он дома, хотя в квартире слишком душно и безмолвно даже для спящего человека. Быстро скинув верхнюю одежду, я пробегаюсь по комнатам: в спальне пусто, в кабинете пусто, в гостиной пусто, на кухне пусто. Похоже, вчера никто так и не вернулся. Я по-хозяйски открываю холодильник, достаю мясо и отрезаю кусок, прекрасно зная, что это для Минка. Он уже крутится у моих ног и попискивает, но лезть по мне на столешницу не решается. Словно мы с ним второй раз в жизни видимся. Я делаю второй круг по квартире, приоткрывая окна. Заваливаюсь в кабинет, ложусь на диван, закидывая руки за голову, и устремляю свой взгляд в окно. Тянет подумать о вечном или недавнем, однако я вовремя себя одёргиваю, решая, что сейчас оно будет как-то лишним, хоть и вполне кстати. Однако… Я не хочу сдавать химию. Я не хочу быть в футбольной команде. Если бы он изначально не сбился в своих считалках до сотни, то я бы сейчас сидел дома за компьютером и самозабвенно шпилил в какую-нибудь игру, а не валялся бы в чужой квартире на диване. В комнату вбегает Минк и сразу же ныряет за диван. Я слушаю, как он ворчит и стучит когтями по полу. Но я вру сам себе. В глубине души я надеялся, что его дома нет, потому что пересекаться как-то желания не имею. Я был уверен процентов на девяносто, что запрусь в пустую квартиру и бестолку проведу несколько часов. Всё-таки этой своей выходкой он меня немного напугал, если быть предельно честным. Вчера я в полной мере ощутил, что каждый божий день нахожусь в опасной близости с больным на голову человеком. Это всё не так сказочно далеко, как кажется на первый взгляд. Я тяжело вздыхаю и встаю, намереваясь начать переписывать конспекты прямо здесь и прямо сейчас. Я не думал, что мои опухшие мозги понесёт на такие Колумбовы открытия Америки, которую задолго до него облюбовали викинги. Нужно слегка абстрагироваться от реальности, переписать конспекты и попробовать вести себя так, будто ничего и не произошло. Но ни один инкубационный период не протекает настолько легко. В свой «родной» дом я вернулся к семи. Меди отсутствовала, а Карл смотрел телевизор в гостиной, почёсывая живот и распивая пиво. -Меди, это ты? -Нет, - я закрываю дверь на верхний замок. -Где ты был? Ты должен был вернуться намного раньше. -Залюбовался книгами в магазине. Думал прикупить чего по новинкам, но как-то в душу ничего не запало. -Ну ясно, - слышу, как переключает канал. Интерес ко мне исчерпан. Отлично. Я долго лазаю по кухне, пытаясь приготовить себе ужин, потому что последний раз ел в лицее, и то это был, скорее, перекус. На плите стояла всё ещё тёплая сковорода с жареной рыбой. Этим я и поужинал. К половине десятого мне звонит Агата. -Привет, - ставлю ногу на стул, упираясь подбородком в колено. -Вечер добрый, - садится ближе. – Ну, как дела твои? Рассказывай. -Нормально. Шатался по городу, переписывал конспекты, ел и уроки делал. Вы как съездили? -О, хорошо. Мы были в Трапани. Ехали чуть больше часа, но при въезде в город случилась авария, и полчаса ушло просто в никуда. Посидели в пиццерии, задушевно поболтали, разлили всем вина. Музыка, правда, была громкая и временами по ушам била, но что поделать? Кстати, о последних новостях. Ко мне скоро приедет Гастон! Помнишь его? Я чуть хмурюсь: -Вы с ним в интернетах переписываетесь, да? -Ага. Он обещался приехать в начале марта. -Ну, что могу сказать? Мои поздравления. -Семпай-то как? Не звонил? Я откинулся на спинку стула: -Нет. Отсыпается, наверное. Он много работает, а сейчас к усталости прибавилась и простуда. В выходные олимпиада. Вряд ли я её пропущу, - чуть поморщился. -Ладно, давай переведём тему. - Подруга широко улыбается, подпирая голову руками: - Угадай, кто тут мне написал недавно? -Хм, я думаю, у меня нет предположений. И она мне рассказала о душевных терзаниях Августы. Мол, она извиняется, что так себя повела и всё такое, но Агате оно показалось очень напускным. -Она сейчас слишком стерва, чтобы ей верить. Не в её стиле писать такие послания. Мне это не нравится. -Да мне уж тоже, - прыснул. – Зачем, вообще, лезет? -Это очень хороший вопрос, знаешь ли, - перекладывает какие-то листы на столе. – Пока помню: ты сделал последний номер? Я про алгебру. Похлопываю себя ладонью по щеке: -Опять грёбаные функции? -Они самые. -Я тебе скину решение после разговора, ладно? -Это будет прекрасно, - вытягивает руки вверх, потягиваясь. -Может, закончим, я тебе скину, и ты пойдёшь спать? А то устало выглядишь. -Да, ты представить себе не можешь, как спина болит. У них, кстати, как-то потеплее немного, чем у нас. -Сицилия обсуждает свои морозные зимы. Дожили. Мы перекинулись ещё несколькими фразами и окончили разговор. Быстро отсканировав тетрадь, я выполнил обещанное и ещё некоторое время проторчал в ванной. К часу сморил сон, а яркие образы на этот раз мою голову не терзали. Вторник, четырнадцатое февраля. Шторы резко разъезжаются в разные стороны, а Меди мельком смотрит на меня. -Вставай, - и выходит из комнаты. Я сонно потягиваюсь и сразу иду завтракать. На столе меня уже ждёт омлет, аппетитно разъехавшийся по тарелке, и чай. -Ты помнишь, что сегодня надо показаться врачу? – Меди наяривает посуду в раковине. -Нет, но спасибо за напоминание, - усаживаюсь поудобней и хватаю вилку. -Сколько сегодня уроков? Я делаю глоток: -Пять. А что? -Да так-то ничего, - пожимает плечами, поворачиваясь ко мне лицом и протирая тарелку полотенцем. – Могли бы сходить погулять вечерком. До набережной бы дошли. Я пристально смотрю на мачеху, прожёвывая завтрак. -Чего ты так уставился на меня? – Меди вскидывает бровь. -Вы опять поругались? -О, нет, - кладёт тарелку на место. – Пока нет. Давно не выбиралась из дома, чтобы просто побродить бесцельно. Думала с тобой времени больше провести. -Ну а почему бы и нет? Давай пройдёмся тогда уж. -Можешь не делать мне одолжение, если не хочешь. -А это и не одолжение. - Допиваю чай и ухожу с кухни: - Только мне надо будет сперва расквитаться с конспектами. Похоже, их с отчимом альянс подошёл к концу. Всего-то девять лет меня терроризировали на пару. Всего лишь-то, ага. Но я прекрасно понимаю, что если Карл без зазрения совести поднимает руку на меня, то точно так же может схлопотать и Меди. А она всё-таки ему жена и, по сути, женщина, которую он должен любить и уважать. Я лишь понадеюсь, что он не настолько козёл. Мы с Агатой случайно пересеклись по дороге и остаток пути обсуждали ситуацию у меня дома и приезд её Гастона. -Как он выглядит? – открываю перед подругой дверь. -Он вроде бы довольно высокий. Глаза карие, волосы тёмные. И у него ямочка на подбородке. -Фу, ямочки на подбородках, - немного морщу лицо, пока снимаю куртку. -Чем тебе так не угодили ямочки на подбородках? -Не знаю. Но мне не нравится. -А меня вымораживает с веснушек. Так и хочется содрать человеку кожу с лица, - передаёт мне свою одежду, чтобы я повесил. -Ну ты жестокая, - тихо хихикая, пошёл в общую раздевалку. На музыке достаточно долго досаждал Агате с её фразой про сдирание кожи. Я слегка не ожидал от неё подобного. В итоге она пригрозила обидеться, и я решил прекратить. На втором уроке – алгебре – я воспользовался затишьем и занялся конспектами. Синьор Верн был на удивление рассеянный, даже, я бы сказал, сонный, что временами меня отвлекало от более важных дел, нежели учёба. Всё тем же я промышлял и на замене химии. Правда, одолевало лёгкое чувство дежавю, а в голове всплывало начало учебного года. Я так и не смог решить для себя, какие чувства оно во мне вызвало и вызвало ли вообще. Немного отрезвления принёс звонок с урока. На английском сполна вкусил всё убожество своего нового места, посему решил поменяться местами с Агатой. Я, полный намерений поесть в перерыве, почти застёгиваю рюкзак, как меня ловко перехватывает одноклассник, занимая собою узкий проход между партами. -Ты вместе со всеми на уроке задания по англицкому делал? – говорит Доротео, коверкая слово буквой «ц». Не задавая лишних вопросов, достаю и протягиваю ему учебник, в котором писал. -Через урок верну, - бросает, почти выбегая из класса. Тем временем я поплёлся на итальянский. Я откровенно страдал от скуки. День нёсся вперёд, словно ему вечер на пятки наступал, происходило ровно ничего, и именно этим самым «ничего» я и был обескуражен. Слишком тихо. Слишком спокойно. Слишком обычный день обычного лицеиста. Я постукиваю ручкой по парте, внимательно следя за секундной стрелкой настенных часов. Синьорина Кельвелине упорно заясняет нам про запятые, но до меня долетают лишь отголоски происходящего. Понимая, что очередной уход в себя опять принесёт ворох неприятных и до безумия очевидных мыслей, стараюсь вникнуть в суть урока. Но оно получается лишь под самый звонок. Мы покидаем помещение последними, пропустив вперёд оголтелую толпищу одноклассников. У раздевалки меня поджидал Доротео с «англицким». -Чем планируешь сегодня заняться? – подруга надевает верхнюю одежду. -Хочешь мне что-нибудь предложить? – обматываюсь шарфом. -В бар сходить, пива выпить, - независимо пожимает плечами. -Ты же сейчас не серьёзно? Агата лишь цокает вслед непонятой шутейке. Снег вместо ожидаемого хруста издаёт блевотную чавкающую какофонию, белоснежный сменился на грязный, а через хмурые облака непривычно пробиваются солнечные лучи. Да уж, погодка на сраного любителя. Агата всю дорогу до перекрёстка без умолку болтала о своём Гастоне и насущном, об Августе и днях минувших, о поступлении и будущем, но моя голова была занята совершенно другим. Словно бы демоническая чертовщина сидела внутри и скребла мне когтями под диафрагмой, отчего всё моё естество сдавливали бесконечные спазмы. Хотя, скорее, это от голода. Распрощавшись, я навострил свои грязные ботинки в сторону дома. К моему возвращению мачеха как раз заканчивала с обедом. -Ты вовремя: почти готово, - поднимает крышку и наслаждается густым ароматным паром от блюда в сковороде. Я раскладываю на кухонном столе конспекты и плюхаюсь на стул: -Допишу, поем и можем выдвига-аться. -Много тебе там писать? – присаживается рядом. -Не о-очень. Страниц пять. Я оперативно по очереди работаю ручкой и вилкой, чтобы все неприятные аспекты дня миновали меня как можно скорее. Из головы, естественно, совсем вылетел повторный приём у врача после моей «суицидальной» бессонницы, как сперва подумали окружающие. Ещё и олимпиада в конце недели… Закончив с остывшим блюдом и переписью истории мировой живописи одновременно, я со значительным облегчением заглянул в комнату проверить почту и новости в социальных сетях. Бениньо подал заявку в друзья: интересно, как он умудрился меня найти. Очередь к врачу длилась бесконечную бесконечность, прогорклый привкус настоящего момента острым комом катался из горла в пищевод и обратно. Врач не спеша осмотрел меня с ног до головы, а я терпеливо ждал расспросов. -Откуда посинение на шее? – Алессандро приподнимает мою голову. -С одноклассником подрался. -Любишь ты приключения, - посветил фонариком в глаза и вернулся к документам. – Выглядишь здоровым. Как со сном? Больше сбоев не было? -Нет, сплю как младенец. Ставит печать на бумаги и подписывается: -Ну, если не врёшь, то твоим состоянием я вполне удовлетворён. Но если опять начнутся перебои – сразу приходи на приём. -Обязательно. Спасибо, - пожимаю врачу руку. После клиники Меди сразу повела меня к набережной, благо идти близко. Мы остановились у парапета, и я облокотился о перила, рассматривая судна на горизонте и набегающие на берег волны. Мачеха вдыхает поглубже: -Знаешь, ещё с первого взгляда я поняла, что ты удивительный мальчик. Я подбираю камушек и кидаю его в сторону маячащих вдали барж: -Странно: мне казалось, всё, что во мне можно было разглядеть – забитость. -Да, не без этого. Ты по сей день весь в себе, - убирает прядь за ухо. – Расскажи о своих друзьях. И вообще, расскажи, как проходит твоя жизнь. За последние полгода ты дома надолго не задерживался. Пристально разглядываю камушек на ладони, присев на корточки. Я даже несколько опешил от таких вопросов. -Ну-у… Мой основной круг общения – Агата и семпай. -А Николас? -Мы с ним давно не общаемся, - перебираю пальцами щебень, стараясь избегать взглядов названой матери. Но её неуёмное любопытство кирпичом бьёт меня по голове: -Почему? -Знал бы – сказал, - пожимаю плечами. – Он тогда запал на девчонку из параллельного кла-асса, вроде у них закрутилось-завертелось, но после осенних каникул он начал общаться с другой компанией и оборвал все связи. Даже с той мадамой, в которую втю-юрился. -Может, это из-за наркотиков? – взволнованно прикрывает рот рукой Меди. -Конечно, нет, - морщусь и встаю. – Ник, может, в чём-то и дурак, но не насто-олько. -А Агата? Она вроде хорошая девочка, из приличной семьи. -Агата отличная. Уж это могу сказать наверняка. – Короткий взгляд на мачеху и бросок камня в воду: - Скоро к ней приедет её парень. Он не то из Милана, не то из Неаполя, может, даже и не оттуда, я не помню. Но надо бы вспомнить: я и так чувствую себя безмерно виноватым перед ней. -Обидел её? – по моему лицу оценивающе бегает внимательный взгляд. -Не то чтобы… - Вздыхаю, всё ещё вперив взгляд в горизонт: – Когда она осенью перешла в наш лицей, то крепко дружила с одной девочкой. Всю жизнь были не разлей вода. Потом эта девочка начала ревновать, стала мнительной, она тогда как раз ногу сломала и на занятия не ходила. Но ситуация накалилась до предела, и она послала Агату с этой её дружбой. По сути, причиной тому я. Она считала, мол, что я спелся с Агатой и практически «украл» её. Ты, кстати, может, вспомнишь барышню ту: заходила к нам в гости как-то. -А, светленькая такая? -Она. Недавно эта мамзель вернулась с больничного и ведёт себя ненавистно-подозрительно. Это напрягает Агату. -Но ты же её друг. Сможешь её защитить? -Я хоть и сопля зелёная, но должен же как-то ей помогать. Меди улыбается. -Ещё ко мне в друзья набивается один пацан с курсов. Но он вроде норма-альный. И компания у них хорошая. -Откуда у тебя вообще появилась возможность посещать высшие курсы искусств? – мотает головой. – Они же дорогущие! -Парочка людей вовремя суетнулась. -И кто же? Немного поломавшись, всё-таки решаю всё-всё от мачехи не утаивать: -Химик и его друг. -Ты вроде делаешь большие успехи в химии. Ты молодец. В ответ я лишь иронично прыснул. -Хочешь сказать, это не так? -Меня за четвёрки рвут на британский флаг, - наблюдаю, как Меди присаживается на скамейку. – На самом деле, у меня нет никакого друга-лицеиста, с кем мы по выходным играем в приставку. Всё это время я неистово задрачиваю химию под надзором профессора. Последнее откровение буквально вырвалось из меня. За первенство одновременно боролись угрызение и облегчение, но очевидный лидер так себя и не проявил, слившись в одну эмоциональную кашу с соперником. Сильно ли я сейчас пожалею о сказанном? Женщина некоторое время раздумывает, покусывая губу. -В принципе, - начинает она, - я не удивлена. Я была ошеломлена, когда он впервые объявился у нас на пороге, но во второй раз даже внутренне ожидала его появление. Я хмурюсь: -Хочешь сказать, тебя абсолютно не смущает, что лицеист настолько тесно общается со своим преподавателем, что живёт у него по выходным и дружит дружбу с его друзьями? -Он не годится тебе в праотцы и вполне благотворно на тебя влияет. Вы занимаетесь, он тебя готовит к финальному испытанию в лицее, вы молоды, и у вас наверняка есть общие интересы. Даже если вы отвлекаетесь от занятий и играете в приставку – не вижу в этом ничего страшного. Ты ещё в начале учебного года начал захаживать к нему не в учебное время. Было бы странно, если бы за прошедшие месяцы вы так и не нашли общий язык. А я помню, как ты о нём отзывался! – сумничала Меди. -Ну он меня на семь лет старше, и у него имеются давно сформировавшиеся заскоки. Баран тот ещё. Она поправляет пальто: -Он оплатил тебе курсы? Киваю. -Его друг давно дружит с директором ВКИ. Я прошёл вступительное испытание, и меня приняли. Вообще, этот «друг» - медик нетрадиционной ориентации. -В каком смысле? -Заднеприводный, - развожу руками. Её лицо в данный момент бесценно: тысячи оттенков всего спектра эмоций в секунду нахлыну на одну Богом забытую Меди. -Но это такая курица-наседка, ма, ты себе представить не можешь. Если едем в гости – сразу застолье, сразу сюсю-мусю, «Франушка, скушай то, Франушка, скушай это». Как раз он мою руку сломанную курировал. -Да, пожалуй, я погорячилась с одобрением такого общения. Это взрослый мужчина, я правильно понимаю? -Ну, ему тридцать… пять, кажется. Там уже всем за тридцатку. -Что ж это за мужики такие, - мачеха аж вскипишнула, я разом успел пожалеть о всём сказанном. -Они все друзья с детства, как я понял. У них общая фирма по закупке медицинского оборудования. Химик тоже там работает параллельно. Я поёжился. На мою везучую жопу, Меди резко смотрит на наручные часы, явно о чём-то вспомнив. -Куда-то опаздываем? Она встаёт: -Пошли потихоньку. Скоро вернётся Карл. Мачеха взяла меня под руку, и мы пошли домой. После плотного ужина я долго маялся, наворачивая круги по комнате. В гостиной громко работал телевизор – отдых отчима после рабочего дня. Мольберт неряшливо запихан между стеной и комодом, на подоконнике валяются учебники вперемешку с тетрадями, а у прикроватной тумбы – выблеванные рюкзаком внутренности. Пнув дневник, я уселся за компьютер, заранее приготовившись отдать всего себя игрульке. Полдвенадцатого благополучно заснул. Среда, пятнадцатое февраля. Свинцовые веки еле отрываются друг от друга при первых позывах будильника. Я нащупываю под подушкой телефон и сверяю время. Всё верно: пора вставать. На ходу растирая лицо, салютую родителям и скрываюсь за дверью в ванную. Горячая вода властно обжигает обветренные непогодой губы. Щёки взросло обкалывают ладони, отчего я, в принципе, порадовался, потому что давно пора бы, но в то же время запоздалый пубертат несколько пугает. Как бы голос заново не начал ломаться. Подкрепившись, собравшись, я застёгиваю молнию куртки и выдвигаюсь навстречу новому дню. Когда я объявляюсь в кабинете истории, практически все уже в сборе. Агата болтала с одноклассницами, сидя на нашем новом месте. На ней зелёный джемпер с чёрными оленями и скандинавскими узорами. Я здороваюсь с девушками, морально готовясь стать участником беседы, но эта участь обходит меня стороной: стайка гадючек убегает смотреть на новый гаджет Челси. -Тебе неинтересно? – подсаживаюсь к Агате. -Очередной дорогостоящий смартфон на андроиде – вот это редкость, - хихикает. Раздался звонок на урок, и в кабинет спешно вбежал историк. Что ж, пора приступать к грызне гранита науки. Уроки обрушились нескончаемым потоком дёгтя, а ручка отмеряла свою скоротечную жизнь метрами линий из синих чернил. Еле переварив середину прошлого века, одноклассники ринулись на английский. Весь отведённый час я медитативно пририсовывал новые детали людям с фотографий на страницах учебника, изредка поглядывал на доску и записывал нужное, не забывая испоганить и поля тетради. Последующие два урока мы коптились в котле синьора Верна, который по традиции завалил нас тестами. География подарила немного халявы в виде любопытных презентаций от сдающих предмет на экзамене. А вот на физике наши «фис»-кальные регистраторы* на автомате мальца поджались. -Всем доброго дня, - объявляется физик из лаборантской. – Долго думал, как бы сделать поудобнее, а вы как раз пришли полным составом. Всё-таки вряд ли кто-то из вас хочет в пятницу запару, да и у меня нет особого желания сидеть все выходные за работой. Подходите, берите тетради, напишем небольшую лабораторную по прошлой теме, а у некоторых возьму домашние тетради на проверку. Даю шанс повысить успеваемость, так сказать. Под всеобщий гомон класс начал стекаться к кафедре. Пока физик полистывал наш журнал, я судорожно разглядывал страницы своей тетради. Часть не написана вообще, часть брошена на середине, где-то каракули на целый разворот, а на последнем листе наша с Агатой переписочка, которую я успеваю выдрать. Не факт, что попаду под траекторию наказания горячей руки физика, но бояться стоит. В процессе лабораторной Меборри подзывал к себе учеников по списку, а те в свою очередь осиновыми листами тряслись перед его столом. Выходили преимущественно неуспевающие по его предмету. -Морель. По ощущениям кровь не то чтобы от головы отлила, а в принципе покинула моё тщедушное тело. Бросив задание, иду на казнь, сжимая тетрадь в ледяных руках. -Какая-то у Вас подозрительно тонкая тетрадь, - прикидывает толщину и пытается найти сведения о количестве листов где-нибудь на обложке. – Сколько здесь должно быть листов? -Где-то сорок во-осемь, наверное. -А в наличии меньше двадцати. Куда пропала ещё пара десятков? -Без понятия, - пожимаю плечами. – Наверное, в типографии ошиблись. Листает, листает, обсусоливает пальцы, как креветку, и листает дальше. -Так, чему равно ускорение бруска по наклонной плоскости… Это, позвольте поинтересоваться, что такое? – указывает пальцем на рисунок. -Брусок на наклонной плоскости? -Это ответ или Вы меня об этом спрашиваете? Молчу в лёгкой растерянности. Физик хмыкает и делает пометку. -Брошенное на записи данных решение задачи. Любопытненько тут у Вас, любопытненько, - ещё раз черкает. Полностью озадаченный происходящим, профессор останавливается на развороте с каракулями. В его тёмных поросячьих глазках читается немой вопрос «какого…», но он лишь молча перелистывает страницу. -Хорошо. На самом деле, плохо, конечно, даже ужасно. Даю Вам последний шанс, Франсуа, - разворачивает тетрадь ко мне и обводит формулу. – Скажите мне, для какого случая годится эта формула? И подходит ли она для решения этой задачи вообще? Я долго пялюсь на формулу, без сил и желания вникнуть в написанное, и перевожу взгляд на карателя: -Без понятия. В журнале рядом с моим именем аккуратно вырисовывается цифра «два». -Присаживайтесь, - протягивает плоды моих просиживаний штанов на физике и наблюдает, как я, униженный и оскорблённый, плетусь на место. В ритме похоронного марша физика подходит к концу. Пока аппетитная сырная булочка прокладывала себе путь к моему оголодавшему брюху, Агата пыталась меня всячески ободрить. -Ой, да ладно тебе! Осталось отсидеть физкультуру, а потом можно валить хоть на все четыре стороны. -Тебе – да. А я остаюсь на тренировку, после которой должен по взмаху волшебной палочки оказаться на курсах, где буду умирать ещё до девяти. -Зато мы списали лабораторку у ботанов и гарантированно получим хорошие оценки, - важно поднимает палец. Подхожу к двери в мужскую раздевалку: -Я лишь понадеюсь на это. По душевой скакал Луи, держась за края полотенца, висящего на шее: -Ну-ка, кто остаётся после физры? -Ты в команде, что ли? – раздаётся из крайних душевых кабин. -Между прочим, я профессионально занимался футболом, - встаёт в позу, вперив руки в нагие бока. – Так что мне здесь не до шуток. Но его лишь засыпали проклятьями и удивлениями, что хоть к чему-то Илоджа относится серьёзно, а не со своими обычными смехуёчками. Началом урока послужил оглушительный свист физрука. -Женская половина готовится к сдаче пресса, игроки подходят ко мне, оставшиеся могут присоединиться к футбольной команде или заняться подготовкой к отжиманиям. Большая часть уходит в другой конец зала. Среди оставшихся я замечаю Николаса, а кроме меня и Луи пинать мяч собираются Доротео и Помпео. Да, компания не из лучших. -Команда, в принципе, набрана, но не хватает запаски, - начинает преподаватель. – Один запасной игрок – всё-таки достаточно скудно. Я знаю, что некоторые отсеются, потому часть резерва потом войдёт в основной состав. -Кто пока в команде? – спрашивает Луиджи, почёсывая себя за ухом. Шуршат страницы блокнота: -Из вашего класса играют Ди Маттео, Илоджа, Морель и Порта. И Сопрано пока единственный на скамейке запасных. – Обращается к остальным одноклассникам: - Если у кого возникнет желание – всегда милости просим. А пока разминка. Мы делали упражнения на все группы мышц. Уже на второй минуте я грозно пыхтел от изнурения. Два урока в таком темпе точно не выдержу. Больше всего меня смущал Сопрано, разминающийся подальше от меня. Какой чёрт его дёрнул пойти в резерв? Вот рыжеволосый Луи, как истинный человек, поцелованный солнцем, с удовольствием потел при каждом движении. Энергия из него всегда так и прёт. Нас даже заставили прыгать на скакалках! Дева Мария, позорюсь и позорюсь. В какой же из жизней я так нагрешил? После звонка ко мне подходит подруга. -Выглядишь неважно. Я задрал на неё голову с зализанными потными волосами, сидя на полу. -Спорт – мягко говоря, не моё. -Я зато пресс сдала. Если уж у меня получилось, то и для тебя не всё потеряно, - помогает встать. И тут из раздевалки посыпались игроки из других классов. Я помрачнел. -Серьёзно, я не понимаю, что здесь делаю. Первым вышагивал Дуранте Мазини из «А» класса. Тёмные медные кудри над выбритыми висками, карие глаза, крепко сложен, да и выше меня чуть ли не на голову. С ним беседовали остроносый Терцо Кьяри и длинноногий Аймоне Пульезе, носящий каштановую стрижку под каре в низком хвосте. Из «С» класса шли Джованни Вольпе, славившийся олимпиадами по естественным и точным наукам, Нерео Фаддо, чьё присутствие меня смутило в виду того, что я мог легко представить его под парусом, но не на поле, Иньяцио Агостини – румяный малый со шрамом на подбородке, а завершал шествие долговязый Фаусто Манцо. -Агата, забери меня отсюда, - хватаю Доладини за руку. Но она лишь смеётся, целует меня в щёку и желает удачи, направляясь к выходу. Я забито оглядываю одношкольников. Ситуация не из лучших. -Ну привет, Нанни-Ванни, - Мазини пожимает руку Вольпе и хлопает по спине. -Ожидал тебя здесь увидеть. -Конечно, «Ювентуса» из нас не получится, но почему бы не попробовать? – басисто усмехается Дуранте, которого в простонародье все звали «Данте». Тем временем Пульезе громко озвучивает: -Кто-нибудь метит на ворота? Если нет, то я бы хотел занять место вратаря. -Может, сперва все притрёмся друг к другу, выберем капитана, а там уже и остальное сложится? – встревает раздражённый Луи. -Неужели претендуешь на капитана? – Аймоне подходит к нему. – Я знаю, что ты полупрофи, но эта игра - просто дань лицею за проведённые в нём годы. Не стоит так ерепениться. -Зачем тогда сразу забивать место на воротах? – отвечает ехидно. -Я лишь озвучил своё желание, а не «забил место», как ты выразился. Хочешь быть вратарём или капитаном – пожалуйста, решение не за мной. -Друзья, не стоит, - Доротео вмешивается, вставая чуть ли не между спорящими. – Начинать первую тренировку с ругани как-то глупо, не находите? Предлагаю все эти нюансы обсудить как-нибудь потом. Данте внимательно следит за происходящим, готовый в любую секунду вмешаться, но в итоге ребята примирительно пожимают руки, и он возвращается к беседе с Кьяри. Всех прерывает свисток синьора Риццо. Тренировка началась с повторной разминки. Мы наяривали круги по залу друг за дружкой, снова разминались, а потом делали несколько кругов, попинывая мячи. Благо, с координацией проблемы были не только у меня. На моё же удивление, оплошности никто не пытался высмеять. Даже Луи! Когда Аймоне из «А» класса оказался сбитым с ног, Илоджа помог ему подняться, не высказав ни единой шутейки. Все отнеслись к происходящему с должной серьёзностью. Я постоянно путался в мячах, в ногах, врезался в чужие спины. Одним словом, чувствовал себя крайне неловко. До конца занятия мы играли в вышибалы, учась уворачиваться от мячей и ловить их. Естественно, я как следует схлопотал по всем частям тела. На следующем уроке с нас должны снять мерки для формы. В душевой все делились впечатлениями. -А тебе как, Фран? Я резко дёргаюсь: Терцо Кьяри в некотором смысле буравил меня своими узкими острыми ноздрями, а сверху давил тяжёлыми бровями над светло-карими глазами. -Ну… - пытаюсь подобрать слова. – В общем, заня-ятно, но для меня подобное – дичь. Насколько я знаю, перед этим человеком теряюсь не один я. Многие подмечали, что Терцо краток, тих и вынуждает на «неловкие» паузы. В придачу он ещё и лучший друг Мазини. -Ты двигаешься очень скованно. Попробуй действовать более расслабленно. -Спасибо, я приму это к сведению. Он кивает и возвращается слушателем в другой диалог. Надо бы поскорее убираться отсюда. Не хватало ещё на курсы опоздать. Я чуть ли не бегом покидаю лицей, стараясь успеть везде и всюду. Растаявшая снежная жижа нервозно затормаживает передвижение, на каждом светофоре приходится тратить чёртову уйму времени в ожидании, а финалом испытания становится сломанный лифт. Переступив порог, я скидываю обувь и вламываюсь в свою скромную обитель, хватаю вещи, конспекты (что главное), после чего пытаюсь натянуть толком не развязанные ботинки. -Есть не будешь? – выглядывает в прихожую Меди. -Опа-аздываю, - закидываю вещи на плечо. – Вернусь поздно. Её прощальные слова глушит хлопок двери. Активно переставляя ноги, я добираюсь до остановки, но автобус, хвала всем Богам, приезжает минута в минуту. Полпути я неуютно ёрзаю у окна, а потом замечаю помеху комфортного передвижения: мою спину яростно прожигала глазами Августа. Думал улыбнуться ей в знак приветствия или рукой махнуть, но как-то при одном взгляде на неё всё желание отпало. Казалось, будто девушка обязательно ко мне подойдёт и смачно харкнёт в лицо, однако никаких дальнейших действий не последовало. Только затылок мой знай дымился всю дорогу. Недалеко от здания толпились мои новые товарищи. -Фран! Мы здесь! – кричит Бениньо, размахивая руками над головой. Я подхожу: -Привет всем. Спасибо за конспекты, - выуживаю из рюкзака тетрадь. -О, да это без проблем. Всегда можешь обращаться, - дружелюбно улыбается. Энрика указывает на двери: -Я пошла занимать места. Остальных жду в тепле, - натянув ворот куртки на подбородок, уходит. Остались только я и Бениньо, медитативно докуривавший сигарету. -Ты сегодня поздно. -Скоро выпускной матч. Гото-овимся. -О, что выбрали? – затягивается. -Футбол, - меня аж передёрнуло. Товарищ смеётся: -У нас тоже было. Но я смог отмазаться. Кстати, чем завтра занят? -Полдня в лицее, потом – свободен. -Предлагаю прогуляться! Я некоторое время раздумываю, но озвучиваю совсем другую мысль: -Как ты меня нашёл? Я вроде не давал тебе никаких своих данных. -Считай, это моё хобби, - Бениньо устраивает коварную пляску бровями и выбрасывает окурок. – Так что по поводу сходить проветриться завтра вечерком? -Ну, я не про-отив. Но с чего бы? – шагаю к входу. -Знаешь, я из тех редких людей, кто ещё видится с друзьями вне сети, - хихикнув, стягивает шарф. Аудитория гудела множеством голосов, ожидавших синьора Луи. Он, как всегда, припаздывал. Наши расположились у окна: Паола собирала волосы в пучок, оголяя лицо-блинчик, Валентино пытался совладать с мольбертом, а Энрика думала о чём-то своём. Бениньо садится на стул, закатывая рукава синей клетчатой рубашки: -Иду в прошлый раз домой. По лестнице уже поднимаюсь. Смотрю: на ступенях динозавр сидит. На батарейках такой, ходить ещё, по сути, должен. Смотрю и думаю: «Твою-то мать, я же вам не идиот какой-то! Он же мне несомненно нужен!». «Хуюжен», - была следующая моя мысль, когда я в обнимку с ним открывал дверь в квартиру. -Я так недавно нашла плеер в парке, - поправляет причёску Паола. – Тоже сперва решила, что не нужен он мне, да и розовый, к тому же. Но дарёному коню в зубы не смотрят. -Вот и я к такому выводу пришёл, - щёлкает пальцами. -Мне вынимать или оставить? – хватается за кольцо в носу Энрика. – За четыре года уже надоело, хочется снять и вообще лицо больше не трогать. -Сделай, как душа требует, - Бениньо пожимает плечами, когда обрушивается мольберт Валентино и раздаётся истошный вопль гнева. На нас все сразу обращают внимание. С другого конца помещения раздаются ехидные смешки. -Опять они. Я прослеживаю за взглядом Бениньо и натыкаюсь на такую же группку краскожуев. -А кто это? Валентино ставит другой мольберт: -Главные юмористы. Любят меня на эмоции пробивать. -Ты им чем-то не угодил? -Только если своим существованием. Объявляется Луи, и все тут же делают заумный вид прилежных учеников. Чрезмерную радость во мне вызывало и то, что я успел наверстать упущенное и теперь многие термины не вызывали глобальных когнитивных диссонансов. Процесс обучения начал приносить реальное удовольствие. В перерыв меня за собой потащил на улицу Бениньо, заложивший сигарету за ухо, а ребята принялись за перекус. Он обустроился подальше от остальных наших коллег и достал зажигалку. -Хотел тебе сказать кой-чего, - кивает в сторону тех, кто виновен в поломанном мольберте Валентино. – Вон те товарищи хорошему тебя не научат. Держись от них подальше. Лукреция – вон та в чёрном пальто – очень хитрожопая. Благодаря их усилиям уже несколько человек успело вылететь. -А чего они такого сделали-то? – вытираю рукавом потёкшие сопли и шмыгаю носом. -Клевета, подставы, хитросплетения обстоятельств. Как-то облили машину заведующего краской, а крайним оказался один неуспевающий. Добрый малый был, очень простодушный, но не такой удалой, как эти. Было очень обидно за него, хоть и близко знакомы не были. Весь диалог я разглядывал стоящих и периодически ловил на себе лукавый взгляд той самой Лукреции. В конце концов она мне подмигнула. -Пошли-ка отсюда, - очередная сигарета оказывается втоптанной в асфальт. Мы успеваем как раз вовремя: толстопузый Луи раздавал каждому индивидуальные задания для прокачки навыков. Рисовали все одно и то же, но с разными нюансами. Я постарался на славу. После плодотворных занятий все сердечно распрощались. Но мы с Бениньо ещё около часа болтались по городу, мерно направляясь в сторону моего дома. Сам он жил не так уж далеко от меня. -А так, я был троечником. -По тебе и не скажешь. -Смахиваю на ботана? – со смехом поправляет невидимые очки на переносице. -Не-ет. Имею в виду, ты весьма образован. -Ну, как мне показалось в своё время, незнание некоторых математических формул не делает меня деградантом. -В этом согласен. Но отчим повёрнут на учёбе. Постоянно меня контролирует во всё-ём. -Знаю я таких – сами от пятилеток в развитии недалеко ушли. Мы останавливаемся у подъезда. -Твой дом? – спрашивает Бениньо. -Да. Я пойду, а то ещё же уроки делать. -Ха-ха, ну удачи, - крепко пожав мою руку, новый друг продолжает путь в одиночку. Меня ожидала небольшая партия домашнего задания и лёгкий ужин. А в два, измученный насыщенным днём, я моментально засыпаю, только успев закрыть глаза. Четверг, шестнадцатое февраля. С утра жизнь шла своим обычным чередом. Я брёл умываться, а подросший пес суетился у ног мачехи. -Он что-то больно рыжий стал. Меди разглядывает пса: -Ну так правильно: сиба-ину же. -Чего? Я не секу в мунспик, ма. -Я тоже не особо понимаю, что ты говоришь, - язвительно прыснула. – Сиба-ину – это порода. -А, господи, вот где собака зарыта. Громко гремит посуда в руках синьоры Пиковини: -Фран! -Всё, я заткнулся. И скрываюсь за дверью в уборную. До лицея я шёл нараспашку. Температура стремительно поднималась, отчего лужи превращались в моря и океаны. Но я был хорош как никогда: шёл со своим кораблём на дно, как капитан храбрый. Не вовремя залипнув в айпод, я попадаю под снежный обстрел. Львиная часть старшей школы - особенно выделялись мои одноклассники – устроила целую ледяную облаву на всяк сюда входящего. Иньяцио из футбольной команды быстро утаскивает меня за ворот в укрытие. -Будешь играть за нас, - успевает выдать тот, прячась за облезлым кустом, где на земле распласталось ещё несколько человек. -Вы обезумели? Снега-то почти и не осталось, а тут игра в снежки-и! -Это тебе не просто игра в снежки, - комкает краснющими голыми руками из вязкого снега снежок Мазини. – Это, возможно, финальная битва всей зимы. Претензия на снежный шарик по косой траектории летит в Аймоне Пульезе. Он отбивает атаку, но раскрошенный снег лишь засыпает его лицо – Дуранте от души хохочет в голос. Мы обмазывались снежными массами всех мастей и размеров до самого звонка, бесились бы и дальше, ежели б завуч не разогнал. Краснолицые, взмокшие, вонючие, грязные лицеисты толпились в холле первого корпуса, стараясь успеть переодеться к началу уроков. Со мной не поздоровался, наверное, только ленивый. Практически все футболисты пожали мне руку, ребята выражали друг другу благодарности за ударное начало дня. Не успел толком обсудить с Агатой ледовое побоище, как тут же прозвенел звонок. На английском подрёмывал, прячась за спинами товарищей. Алгебра прошла без излишнего невроза, лишь к доске почти вызвали за болтовню. Занимался яростным бездельем я и на географии. На четвертом уроке меня накрыла куполом замена химии. По большей части все скомкались в клубы по интересам, но мы с Агатой остались на своём обитаемом острове. Пока она не спеша доделывала домашнее задание по итальянскому, я блёклой оболочкой существовал на поверхности стула. Какого, спрашивается, чёрта химик умудряется влиять на мою жизнь, даже не посещая работу? Влияет без влияния. Автоматом должен пинать мяч, автоматом море новых знакомых, автоматом обучаюсь и знакомлюсь на курсах. Остаётся понадеяться, что олимпиада на выходных отменится из-за его сумасшедшего состояния. В чём же заключается его ахиллесова пята? Пауки? Кровь? Садизм? Он убивает ради удовольствия. Он увечит ради удовольствия. Он унижает ради удовольствия. Мне тяжело представить, в какой последовательности крутятся шестерёнки в его голове. В данный момент я понимаю лишь одно. Пальцы невольно оглаживают синюю кожу под воротом водолазки. Я мог умереть. Дверь в кабинет резко раскрывается, отчего я вздрагиваю. Замена подошла к концу, пора на итальянский. Весь последний урок я предвкушал прогулку с Бениньо. Он явно не досаждает мне своей дружбой, я даже вполне рад. По дороге домой Агата явно витала в своих мыслях, но слушала на удивление внимательно. -И в итоге он предложил мне погулять сегодня. -Ну, по твоим рассказам, этот Бениньо не так уж и плох. Вряд ли повторится ситуация с Николасом. Главное, мне внимание уделять не забывай, - дёргает меня за ворот куртки и смеётся. -Как прика-ажете, госпожа, - кланяюсь, отчего подруга заливается пуще прежнего. Агата утыкается лицом мне в плечо: -Ты представляешь, он скоро приедет! -Когда? -Четвёртого. Причём не просто на недельку, а решил немного пожить в Палермо. Ну а почему бы и нет, если финансы позволяют. -Действительно. Мы долго крутились у подъезда Доладини, обмусоливая то одну тему, то другую. Еле разошлись, короче. -Я дома. Встречать тут же выбегает Мистер Буппи. Когда-нибудь меня перестанет трясти мелкой дрожью от его клички. Собака извивается всеми возможными телодвижениями перед моим носом и несколько раз заезжает по лицу хвостом-бубликом. Меди сидит на диване в гостиной и попивает винишко из бокала, переключая каналы. -Сегодня праздник? – падаю на диван, кладя голову ей на колени. -Что ни день, то праздник, - делает глоток. – Если я впаду в пьяный угар – всё в холодильнике. -А можно будет отмазаться от учёбы на завтра? Хихикает: -Ну уж нет, голубчик. И не смей прогуливать! Нас с тобой удар хватит, если Карла опять вызовут к директору. Приходится ретироваться на кухню, картинно вздыхая по дороге. О, аранчини! Ленивейшим образом полистав учебники, я откладываю домашнее задание в дальний ящик и уползаю в сеть. В шесть надо быть на площади у Кафедрального Собора, есть немного времени на чтение и рисование, отлично. Листок за листком на полу образовывалась скомканная куча, создавая ещё больший срач в помещении. Я бродил по комнате, крутя пальцами карандаш, и изредка глядел в читаемую книгу. Хотелось излить на бумагу свою мысль, но в голове творился такой же сумбур, как и в жизни. Устало вздохнув, присаживаюсь на край кровати. Надо бы начать собираться. Народа на площади была целая тьма. Мамаши с колясками и старички-одуванчики безобидно бродили по периметру, пока пролетариат со студентами спешил невесть куда. А я топтался на месте, не зная, чем себя занять и сколько ещё ждать. На моё плечо опускается рука: -Попался! Дёргаюсь так, что аж наушник из уха вылетает. -Ха-ха, прости, не хотел тебя напугать, - Бениньо тянет ладонь для рукопожатия. -Ничего, бывало и ху-уже. -Ну чего? Предлагаю начать наши вечерние скитания! Начали мы с более детального знакомства. Всё-таки трёх часов курсов не хватало для полного ознакомления даже с одним человеком. Он подробно излагал свои мысли по поводу Бёрджесса, Хаксли и Брэдбери. Искренне находил «Вожделеющее семя» романтичным произведением, проводил ужасающие аналогии с настоящим временем, но больше всего восхищался Диком. Сравнивал антиутопию с антиутопией, припоминал фильмы на схожие тематики. Мне оставалось лишь впитывать губкой упущенные моменты. -Честно, я ненавижу «Вино из одуванчиков». Как соплями обмазываться. -Почему? – я реально не мог въехать. Ну, да, дети, да, читать желательно, фривольно качаясь летом в гамаке на собственной вилле, да, легко и расслабленно. Но почему сразу сопли-то? -Я такое тяжело перевариваю. Но знаешь, какой момент я ненавижу больше всего? Когда трое пиздюков пришли в гости к бабке-соседке! Она им рассказывает о молодости, а две мелкие мокрощёлки давай ей затирать, мол, нихера не была ты ни молода, ни юна, и, вообще, всегда тебе было семьдесят два! Ну бабка же не дура: вынесла им все свои прелести. Показала детскую фотографию, принесла кольцо и гребешок, которыми пользовалась в восьмилетнем возрасте. И что в итоге? А в итоге мы имеем: одна припиздила кольцо, сразу сунув в него палец, мол, «ой, мой размер!», вторая в волосы запрятала гребень, парниша – брат главного героя – стоял молчал. Помнишь, что они, девки, сказали по поводу фотографии? -Кажется, что бабулька стащила вещи у девочки с фото. -Именно! А вместо того, чтобы вломить им как следует, она галлюнила в диалогах с умершим, кажется, мужем и убедила себя, что ей всегда было семьдесят два. Я, конечно, тупой, но такого я совсем не понимаю. Не понимаю такой тип людей. Потому и испытал исключительно негативные эмоции по отношению к этому моменту и к книге в целом. Я быстренько подумал о других читанных произведениях: -Если говорить о «Фаренгейте», то, в принципе, занятно. Но на удивление не вынес для себя ничего нового. Очень… Не зна-аю. Ожидаемо, кажется? Вспомнился фильм «Эквилибриум». -Ха, мне тоже! Мне лет тринадцать было, когда фильм увидал. Он ещё свежий был: буквально пару лет, как вышел. Смотрел столько раз, что все фразы героев уже наизусть знал. -А что если сравнить экранизацию Дика? -Ты про какую? – хмурится товарищ, доставая сигарету. -«Мечтают ли андроиды об электроовцах?». -А-а! «Бегущий по лезвию»! На мой взгляд, книга лучше. Но актёр, сыгравший Роя Бати… Мать моя Дева Мария, я всю младшую школу мечтал о белых волосах и пытался всячески походить на него. Я, право, впервые влюбился в какой-либо образ. Обрыдался на его смерти. А мать всё ходила и причитала: «Вот, опять двадцать пять. Опять взрослые фильмы смотрит». -Сегодня застал мачеху за распитием вина-а. Очень удивлён такой её выходке. -Кстати, как так вышло, что ты приёмный? Имею в виду, если это для тебя не больное место. -Да я ме-елкий был, плохо помню родителей, потому и страдать нечего. Я жил во… -Погоди! – резко меня обрывает. – Предлагаю переместиться в паб и там уже тереть за жизнь насущную. Я покачиваюсь из стороны в сторону, обдумывая решение. -В какой? -«Робинсон Вини» на улице Аристо. Пошли-пошли! Не пожалеешь. На второй пинте пива мы стали лучшими друзьями. -То есть, ты француз? – спрашивает Бениньо, постукивая пачкой сигарет по столу. – И зови меня уже наконец Бени́. А то как чужие, ей-богу! -Хорошо, Бени, - протираю лицо ладонями. – Я родился в горах. -Ха-ха, так ты ещё и горец! -Регион Франш-Конте, департамент Юра. -Подожди, Бургундия… -Да. Бениньо откидывается на спинку стула, не в силах больше противостоять ирониям моей судьбы. -Смешной ты малый. И что-как дальше? -Я жил с бабушкой и родителями. Преимущественно с ба-абушкой. Её, к сожалению, уже и не помню практически. Родители постоянно где-то пропадали, я так понимаю, они рабо-отали. А когда бабушка умерла, мы переселились на Корсику, сперва в пригород Аяччо, потом на юг в Бонифачо. Этого тоже не помню, но знаю с рассказов Меди – моей мачехи. Вскоре родители разбились. Месиво было жуткое. Ну а потом я пожил в детдоме, и мои новые родители стали моими опекунами. Честно, не думал, что надолго у них задержусь. Друг сдерживает отрыжку, приложив к плотно сжатым губам кулак. -Предлагаю выпить за твою семью. Прежнюю и теперешнюю, - поднимает стакан. – Что ни делается – всё к лучшему. Чокаемся. -И то верно. Я залпом допиваю пиво. -В качестве моральной компенсации, следующая пинта за мой счёт. -Не на-адо, - отмахиваюсь. – Всё в порядке. -Я оскорблюсь, если ты отклонишь моё предложение! – слегонца ударяет по столу кулаком. -Ладно, так и быть. Но теперь твоя очередь рассказывать о себе. Так я узнал о жизни своего камрада. Бениньо падок на курево и алкоголь, порой не брезгует марихуаной. Похвастался татуировками на руках и силой своего ума. «Всё хорошо в меру», - говаривал он частенько этим вечером. Несмотря на, казалось бы, запятнанную репутацию, он всё равно нёс в себе свет. Простой, добросердечный, искренний и честный человек. Я всё не мог понять: то ли сильно опьянел, то ли действительно не мог начать относиться к нему хуже после «социальных» откровений. -Но семья у меня нормальная, - хихикает, придерживая бокал с пивом. – Мамка-папка, лицей за плечами, сейчас учусь. Не без ленцы, но на отчисление ни разу не метил. Хрен знает, с чего мне так везёт. Может, умру рано. Я отмахиваюсь от его слов, как от противных мушек, уже чуть ли не в сотый раз. -Корни наши идут из Катании, но вот уже сколько десятков лет моя семья живёт в Палермо. Лишь тётка свалила в Сиракузы. -Почему? -Мужа себе там нашла, - пожимает плечами Бени. – Пускай, в принципе. Счастлива и то хорошо. Она долго замуж выйти пыталась. Только в тридцать пять укатила на другой конец Сицилии. Энрика, кстати, мне сестра через пару колен. Внезапно телефон пугает мою ногу вибрацией от сообщения. -Прошу прощения, - достаю сотовый. «Если придёшь домой – веди себя тихо. Карл очень зол» От Меди. А тем временем на экране высвечивалось «00:11». Я прикусываю губу: -Боюсь, мне пора домой: уже поздно. -Я что-то тоже припозднился, - Бениньо чешет голову. – Пошли. Нам пора баиньки. На обратном пути друг постоянно поскальзывался и шутил шутки. Благо, успели на отъезжающий автобус. Ему надо было слезать через пару-тройку остановок от моей, потому перед уходом мы крепко обнялись на прощанье. -Очень рад встрече с Вами, Франсуа, - кричат мне вслед, пока двери не успели закрыться. Перед подъездом я всё-таки от души проехался жопой по асфальту. Теперь прожитый день точно можно считать успешным. Дома я тихонько пробрался сперва в ванную, затем в свою комнату, а потом уже и под одеяло. Крепчайших мне снов. Пятница, семнадцатое февраля. Я проснулся часов в шесть. Домочадцы гремели в коридоре, а мой обезвоженный организм отказывался засыпать обратно без (хотя бы) глотка воды. Я пластом лежу на кровати, пока не хлопает входная дверь, и галопом крадусь на кухню за питьём. Теперь мне обеспечен ещё час сна. До лицея я дополз под самый звонок. Был аморфный, как незнамо кто, но зато вполне себе выспался. Агата сразу подметила моё состояние и вынудила всю биологию расписывать ей вчерашний вечер. Но внезапно у кого-то из класса громко заурчал живот. Кабинет заполонил хохот. -Я, конечно, понимаю, - вставил свои пять центов синьор Бернетто, - что вы обожаете продвигать гастрит по карьерной лестнице до язвы, но будьте добры не хвастать об этом на моих уроках. Тут уж и я не удержался от короткого смешка. На социологии я еле отстрелялся у доски, схлопотав тройку. Литература прошла в подготовке к сочинению. А кабинет физики мы с Доладини покинули победителями: двойка перекрыта пятёркой за лабораторную работу. И плевать, что в итоге получается «три». Так дышится намного легче. Перед возвращением к синьорине Кельвелине успел перехватить в столовой пару хлебобулочных изделий для себя и подруги. А после итальянского мы смиренно отсидели алгебру. -Больше не гуляй допоздна в будни, алкарик, - Агата щипает меня в бочину при выходе из лицея. -Постара-аюсь, - позволяю подруге взять меня под руку. У ворот нас нагнали «львиные» дети – Агостини из «С» класса и Луи Илоджа. -Идёшь в среду на тренировку? – Луи практически скакал на месте. -Да. -Ха, отлично! Не сливайся: будет весело, - растормошив всего меня, ребята пошли своей дорогой приключений. Агата смотрит куда-то за мою спину. -За тобой следит какой-то патлатый мужик, - подруга хмурится. Я оборачиваюсь. У чёрного «BMW» стоял Скуало в тёмном полупальто с высоким воротом, верхние пуговицы которого расстёгнуты. -Фран? – Доладини всматривается в моё лицо. -Это Скуало, - говорю, не отводя от него взгляда. – Друг семпая. Думаю, я пойду. Напишу тебе позже. Она послушно отпускает мою руку. Я уступаю дорогу проезжающей машине, перехожу проезжую часть. Похоже, он ждёт уже довольно долго. -Врой! Ну привет, малец, - потрепал меня по голове здоровой рукой. -Здра-авствуйте. У Вас ко мне какое-то дело? -У меня к тебе подготовка к олимпиаде, - открывает дверь переднего пассажирского сиденья. – Залазь. Приходится сесть в машину. Жду, пока капитан займёт место водителя. -Ты же не думал, что оно тебя обойдёт стороной? – пристёгивается и отъезжает. -Надеялся, но ожидал, что зря. -Это ты точно подметил! Скуало крыл славным трёхэтажным каждого второго водителя, но вёл машину твёрдо и уверенно. С ним у меня не возникало чувства, что в любую секунду можно обнять столб машиной. Мы подъезжаем к семпаевскому многоквартирнику. По ощущениям меня здесь не было словно бы целую вечность. За четыре дня изменилось ровно ничего, однако внутренности скомкались все вместе. До квартиры шли под разглагольствования капитана. Ключ поворачивается в замочной скважине. Первый запах – медикаменты. Первый предмет – отощавшее тело в широкой белой футболке. -Довольно уже, задолбал, врой, - бросает ключи на тумбу. Причиной его раздражения был запах табака. Что ж вокруг меня одни куряги-то, а. Я гуськом пробираюсь на кухню и присаживаюсь на стул. По голове противно бьёт многоголосье телевизора. Выключать, похоже, нельзя, а жаль. Столешница рядом с плитой забита лекарствами: таблетки, капсулы, инъекции. Всё разложено по часам и по минутам, соответственно, по порциям и тяжести состояния – тоже. Передо мной стоит пепельница с двумя-тремя десятками бычков, не меньше, пара стаканов: пустой и с водой. Подоконник забит тетрадями лицеистов, а в уголке аккуратно прикрыты шприцы, больше похожие на ленты пуль для пулемёта. Скуало ставит на стол мерный стаканчик с несколькими таблетками: -На, взбодрись чуток. Я наконец осмеливаюсь поднять глаза на химика. Потускневшая солома волос по-прежнему закрывает лицо, острые скулы готовы прорвать ситцевую кожу, если посмотреть под не самым удачным ракурсом (я, похоже, именно там и сидел), сухие губы приоткрыты. Он бездумно смотрел на экран, подперев голову рукой. -Алё, - щёлкает пальцами белобрысый. Семпай не без труда поворачивает голову на крикуна, заглатывает таблетки и запивает их водой, не убирая руки из-под головы. Казалось, что она полым шаром упадёт на стол, если исчезнет опора. -Сейчас Бел станет получше, - Скуало направляется в комнату. – Пойду принесу подготовленные материалы. Пока мы сидим вдвоём, химик выпрямляет спину и прокручивает головой против часовой, громко хрустя шейными позвонками. Глубоко вдыхает. А я отдаю все оставшиеся за неделю силы, чтобы разглядывать пол. Он вёл себя, как гениальный дурачок. Сперва начал наглаживать стол: одной ладонью по поверхности, другой – снизу. Вернувшийся капитан передаёт мне задания, а на стол сваливает кипу непроверенных тетрадей. Но и тут сосредоточиться семпаю было не легче, потому что бумага, на его взгляд, была крайне, просто необычайно познавательна и незнакома – он тут же начал сминать уголки листков пальцами, не отводя взгляда от настенного телевизора. Скуало прерывает его мыслительный поток (если таковой имеется), с грохотом кладя ручку поверх тетрадей. На сей раз реакция была практически мгновенной: задания пошли под проверку. Что поразительно, состояние его химическим навыкам нисколько не помешало, потому что половина записей по классике жанра отправлялась в раздел «бред» и тут же перечёркивалась крест-накрест. Быстро заскучав, Суперби уходит в другую часть квартиры по каким-то своим более интересным делам. Он уже достаточно доверял сумасшедшему, чтобы оставить оного наедине с другим человеком. Перед моими глазами мелькали забытые нахрен формулы и определения. Я смотрел на таблицу Менделеева и не понимал, что там вообще происходит. Какой-то цинк, какая-то медь, какой-то свинец, какой-то мой личный «Свенцим-Освенцим». После нескольких отчаянных попыток я решил начать повторение с распознавания пластмасс и волокон. «Капрон». Отлично, повторим капрон. Эластичный, прозрачный, легко окрашивается красками по тканям. Супер, мои извилины сейчас, как самый настоящий капрон. Ещё и плавится при сильном нагревании. Не реагирует с концентрированной азотной кислотой, серной кислотой и расплавленным фенолом. Я не помню, что такое «фенол». Завтра олимпиада. Здорово. Химик откладывает в сторону ручку. Берёт пачку. Достаёт сигарету. Сейчас прикурит. -Знаешь… Я осторожно перевожу на него взгляд. Смотрит. Точно смотрит в упор на меня. Выдыхает дым через ноздри. -Хочется не то изувечить тебя, не то жёстко выебать в рот. -А с Вами не заскучаешь. Окей. Вот и поговорили. Он замечает, что я читаю. -К каким волокнам относится капрон? Нельзя смотреть в книгу. Нельзя. Химик раздражённо оскабливается: -К синтетическим полиамидным волокнам. Не хочешь же ты сказать, что всю неделю провалял дурака? -Нет, - я вообще с тобой разговаривать не хочу, отстань. -Тогда что такое лавсан? Это давно изученный материал. Ты уже должен, - делает ударение на сказанном слове, - это знать. Мне больше нравилось, пока он молчал. Теперь настал черёд моих неловких пауз. -Не знаю. -Полиэфирное волокно, которое по составу – сложный эфир терефталевой кислоты и этиленгликоля. Этиленгликоль годен для употребления внутрь? – встаёт. Мои мысли крутятся вокруг действий семпая, но никак не этиленгликоля. -Нет? -Правильно, - запрокинув голову назад, поглощает ещё несколько таблеток, подгоняемых водой. – Но почему? -Он токсичен. Пометавшись по помещению, садится обратно. Залазит руками под чёлку и трёт лицо. -Почему токсичен, я от тебя слышать хочу. На вкус сладкий, запаха нет, бесцветный, маслянистая консистенция. Является двухатомным спиртом. Спирт внутрь употреблять можно? По сути, можно. А этот тогда почему нельзя? Некомфортно ёрзаю на стуле. Вздыхает: -Он применяется в производстве целлофана, например. Он же ещё и антифриз – незамерзайка для автомобилей. Сто грамм перорально и всё, приехали. Если уж выпил, то готовься, что он метаболизируется окислением до альдегида гликолевой кислоты, затем именно до кислоты, которая в итоге распадается на муравьиную и диоксид углерода, частично окислится до щавелевой, которая повредит почечные ткани, а потом всё, при нормальном раскладе, выводится с мочой. Это трудно было запомнить? Настал мой черёд вздыхать. -Прорешай верхние тесты, - озлобленно возвращается к работе. Я раскрываю книгу на первой попавшейся странице. «Как называют сложные эфиры трёхатомного спирта глицерина и высших карбоновых кислот?» Жиры, белки, углеводы, нуклеиновые кислоты… Хм, кажется, жирами. «Что образуется в результате реакции уксусной кислоты и карбоната кальция?» Ещё бы я формулы помнил. Но если всё так, как я думаю, то ацетат кальция, углекислый газ и вода. «Какие соединения называют гетероциклическими?» Я же без понятия, господи, откуда я могу это помнить. Ещё примерно в течение часа я изредка волтузил ручкой в тестах. За неделю из головы выпало абсолютно всё. -Больно долго ты сидишь, дай сюда, - химик забирает мои горящие рукописи. Нервно сглатываю. Трясущиеся пальцы кое-как перелистывают страницы, взгляд судорожно цепляется за мои ответы. -Ты пытался доказать, что алмаз и графит – аллотропные модификации углерода, по их электропроводности? Серьёзно?! Сжимает ручку вплоть до того, что она с громким треском ломается. Я отодвигаюсь подальше от стола. Несколько раз вздрагивает, хватаясь за край столешницы, а голова неестественно ложится ухом на левое плечо. Из-за угла выглядывает Скуало, привлечённый шумом. Выражение его лица с любопытствующего сменяется на стандартное гневно-крикливое. -Врой! Ты давал ему таблетки? – нависает надо мной капитан. Я лишь беззащитно отрицаю любое вмешательство. -Вытяни голову, - помогает другу оттяпать голову от плеча. – А теперь верни обратно. Но вместо обычного поворота, голова запрокидывается, делает полукруг, сопровождаемый всё тем же хрустом, и останавливается, неестественно склонившись набок. -Не видел, сколько он сожрал? – проверяет уголок потребителя медикаментов. – Если так обезьянничает, то не меньше четырёх схомячил. Да, вот и они, - машет пустым мерным стаканчиком, который запрятали в дальний угол. -Мне надо работать, ши-ши-ши, - хрустит пальцами семпай. – Лягушка слишком тупая. Совсем ничего не знает. Меня завтра осрамят. Под командованием Скуало мы довели доходягу до ванной. Тот стоял, покачивая головой, и явно не хотел выполнять приказы. -Нет, ши-ши. -А не надо было лишнего глотать, - белобрысый сходил за шприцом с лекарством. – Теперь только спать. Химик нехотя опоясывает предплечье жгутом и обрабатывает сгиб локтя, после чего начинает сгибать и разгибать пальцы. На мой взгляд, этого не требовалось, потому что вены и без того жирными буграми выступали под кожей. Вводит иглу и ждёт пару секунд. Когда шприц отправляется в мусорку, а жгут откидывают в раковину, принц налетает поясницей на стиральную машинку, прижимая к себе согнутую руку. Дышит тяжело-тяжело. Грубо сгребает пальцами чёлку, убирая в сторону, и вытирает выступивший пот со лба. Я резко отворачиваюсь, стоило его ресницам дрогнуть. -Скуало, ты же не заставишь спать меня в ванне? -Я подумаю, - подлавливает семпая, навалившегося на него. Дошли они лишь до гостиной. Я мельком заглянул в комнату: едва успели доковылять до дивана; семпай спал сидя, склонив голову на грудь. -Порешай дома, - перед уходом Скуало протягивает мне тесты. – Тебе, похоже, не помешает. -Хорошо-о, - застёгиваю рюкзак. – Вы тоже уходите? -Тебя подброшу. Этот всё равно до утра не должен проснуться. Завтра заберу тебя в семь тридцать. Полетим на континент. -До места проведения добираться на самолёте? – у меня была лишь одна мысль: «В смысле?». -А ты что думал? Это от беловского университета мероприятие, а не просто забавная олимпиадка для лицеистов. -О-оу. Мы ехали, сопровождаемые огнями вечернего города. Центр заполонили гуляки: кафе и бары переполнены, такси то и дело снуют туда-сюда. Меня высадили у дома, и машина со снежным скрипом тронулась с места. Весь ужин Карл буравил меня тяжёлым взглядом исподлобья, а Меди благополучно делала вид, что ничего не замечает. Один барбос всем любезно вилял бубликом. Просидев полночи в сети, я всё-таки решил пытаться в сон. Удачи тебе, Фран. Не оплошай. Суббота, восемнадцатое февраля. Будильник на прикроватной тумбе по кривой выплясывает свои вибрационные пляски и падает на пол. Я тяжело сажусь в кровати. Вот и настал тот день, настал тот час, которого я боялся на протяжении нескольких месяцев. Зябко ёжась, иду в ванную. Слипшиеся за ночь веки не хотят ровно ничего, кроме как стать почище и сомкнуться опять. Водопроводная ледяная вода вроде бы несколько бодрит, однако, поразглядывав себя в зеркале, я опускаюсь на пол с подогревом и облокачиваюсь о бортик ванны. Перед глазами блаженная темнота. Дверь внезапно открывает мачеха. Некоторое время молчит. -Ты собираешься на олимпиаду? – всё ещё держится за ручку двери. -Ага, - еле разлепил глаза. -Больно рано ты сборы начал, - даёт мне покинуть помещение. Иду в комнату: -Не рано, а по-оздно. Меня через полчаса заберут в аэропорт. -Разве олимпиада проходит не в Палермо? – наблюдает, как я пытаюсь натянуть джемпер. -Где-то на континенте. Я сам не осведомлён так детально. Разворачивается, но, вспомнив, спрашивает: -Значит, есть не будешь? -Не успева-аю. С собой в путь мне дают домашний пирог, пожелание удачи и крепкие объятья. Скуало морозился на улице, пока семпай курил в окно машины. Я оборачиваюсь, замечая, что Меди наблюдает за нашим отъездом из окна. Махнув ей на прощанье, залезаю в машину. Следом садится капитан, и мы отчаливаем. -Семпай сегодня какой-то больно све-еженький, - пристёгиваюсь. -Толерантность к вчерашней дозировке, - отвечает химик вместо друга. Мы успели на рейс минута в минуту. В числе последних проходили все проверки, благо, багажа с собой не было. -Значит, Турин, - изрекаю, смотря в иллюминатор. – Значит, почти два часа. -Итого: четыре туда-обратно, - важно хвастает Скуало. -Почему именно Турин? – спрашиваю у химика, но тот делает вид, что больше занят рассматриванием стюардесс. -Главный производственный треугольник Италии, - продолжает хвастун. – Генуя, Милан, Турин. -Звучит так, словно я должен чувствовать себя крайне ва-ажно, - прыснул. -На самом деле, до усрачки, - неожиданно изрекает семпай. Оставшееся время полёта болтал преимущественно Скуало, но каждый был занят чем-то своим. Я решил от греха подальше полистать скачанные на телефон пособия по химии. Столица Пьемонта ослепила своей роскошью. Одна страна, но какая ошеломляющая разница: богатый север и бедный юг. Я довольно явственно ощутил на собственной шкуре, как хорошо жить в Палермо, а не в каком-нибудь задрипанном сельском городишке на дороге по пути в Катанию или Мессину. -Ну-с, - капитан смотрит на наручные часы. – У нас есть время на кафе или ресторанчик. Что скажешь? Химик задумчиво поправляет на плече рюкзак и убирает руки в карманы зимней безрукавки поверх тёплого свитера. -Думаю, старт будет с опозданием. Даже больше: практически уверен. Скуало громко свистит, заложив два пальца в рот, орёт «Врой!», и к нам тут же подъезжает таксист. Я продолжал любоваться видами Турина, пока семпай с капитаном спорили о выборе харчевни для перекуса. Ни одно из мест не казалось им достойным для принятия столь величественных персон. -Короче, пускай ребёнок решает, - Скуало пихает меня локтём в бок. – Куда? Я тычу в первое попавшееся кафе, которое мы проезжали. -Туда. «Masaniello è turnàt» - гласила вывеска. Нас усадили в светлом зале с белыми скатертями и чёрными стульями, а по периметру в стенах были вставки из красного стекла и огромные картины всё так же исполненные в чёрно-белых тонах. Меню, стилизованное под интерьер, пробивало на повышенное слюноотделение. В итоге, семпаю принесли ризотто в пьемонтском вине «Бароло», Скуало с удовольствием умял телятину с соусом из тунца под «зелёные» пироги из шпината и риса, а я поковырялся вилкой в картофельных клёцках в заправке из сырного соуса. Меня смутили цены, но попутчики остались всем исключительно довольны. В завершение трапезы химик расплатился картой и был таков. Мы словили очередную таксишку и отправились на олимпиаду. В здании находилось огромное количество людей. Я и представить себе не мог, что столько народа готово драть себе задницы, чтобы невесть кому доказать, что знают химию на пять с плюсом. -Думаю, я вам больше не нужен, - оглядывается по сторонам капитан. – Напишешь, как освободитесь. -Посто-ойте, - залезаю в рюкзак. – Возьмите. Мне оно с собой ни к чему. Скуало в недоумении пялился на остывший пирог, приготовленный моей мачехой. -Это ещё что? -Мне с собой в дорогу снабдили, - пожимаю плечами. Приоткрыв крышку контейнера, мужчина с чувством вдохнул аромат. -Врой! Это же фантастика! На нас с осуждением оглянулись некоторые окружающие. -Отлично. Вали хомячить, - шикает преподаватель. И вот мы остались вдвоём. Семпай быстро проглатывает таблетку и командует: -Пошли. Судя по документам, я должен буду отправиться с группой и куратором на второй этаж через тридцать минут. Осталось выждать это время с толком. Словно читая мои мысли, химик тянет меня к окну, где удобно устраивается на диванчике. -Метаналь. Я некоторое время туплю, но вскоре соображаю, что это повторение. -Газ. -Подробнее, чёрт возьми, - злобно кладёт рюкзак рядом с собой. -Бесцветный ядовитый газ с резким запахом. -Дальше. -Сорокапроцентный раствор метаналя в воде называют формалином. -Только ли сорокапроцентный? – раздаётся за моей спиной. Мужчина ростом выше среднего тянет профессору руку. Тот нехотя отвечает на рукопожатие. -Так и знал, что ты найдёшь себе преемника, - с каверзной улыбкой запускает пятерню в густую тёмную гриву. -А ты как всегда подражаешь мне, Маркус, - кивает на тощего высокого паренька. -Антонио, познакомься: это Бельфегор. Тот самый, с которым мы вместе учились. Парень грубым движением поправляет очки на переносице, а тем временем на нас опять оборачиваются, но в этот раз волна интереса вызвана именем моего наставника. -Уже всем распел басни в мою честь? – скалится химик. – И зачем придумывать, что мы учились прямо-таки бок о бок? Я учился на курс ниже, да и выпустился раньше тебя. Но Маркус не поддаётся: -Если ты «съел» два года, это не значит, что ты лучше. -Дай-ка подумать, - семпай задумчиво трёт подбородок. – Я поступил с первого раза в семнадцать, а ты со второй попытки в двадцать один. Потом-потом… А! А потом я быстренько окончил семилетнюю программу на пятом году обучения. Сколько ты учился? Случаем, не полную семилетку? -Повторюсь: это ничего не значит, - чуть наклоняется вперёд, уничтожая профессора взглядом. – Был как-то на одной из твоих конференций в том году. Ты, кажется, упоминал, что, практически являясь доктором наук, работаешь в лицее. А я устроился при нашем университете. -Решил закладывать базу сразу в «зародыши», - проверяет телефон и встаёт. – Скажем так, «модифицирую на генном уровне». Авось и поток абитуры в этом году будет выше и умнее. Чтобы с первого раза поступали. Соперник перестаёт улыбаться. -Боюсь, вынужден откланяться: уж больно заманчиво мне машут с того конца зала, - преподаватель подбирает рюкзак. – Удачи на олимпиаде. -Первая десятка всё равно будет наша, - прыщи Антонио злобно наливаются гноем и кровью. -Ну, десятое место – то-оже неплохо, - пожав плечами, я устремился за наставником, пока не огрёб люлей от этой парочки. -Молодец, - хмыкает семпай. – Маркус всегда мне завидовал. -Знаете, это и без пояснений очевидно. И почему Вы не говорили, что практически стали доктором наук? -Как стану – первым делом тебя оповещу, - одаряет презирающим взглядом. И тут началась вереница приветствий и поздравлений. Каждый великовозрастный дядь норовил поскорее побеседовать с семпаем. Нас поглотила верхушка химического айсберга. Не обделили вниманием и меня - недотёпу-недоучку, который определения толком запомнить не может. Во мне видели гору надежд и перспектив, сулили тропу, по которой шествует мой наставник. Они видели меня впервые, а уже возлагали многотонные упования. Я смотрел на это всё и еле сдерживался от побега. Я не достоин. Мой преподаватель – одной ногой доктор наук в каком-то там сраненьком возрасте двадцати шести лет, мужик за тридцатку всю жизнь ему завидует, лучшие химики Италии (может, и мировые, я в душе не ебу) шушукаются со всех сторон, они же будут проверяющей комиссией. Я попал сюда за немереную сумму шуршащих цветных бумажек, потому что семпай посчитал, что предшествующие этапы не для нашего уровня. Я впервые осознал, насколько сильно в меня верят. Хотя… Здесь вопрос в репутации профессора. Он, скорее, настолько сильно верит в себя – многогранного гения. В себе-то, может, он не ошибается, а вот я здесь самая паршивая овца. Голос в динамиках призывает участников разбиться на указанные группы и прошествовать за кураторами в аудитории. Оставшиеся химики от души нажелали мне химических успехов. Только Бельфегор молча провожал меня взглядом. Он сомневался. Все вразброс расселись по залу. Чёртов Антонио, злостно натирая очечи, уселся поближе. Каждому раздали индивидуальное задание. Я судорожно сглатываю стеклянные осколки неуверенности. Время пошло. Задания шли по возрастанию: от первичных понятий до сложнейших вычислений и терминов. Разрешалось использовать только выданную канцелярию: ни-о-чёмный калькулятор, такая же периодическая система и листки бумаги с ручками. В таблице Менделеева из сведений были только символ элемента, порядковый номер да предположительная атомная масса, сокращённая до десятых. Что ж, начнём с основных способов разделения смесей… К концу олимпиады в аудитории буквально стоял запах кислого пота. Я прервался, лишь когда нерешёнными остались три номера из ста. Антонио то и дело поглядывал на меня, излучавшего вселенское спокойствие. В чём суть суеты, если десятка лучших точно будет за ним, а я, дай Боже, напишу хотя бы на пятьдесят процентов? У них с Маркусом было много общего. Намного больше, чем у нас с семпаем. У них было много, а у нас - ничего. Они, возможно, понимали грязные мыслишки друг друга без слов, когда я не вникал даже после насильственных методов. Время подходит к концу, только я успеваю дописать последнее уравнение реакции и проверить, не оставил ли чего без ответа. Когда участники сдали работы, кураторы объявили, что результаты и награждение будут вечером. Всех соберут в главном зале. А пока можем гулять. Молодёжь стеклась на первый этаж, где ожидали сопровождающие. Я же нашёл химика на улице, нервно скуривавшего сигарету за сигаретой, сидя на ступенях при входе. Компанию ему составлял Скуало, с немыслимой скоростью поглощавший пирог Меди. -Врой, а вот и наш юный чемпион! Бельфегор оборачивается. Я отвечаю на его немой вопрос: -Написал. Белобрысый с радостным возгласом тянет мне кусок пирога, а семпай облегчённо вздыхает, утыкаясь лбом в колени. -Сложно было? – капитан вытирает рот рукавом. -Полный пиздец. Надеюсь, хотя бы половина там написана правильно. Резко оживший химик сразу пытается пырнуть меня ножом. -Спокойно! – взвыл Скуало. – Съешь пилюлю, полегчает. Профессор глотает сразу две. Маркус с Антонио отделяются от общего потока и подходят к нам. -Ну что? Увидимся на награждении или сразу вернётесь в свою обшарпанную Сицилию? Семпай отстреливает сигарету в сторону и, поднявшись на ноги, выдыхает дым в лицо сопернику: -До встречи вечером, ши-ши. Коллеги тут же уходят, бубня нецензурщину себе под нос. -Пошли отсюда. У меня от него голова разболелась, - морщится наставник. Голова у него точно раскалывалась, но явно по другим причинам. Освободившееся время мы проводили в ресторане. Бельфегор то и дело витал в облаках, а Скуало не затыкался ни на минуту. -Ваше шоколадное молоко, синьор, - официант суетится у нашего стола. Мы сидели уже достаточно долго, чтобы перейти на десерты. -Врой, целая вечность прошла! Ты сам доил, что ли? Молодой человек лишь неловко попросил прощения и ретировался. -И вот Луссурия меня уже месяца три допытывает, что это была за передача, где из домино делали целое представление, - капитан делает глоток. – Там были задействованы различные механизмы, из цветных домино делали просто шедевральные вещи! Ну или просто какие-то изображения получались, я уже не помню. -Не «День домино», случаем? –подаёт голос семпай. -Сейчас проверим, - Скуало утыкается носом в телефон. – Да, похоже на то! Коронованный в раздумьях постукивает пальцами по столу: -Были вопросы про структуры полимер? -Да, - чешу затылок. -Надеюсь, ты опять не напутал каучуки с полиэтиленом низкого давления? -У каучуков линейное изогнутое, а у полиэтилена линейное скрученное? Он запрокидывает голову: -Сколько ж ещё можно думать, что у каучуков изогнутое строение… -Скрученное? – получаю в ответ кивок и пристыженно закрываю лицо руками. Вдоволь наевшись, мы опять расплачиваемся семпаевской картой и покидаем заведение. -А почему весь день платит семпа-ай? Скуало довольно ухмыляется: -Потому что он сам виноват, что к нему приставили няньку. Тем временем «нянь» опять виртуозно ловит такси. Мы прибыли точно к назначенному времени. Свободных мест в зале было мало, и нам пришлось сесть на первые ряды. Начали за упокой, чтобы закончить за здравие: объявляли с последних мест, где было набрано хотя бы пятьдесят баллов. Поимённо людей срамить не хотелось. Скуало дёргался от каждой схожей фамилии, а преподаватель медитативно крутил пальцами баночку с таблетками, перво-наперво закинувшись одной. Я же надеялся, что изобьют меня где-нибудь в конце следующей недели, а не прямо сейчас. Когда добрались до одиннадцатого места, которое занял не я, капитан заметно приободрился, а Бельфегор поглубже вжался в кресло: боялся, что моего имени в списке уже и не будет. Десятое, как мы случайно ляпнули, занял Антонио. Он весь светился от гордости, явно думая, что я налажал. Да я тоже так думал, чего скрывать? Жюри пожимают его потную лапку и дарят сертификат. Когда мимо прошло и пятое место, приуныл даже Скуало. -Девяносто один балл и четвёртое место. Вскрывают конверт. -Франсуа Морель под руководством Бельфегора Мьёрвола, Палермо, Сицилия. Я на ватных ногах добираюсь до трибуны, подгоняемый разъярённым химиком. Четвёртое. Четвёртое место, ёб вашу мать! Четвёртое по всей ебучей Италии! Если меня поглотила радость от данной новости, то семпай чуть ли не трясся от злости. Слишком плохой результат. -Поздравляем, - мне жмут руку под аплодисменты зала. Правда, Скуало орёт громче сотен ударов ладошки об ладошку. Мне вручают сертификат золотой пятёрки лидеров, медаль и всеобщие почёт и славу. Я готов обоссаться от радости, когда возвращаюсь на место. -Вро-о-ой! Пацан! Ты молодец! – со всей силы хлопает меня по спине протезом громогласный капитан. -С-спасибо. -Бел, а ты чего такой недовольный? Вы же в пятёрке лучших! Химик медленно поворачивает голову к Скуало. Некоторое время смотрит, а затем глотает таблетку. Капитан пристыженно отворачивается. Да, он приехал за первым местом, а получил вшивенькое четвёртое. Плетение в хвосте этой самой пятёрки его ни в коем разе не устраивало. По завершению церемонии награждения всех пригласили запить-зажевать свои скромные успехи в соседнем зале под приятную музычку. Нас опять окружили великие умы. Не обделили вниманием и Скуало, который, оказывается, был знаком с некоторыми преподавателями семпая. -Поздравляю! – изрекает дед, с которого чуть ли не песок сыплется. – Чего и следовало ожидать от преемника Бельфегора. Всегда ему говорил, что он просто обязан передать все свои труды в надёжный юный ум. -Да здесь явно сквозная дырень в башке упущена, - наставник даёт мне подзатыльник. – Я за платиной ехал, а не золотом. Старик кладёт ссохшуюся ручонку на локоть Бельфегора: -Друг мой, ты же прекрасно знаешь, что нельзя всегда судить по себе. Мальчик очень смышлён, раз за полгода смог добиться таких результатов. Не серчай, впереди ещё одна олимпиада. -Ещё-ё одна? – у меня практически челюсть отвисла. -Конечно, инфузория, - брызжет ядом семпай. – Это был первый тур. На втором будет мозговой штурм не на жизнь, а на смерть. Всех, кто прошёл пятидесятипроцентный рубеж, ожидает второй этап. На этом моменте моя радость закончилась. Но не Скуало. Он продолжал ликовать. Вскоре мы начали со всеми прощаться, ибо ждало возвращение домой. Если бы не состояние преподавателя, мы бы могли приехать с запасом до и после. Но нужно держать его полностью под контролем. Прощальные яркие лучи Турина косо скользили по моему лицу через иллюминатор. Химик, сев на место, тут же проглотил очередную пилюлю и вскоре засопел. Капитан же молча светился от гордости. В Палермо мы были глубоко за полночь. У выхода нас ждала оставленная утром машина. -Ну чего, домой тебя подбросить или поедешь с нами? – прокручивает на пальце ключи наш нянь. Следом плёлся аморфный семпай. -Пожалуй, надо бы домо-ой. Завтра ещё к учёбе готовиться. Лихо крутя баранку, Акула гнала по засыпающему городу. Я одновременно радовался возвращению домой, но и в то же время был огорчён. Столько надрываясь, я всё равно не оправдал чьи-то там ожидания. Я устало перебираю ногами на лестнице, поднимаясь на свой этаж. Крадусь до ванной, где быстро принимаю освежающий душ. На цыпочках добираюсь до комнаты. Ну что, кровать, готовься. Сейчас со всей силы на тебе лежать буду. Укрываюсь мягоньким одеялком, блаженно закрываю глаза. Приятных снов. Но резко мою голову пронзает мысль. «Мьёрвол» Воскресенье, девятнадцатое февраля. -Фран. Пытаюсь разомкнуть веки, утопая лицом в подушке. Меди сидит на моей кровати, разглядывая сертификат. -Четвёртое место? -Угу, - сонно киваю. -А нам нужно было первое! – заносит руку с ножом. И тут я полностью просыпаюсь. Одеяло сползло наполовину, простыня выбилась в изголовье, а подушка оказалась пропитана ночными метаниями во сне. Сертификат с медалью чинно лежали на столе. К полудню я выползаю из своего скромного укрытия. Мачеха вытирала руки кухонным полотенцем, внимательно следя за происходящим на экране телевизора. -Доброе утро, засоня. -Уже день, - чешу глаза. – Где Карл? -Поехал к деду, - врубает чайник. – Как прошло? Ты так тихо вернулся, что никто и не заметил. Показываю ей четыре пальца. -Что «четыре»? Место? Киваю. -А чего без энтузиазма? – женщина присаживается напротив. – Это же прекрасный результат! -Семпай хотел первое, - подпираю голову ладонями, отчего щёки наплывают на глаза. -Где проходила олимпиада-то? -В Турине. Меди удивлённо распахивает глаза: -В Турине? Я снова киваю. -И как тебе? Мачеха начинает делать мне завтрак. -Город хоро-ош, тут не поспоришь. Цены в ресторанах бешеные, везде чисто-красиво. И никогда не видел такую жуткую плотность химиков на квадратный ме-етр. -Были какие-нибудь знаменитые личности? -Мне вручал сертификат какой-то усатый дядь, они с семпаем долго перетирали о Туринской плащанине на своём химическом, - пожимаю плечами и делаю глоток чая. -Помнится, о чём-то таком отдельную передачу делали… «…под руководством Бельфегора Мьёрвола» Тряхнул головой. -Ладно, пойду заниматься, - подхватываю тарелку с завтраком и ухожу в свою комнату. Может, он так обозлился из-за оглашения своей фамилии на весь зал? Хотя, там наверняка каждый второй знает его не только по имени, но и в лицо. Раз уж я прошёл во второй тур, надо будет попытаться дотянуть до уровня той римской девчонки с первого места, набравшей девяносто восемь баллов. Да и всех, кто меня опередил… Я с остервенением делал уроки, когда на телефон пришло сообщение. «У меня есть пара свободных часов. Не желаешь прогуляться?» От Мукуро. Идти или не идти? «Ну, у меня есть несколько незавершённых дел. Может, на следующей неделе?» Ответ долго не приходил. «Оя-оя, завтра улетаю на две недели в Японию – отпуск» И опять-таки, стоит ли идти? «Не буду отвлекать. Одиннадцатого марта возвращаюсь из путешествия. Наберу тебе» Оу… Ну раз так. «Приятного отдыха» Задумчиво грызу карандаш. Лицей в приоритете. Вплоть до ужина я развлекался домашним заданием и компьютерными игрульками. А перед сном развлекал родителей подробностями олимпиады. Карл как будто бы не верил, что я всёк в химию, успел сгонять на север страны и получить множество почестей. Смена настроения Меди крайне радовала. Она часто улыбалась, хихикала, относилась ко мне по-человечески. Может, предвкушает развод или завела любовника? Но какой ей толк разводиться в никуда, если ей уже немало лет, а работала она в последний раз очень и очень давно? Я решил об этом не думать. Не моего ума дело. В одиннадцать погулял с псом, умылся и лёг в кровать. Стоило одеялу поглотить меня, как в голове вновь всплыло «Мьёрвол».