***
Бубба смотрел на женщину в красном и все больше убеждался в мысли, что так и остался за прилавком в кофейне, где просто заснул, не выдержав ночи, половину из которой он провел в дороге, а еще часть — за знакомством с Лизой. Однако выступавший на груди, спине и подмышками пот, удушающая жара под ярким утренним солнцем и боль от ошпаренной руки твердили ему не обманывать себя. Стало быть, эта приезжая, похожая на актрису из голливудского фильма старых лет, в самом деле вознамерилась перерезать горло тому, кого называла не иначе как «котик» или «крошка»... В Сойере было не меньше двухсот пятидесяти фунтов веса**, и далеко не все из этой внушительной массы занимал жир. Ещё в юные годы Бубба резко перестал быть посмешищем и уж тем более грушей для битья однокашников — многие мальчишки опасались не его талантов бойца, а скорее того, что оппонент просто сядет на них! С Амандой Янг могло произойти то же, но в данной ситуации бывший гроза школьного двора видел перед собой не мальчишку-забияку, а даму. «Если ты в состоянии поднять руку на леди, то какой ты тогда, прости Господи, джентльмен!» Миссис Сойер внушала сыну с ранних лет, что он не должен обижать женщин, особенно физически, что бы ни произошло, хотя сама нередко демонстрировала, насколько наплевательски к столь очевидному и оправданному правилу относятся представители сильного пола. Синяки под глазами, сбитые локти и выбитые зубы… Как-то поутру, когда младшие спали, Бубба застал мать с распухшим носом и чудовищными фиолетовыми полукружьями под глазами. Отец к тому времени давно уехал перегонять груз через пару штатов, но не стоило иметь семь пядей во лбу, чтобы понять — свежие следы побоев на его совести! Сойер пообещал себе, что, когда вырастет, избавит матушку от необходимости бояться мужа и по-рабски вкалывать на заводе. Бубба надеялся, что наберется смелости и наподдаст отцу, этому вечно пьяному сукиному сыну! Часть светлых мечтаний исполнилась: когда Сойеру исполнилось шестнадцать, он не отправился покорять Большой Город, а угодил прямиком в разделочный цех; далее, ему даже не пришлось ставить перед удручающим фактом главу семейства — отец однажды сообщил, что встретил в Вайоминге другую и спешно направился туда, не позабыв на прощание унизить и поколотить бывшую супругу. В тот роковой день Бубба вернулся домой уже в сумерках и обнаружил дома полубессознательную после битья родительницу и хлопочущих возле неё сестёр, заплаканных, сбитых с толку и злых. Разгневанных из-за того, что их брат, опора и надежда, не смог защитить мать! После жуткого поступка отца Бубба не кинулся в погоню, понимая, что месть ничего не принесет. Полицейские не были заинтересованы в поимке поганого ублюдка, так как бывший глава семейства скрылся с горизонтов так быстро, словно, несмотря на молодецкую удаль, проявленную во время избиения жены, опасался преследования и последствий… С тех самых пор Бубба бросил все силы и средства на то, чтобы обеспечить благополучие матери и сестёр. Он не считал, что упустил свой шанс, несмотря на то, что был вынужден работать в поте лица сутками, в то время как некоторые его сестры уже поступили в колледж и теперь были в состоянии снимать жилье в городе. Местные и бывшие одноклассники, такие же молодые, но куда более успешные, нередко посмеивались над Сойером, полагая, будто работа мясником — предел его мечтаний и возможностей. Нет, пределом его мечтаний и возможностей было стать хорошим человеком! Многие считали, что этого недостаточно, но что они вообще понимали?! Будучи хорошим человеком, Бубба решил взять себя в руки даже перед лицом смерти... Пока Аманда приближалась, угрожающе вскинув руку с туманным отростком, который в считанные секунды затвердел и превратился в мутно поблескивающее острие, Бубба пятился, убеждая себя, что происходящее — правда, и правда требует от него спешных действий. Он чуть не упал, когда наткнулся пятками на брошенный на заднем дворе металлический брусок — вероятно, одну из внутренностей развалюх, что покоились в избытке на свалке за сеткой рабица. — Эй, люди, кто-нибудь! — крикнул Бубба, надеясь, что на его призыв откликнется хотя бы Филипп, поскольку до магазинчика было рукой подать. Однако в тот момент, когда голос Сойера должен был разнестись по округе звучным эхом и, возможно, разбудить парочку местных, звук будто застыл на месте, наткнувшись с чудовищным резонансом на невидимую преграду. От гула у Буббы заложили уши. Здоровяк выронил пакет с покупками, который прижимал к груди, как защитный амулет. «Что это было, мать вашу?!» — подумал Сойер в сердцах и опасливо заозирался, стараясь не упускать из виду женщину в красном. — Каково, а? — улыбка Аманды, обрамленная кроваво-красными губами, казалась плотоядной. — Похоже, кричать не имеет смысла, крошка! В голосе приезжей отчетливо слышалось превосходство хищника. Словно бы лиса хотела показать зайчонку, как в дальнейшем будет развиваться его короткая и незавидная судьба. Объясняла, теша свое самолюбие, что прав тот, кто силен и не расщедривается на правильное и доброе. Краем глаза «зайчонок» заметил, как странно рябит воздух буквально в нескольких футах за спиной Аманды, а также справа и слева от неё. Пространство подергивалось и размывалось, подобно мареву над раскаленным асфальтом, но Бубба никогда в своей жизни не видел подобного явления так близко, буквально в нескольких шагах от себя! Реальность спятила! За сегодняшнее утро Сойер не раз убедился в том, что всё далеко не так просто, как может показаться сначала. Он предупреждал Макса, что искать пропавшую пассию ночью в притоне бродяг и наркоманов — плохая идея! Говорил, что если уж люди пропадают, то за этим стоят личности, которые без сомнений отправят на тот свет парочку тупоголовых зевак…. Однако мог ли он представить, что случится нечто подобное? Что происходящее заставит его, Буббу Сойера, усомниться в трезвости собственного рассудка? Стоило ли вступать в драку с этой помешанной из Луизианы? Глядя на Аманду, которая была одета как голливудская модница, но при этом выражала только намерение принести первому встречному вред, Бубба считал, что нет…. Нет, эта ненормальная вспорет ему живот или перережет горло, если появится хорошая возможность, а может, придумает что-то пострашнее… Будучи мясником, он не раз встречался с животными, которые становились несчастными жертвами неумелых забойщиков. Бедняжки завидовали стейкам на прилавках, когда заходились в мучительных воплях, доживая минуты в агонии. Не найдя ничего лучше для защиты, Сойер поднял с земли проржавелый кусок железа, о который недавно споткнулся, и, что было сил, запустил в противницу и по какой-то неясно причине, возможно, из-за нарастающей паники, подхватил с собой серый бумажный пакет, принесенный из магазинчика. Женщина ловко увернулась, несмотря на высокие каблуки, однако это крохотное промедление дало мяснику время на то, чтобы кинуться прочь к сетке рабица — туда, где подрагивал воздух, Бубба бежать не хотел. Почему-то на уровне подсознания понимал, что таким путем от Аманды Янг точно не скрыться. — Куда ты, сладкий?! — смеясь, бросила женщина ему вслед. — Разве ты торопишься?! Я думала, у тебя есть ещё время на то, чтобы попить кофеёк со своей новой подружкой! Я страсть как хотела присоединиться к вам за завтраком! Бубба ничего не ответил — прямо сейчас он был занят тем, что отгибал драный край ограды, а когда образовавшееся отверстие стало достаточно просторным для того, чтобы сквозь него смог пролезть мужчина примерно его комплекции, нырнул внутрь, надеясь, что удастся оторваться от преследовательницы на кладбище машин… Что не придется выяснять, почему звук собственного голоса на площадке у телефонной будки прозвучал так пугающе и ненормально. Убегая, Бубба слышал лишь частый стук крови в ушах и биение сердца. Казалось, пространства снаружи не существовало, наступила локальная глухота, и беглец попал в некое подобие аквариума. Стоило Сойеру подумать об этом, как он наткнулся на преграду. Не просто остановился, но влетел, почувствовав удар и резкую боль в плече и лбу, словно на пути выросла кирпичная стена.***
Макс брел вперед, слыша… Нет, ощущая, как приближается к центру угольной бездны, сердцу мистической тайны, очевидцем которой ему посчастливилось стать. Его разум напоминал калейдоскоп, каждый цветной кусочек которого показывал события прошлого и настоящего, а иногда и странного будущего. Тьма подсказывала неофиту, что настала пора отказаться от привычного восприятия реальности… Времени не существовало. Макс мог быть собой, несчастным и перепуганным мальчишкой в западне из пылающих стен, но при этом знать, как проходили жизни людей и иных существ задолго до его рождения. Он видел, как менялся ландшафт некогда знакомого городка, как дома исчезали, и вместо них восставала первозданные природа. Наблюдал совсем незнакомые и непомерно далекие события: толпы людей в струящихся одеждах вскидывали к нему руки и протягивали ветви оливы, пока он, правитель, входил в храм и наблюдал за таинством последней пифии, пока он в теле древнегреческой прорицательницы, общался с Богом, видя приближающийся закат великой цивилизации. Одновременно с этим где-то на ранее неизвестной планете люди возводили очередное поселение, выгружая из космического корабля привезенных в стазисе колонистов. Макс ощущал себя в теле молодой матери, которая прижимала к груди ребенка и пораженно глядела на гигантский идол Золотого Тельца, и голове сухого зловещего старика в тяжелом балахоне, который воспевал старых, давно забытых богов. Его руками строились невероятные циклопические крепости и великие пирамиды, он одновременно был и рабом в строе, подгоняемом надсмотрщиком, и тем, кто опускал девятихвостку на испещренные шрамами спинами невольников. Таинственный поток видений уносил случайного наблюдателя дальше, показывая людей, чьи пропорции казались невозможными и даже гротескными — они племенами пересекали пустоши Европы и Америки, дикие земли, которые ещё не имели названий, они сталкивались в кровопролитных сражениях с природой и рисовали на стенах пещер мамонтов и саблезубых тигров. Осколки в калейдоскопе событий ускорили свой танец, и перед неофитом явились папоротниковые леса, в которых бродили исполинские ящеры. Макс наблюдал, как они, уступив могуществу времени, уменьшились, их конечности обернулись плавниками, и растительность скрылась в океане. Амфибии становились меньше и меньше, пока не превратились в набор мельчайших частиц, но затем исчезли и последние, а воду иссушила непроницаемая тьма. В этой первозданной мгле, несмотря на безумную пляску событий и видов, которая вела неопытного путника по прямой назад во времени и пространстве, кто-то был… Точно притаившийся зверь, однако этот некто не напоминал ни одно из существ, с которыми Макс сталкивался или о которых читал. Томпсон сомневался, что многие вообще подозревали о существование чего-то подобного и настолько древнего. Если бы мог, очевидец странных событий непременно решил бы, что происходящее сон, а явившиеся образы — следствие сильных повреждений головы. Однако зверь во мгле лишил пришельца возможности укрыться от своего присутствия в привлекательном отрицании. Слишком долго люди, эти мельчайшие осколки вечности, не замечали очевидного. Стылая хлябь вместо земли поползла вверх по ногам Томпсона, оплетая конечности подобно щупальцам гигантского спрута, но потенциальная жертва нереального создания даже не дрогнула. Макс наслаждался его присутствием, как наркоман, который достиг самого сильного прихода в своей жизни. Тьма облепила кожу, как испарина, а черные холодные сгустки продолжали формировать вязь на еще тёплом, живом теле. В конце концов очевидцу показалось, что он разглядел во тьме какую-то пульсацию, похожую на гигантскую открытую рану, её приближение отдавалось в голове жертвы странным стрекотом и стуком, похожим на движения исполинского краба. Существо приблизилось к Томпсону почти вплотную, и он ощутил запах лета: скошенная трава, едва уловимый душок илистого берега реки и амбре приближающегося дождя, и сквозь всё это великолепие проступило кое-что по-настоящему желанное — сладкий аромат девичьих кожи и волос. Бесформенная черная масса, едва различимая во мгле, содрогнулась, и из неё, словно из чашечки цветка проступило знакомое лицо. Макс не спутал бы Клодетт ни с кем! — Я... Думал, что никогда не найду тебя... Что ты тут... делаешь? — устало проговорил он, словно сквозь дрёму. Веки Томпсона были прикрыты, конечности расслаблены. Интересно, если понадобится быстро бежать из этого места, чтобы спасти себя и девушку, хватит ли у него сил? Макс решил, что подумает об этом позже, когда тонкий палец нежно коснулся его губ, а затем теплые ладони опустились на его разбитое лицо, гладя свежие раны и застарелые рубцы, размягчая их, точно глину. Томпсон вздохнул от удовольствия и закрыл глаза. Да, он рассчитывал именно на это по итогу удачных поисков, если очередная похищенная девушка сможет вернуться из лап похитителей в целости и сохранности. Благодарственный жест для самоотверженного героя, решившего прошерстить время и пространство, чтобы найти объект своей привязанности. Лицо приблизилось, и Макс ощутил, как Клодетт прильнула к нему в глубоком поцелуе — примерные девочки редко решаются на такие, особенно с типами, подобными случайному герою. Томпсон почувствовал эрекцию. Теплые руки Клоетт гладили его ушибленные плечи, грудь, живот — Макс не помнил, когда скинул рубашку и майку, но отчего-то не беспокоился о таких мелочах, — чуть позднее ласки переместились ниже, к его напряженной плоти. Определенно, теперь Томпсон понимал, почему Кодетт не спешила покидать эту прорву... Он сам крепко задумался над тем, стоит ли вообще искать выход.***
Из-за столкновения перед глазами у бегуна заплясали искры и тут же потемнело. Заваленная металлоломом и прочим барахлом земля стала резко уходить из-под ног — Сойер, чтобы не упасть, выбросил руку в слепом поиске подходящей опоры и почувствовал под ладонью холодную и шершавую поверхность ржавого бампера. «Что это за ёбаная херня?!» Вопросы следовали один за другим, но Бубба не испытывал необходимости находить ответы прямо сейчас. В его приоритеты входил только побег! — Какая жалость! — с театральным сочувствием произнесла следовавшая за ним Янг. — Ушиб головку, котик? Я не предупредила, что бежать некуда? Бубба вскинул голову, вяло глядя на преследовательницу. Она неспешно и даже элегантно перебралась через образовавшуюся в ограде дыру и теперь направлялась к жертве, осторожно огибая ржавые остовы автомобилей. — Что… Тебе… Нужно… Сука?! — стиснув от боли зубы, процедил Сойер. Его терпение истончалось, однако он по-прежнему придерживался правил, которые делали его хорошим человеком, именно поэтому Сойер все ещё не открутил приезжей голову. Женщина остановилась, но не убрала свое призрачное оружие. На секунду на её лице возникло неясное выражение, похожее не то на пренебрежение, не то на легкое удивление. — Как грубо… Мне казалось, или при нашем первом разговоре ты был куда более милым? — она склонила голову, отчего каштановые волосы отчасти закрыли её лицо. В нем, но точно против воли, Сойер увидел что-то отталкивающее, что никак не относилось к действиям Аманды, возможно, то, что скрывалось за ширмой в виде идеальной голливудской картинки. Некая едва видимая гнильца, похожая на уродливые шрамы под атласными перчатками. — Все вы мужчины такие. Стоит узнать вас получше, и оказывается, что внутри только претензии к женщинам… Бубба в недоумении смотрел на преследовательницу, не находя подходящих слов, чтобы сообщить о её возможном душевном расстройстве. Какая разница, что там в голове у этой психички? — Я шучу! — внезапно затенённое лицо снова озарила белозубая улыбка. — К тебе у меня ровным счетом никаких дел, крошка! Просто птичка напела, что ты, оказывается, стал добрым другом моей старой знакомой. Думаю, она уже рассказывала обо мне... Или необходимо представиться? — Без понятия, о чем … — произнес Бубба сдавленно, краем бумажного пакета вытирая нос, из которого закапала кровь. — Не смей делать вид, что ничего не знаешь! — тон женщины стал более жестким. В нем явственно читались железные нотки, похожие на привкус крови, который прилип к нёбу беглеца. — Мне нужно знать, куда запропастилась Лиза Шервуд, наша бойкая малышка… Не люблю делиться друзьями… — Леди… — измученно вдохнул Сойер, — Вы правда с кем-то меня путаете… Я без… Преследуемый не заметил, как быстро Аманда приблизилась и как близко к его лицу очутилось туманное лезвие, оказавшееся при лучшем рассмотрении не таким уж и бесплотным… Когда острие коснулось щеки, Бубба почувствовал, как к уже имеющемуся ушибу прибавился и порез. Кровь горячей струйкой потекла по подбородку, заскользила по шее и расцвела багровым пятном на некогда белом воротнике рубашки. — Поверь, Сойер, — шипящим тоном гадюки произнесла Янг прямо над ухом жертвы, — мы знаем… Она знает, и все, что происходит, только Её воля… Будь у меня выбор, я, возможно, оценила бы то, что Лиза так внезапно решила покинуть нашу дружескую компанию и начать новую жизнь с чистого листа… «Её…?» — Бубба оттолкнул женщину, а она и не подумала ударить его в ответ, прекрасно понимая проигрышную позицию беглеца. — Я без понятия… Что… Тебе… Твоим дружкам сделала Лиза… Мне все равно! Я не хочу в этом участвовать, но и помогать гребаным садистам не буду! Плевать на твои фокусы, психопатка! Он снова вскинул отяжелевшую после удара о невидимую преграду голову и взглянул на Аманду, однако не смог сфокусировать взгляд — перед глазами подрагивало бледное пятно лица с кроваво-красными мазками губ, зато Сойеру удалось обнаружить кое-что ещё… Его неясный взгляд выхватил за спиной женщины чью-то высокую темную фигуру, которая, точно марево над раскаленным асфальтом, тоже подрагивала и менялась. Если бы не опасная близость Янг, Бубба, возможно, обратил бы на фантом куда как больше внимания, но сейчас большая часть утекающего от боли сознания сконцентрировалась на неотвратимости гибели, а также на собственном безумии. Не могли же подобные ужасы происходить так близко к городу, солнечным утром! — Можешь обзываться сколько влезет, крошка, но я не уйду отсюда без ответов. Видишь ли, мне и моим дружкам садистам неважно, хочешь ты во всем этом участвовать или нет! Радуйся, что пока тобой занимаюсь я, а не кто-то еще. Возможно, это общение будет куда менее приятным. А если ты сейчас будешь вести себя как хороший мальчик, пообещаю, что никто тебя больше пальцем не тронет. Идет? Призрачная фигура в отдалении выжидающе скрестила руки, и сквозь рябь Бубба будто бы различил какой-то белый лоскуток, похожий то ли на блик, то ли на… Нашивку! «Так вот как она нашла нас!» — Сойер уже не размышлял над заманчивым предложением Аманды и уцепился за то, кем являлся её таинственный помощник. — Эй, малыш, ты меня слышишь? — с участием обратилась Аманда. Её заинтересованный взгляд прошелся сначала по разбитому лицу «малыша» и, вычленив объект чужого интереса, переместился на силуэт у сетки рабица. Женщина мученически вздохнула, словно бы благодаря Сойеру она могла опоздать на важное мероприятие и в принципе не очень-то хотела задерживаться в месте, подобном свалке автомобилей. — Прекращай выделываться, кажется, он уже никуда не убежит! — обратилась Янг к кому-то, чей неясный образ напоминал марево, однако фантом не думал отвечать, словно боялся раскрыть себя. Бубба, глядя исподлобья на незнакомца, приготовился тем не менее к очередной порции вопросов Аманды, даже к удару или тычку острым лезвием, но ничего подобного не произошло. В следующее мгновение звуки из-за пределов незримой ограды вновь наполнили свалку, земля задрожала, из-за чего усыпавшая двор галька заплясала, точно живая. «Этого еще не хватало!» — глядя себе под ноги, подумал Сойер, впрочем, не сказать, что происходящее ошарашило его — утро выдалось удивительно насыщенным на события, и землетрясение казалось блеклым на фоне садистки в красном, таинственного фантома и странного невидимого капкана. Бубба выдавил нервный смешок, глядя на то, как оживилась мучительница. Дальше — лучше: под каблуками Аманды Янг, прямо на дрожащей земле, расцвёл странный светящийся символ площадью чуть меньше фута, похожий то ли на пентаграмму, то ли на индейскую метку. Из знака на поверхность хлынул сноп оранжевых искр, что заставило женщину в испуге отскочить от загадочной силы — Аманда и в этот раз сохранила равновесие, непонимающе глядя на пентаграмму. Столб света на месте, где недавно была лишь светящаяся пентаграмма, похожая на старую неоновую вывеску, стал ярче, и Бубба почувствовал, как горячий воздух обжег ему лицо и ладонь, выставленную, чтобы получше разглядеть творящееся действо, и, словно бы сюрпризов по-прежнему было недостаточно, в обжигающем сиянии появилось темное пятно, и из этой бесформенной тени наружу вырвалась тонкая рука, которая молниеносно ухватила Сойера за рукав и со звериной силой потащила в адское пекло.***
Издав стон удовольствия, Макс приоткрыл тяжелые веки, глядя перед собой — к тому моменту, когда руки девушки стали усерднее работать над его членом, она вынула язык из чужого рта, — каково же было удивление Томпсона, когда он обнаружил Клодетт уже в отдалении, абсолютно нагую, объятую серебристым мерцанием. Гладкую кожу девушки покрывала испарина, которая поблескивала в неясном свете, источника которого, как казалось, не существовало. Это сияние делало тело гибким, изящным, почти нереально красивым — ЭмДжей никогда, даже на страницах похабных журнальчиков, не видел форм прекраснее. Казалось, высшие силы узнали, какая девушка ему по вкусу и слепили её по образу в голове заказчика, который об этом и не подозревал. Как мило с их стороны! Макс довольно улыбнулся, глядя на эту притягательную картину. Девушка повернулась на спину и широко раскинула ноги, её рука скользнула меж бедер и развела пальцами влажные губы вульвы. Тьма больше не задерживала Томпсона — путь по доисторическому кладбищу был лишь испытанием, преодолев которое, благородный рыцарь мог получить все, что хотел… Почти как в сказке, вот только в детских книжках никогда не описывали, чего именно добавились светлые сэры, думая о яснооких принцессах, томящихся в башнях. «О жестком трахе, о чем же еще!» — как он не распознал желаний Клодетт, когда они общались в первый раз, на территории кампуса. Эта напускная холодность, самомнение, попытка выставить плохо образованного на её фоне деревенщину полнейшим простофилей. Смотри, кто я такая, сельский простачок! Высшее существо! Куда тебе! «Думаешь, я с этим не справлюсь, красавица? — с залихватской улыбкой подумал Макс, накрыв её тело своим. — Отошьешь меня ещё раз, я разозлюсь, так что лучше бы тебе быть посговорчивее!» Томпсон различил на чужом лице с выражением желания намерение выразить протест и резко протянул вперед руку, накрыв ладонью её рот. — Заткнись! — рявкнул он, прижимая Клодетт к полу, так что её собранные в хвост курчавые волосы погрузились во что-то влажное и маслянистое, из-за чего девушка уже не могла вернуть голову в прежнее положение. — Замолчи, пока я по-настоящему не разозлился, ты, самодовольная сука! — к концу фраза больше напоминал глухое рычание, нежели человеческую речь.***
Бубба нашел в себе силы возмущенно вскрикнуть «Э!» и пропал в бушующем снопе искр, как сухое полено, пошедшее на растопку. Словно бы и не было в здоровяке тех могучих двухсот пятидесяти фунтов. После его исчезновения сияние стихло, а оставшиеся искры, выписывая невероятные узоры, разлетелись по ветру. Вскоре ничто не напоминало о произошедшем на свалке автомобилей чуде. Аманда слишком поздно поняла, кто сумел пробить незримый барьер, и потому и действий ловкача не предугадала. Янг в сердцах ругнулась, и её голос стремительно вылетел за пределы невидимой, но некогда вполне ощутимой стены, спугнув несколько ворон, устроивших гнездо в салоне разбитой машины. — Должна отдать тебе должное, эта штука отлично работает, — женщина в красном взглянула через плечо на своего приспешника, затем зябко поежилась и хмыкнула, — однако не тогда, когда в дело вступает Шервуд. — Если бы ты не любезничала с ним, Аманда, всё могло разрешиться намного раньше! — безразлично, с нездешним акцентом кинул ей фантом, сменивший бестелесный облик на вполне себе человеческий. Янг его заявление не задело. Ранее ей и в голову не могло прийти, что Лиза Шервуд обладает настолько могущественной силой. Впрочем, думала Аманда, у девчонки был потенциал, и она, её наставница, видела оный с самой первой их встречи. — Что теперь? Есть предположения, планы? — с недоверием поинтересовался высокий мужчина с нагрудной нашивкой, на которой значилось «Филипп». Клинок на обезображенной шрамами руке женщины пропал, развеялся, словно сигаретный дым, и кожу в бугристых рубцах тут же накрыла ткань изящной длинной перчатки. Аманда хмыкнула, капризно поджав губы, взгляд её при этом сохранял будничную холодность — ни азарта охотника, ни страха, ни сожаления. — Не думаю, что они ушли далеко, — из висевшей через плечо матерчатой сумочки в цвет платья она вынула сигареты и зажигалку, — Она бы не дала нашей подружке так просто сбежать. Ты знаешь, у всего есть цена, и те, кто переступают грань, платят больше, нежели ты да я. Взглянув на мужчину снизу вверх, но так, словно бы Филипп не представлял собой ничего серьезнее уличного фонаря, Янг выдохнула сквозь приоткрытые губы облачко дыма. — Голод, который приходит после, вот это я понимаю, испытание… Дано ли крошке Сойеру выжить после такого? Аманда издала звук, похожий на тот, который производят, вдохнув аромат свежего пирога с вишней: — М-м-м… Я бы посмотрела на то, как он справится с этим! Возможно, они сами друг друга прикончат.***
Столб света обжег кожу и заставил зажмуриться от боли и невыносимого для глаз сияния — все это время Бубба чувствовал, как чья-то стальная хватка держит его за предплечье, не давая и шанса вывернуться, хотя он, шокированный произошедшим, сомневался, стоит ли вообще дергаться… Путешествие Сойера сквозь огонь, несмотря на то, что было самым странным событием в его жизни, оказалось довольно недолгим. Спустя каких-то пару мгновений счастливчик, избежавший пыток женщины с кроваво-красными губами, рухнул на что-то твердое. — Твою мать! — ругнулся он, тяжело приземлившись на шершавые доски. Падение вышло болезненным, и Бубба, стиснув зубы, обнял руками и ушибленную голову, глаза предусмотрительно зажмурил, так как лицо жгло невыносимо. Вокруг пахло жженой серой и чем-то ещё, чем-то знакомым... Свежей отделкой, новеньким деревом и опилками. Странная догадка заставила Сойера отодвинуть боль и переживания на второй план и осмотреться. По ощущениям, его бросили в только что отшлифованный деревянный ящик, однако вернувшееся зрение вынудило спасенного отказаться от этой жутковатой мысли. Обстановка напоминала дом Томпсонов — наскоро сделанный остов, свисающие с проемов и рам обрывки полупрозрачной строительной пленки, доски, мусор в виде пустой упаковки из-под крекеров, оставленной накануне. Несмотря на то, что Сойер по-прежнему не понимал, как тут очутился, он с облегчением вздохнул и решил во что бы то ни стало найти того, кто таким чудесным образом спас его. Расфокусированный взгляд заскользил по проемам и стенам, пока не наткнулся на миниатюрную фигуру, притаившуюся за стопкой досок в углу комнаты. В лучах света, льющихся сквозь многочисленные прорехи и единственное окно, Бубба различил, как некто прятался в тени, поджимая к груди тоненькие ноги. Лицо было обращено к стене и затенено неровно остриженными темными волосами, покрытыми то ли грязью, то ли глиной — точно определить, кто находился в помещении, было нельзя, однако чудом уцелевший беглец сделал смелое предположение: — Л… Лиза? — Сойер отер окровавленное лицо рукой и откинул со лба прилипшие к влажной коже волосы. Он все еще не был уверен, что перед ним та бойкая девчонка, которая не так давно вела себя подобно самой невыносимой на свете занозе в заднице, однако других вариантов у него не имелось. Бубба поднялся, опираясь на руки и сел на колени, чувствую, как кровь мелкими каплями льется на пол, а лицо болезненно пульсирует. Стоило срочно найти что-нибудь, чем можно было заткнуть нос и промыть раны. По ощущениям, лицо превратилось в сырой бифштекс. —Лиза, — начал Сойер снова, на этот раз более строго, — Не потрудишься ли обьяс… Существо в углу сжалось сильнее, словно испытывало адскую боль, из тени раздался странный звук, похожий на ворчание небольшой собаки. — Лиза, боже… Что с тобой? — беспокойство о собственном благополучии сошло на нет. — Они тебе что-то сделали? Дай мне только... Надо вызвать… Он снова не успел договорить — сухонькая, похожая на ветку мертвого дерева рука вытянулась в сторону окна, откуда на пол проливался солнечный свет. Бубба подумал, что сейчас совсем не время потакать странным прихотям девушки, но все же поднялся и просунул руку к верхней перекладине рамы, чтоб накрыть дыру вместо окна подвешенным снаружи куском пленки. Внутри стало темнее, и теперь яркие свет плясал лишь в видневшейся сквозь открытый проем комнате, бывшей когда-то кухней. — Теперь лучше? — вздыхая от недовольства, спросил Бубба. — Не знаю, что с тобой на самом деле, но эту… Фигню пора прекращать! Из-за тебя я могу лишиться работы, знаешь ли! Правда! Стоит обратиться в полицию… Или, ну… Полицию штата! Ведь эта ненормальная может знать, где мы, и уже ехать сюда! А ну как с нами что ещё случится?! Он обернулся к девушке и застал у своего лица занесенную лапу с длинными острыми когтями. Зрачки Сойера сузились до размера булавочных головок. Если лезвие, возникшее на руке женщины в красном, он видел издали и вполне осознавал, что случится после его появления, то этот трюк был полной неожиданностью. Существо, издав неприятный гортанный звук, толкнуло оппонента к стене, вынудив Буббу вжаться лопатками в доски. В судорожных поисках выхода из ситуации он хотел было содрать только что надетую на раму пленку, но не успел — тварь с силой резанула его по внешней стороне предплечья. Сойер вскрикнул и оттолкнул нападавшую второй рукой, из-за чего хрупкое тельце лишилось равновесия и приземлилось на все четыре конечности, выгнувшись, как это делали одержимые в фильмах про экзорцизм. — Да что на тебя нашло, дура?! — он тяжело дышал, шмыгая носом из-за подступавшей крови, однако противница и не думала отступать. Даже в полумраке Сойер различил, что от мало что в этом создании напоминало давешнюю Шервуд: кожа потемнела и огрубела, по цвету напоминая илистое дно озера; руки и лицо, чудовищно худые и костистые, пошли буграми, больше похожими то ли на вздувшиеся вены, то ли на корни деревьев. Ясные глаза девушки стали непроницаемо темными и… Голодными. Рот, открытый в гримасе ярости, ощерился мелкими, но острыми зубами, похожими на пираньи. — Боже… — простонал Бубба. За это утро он столкнулся со многими ужасами, но никогда прежде ему не доводилось видеть существо, столь похожее на человека и при этом человеком не являющееся. Бубба оцепенел, надеясь, что тварь не станет терзать его, пока он не даст повода. Его спину под легкой тканью рубашки царапали щепки, которыми ощетинилась деревянная стена, однако даже это не смущало его так сильно, как Лиза, утратившая цивилизованный облик. От отца — еще в те незапамятные времена, когда был несмышленым мальчишкой и не подозревал, что родитель редкостная дрянь, — Сойер слышал истории о вендиго, водившихся в северных штатах ещё в те времена, когда никаких штатов не было, и земли принадлежали индейцам: «Запомни, малец, такие твари обычно обитают на кладбищах или местах старых войн. Издали можешь принять их за людей, только очень скоро ты подумаешь, мол, как это, откуда в таком месте и нормальный человек? Когти у них как у пумы, а зубы как у аллигатора… А в глазах читается такой голод, словно всей еды мира не хватит, чтобы прокормить их! Да это и невозможно, потому что едят они только свежую человеческую плоть!» Сегодня старые страшные сказки ожили, чтобы преподать Буббе неплохой урок, который, судя по всему, он должен был унести с собой в могилу. Тварь зло рыкнула, обхватив его руку цепкими пальцами с острыми когтями, но Сойер решил не реагировать, надеясь, что ей скоро надоест этот спектакль. Сквозь боль, смятение и ужас к нему возвращались воспоминания ушедшей ночи. Кажется, в заброшенном особняке Лиза находилась в точно таком же состоянии. Впрочем, тогда было темно, и теперь Бубба не стал бы утверждать наверняка, что в подвале Лиза выглядела так же ужасно, как сейчас. Сейчас он готовился к тому, что паника вот-вот поглотит его, сделает безучастной ко всему марионеткой. Такое бывало… Однажды во время бейсбольного матча он просто застыл, не смея сделать ни шагу, чтобы как-то посодействовать победе команды. Просто стоял, точно оцепеневший, полностью отключившись от реальности. Тогда, будучи мальчишкой, Сойер смотрел на гневные лица взрослых на трибунах; разинутый, точно у выброшенной на берег рыбы, рот отца, который сопровождал каждый выкрик резким взмахом руки, в которой была зажата открытая банка пива. Пена лилась в проход подобно слюне из пасти бешеной собаки. Бубба думал, что уже давно перерос это состояние полной беспомощности перед обездвиживающим ужасом, но не тут-то было. «Это Её воля, крошка… Или ты думал, что даже на такого верзилу, как ты, у неё не найдется рычага воздействия? Глупый малыш…» — сладкоречивая Аманда Янг ненадолго стала его внутренним голосом, словно ценнейший эксперт в вопросах, похожих на бред сумасшедшего. Спасение из лап садистки могло и не являться таковым — оно принесло не меньше боли и страха. В глазах твари Бубба прочитал голод и ярость, каких не встречал ни у одного человека. Зачем же Лиза, оказавшись в таком состоянии, пришла ему на выручку в столь удачный момент? «Это тоже Её воля?» — спросил он у женщины в красном, образ которой никак не выходил из головы. Однако ответом была лишь тишина. Тени, отбрасываемые обрывками строительной пленки, казались Сойеру растерзанными кусками человеческой плоти, а создание напротив — их палачом с неутолимым голодом вендиго. Мозги заливала какая-то вязкая темная масса, которая лишала Сойера мышления. Он чувствовал, как страх выбил из него буквально все, включая боль или мысли о том, что произошло с Лизой. Острозубое существо с темными голодными глазами, приблизившееся к жертве вплотную, провело звериными когтями по окровавленному воротнику некогда белой рубашки и принюхалось, словно учуяло запах деликатеса. Её рот приоткрылся, и за рядами пираньих резцов оппонент различил черный гибкий язык. В рассеянном свете комнаты казалось, что лицо Лизы претерпевали более серьезные изменения, нежели прежде: её некогда вздернутый нос запал, превратившись в две влажные прорези, которые судорожно дрожали при каждом вдохе и выдохе, а волосы затвердели, грязные пряди удлинялись и вскоре стали похожи то ли на иссушенные ветви, то ли на клубок змей. Это существо не могло вызывать ничего, кроме отвращения. Подобные ему кишели в фильмах ужасов, столь популярных в последнее время, и все же обычно не вызывали ничего, кроме смеха, — до того гротескно были сделаны, однако Сойер сомневался, что, если останется жив, сможет ещё хоть когда-нибудь выдавить из себя улыбку. — Чего ты хочешь? — сипло спросил он у дикой твари, но людоедка лишь сильнее прижала его к стене, заставив стиснуть зубы от боли. Черные глаза, выпуклые и непроницаемые, вытаращились прямо на Сойера, и из них, словно ядовитый газ, струйкой изливалась тьма. Глядя в эти глаза и видя в них свое окровавленное изображение, Бубба решил, что теперь их с Лизой интересы, может быть, совпадают. Мелодичный голосок в голове подробно объяснял, вернувшись из затяжного молчания: так делаются дела в Её Владениях, там, куда смертные могут заявиться лишь по особому приглашению, однако уже никогда не выберутся обратно прежними. Это логово первозданной тьмы, первородных грязи и греха, где забытые души вопят в вечных муках, а новоприбывшие стонут в экстазе от прилива сил. Да, именно так, через боль… Через боль и кровь в Её доме дела и делаются — стоит только доказать, что достоин. Оппонент черноглазой твари, будучи какое-то время назад хорошим человеком, урвал эту мысль, пока путешествовал транзитом сквозь адское пламя и она пожаром разрослась в мякоти под его черепной коробкой, заполнила мозг тьмой. Лиза прижалась к Сойеру всем своим тощим тельцем. Теперь рубашка, служившая девушке платьем, раскрылась, выставив на обозрение плоскую грудь, едва ли не мальчишескую, с темными, крупными сосками, которые казались острыми вкупе с новым обликом хозяйки. Хороший человек уже видел, как вгрызается в неё зубами, как швыряет миниатюрное тело Шервуд на доски, расстегивает ремень, спускает брюки и трахает девушку, то, во что она превратилась… Не занимается любовью, а именно трахает, притом жестко, вминая её в пол, потому что именно так выглядит любовь в новом мире, который предлагала рассмотреть получше Тьма, именно такие вещи творились по Её воле. Бубба, завороженный одновременно отталкивающим и притягательным сном маньяка-извращенца, знал, что подобная близость сулит скорую смерть, поскольку навряд ли вендиго будет смиренно ждать, пока её разопнут на стылом ложе из заноз и пыли. Сойер наперед чувствовал, как Шервуд вонзает в него острые пираньи клыки, как выдирает внушительные куски, испытывая при этом возбуждение ничем не хуже сексуального. Бубба и сейчас чувствовал, как прижатое к его животу и ногам тело нетерпеливо подрагивает. — Такова Её воля… — прошипело существо, отдаленно напоминающее Лизу, проводя черным змеиным языком по окровавленной шее оппонента. Терпкий запах крови витал в плотном воздухе, лишний раз доказывая, что Её воля — нечто, что не требует разумного объяснения. Оно прекрасно и могущественно само по себе. Оно подобно материнской ласке и ядерной войне, боли и удовольствию, тому, что никто никогда не испытывал. И Оно отлично подстраивается под предпочтения приглянувшихся питомцев, жалких букашек, живущих а столпах из химических реакций, которые могут внушить им, что ледяной ужас ничем не хуже любимой женщины или прикосновения Господа Бога! Не было ни недостроенного дома Томпсонов, ни солнечного утра, только влекущая Тьма, похожая на холодные влажные объятия. Сойер послушно наклонился к дикой твари и втянул в рот её гибкий черный язык, чувствуя, как раздвоенный кончик ощупывает нёбо, и, параллельно, как острые когти рвут рубашку на спине, как он сам стискивает руками гибкое тело до хруста костей.***
Макс заблудился, пропал в гибельных трясинах логова Тьмы. Миссия его была забыта, а намерение выбраться из непроглядной ночи — отброшено! Он хотел только закончить одно важное дело, на которое ему указала Она. Зов был нестерпимо громким, и хоть Томпсон не мог понять, на каком языке шептала ему хозяйка вне времени и пространства, он видел свое предназначение отчетливо, как распростертое под ним обнаженное тело девушки. Запрокинутая голова Клодетт утопала в черном болоте, над которым сцепленные тела любовников остервенело двигались, тонула, пока в трясину не ушли лоб и глаза. Дрожа на пике удовольствия, Макс лишь раз вскинул голову, чтобы взглянуть девушке в лицо, но застал только зажатый собственной перепачканной ладонью рот и наползшую на переносицу и щёки черную жижу. — Что... Что ты скажешь теперь, стерва? Кто из нас прав, дрянь?! Нравится тебе, что ты чувствуешь, а? Нравится?! — он кричал как безумный, но слышал глухое рычание вместо человеческих слов. Пальцы девушки вцепились в кожу у него на плечах, словно в предсмертной судороге, и тогда Томпсон отнял ладонь от рта Морель. Ответ его не интересовал, он просто хотел увидеть её глаза, обычно сокрытые за стеклами очков... Понять, готова ли она вновь выразить отказ. Подложив руку под шею девушки, Макс вытащил её тонувшую в черноте голову наружу, где мерцал мистический серебристый свет. До сих пор на его обезображенном, даже сильнее обычного, шрамами лице играла не менее безобразная улыбка маньяка-каннибала, вкушавшего запретное лакомство, улыбка безумца, оскал зверя. Однако когда Томпсон взглянул в лицо любовницы, почувствовал, как одержимость ослабила свою хватку, и дикая радость, экстаз стали угасать, как и мерзкая гримаса на его лице.