Стокгольмский синдром

Маринетт лежит на постели, смотрит в выбеленный потолок — и не может заснуть. Ноги и руки ноют, будто костюм Леди потерял все защитные свойства и ей пришлось самостоятельно с непривычки заниматься своеобразной гимнастикой. Неприятное чувство в груди заставляет раз за разом зацикливаться на одних и тех же мыслях. На секунду комната исчезает во мраке, и вместо привычных светлых стен девушка видит кирпичную кладку подвала. Какой-то грызун отчаянно пищит, застряв в щелях. Скоро звук оборвется, животное примет свою печальную судьбу, и наступит снова тишина, прерываемая только каплями воды в углу. Кажется, что тяжелая деревянная дверь вот-вот откроется, покажется Адриан и будет ругаться, требуя возвращения Леди. И Мари снова будет чувствовать себя беззащитной и уязвимой, более обнаженной, чем может быть без одежды. Девушка вздрагивает — и понимает, что она дома, в своей комнате над пекарней Дюпен-Чен. Тикки мирно посапывает где-то в углу, будить ее ради разговора не хочется, но что-то сделать необходимо. Мари поднимается с кровати, заходит в ванную с выключенным светом, смотрит в зеркало. Она знает, что еще несколько дней будет залечивать губы от трещин, из-за которых даже говорить неприятно. Темные круги под глазами исчезнут через какое-то время, когда Маринетт начнет высыпаться, заново научится есть что-то домашнее, желудок привыкнет к нормальной разнообразной пище. Посеченные кончики волос придется срезать в ближайшие выходные, корни постепенно перестанут так сильно жирниться. Истонченные запястья и выпирающие ребра еще придется прикрывать, чтобы окружающие не знали, насколько Мари похудела. Все эти внешние следы исчезнут, а Маринетт останется. Адриан просто хотел найти кого-то, кто мог вернуть Леди. Стала бы сама Дюпен-Чен идти на крайности, если бы он пропал? Стала бы она так сходить с ума? Маринетт не могла ответить себе. У нее в комнате хранились десятки снимков Адриана, его расписание, подарки ему на ближайшие тридцать дней рождения. Она знала, где он, с кем и когда. И это напоминало не меньшее безумие, чем зацикленность Агреста-младшего на Леди. Неужели он просто был влюбленным? Теория тут же разбивалась о факты — если Адриан любил супергероиню, то почему переспал с Маринетт? То, что между ними было, не подходило под идеальное понимание первого раза. Слишком быстро, грубо и дико. Она, конечно, когда-то мечтала о том, чтобы потерять девственность именно с Адрианом. Но в ее голове это было что-то красивое — с белыми шелковыми простынями, лепестками роз, видом на Париж в одном из дорогих отелей. Там не было ни подвала, ни грязного матраса, ни обоюдной злобы. Там не было ни истерики, ни такого странного желания. Маринетт вздыхает, садится на холодный пол и закрывает глаза. Помещение снова растворяется. Она очнулась в незнакомом месте. Запястья и щиколотки пощипывало. Маринетт попыталась подняться, но поняла, что не может изменить позу. Кто-то привязал ее к стулу, надев что-то на голову. Звук тяжелых шагов рядом пугал — Мари не понимала, что происходит, кто с ней и где она. Знакомый голос усмехнулся где-то слева. — Куда же ты дела Леди Баг? Тебя видели последнюю в тех местах. — Я не знаю, — прошептала Мари, чувствуя, как в горле пересохло. — Врешь, — повторяет кто-то, и резко сдирает холщовый мешок с головы пленницы. Слабый свет все равно режет глаза, тяжелый спертый воздух не позволяет отдышаться и детально все рассмотреть. Маринетт упирается взглядом в темный пол, чьи-то светлые кеды и ноги в джинсах. Похититель приближается снова — и заставляет девушку заглянуть в его изумрудные глаза, пропитанные такой ненавистью, что невольно становится страшно. Адриан почти рычит. — Где Леди Баг? Ты подставляешь весь Париж! — Я не знаю, — повторяет Маринетт, и все повторяется. Она пытается поерзать, чтобы грубые веревки не так сильно сдавливали запястья, но у нее не получается. Громкий стук приводит девушку в чувства — она видит, что находится в своей ванной и постепенно понимает, что стучат ее зубы. Маринетт поднимается, вздыхает и возвращается в постель. Появление Кота послужило для ее памяти спусковым крючком — и пока она не видела напарника, ей удавалось как-то сохранять лицо. Но его присутствие и злые слова напоследок заставили Мари снова окунуться в то, от чего она надеялась скрыться. Ей хотелось забыть все, жить так, будто Адриан ее не похищал, будто между ними не было всего, что случилось. Будто все это было одним бесконечным страшным сном, в котором Маринетт разучилась правильно просыпаться. Но первые трещинки давали о себе знать — прошло слишком мало времени, чтобы Маринетт могла измениться. Крик царапал горло, оседал неприятным комочком где-то под кадыком, не давая звуку вырваться. Невыносимые чувства так переполняли девушку, что она не знала, как дать им выход, лишь бы не сойти с ума, не выйти в окно, не шагнуть с мансарды в неизвестность. Хотелось просто вырвать из себя все прикосновения Кота, все слова и угрозы Адриана, все сочувственные взгляды одноклассников. Маринетт чувствовала себя одной большой пульсирующей раной, разорванным сердцем, поданным к десерту. Ей хотелось по-прежнему улыбаться всем и каждому, рисовать модели одежды и аксессуаров, опаздывать и быть той милой неуклюжей девушкой, которую все знали. Но она ей больше быть не могла. И как жить в новом, страшном и болезненном мире, Маринетт тоже не знала. Теперь она понимала — тот, кого ты любишь, может тебя поранить. Те, кому ты доверяешь, могут влезть грязными руками в твою душу, чтобы что-то из нее себе подобрать. Любовь — не обязательно светлое и возвышенное чувство, приводящее в итоге к свадьбе и долгой счастливой жизни вместе. А люди не бывают идеально плохими или хорошими. Подвох может ждать от кого угодно — и даже от тех, от кого не ждешь. Каждое осознание отдавалось головной болью и равномерным покачиванием из стороны в сторону, лишь бы унять желание закричать изо всех сил. Маринетт Дюпен-Чен еще не понимала, что бессонница станет ее постоянным спутником на ближайшие дни, и из ночи в ночь она будет вспоминать каждую секунду, проведенную в подвале. Чтобы успокоиться, девушка снова начала привычный отсчет. Первая секунда, вторая, третья. Четвертая, пятая, шестая, седьмая, восьмая. Девятая, десятая. *** Горячие капли воды били по плечам и лицу. Адриан закрыл глаза, надеясь, что сможет просто смыть с себя липкое ощущение испорченности и загрязненности. Но уже битый час стоял под душем, и легче не становилось — только кожа раскраснелась и пар заполнял ванную комнату. Плагг давно мирно дремал, зарывшись в тумбочку с разными сырами. Квами уже успел позлорадствовать, что был прав, «он же говорил» и «интересно, как теперь Адриан собирается все решать». Парень тихо выругался, ударив стену кулаком. Это тоже не помогло. Двух особенных девушек действительно не могло быть. Поэтому была она одна — Маринетт, умеющая превращаться в бесстрашную Леди Баг. Как Адриан не заметил сразу?! Как он мог упустить то, что было у него перед самым носом? Разве он, будучи Котом, не приближался к Леди, не заглядывал ей в глаза, не чувствовал ее запах, в конце концов?! Он, как и остальные, не обращал внимания ни на прическу, ни на фигуру, ни на форму лица. А ведь стоило всего лишь один раз приглядеться — и тогда бы все встало на свои места, он бы не испортил отношения с той, о ком мечтал с самой первой встречи. Как назло, в голову лезли воспоминания об их первом разе. В нем не было ни любви, ни жалости — сплошное желание, основанное на злости и желании обладать. Он не хотел, чтобы его Леди чувствовала себя использованной, но, наверняка, именно так оно и было. Адриан чувствовал себя животным, психопатом — кем угодно, только не собой. Стыд, сдавливающий грудь, снова напоминал о себе липким чувством грязи. Как от нее отмыться, Агрест-младший не понимал. И он не мог ни у кого спросить — ни у отца, ни у Натали, ни у почитателей в интернете. Все они не знали настоящего Адриана, того, которого видела Маринетт. Того, кого запомнила его Леди — и вряд ли бы она стала вообще с ним разговаривать, зная, что Кот — это он. Это бы добило остатки того доверия, что сохранились в Мари. Адриан хотел знать, кто отнял его Леди. Он старался всеми способами узнать о произошедшем, но не слушал ни Плагга, ни доводы разума. Казалось, что правда постоянно ускользает от него, находясь перед самым носом. Теперь Адриан знал, что так оно и случилось — но Леди украл не кто-то злой или посторонний, а он сам. Он держал ее в подвале, грязную, голодную, привязанную к стулу или стене. Он не кормил ее по несколько дней, бил по щекам, обливал водой и кричал. Он вел себя хуже, чем Бражник, главный злодей города. Адриан был хуже всех акуманизированных вместе взятых, всех, кого супергерои побеждали раз за разом. Потому что его не заставляли, не околдовали и не использовали. Он навредил единственному человеку, которого хотел видеть рядом. Леди всегда улыбалась, даже если ситуации казались критическими. Даже если самого Кота захватывали и побеждали, ей удавалось решить любые проблемы и конфликты. И она была добра к каждому, кого видела. Одно из воспоминаний резко пронзает мысли, заставляя осесть на кафельный пол. Однажды на День всех влюбленных Кот устроил для Леди сюрприз на крыше, украсив все свечками и цветами, она пришла поздно, призналась, что не может играть его чувствами. Она говорила, что он для нее больше, чем напарник — Кот ее друг, и ей не хочется врать. Леди сказала, что любит другого парня, но не может признаться, кто этот счастливчик — не поставит под угрозу тайну личности. Тогда Адриан даже не мог предположить, что речь идет о нем самом. А теперь он знал, и становилось еще хуже. Хотелось сбежать из Парижа, больше не появляться на учебе, добровольно закрыться в особняке, как отец. Не заниматься в секциях — пусть учителя сами приходят в дом, как это было прежде, до его бунта. Адриан знал, что не выдержит ни минуты рядом с Маринетт, еще и в окружении других. Каждый одноклассник, каждая комната, каждый запах — все это напоминало о том, что Агрест-младший сотворил. Эту ошибку было не смыть ни деньгами, ни мылом. Адриан вышел из душа, вздохнул, глядя в окно на первые лучи рассвета, и твердо решил, что больше не покинет особняк не в образе Кота. Пока что так будет лучше и для него, и для Мари. Вероятно, ей будет легче простить Адриана, если она не встретит его ни сегодня, ни завтра, ни на следующей неделе. А вот Кот вполне может приходить. В конце концов, Нуар перед Леди не так накосячил.