Четвëртый чемпион

      — Это шутка такая? — усмехнулся кто-то за слизеринским столом.       В тишине, завладевшей Большим залом, эта фраза прозвучала чересчур громко, но хотя бы разрядила то напряжение, возникшее с появлением Грюма.       — Вовсе нет, мистер Малфой, — сказал Дамблдор. — Но, если уж вы заговорили о шутках, — этим летом я слышал анекдот. Заходят однажды... — Профессор МакГонагалл многозначительно кашлянула. — Э-э-э, — протянул Дамблдор, покосившись на волшебницу, — но, возможно, сейчас действительно не время. Расскажу в другой раз. Н-да... — Директор почесал кустистую бровь. — Так о чём это я? Ах, да, Турнир Трёх Волшебников. Думаю, некоторые из вас понятия не имеют о том, что это за турнир такой. А те, кто знают, надеюсь, простят меня за разъяснения. Итак, Турнир Трёх Волшебников был основан примерно семьсот лет назад как товарищеское соревнование между тремя школами — Хогвартсом, Шармбатоном и Дурмстрангом. Каждую школу представлял чемпион. И эти три чемпиона состязались в трёх магических заданиях. Турнир проводился каждые пять лет, и было общепризнано, что это наилучший способ налаживания дружеских связей. И так шло до тех пор, пока число жертв на этих соревнованиях не возросло настолько, что турнир пришлось прекратить.       — Жертв? — тихо переспросила Гермиона, встревоженно осматриваясь. Но остальных, казалось, это совсем не заботило.       — За минувшие века было предпринято несколько попыток возводить Турнир Трёх Волшебников, — продолжил Дамблдор, — но ни одну из них я бы не назвал удачной. Тем не менее, было принято решение попробовать ещё раз. Всё лето мы упорно трудились над тем, чтобы в этот раз обеспечить условия, при которых ни один чемпион не подвергся бы смертельной опасности. Директора Шармбатона и Дурмстранга прибудут с окончательным списком претендентов в октябре, а выборы чемпионов будут проходить на День Всех Святых. Беспристрастный судья решит, кто из студентов наиболее достоин соревноваться за Кубок Трёх Волшебников, честь своей школы и приз в тысячу галлеонов.       — Джордж, мы просто обязаны попробовать! — с жаром произнёс Фред Уизли. Лицо юноши пылало энтузиастов от перспективы такой славы и богатства. И он оказался далеко не единственным, кто представил себя в роли чемпиона Хогвартса. Каждый второй в этом зале с восхищением и предвкушением смотрел на Дамблдора, жаждя подробностей. Один Эд был спокоен. Чемпионы Хогвартса уже давно известны. И ему, и Дамблдору. Один из них сидел с Эдвардом за столом. А вторым станет он сам.        — Я знаю, — заговорил вновь Дамблдор, — что каждый из вас горит желанием завоевать для Хогвартса Кубок, однако, главы участвующих школ совместно с Министерством Магии договорились о возрастном ограничении для претендентов. Лишь студенты, достигшие семнадцати лет, получат разрешение выдвинуть свои кандидатуры на обсуждение. Это, — Дамблдор слегка повысил голос, дабы перекричать гул возмущения, — необходимая мера, поскольку задания Турнира по-настоящему трудны и опасны. Турнир Трёх Волшебников — это не шутки, и я лично прослежу, чтобы никто из студентов моложе положенного возраста при помощи какого-нибудь трюка не подсунул свою кандидатуру нашему судье. Поэтому настоятельно прошу — не тратьте понапрасну время на выдвижение самих себя. Делегации из Шармбатона и Дурмстранга прибудут в октябре и останутся с нами на большую часть этого года. Не сомневаюсь, что вы будете любезны с нашими гостями и что от души поддержите нашего чемпиона. А теперь — пора спать. Завтра первый учебный день и важно, чтобы вы были бодрыми и отдохнувшими. Доброй ночи!       Дамблдор сел на место и заговорил с Грюмом. С шумом, гулом и обсуждениями студенты поднялись со своих мест и толпой хлынули к дверям.       — Это не справедливо! — возмутился Джордж. Он так и остался стоять, с гневом глядя на Дамблдора. — Семнадцать нам исполнится в апреле. Разве это повод лишать нас шанса?       — Они не помешают мне участвовать, — упрямо сказал Фред, хмуро глядя на стол преподавателей. — Чемпионам позволено такое, о чём остальные только мечтать могут. И тысяча галлеонов впридачу!       — Да ладно вам, ребята, — с беззаботной улыбкой начал Эд. — Не такая уж и важная штука этот турнир.       — Ага, тебе легко говорить, — фыркнул Фред, — ты-то можешь участвовать.       — Да, но не уверен, что хочу.       — Пойдёмте-как отсюда, — предложила Гермиона, и они вшестером направились в холл.       — Интересно, кто этот судья, что будет выбирать чемпионов? — сказал Гарри.       — Понятия не имею, — ответил Фред. — Но его-то нам и предстоит провести. Полагаю, Джордж, тут сработает Стареющее зелье.       — Но Дамблдор знает, что вам нет семнадцати, — возразил Рон.       — Это да, — кивнул Джордж, — но ведь не он решает, кому быть чемпионом, верно? Сдаётся мне, что судья просто выберет лучшего из каждой школы и даже внимания не обратит на возраст.       — Там люди гибли! — воскликнула Гермиона, резко повернувшись к близнецам, что шли позади. — Болтаете о турнире, вечной славе... Деньгах! А жизнь вам что, не важна?       Гермиона действительно переживала за этих балбесов. За эти годы они все будто стали родными, частью одной большой семьи. Девушка не могла допустить, чтобы с близнецами что-то случилось.       — Важна конечно, но жизнь при деньгах же лучше. — Фред подмигнул Гермионе и они с братом прошли мимо девушки.       Всю дорогу до башни Гриффиндора близнецы обсуждали турнир. Они говорили так, будто уже провели Дамблдора и официально стали чемпионами. Рон и Гарри говорили о чём-то другом, а Гермиона плелась сзади, думая о своём. Эд вертел головой по сторонам, разглядывая развешанные по стенам картины, на которых люди были абсолютно живые, рыцарские доспехи, которые тоже время от времени меняли свои позы. Всё юному алхимику было чудно и странно. Он не понимал, зачем в замке держат приведения, ведь они создают лишь проблемы. А движущиеся лестницы? Вот у людей в Лондоне они действительно удобные, а эти двигаются так, как им вздумается, и никогда не угадаешь, куда она приведёт тебя в следующий раз. В живых картинах тоже не было никакой пользы. Болтают всякую ерунду, галдят, шумят... Ещё и воображают себя самыми главными.       — Пароль? — потребовал портрет толстой дамы в розовом шёлковом платье.       — Вот чёрт, — хлопнул себя по лбу Джордж. — Я с этим турниром совсем забыл про пароль.       — Без пароля входа нет, — несколько высокомерно сказала дама.       — Да знаем мы, — буркнул Рон. — Вот и что делать?       — Чепуха! Пароль — чепуха!       Это сказал пухленький парнишка с короткими чёрными волосами. Он изо всех сил спешил нагнать гриффиндорцев, в чём не было никакой необходимости.       — О, Невилл, ты как раз вовремя, — улыбнулся Гарри.       Этот самый Невилл вытер мокрое от пота лицо рукавом мантии и вымученно улыбнулся.       — Чепуха, — повторил Фред, повернувшись к портрету. Дама склонила голову в лёгком кивке, и портрет развернулся, открывая проëм в стене. Круглая комната, которую и скрывала за собой картина, была отделана в красных и золотых тонах, везде стояли кресла, диваны, а в камине потрескивал огонь. Гермиона бросила на пламя мрачный взгляд, и Эдвард отчётливо услышал, как она пробормотала «рабский труд». Потом девушка пожелала всем спокойной ночи и ушла в свою комнату.       — А-а... — протянул Эд, — у меня возник вопрос...       — Да, мне тоже интересно, где ты будешь жить, — почесал затылок Фред. — Дамблдор не говорил, на каком курсе ты будешь учиться?       — На седьмом, — ответил Эд.       — Неплохо, — усмехнулся Джордж.       И они поднялись по винтовой лестнице. Гарри, Рон и Невилл, ушли в свою комнату, а Стальной остался с близнецами.       — И как ты будешь учиться на седьмом курсе? — спросил Фред, осматривая таблички с именами на дверях. — Ты же совершенно не смыслишь в магии. Ты хоть раз пытался ей пользоваться? Вдруг, не можешь.       — Если бы он не мог, Фредди, его бы тут не было.       — Но они же не отсюда, Джорджи. В любом случае...       — В любом случае, это уже не моя забота, — сказал Эд.       — У вас с Дамблдором какой-то уговор, да? — обернулся на него Джордж.       — Может, и так, — пожал алхимик плечами.       — Ладно, — это совсем не наше дело. — Близнецы остановились. — Твоя комната.       — Спасибо, — улыбнулся Элрик.       — Не за что. Но, Эд, будь осторожен с обещаниями Дамблдору, ладно? Все ему конечно доверяют, но я чувствую, что здесь, — Джордж обвëл глазами коридор, — что-то произойдёт. Что-то плохое. Просто будь на чеку.       Попрощавшись, близнецы скрылись за дверью напротив, а Эдвард открыл свою. Это была просторная комната с четырьмя кроватями. На каждой — тёмно-красный полог и покрывало, а в ногах — чемодан владельца. В комнате было достаточно прохладно. За окном всё ещё бушевал дождь, а камин не очень-то помогал.       — Всем привет, я — Эдвард Элрик, — поздоровался алхимик со своими соседями.       — Привет, я Ангус Мэтлок. — Это был высокий широкоплечий парень с тёмными кудрявыми волосами. Когда Эд зашёл в комнату, Ангус расставлял на полке книги. — Ты новенький, да? — Эд кивнул. — МакГонагалл говорила о тебе, но я тебя иначе представлял.       — Это как же? — нахмурился Стальной.       — Ну, — протянул гриффиндорец, — немного выше. Без обид.       — Откуда ты, Эдвард? — спросил парень с короткими светлыми волосами и кольцом в ухе. Он сидел на кровати, уже переодетый в пижаму и листал какой-то журнал. — О, я Дженсен, кстати. Дженсен Готфри. А это Алекс Флэтворфи. — Дженсен кивнул на темноволосого широкоплечего парня, сидевшего на кровати по соседству с единственной пустующей.       — Салют, — улыбнулся Алекс.       — Так откуда ты? — повторил вопрос Дженсен. — У нас обычно новеньких не бывает. Да ещё и на последнем курсе.       — А-а, — протянул Эд. Он подошёл к своей кровати и сел на неё. Вот об этой части легенды он совсем не подумал. — Да я дома учился, — выпалил он то, что первое пришло в голову. — Я и мой младший брат. Он, кстати, тоже здесь.       — А почему вы решили пойти в школу? — спросил Алекс. — Один год же остался.       — Мы жили с дядей. По работе он... всё время был в разъездах. И мы с ним. Когда Дамблдор предложил ему работу, решили, что и мы тоже поедем. А вообще, наша семья всегда была больше алхимиками, чем магами.       — Алхимиками? — усмехнулся Ангус. — Так новый преподаватель — твой дядя? А громила в доспехах никак твой брат? Алхимия. Она же, как наука, загнулась очень давно. Даже не представляю, что нового мне могут рассказать. Твой дядя лишь время зря потратит.       — Там, откуда я, — начал Эд спокойно, скрестив на груди руки, — наоборот не развилась магия. Её не используют. Она не практична, примитивна. Её заменили алхимией. Вообще, я думаю, мы можем многому друг у друга научиться.       Ангус фыркнул, схватил полотенце и скрылся в ванной комнате. Эд лишь глаза закатил.       — Не обращай на него внимания, — сказал Дженсен. — Он со всеми так.       — Друзей, как я понимаю, у него нет?       — Догадливый, — улыбнулся Дженсен.       Эд хотел подождать, пока Ангус освободит душ, а потом понял, что показывать всем автоброню в первый день — не самая хорошая идея. Поэтому он достал из чемодана пижаму, забрался на кровать и задëрнул полог. Да так плотно, что сам почти ничего не видел. Переодевшись, Стальной посильнее закутался в одеяло и закрыл глаза. Но сон никак не шёл. И не потому, что ребята ещё какое-то время обсуждали Турнир Трёх Волшебников, а потому, что Эд думал о завтрашнем дне. Наверное, только сейчас он осознал, что ему придётся учиться на седьмом — последнем — курсе, и это, несомненно, чертовски сложно, в он, Эд, ничегошеньки не смыслит в магии. Он бы даже проход в Косой переулок не открыл, что уж тут о магии сложнее говорить. Ох, и куда же он вляпался?       А пока Эдвард Элрик пытался успокоиться и заснуть, почти что в соседней башне кое-кто тоже думал о завтрашнем дне.       Профессору МакГонагалл весь вечер не давали покоя мысли о братьях Элриках. Да, Дамблдор предупреждал её и всех учителей о том, что в этому году в школу прибудут два совершенно необычных ученика, но волшебница не ожидала, что они будут настолько необычными.       Эдвард, который совершенно не выглядел на свой возраст, казался необычайно взрослым с глубокими, осмысленными глазами. Такие глаза МакГонагалл видела только у стариков, которые прожили долгую жизнь и видели много неудач и потерь. Поэтому видеть подобный взгляд у ребенка было немного жутко. Волшебница не знала историю жизни братьев Элриков, — Дамблдор рассказал о них только в общих чертах — но это было совсем не нужно, чтобы понять, что мальчики пережили в юном возрасте такое, о чём можно говорить только за плотно закрытыми дверьми, а ещё — тихим шёпотом. Но сказанного директором хватило, чтобы МакГонагалл поняла — братья здесь не просто так, и Дамблдору от них что-то нужно.       — Я не совсем понял, директор, — сказал профессор зельеварения Северус Снейп, сидевший за длинным столом напротив МакГонагалл, — вы хотите, чтобы мы ставили Эдварду Элрику — студенту седьмого курса — «липовые» оценки?       Сразу после пира Дамблдор собрал весь преподавательский состав в своём кабинете. Профессора совсем не понимали, что произошло, но терпеливо ждали объяснений. То, что сказал директор, поразило и возмутило их.       — Не прям чтоб совсем «липовые», — улыбнулся Дамблдор, сидевший во главе стола. — Я хочу, чтобы вы, дорогие коллеги, относились к мальчику более... лояльно, чем ко всем остальным.       — И почему мы должны это делать? — возмутилась профессор Стебль. Это была низкая волшебница с тёмными кудрявыми волосами, одетая в зелёную мантию. Она никогда не делала своим студентам поблажки. Да, профессор Стебль была мягкая, но справедливая.       — Потому что этот ребёнок особенный, — сказал Дамблдор.       — У нас пол школы особенных детей, — перебила его мадам Трюк, преподававшая полёты на метле. Эта женщина, жёлтыми — почти золотыми — глазами, которые делали её похожей на ястреба, была достаточно резка и никогда не скупилась в выражениях. — Слизеринцы так вон вообще считают себя самыми лучшими. И что им теперь ставить всем «превосходно», даже если они ничерта не знают?       — Я был бы поосторожнее с такими заявлениями, мадам Трюк, — приговорил Снейп, который являлся деканом факультета Слизерин и готов был защищать своих студентов до последнего. Какую бы гадость они не вытворили. — На моём факультете...       — Да всё это мы слышали уже сотни раз, Северус, — усмехнулась мадам Трюк. — Слизеринцы самые лучшие, самые умные... Но ладно, к ним мы хоть привыкли и не идём на поводу. Но вот Элрик...       — Объясните нам, что в этом мальчике такого особенного, Альбус, — сказал преподаватель заклинаний профессор Флитвик. Это был маленький человечек с кудрявыми седыми волосами и с такими же седыми усами, сидевший на высоком, как бывают у детей, стуле.       Собравшиеся за столом преподаватели, — а их было одиннадцать — повернулись на Дамблдора, ожидая, что он скажет. Волшебник поправил, висевшие на кончике крючковатого носа очки-половинки и заговорил:       — Если я вам скажу, что Эдвард ни разу в жизни не колдовал, вы, определенно, сочтёте меня выжившим из ума стариканом. Зачем же я тогда принял решение взять мальчика сразу на седьмой курс? Всё дело в предчувствии. Почему-то я чувствую, что в этом году произойдёт что-то плохое. Оно уже началось. Над Хогвартсом будто сгущаются тучи, рискуя разразиться бурей в любой момент. Нашим ученикам может грозить опасность. Самая настоящая опасность. А Эдвард, как бы это странно не звучало, поможет нам избежать самых ужасных последствий.       Когда Дамблдор сказал последнюю фразу, Грюм, который до этого не участвовал в разговоре, вскинул голову и посмотрел на директора своими жуткими глазами. Он будто знал что-то, чего не знал сам Дамблдор, и от этого старому волшебнику стало как-то не по себе.       Преподаватели ещё долго спорили о том, нужно ли относиться к Эдварду Элрику по-особенному. Они разговаривали громко, приводя разные аргументы, но Дамблдор всё уже решил.       — Коллеги, давайте все успокоимся, — громко сказал директор. — Прошу, не надо спорить! — Только через несколько минут волшебнику удалось восстановить порядок. — Я понимаю причину вашего возмущения, но я не прошу сразу выставлять Эдварду «превосходно» по всем предметам и экзаменам. Я прошу помогать мальчику, обучать и не попрекать ошибками, — Дамблдор задержал взгляд на Северусе Снейпе. Тот, хмыкнув, отвернулся. — Этим детям — Эдварду и его брату — пришлось пережить столько горя, — продолжил волшебник, — что вы, неверное, не поверите, если я начну рассказывать.       Преподаватели повздыхали, поохали да и согласились. Если уж Дамблдор что-то решил, то переубедить его практически невозможно. Хотя некоторые волшебники перестали спорить по большей части из-за того, что время уже было достаточно позднее, а им всем с утра ещё уроки вести. Пожелав друг другу спокойной ночи, они покинули кабинет Дамблдора. С директором осталась лишь МакГонагалл. У волшебницы был один вопрос, который она хотела задать всё то время, что длились споры.       — Вы сегодня какая-то необычайно молчаливая, Минерва, — заметил Дамблдор. Он поднялся из-за стола и достал из складок мантии волшебную палочку. Один взмах — и длинный стол, за которым минуту назад сидел весь педагогический состав школы, исчез, будто его никогда здесь не было. — Что-то случилось?       Волшебник опустился за свой стол, МакГонагалл села напротив.       — Я весь вечер думаю об этом мальчике, Эдварде, — проговорила волшебница. — У него такой взрослый взгляд, будто он прожил множество долгих жизней. Будто он знает то, что не знает никто.       — Вы правы, профессор, — кивнул Дамблдор, улыбнувшись. — Эти дети потеряли родителей, они остались совсем одни в раннем возрасте. В своей недолгой жизни они видели смерть, насилие... Они сталкивались с монстрами, жестокими убийствами. Я до сих пор не понимаю, как они ещё могут искренне смеяться.       — Мерлин, они же совсем дети! — ахнула МакГонагалл. — А Мустанг?       — Он их дядя. Военный человек. — Дамблдор усмехнулся. Усмехнулся как-то совсем недобро.       — Почему мальчики не владеют магией? — задала ещё один вопрос Минерва.       — Там, откуда они прибыли, нет магии, но есть алхимия. Там она развита сильнее, чем любая известная наука. А алхимия и магия, как оказалось, очень похожи. Поэтому я и попросил относиться к Эдварду... лояльнее.       МакГонагалл задумалась. Для всех алхимия всегда была сказкой. О ней рассказывали вводную информацию, историю, общеизвестные факты. Но алхимией не интересовались, не развивали. Кроме Николаса Фламеля не было ни одного хорошего алхимика. Алхимия была невероятной вещью, которая способна превратить камень в золото. О ней рассказывали легенды, а волшебников, желающих найти философский камень, было столько же, сколько и искателей золота Эльдорадо.       — Вам что-то нужно от этих детей, да? — спросила МакГонагалл, смотря на Дамблдора с надеждой на то, что он развеет её домыслы.       Но директор лишь улыбнулся. Такую улыбку Минерва никогда за все долгие десятилетия их знакомства не видела на лице Дамблдора.       — У нас с Эдвардом взаимовыгодное сотрудничество, — ответил Дамблдор, всё так же улыбаясь. — Я бы никогда не стал использовать детей в своих целях. Или вы во мне сомневаетесь?       — Что? Нет! Конечно, нет. Как вы вообще могли такое подумать? — нахмурилась волшебница.       — Ну и славно! — хлопнул в ладоши Дамблдор. — А теперь, дорогая Минерва, когда мы во всём разобрались, предлагаю всё же отправиться спать. День был крайне долгий.       МакГонагалл согласно кивнула и, попрощавшись, покинула директорский кабинет. Но уходила волшебница с каким-то странным чувством. Ей показалось, что Дамблдор ведёт себя как-то не так. Ему всегда было приятно с ней разговаривать — не только о школе — и он никогда не выпроваживал её из кабинета подобным образом. Хотя, может, ей просто показалось, и директор действительно очень сильно устал? Да, наверняка, так оно и есть.       К утру первого учебного дня ливень, бушевавший весь вчерашний день и ночь, утих, но небо всё ещё было затянуто тяжёлыми серо-свинцовыми тучами.       Эдвард проснулся рано. Ещё до того, как проснулись его соседи. Юноша, прихватив с собой школьную форму и всё необходимое, отправился в душ. Встав под горячие струи воды, Эд расслабился. Он и не знал, что был так напряжëн всё это время. Сон его был беспокойным, и юноша пребывал в не очень хорошем настроении. Когда ручку двери, ведущей в ванную комнату, начали дергать, алхимик понял, что пора выходить. Он наскоро вытерся, оделся и вышел.       — Доброе утро, — сказал Эд. Несмотря на не очень удачное знакомство с соседями, Стальной решил всё равно вести себя дружелюбно.       — И тебе доброе, — улыбнулся Дженсен, застëгивая белую рубашку. — Как спалось?       — Нормально, — ответил Эд, вытирая мокрые волосы полотенцем. — Пока непривычно, но нормально.       — Готов к первому дню? — спросил юноша.       — Вполне, — кивнул Эд. — Кстати, где я могу увидеть расписание дня?       — В гостиной. Его уже должны были вывесить.       Эдвард поблагодарил Дженсена и вышел из комнаты в коридор. Спустившись в общую гостиную, Элрик увидел группу студентов, столпившихся у доски объявлений. Они что-то громко обсуждали, тыча пальцами в большой лист пергамента.       — Интересно, эта алхимия будет обязательной? — спросил высокий темноволосый парень у своих друзей. — Что-то мне не очень хочется тратить на неё время.       — Я уже готова записаться на курс прямо сейчас, — сказала светловолосая девушка своему другу. — Вы вообще видели нового преподавателя? Как он хорош!       Эд мог только усмехнуться. Уроки ещё не начались, а Мустанг уже обзавёлся армией фанаток.       Пробравшись наконец к расписанию, Стальной увидел, что первым уроком у него зельеварение вместе со слизеринцами, потом — общий для всех студентов с третьего по седьмой курс урок алхимии, а потом — заклинания, история магии и трансфигурация. Да-а, довольно насыщенно для первого дня. Видя все эти уроки в расписании, Эдвард начал нервничать. Как он, человек, совершенно не владеющий магией, может учиться наравне со всеми?       — Переживаешь из-за первого дня? — Эд вздрогнул от неожиданности.       — Немного, — ответил он, увидев рядом с собой Гарри Поттера. — Я же совсем ничего не умею, — проговорил он тихо.       — Уверен, тебе не о чем беспокоиться, — сказал гриффиндорец. — Если Дамблдор зачислил тебя сразу на седьмой курс, то он всё предусмотрел.       Слова Гарри немного успокоили Стального, но он всё равно нервничал.       Спустившись в Большой зал на завтрак, Эдвард увидел Мустанга и Альфонса, уже сидевших за столом преподавателей. Ал, увидев старшего брата, помахал ему. Эд улыбнулся и, преодолев желание подойти поговорить, занял своё место за столом Гриффиндора. Ему нужно привыкнуть жить без Ала. Всю жизнь они были вместе, практически не расставаясь. Стальной не помнил ночи, когда он спал без Ала, наверное, именно поэтому ему было сложно уснуть прошлой ночью. Конечно, ему не хотелось привыкать жить без брата, но не всё же время они будут только вдвоём. Когда Эд вернёт Алу тело, им нужно будет строить свою дальнейшую жизнь. Искать другую работу, создавать семью, в конце-концов. Так что в этой разлуке были свои плюсы.       Позавтракав, Эдвард вместе с другими гриффиндорцами с седьмого курса направился в подземелья на свой первый урок.       Кабинет зельеварения был тёмным и холодным. Здесь пахло сыростью и чем-то ещё, что Эд никак не мог опознать. На столах, перед студентами стояли котлы, а вдоль стены — большой стеллаж со всякими склянками, пробирками и коробочками. Стальной занял место на задней парте, чтобы меньше привлекать внимание преподавателя. Студенты негромко переговаривались, но все разговоры моментально стихи, когда дверь класса распахнулась. Профессор зельеварения буквально влетел в класс. Позади него развевалась чёрная мантия, делая его похожим на огромную летучую мышь.       — Надеюсь, вы все достаточно отдохнули на каникулах, — заговорил профессор, — потому что в этом году вам понадобятся все силы, чтобы сдать мой предмет. — Взгляд чёрных глаз волшебника задержался на Эдварде. Он смотрел на него изучающе, будто хотел забраться в голову. Стальной отметил, что профессор Снейп в тусклом освещении класса выглядел крайне бледным. — Давайте узнаем, помните ли вы что-то с прошлого года. — Волшебник взмахнул палочкой, и на доске позади него появились слова. — Задание на доске. Работаем в парах. Можете приступать.       Снейп сел за свой стол и уткнулся в какие-то записи, низко склонившись над столом.       Студенты начали вставать со своих мест, разбивались на пары. Друзья, знакомые... Лишь Эдвард продолжал сидеть на месте. Он ведь здесь никого не знал. Через несколько минут без пары остался лишь он. Он и Ангус Мэтлок. Увидев, кто достался ему в партнёры, Ангус хмыкнув, отвернулся. Эд на это лишь закатил глаза.       — Мистер Мэтлок, вам особое приглашение нужно? — сказал Снейп, оторвавшись от записей.       — Нет, профессор, — произнёс Ангус недовольно и, взяв свои вещи, направился к Элрику.       — Думаю, мы не с того начали, — сказал Эд тихо. Хоть Ангус ему и не нравился, Стальной прекрасно понимал, что без помощи Мэтлока с треском провалит задание.       — Я не собираюсь дружить с тобой, Элрик, — фыркнул Ангус, зажигая пол котлом огонь. — Просто делай, что я тебе говорю, и не задавай лишних вопросов.       Алхимик хотел возмутиться, но сдержался.       — Хорошо, — ответил он. — Говори, что делать.       — Для начала — принеси все ингредиенты со стеллажа.       Стальной встал и направился к полкам. И как он должен найти всё необходимое? Глаза алхимика забегали по склянкам и пробиркам. Хорошо, они хоть подписаны.       — Готово, — заявил Эд, — выгрузив всё на стол.       — Нарежь коренья поющих цветов, — скомандовал Ангус. Вода в котле уже закипела, и гриффиндорец высыпал туда какой-то зелёный порошок, пахнущий хвоей.       Эд достал из коробочки сушеные коренья, взял в руки нож и приступил к нарезке. Стоило ему сделать один надрез, как из корня хлынула какая-то жидкость, заливая доску.       — Фу, — поморщился Эд, отдергивая руки.       — Какие мы нежные, — закатил глаза Ангус. — Это всего лишь сок.       — Он воняет!       — Если бы ты резал правильно, ничего бы не вытекло. Смотри, как надо. — Ангус взял ещё один корень и нож. Движения юноши были чёткими и ловкими. Эд мог только позавидовать. — Это же совсем просто. — Он бросил в котел щепотку каких-то листьев и помешал зелье два раза по часовой стрелке. — Такое чувство, будто ты вообще нигде не учился.       — Я... ну... — запнулся Элрик. — У меня всегда было плохо с зельями.       — М-да, — протянул Мэтлок, — повезло мне с напарничком. Ладно, вот тебе ягоды асаи. Надави из них сок.       Ну с этом-то Эд точно справится! Жаль только, что его белые перчатки будут безнадёжно испорчены.       — Может, ты их лучше снимешь? — кивнул Ангус на перчатки Эда. — Они же почти весь сок впитали.       — Да, только... я не могу.       — Чего? — нахмурился Ангус. — Это ещё почему?       Эдвард запросто мог соврать. Сказать, что у него жуткие ожоги или даже аллергия. Но какой смысл, если правда в любом случае вскроется. Тем более, в перчатках было жутко неудобно.       — Когда с братом были маленькие, — заговорил Эд, продолжая давить сок из ягод, — случился пожар. Наша мама погибла, Ала так сильно изуродовало, что он вынужден носить доспехи, а я — потерял руку и ногу. — Стальной чуть закатал рукав, показывая Ангусу автоброню. Челюсть юноши чуть до самого пола не отвисла. — Поэтому я и ношу перчатки. Не хочу никого шокировать.       — Это... Я... Оно же... — запинался Ангус, не в силах подобрать слова. У него в голове в миг возникло столько вопросов, что он не знал, какой задать сначала. — Сполохвост меня задери...       Эд усмехнулся. В Аместрисе на автоброню реагировали куда спокойнее. Там это обычное дело. Уже давно никого не удивишь железякой вместо руки.       — Она какой от алхимии работает, да? — Глаза Ангуса загорелись. Было видно, что парня автоброня очень заинтересовала, и он жаждал рассмотреть её поближе.       — Не-а, — покачал головой Эд, оставляя в сторону чашку с соком ягод. Ангус вылил немного сока в котёл. Жидкость из зелёного стала кроваво-красного цвета. — Там, откуда я родом, много кто занимается автоброней. С нашими бесконечными войнами это достаточно прибыльное дело.       — То есть, ты хочешь сказать, что здесь не использовано ни капли магии? Вот прям совсем?       Ангус расспрашивал Эдварда об устройстве автоброни до самого конца урока. Гриффиндорец даже иногда забывал о зелье, так что оно получилось не таким, каким должно быть. Когда Эд принёс пробирку с пурпурной массой профессору Снейпу, тот принял её из его рук, сжав губы в тонкую полоску.       — Если сегодня я вас не оштрафовал за болтовню на моих уроках, мистер Элрик, — приговорил Снейп, когда Эд уже направился к двери, — это не значит, что в следующий раз я закрою на это глаза. Не стоит вести себя так, будто вам всё позволено. Вы не в том положении.       — Извините, профессор. Такого больше не повториться.       И с чего этот Снейп взял, будто он, Эдвард, думает будто он решил, что ему всё дозволено? Как будто он не прекратил разговаривать с Ангусом, если бы им сделали замечание. Странный он какой-то. Злой. Будто всё вокруг были в чём-то виноваты. Надо пораспрашивать о нём.       Пока седьмой курс Гриффиндора шёл к Большому залу, Эд слышал, как его одноклассники обсуждали то, что Снейп дал им задание из той категории, которую они начали проходить в конце прошлого года. Многие были этим недовольны и уже заранее знали, что оценки выше «слабо» никто из класса не получит. Но даже это не могло испортить всеобщее предвкушение от первого урока алхимии. Даже Эду было интересно, как будет вести себя Мустанг.       А Рой стоял в задней комнате Большого зала и ждал, пока все студенты соберутся. Мужчина так сгорел от нетерпения начать урок, что даже начал подглядывать в замочную скважину.       — Волнуетесь? — спросил Ал, который так же был здесь.       — Я?! — Мустанг отскочил от двери и принял самый серьёзный вид. — Конечно нет. Я генерал армии Аместриса. Что мне какие-то школьники? — и мужчина вновь вернулся к своему занятию.       Альфонс лишь покачал головой.       Несколько дней назад Мустанг недовольно ворчал, что ему, генералу армии и просто очень важному человеку, придётся возиться с детьми и пытаться вбить в их пустые головы ну хоть немного знаний. А вчера он никак не мог уснуть, выбирая, в чём будет вести свой первый в жизни урок. Отсутствие богатого выбора одежды Мустанг не считал веской причиной для того, чтобы выглядеть плохо. Рой до самого утра крутился перед зеркалом в отведённых ему комнатах, прикладывая к себе то одну рубашку, то другую, то тëмно-серые брюки, то чёрные, то мантию с отливом, то без. И ладно если бы Мустанг делал это в тишине, так он заставил Ала сидеть рядом и говорить, как он выглядит. А Альфонс — хоть и был лишён возможности спать — хотел отдохнуть после столь долгого дня.       — Может, надеть галстук? — задумчиво сказал Рой, рассматривая своё отражение. — Ал, как ты думаешь, какой галстук сюда подойдëт?       — Эм, — протянул Ал, — любой?       Рой обернулся, злобно глядя на младшего Элрика.       — Любой? — процедил он. — Если тебе всё равно, какое впечатление мы произведëм на нашем первом уроке, мог бы так сразу и сказать! — громко возмутился Мустанг.       — Я имел в виду, что вы всё равно будете прекрасно выглядеть! — сказал Ал, вжавшись в кресло. Пусть он и был в два раза больше Роя, всё равно боялся его.       Юноша ничуть не соврал, когда сказал, что Мустанг в любом случае будет выглядеть хорошо. Даже после совсем непродолжительного сна, генерал выглядел свежо. На его губах играла лёгкая улыбка, которую до этого Элрик видел крайне редко. Мужчина нервно топтался у двери в ожидании, пока все соберутся. А когда пришла пора начинать урок, Мустанг распахнул дверь и важно прошагал в Большой зал.       На первый урок алхимии студенты собрались достаточно быстро. Четыре факультетских стола, что стояли вдоль зала, развернули. Теперь она стояли параллельно столу преподавателей. Юные волшебницы заняли самый первый стол, чтобы лучше видеть красивого профессора, а остальные расселись так, как им было удобно. Эд занял место где-то с краю. Подальше от Ангуса, который всё норовил схватить алхимика за железную руку. «Лучше бы он по-прежнему со мной не разговаривал», — вздохнул про себя Эд.        За столом перед Эдвардом, но ближе в середине, сидели Гермиона, Гарри и Рон. Девушка сидела со скучающим видом, будто была на миллион процентов уверена, что не услышит на уроке ничего нового. На последнем ряду сидели близнецы Уизли. Фред что-то лихорадочно объяснял Джорджу, тыча пальцем в лист пергамента. Эдварда окружало множество голосов, которые вмиг смолкли, когда боковая дверь о крылась и в Большой зал вошёл Мустанг.       Увидев генерала, Эд едва сдержал смешок — таким напыщенным индюком Рой выглядел! Однако, белая рубашка, тёмно-синие брюки с помочами и тëмно-синяя — почти чёрная — мантия очень ему шли. Мустанг вальяжно прошёл туда, откуда обычно говорил Дамблдор, остановился и оглядел присутствующих. Девушки, сидевшие на первых рядах, одновременно вздохнули, когда Рой улыбнулся.       — Доброе утро, студенты, — начал мужчина громким звучным голосом. — Меня зовут Рой Мустанг и в этом году я буду преподавать у вас очень интересную науку — алхимию. Хотя, я бы скорее назвал её не наукой, а — искусством. — Мустанг вновь улыбнулся. — Что вообще такое алхимия? — задал вопрос Рой, прохаживаясь вдоль первого стола.       — Можно, сэр? — рука Гермионы Грейнджер взметнулась вверх.       — Да, мисс Грейнджер, прошу.       — Алхимия, — начала Гермиона встав с места, — это наука о смешивании различных химических элементов и превращении одних элементов в другие, — проговорила она и села обратно.       — Так пишут в ваших учебниках? — Гермиона кивнула. — Тогда, я бы присвоил Гриффиндору пять очков. Но, должен сказать, что это не совсем верное определение. Алхимия — это наука о структуре материи, её расщеплении и воссоздании. С помощью алхимии можно поменять форму и свойства тела, расщепить молекулы на атомы и, соединив их обратно, создать новое вещество. Это процесс называется преобразованием или трансмутацией. В основе преобразования лежит круг, в центре которого находится формула. — Мустанг остановился где-то в центре зала, между столами и оглядел студентов. — Наверное, вы думаете, что алхимия это очень просто, что, познав азы, вы сможете превращать камни в золото. И вообще быть почти Богами, — Мустанг усмехнулся. — Спешу вас разочаровать. В алхимии, как и в любой другой науке, есть свои законы. Мистер Эдвард Элрик, назовите их, пожалуйста.       Эд встал с места и заговорил:       — В алхимии есть три главных закона. Первый — закон равноценного обмена. Если ты хочешь что-то получить, то должен отдать взамен что-то равное. Второй — трансмутация происходит с сохранением массы. И третий — невозможно создать из одного вещества совершенно от него отличное. Камень можно превратить в другой вид камня, но цветок из него не выйдет.       — Абсолютно верно, — кивнул Рой и двинулся дальше по залу. — Так же в алхимии существуют и запреты, но о них я расскажу в другой раз. — Мустанг чуть помолчал и продолжил: — Как оказалось, алхимия и магия очень похожи. Они имеют общее начало и общие принципы. Могут разрушать и создавать. Это...       — Салазар, что за бред он несёт, — раздался за спиной Эда насмешливый голос. Стальной слегка обернулся и увидел сидящих за ним юношей в зелёных с серебристым галстуках. Один был блондин, да с такими белыми волосами, что те выглядели крайне неестественно. А второй — чëрноволосый и худощавый. — Равноценный обмен, сохранение массы... Видимо, у кого-то было «отвратительно» по трансфигурации, — и оба рассмеялись.       — Я сказал что-то смешное, молодой человек?       Рой терпеть не мог, когда кто-то разговаривал параллельно с ним. Лучше встать и выйти посреди его речи, чем не слушать и заниматься своими делами. Слизеринцы переглянулись и блондин встал. Обернувшись, Эд смог его разглядеть. Достаточно высокий, худой, с тонкими, аристократическими чертами лица. Серые глаза юноши смотрели на Роя с насмешливым прищуром.       — Ну, в общем-то, да, — сказал слизеринец. — Если вы хорошо знаете трансфигурацию, — а я абсолютно уверен, что это не так — то как вы можете утверждать, что магия и эта ваша алхимия похожи?       — Как вас зовут? — спросил Рой, скрестив на груди руки.       — Малфой. Драко Малфой.       — Мистер Малфой, расскажите подробнее, что вы имеете в виду? — Мустанг сел на край стола и выжидающе посмотрел на слизеринца.       — Я имею в виду то, — начал Малфой, манерно растягивая слова, — что ваша алхимия — прошлый век. Мы давно умеем превращать животных в предметы, создавать что-то из ничего. И плевать мы хотели на ваш равноценный обмен.       Эд ждал, что Мустанг сейчас взорвался и обрушит свой гнев на Малфоя. Генерал никогда не отличался сдержанностью и тактичностью и всегда говорил то, что думал. Каково было удивление Стального, когда Мустанг в ответ просто ухмыльнулся. По лицу Малфоя было видно, что он ждал совсем другую реакцию.       — Мистер Малфой, подойдите, пожалуйста, вон туда, к столу.       Юноша, усмехнувшись, направился к столу преподавателей, сбоку от которого всё это время сидел Ал.       — Несомненно, в словах мистера Малфоя есть смысл. Где-то магия превзошла алхимию. Где-то — наоборот. Возможно, сейчас вы не видите этой похожести, но, поверьте, чем дальше вы будете углубляться, тем больше увидите. Итак, мистер Малфой. Перед вами — кусок глины. Создайте из него что-нибудь.       Блондин издал смешок, но палочку из кармана достал.       — Фератум Верта!* — сказал Малфой, направив палочку на глину. На её месте возникла фигурка слоника.       — Впечатляет, — похвалил Мустанг. — А теперь, Ал, сделай тоже что-нибудь, пожалуйста.       — Ага, — кивнул Ал и, гремя доспехами, подошёл к столу. Студенты смотрели на Альфонса с опаской, недоверием. А Малфой, который стоял в полметре от Элрика-младшего, еле удержался от порыва отойти как можно дальше.       Альфон взял кусок глины, мел и сел на корточки. Все сразу повскакивали со своих мест, чтобы лучше видеть, что юноша делает. Алхимик начертил простой круг преобразования, а внутрь него положил глину. Когда Ал прикоснулся к кругу руками, из него вырвался голубой свет, а когда он исчез, все увидели на месте глины фигурку соловья. По залу пошли шепотки.       — Отлично, — кивнул Рой. — Теперь, мистер Малфой, я прошу вас разбить свою статуэтку и статуэтку Ала.       — Разбить? — переспросил блондин, выгнув бровь.       — Совершенно верно. Разбить.       Малфой пожал плечами и смахнул со стола слоника. Тот упал на каменный пол и разлетелся в дребезги. Затем он подошёл к статуэтке Ала, поднял её и бросил обратно на пол.       — А теперь я хочу, чтобы вы их починили.       Ничего не спрашивая, слизеринец попытался собрать все осколки в кучку.       — Репаро, — произнёс он, направив палочку на остатки слоника. Через секунду слоник уже стоял таким, какой и был.       Альфонс собрал осколки соловья и положил их в тот же алхимический круг. Он так же прислонил руки, вновь возник свет, а в центре круга стоял целëхонький словей.       — Неплохо, — заметил Малфой. — Но слишком долго. Я делаю это быстрее.       — А кто сказал, что на этом возможности алхимии заканчиваются? — ухмыльнулся Рой. — Ладно, мистер Малфой. Возвращайтесь за место. И за свою смелость вы получаете четыре очка.       — И это всё? — возмутился слизеринец.       — Если бы вы не болтали, получили бы больше. Скажите спасибо, что я вас не оштрафовал. — Малфой хмыкнул, но пререкаться не стал. Рой посмотрел на часы, что висели в Большом , и сказал: — На следующих уроках я расскажу вам, как ещё и где можно использовать алхимию. Вы даже сами попробуете совершить трансмутацию. Поверьте, под моим руководством вы сможете много чего интересного. Чтобы попасть на мои уроки, вам нужно всего лишь заполнить это. — Ал опустил на стол стопку пергамента. — Срок — до сегодняшнего вечера. На этом я с вами прощаюсь. Спасибо за урок.       Буквально за секунду к столу, на котором лежала стопка заявлений, выстроилась целая очередь. И Эд понимал, почему. Мустанг прекрасно показал себя на первом уроке, да ещё и перед большей частью студентов школы. Даже на нападки Малфоя не отреагировал. Поведение Мустанга приятно удивило Стального. Но стоял он в очереди за заявлением не поэтому. Ему просто нужно забить расписание, а ходить на те предметы, в которых он ничерта не смыслит, Эд не хотел.       — Мистер Элрик, по-моему, вам в этой очереди делать нечего. — Рой стоял, прислонившись к столу и скрестив на груди руки.       — Это ещё почему? Профессор, — возмутился Эд, выглядывая из очереди.       — Вы разбираетесь в алхимии не меньше меня, — приговорил Рой, — а в некоторых аспектах даже лучше. — Он усмехнулся собственной фразе. — Займитесь лучше... трансфигурацией. Полезнее будет.       — Трансфигурация, Эдвард. Трансфигурация.       Сдерживая поток возмущений и ругательств, Эд вышел из очереди и направился к выходу из Большого зала.       Рой Мустанг был доволен собой. Он справился лучше, чем предполагал. Наверное, всё-таки преподавание было у него в крови.       Генерал не знал своих родителей, которые умерли, когда ему было несколько месяцев от роду. Роя воспитывала младшая сестра его отца — Крис, более известная как мадам Кристамс. Это была грузная женщина с грубыми, почти мужскими чертами лица. В своей жизни мадам Кристмас любила только две вещи: деньги и сигареты. Из-за первых она открыла бар, который считался центром всего нелегального и запрещëнного в городе. А вторые — она просто никогда не выпускала из рук, говоря, что мужчины — одно разочарование, а сигареты становятся только лучше.       Мадам Кристмас не любила говорить о родителях Роя. Она всё время отмахивалась, говорила, что слишком занята и расскажет обо всём как-нибудь потом. Естественно, это потом не наступало.       Юноша узнал имена родителей только когда ему было тринадцать. Рой просто настоял. Мадам Кристмас рассказала, что родители Мустанга были преподавателями. Мама всю жизнь проработала в школе, а отец, в двадцать пять, разочаровавшись в системе образования Аместриса, ушёл в бизнес своего отца, дедушки Роя. Это всё, что Крис рассказала. Она не сказала, как они выглядели, что любили, даже как погибли в конце концов. После этого разговора Рой не оставлял попытки выведать у Крис ещё что-нибудь, но та молчала, а потом начала злиться. Рой догадался, что между его родителями и Крис что-то произошло. Что-то ужасное. Поэтому перестал спрашивать.       Несколько лет Рой хотел стать преподавателем, как и его родители. Учить детей, делать что-то полезное и важное. Он с радостью возился с соседскими детьми, рисовал с ними каракули, учил буквы. А потом в его жизнь пришла алхимия.       — Хороший урок, профессор, — сказал Ал, когда последние студенты покинули Большой зал.       Мустанг ничего не ответил, а лишь улыбнулся. В его голове возник образ улыбающихся родителей. Он никогда не видел их. Даже фотографий. Конечно, у него было много возможностей найти в архивах сведения о них, но он никогда ими не пользовался. Задумывался, но не искал. Наверное, он боялся разрушить тот образ, который рисовал в голове всю свою жизнь. Наверное, он боялся найти то, что разрушит идеальный портрет.       После алхимии Эд отправился в кабинет заклинаний. Настроение его было почти паршивое, а вокруг только и было разговоров, что об алхимии. Все носились с этими заявлениями, показывая их друг другу, сравнивая, будто это была какая-то контрольная и они боялись не сдать. Эд вздохнул и положил голову на скрещенные на парте руки. Если говорить объективно, ему эти уроки алхимии были не нужны. Рой правильно сказал: по некоторым аспектам Эд знал больше, чем сам Мустанг. Стальной просто не хотел позориться на других уроках. Понятное дело, что на алхимии он бы блистал.       Заклинания вёл маленький человек с пышной седой бородой и усами. Профессора звали Филиус Флитвик. Как и Снейп он начал урок с повторения последнего пройденного материала. Только на пары делить не стал, предоставив Эда самого себе. Впервые за всё время а Англии Эд взял в руки волшебную палочку. Юноша совершенно не понимал, что делать, и смотрел на Флитвика с абсолютной беспомощностью.       — Что с вами, юноша? — спросил Флитвик с тёплой улыбкой, подойдя к парте Элрика.       — Я... — вымолвил Эд тихо.       — Давайте вместе попробуем.       Маленький профессор возился с Эдвардом весь урок. Он поправлял его, указывал на ошибки, но не с недовольством, а с какой-то почти отеческой заботой. Когда урок закончился, Флитвик попросил алхимика задержаться.       — Я вижу, вам не очень комфортно, мистер Элрик, — начал волшебник. — Ну ничего. Новая школа, класс, преподаватели. Первое время всем тяжело, — улыбнулся он. — Вот, почитайте эти книги и попрактикуйтесь в простых заклинаниях. — Флитвик сунул в руки Эду несколько увесистых книг. — У вас всё обязательно получится.       Поблагодарив волшебника, Эд вышел из класса. Алхимику как-то стало некомфортно в своём теле. Его окружали ребята, которые вытворяли с помощью магии такое, что ему могло лишь сниться. Студенты на несколько лет младше Эдварда могли запросто отправить в воздух парту, гружëную десятками книг. Они могли заставит другого молчать одним взмахом руки. Сейчас, несмотря на всё то, что Эд прошёл, на все выпавшие ему испытания, он чувствовал себя слабым и... жалким.       В холле, куда Эдвард спустился после урока, он увидел толпу народа возле дверей в Большой зал. Тут были и Гарри с Роном и Гермионой, и другие ребята с курса Элрика, и младше.       — Как первый день? — спросил Гарри. — Смотрю, тебя уже загрузили, — улыбнулся юноша.       — Ерунда, — отмахнулся Эд. — Я это быстро выучу, — сказал он, хотя совершенно не верил своим словам.       — Эй, Уизли!       Гриффиндорцы обернулись. Тот блондин, Малфой, стоял в компании друзей. Они были чем-то страшно довольны.       — Чего тебе, Малфой? — резко спросил Рон.       — Твой отец звезда, Уизли! — объявил Малфой. — В газету попал. — Он помахал газетой. — Только послушай, — и он заговорил так громко, чтобы его услышало как можно больше народу. — «Дальнейшие промахи Министерства Магии. Создаётся впечатление, что неприятности Министерства Магии никак не закончатся, пишет специальный корреспондент Рита Скитер. Недавно критике подверглась бездарная организация массовых мероприятий на Чемпионате мира по квиддичу и упорная неспособность объяснить исчезновение одной из колдуний, сотрудницы спортивного отдела. И вот вчера Министерство оказалось втянуто в новый скандал — на сей раз благодаря выходкам Арнольда Уизли из Комиссии по борьбе с незаконным использо­ванием изобретений маглов». Они даже имя его правильно написать не смогли. Как будто он полное ничтожество, а, Уизли? — Малфой усмехнулся, эффектным жестом расправил газету и продолжил читать:       — «Арнольд Уизли, два года назад оштрафованный за незаконное владение летающим автомобилем, вче­ра ввязался в драку с магловскими блюстителями за­кона (т.н. «полицейскими») из-за нескольких, весьма агрессивно настроенных мусорных баков. М-р Уиз­ли, судя по всему, примчался на выручку Грозному Глазу Грюму престарелому экс-мракоборцу, уволив­шемуся из Министерства, когда он окончательно пе­рестал видеть разницу между рукопожатием и напа­дением убийцы. Поэтому нет ничего удивительного в том, что, явившись к м-ру Грюму в его строго охра­няемый дом, м-р Уизли обнаружил, что м-р Грюм в который раз поднял ложную тревогу. В ходе дальней­ших событий м-ру Уизли пришлось несколько раз прибегнуть к преобразованию памяти, прежде чем ему удалось скрыться от полицейских. При этом м-р Уизли отказался отвечать на вопросы «Ежедневного Пророка» о том, зачем ему потребовалось вовлекать Министерство в эту недостойную и чреватую сканда­лом историю». Тут и картинка есть, Уизли, — ликовал блондин, тыча пальцем в газету. — Мерлин, это что, твой дом? Ну и позорище, — усмехнулся он. — А твоей мамаше не помешало бы сбросить вес, как считаешь?       Рона затрясло от бешенства. Все взгляды собравшихся были направлены на него, будто в ожидании драки.       — Иди к чёрту, Малфой, — злобно сказал Гарри. — Пошли, Рон.       — Ах да, ты же был у них этим летом, Поттер. Скажи-ка, его матушка действительно такая жирная или только на фотографии?       — А твоя мамаша, Малфой? — огрызнулся Гарри, вместе с Гермионой пытаясь увести Рона, чтобы тот не набросился на слизеринца. — Я хоть её один раз видел, но сложилось впечатление, словно она только что унюхала кучу дерьма. Скажи-ка, у неё всегда такой вид или это от того, что ты был рядом?       Лицо Малфоя вмиг порозовело от злости:       — Не смей оскорблять мою мать, Поттер!       — Тогда заткни свою грязную пасть! — отрезал Гарри и повернулся, чтобы уйти.       Эд видел, как Малфой вытащил из кармана волшебную палочку и направил её на гриффиндорцев, которые уже развернулись к нему спиной. У Элрика были секунды на то, чтобы что-то сделать Книги, что он держал в руках, с грохотом попадали на пол. Стальной соединил освободившиеся руки, резко сел на корточки и прислонил их к полу. Он успел как раз вовремя — заклинание, выпущенное Малфоем, белой вспышкой ударило в каменную стену. Стену, возникшую прямо позади гриффиндорцев.       — Что за чёрт?! — Лицо Малфоя вытянулось от изумления. — Это ты сделал? — Теперь палочка была направлена на Эда.       — Только трус нападëт исподтишка, — ответил Эд, поднимаясь на ноги.       — Ах трус, значит, — побагровел Малфой. — Да я тебя...       Малфой уже собирался бросить в Эда заклинание, но его кто-то опередил. В холке громыхнуло, а затем раздался рëв:       — Ну нет уж, парень!       Элрик обернулся. По мраморной лестнице, хромая, спускался профессор Грюм. В руке он держал волшебную палочку, направленную на невесть откуда взявшегося белого хорька. Зверëк дрожал всем своим маленьким телом там, где секунду назад стоял Малфой. В холле наступила гробовая тишина. Казалось, никто не смел даже шелохнуться.       — Он тебя не задел? — прорычал Грюм, обращаясь к Гарри.       — Нет, — замотал головой Гарри. — Эд вовремя сделал стену.       Грюм резко обернулся на Эда. Внутри у юноши что-то сжалось.       — Оставь его! — рявкнул Грюм.       — Оставить кого? — растерянно спросил Эд.       — Не ты — он! — Волшебник тыкнул большим пальцем через плечо, указывая на черноволосого парнишку в слизеринском галстуке, который хотел было поднять с пола хорька, но тут же в страхе замер. Тут Эду по-настоящему стало не по себе. Похоже, вращающийся искусственный глаз Грюма мог видеть сквозь затылок.       Видимо, почуяв, что дело плохо, хорёк бросился бежать к лестницам, ведущим в подземелья.       — Куда собрался? — прорычал Грюм, вновь направляя палочку на хорька. Тот взлетел в воздух футов на десять, потом звучно шлëпнулся об пол и снова подскочил вверх.       — Мне не нравятся люди, которые нападают на противника со спины, — рычал Грюм, а скулящего от боли хорька подбрасывало всё выше и выше. — Гнусный, трусливый...       Эд больше не мог на это смотреть. Да, поступок Малфоя был гнусным, но Грюм сейчас показывал себя куда хуже. Стальной вновь соединил ладони и прислонил их к полу. Его осветила белая вспышка, а под хорьком возникла каменная рука, куда упало бедное животное.       — И что это ты делаешь? — Голос Грюма не предвещал ничего хорошего. Он смотрел на Эда, уже держащего хорька на руках, будто тот отобрал у него трость, без которой волшебник не мог ходить.       — Вы ведёте себя ничуть не лучше, чем он, — сказал Эд.       — Ты что его защищать вздумал? — рот Грюма искривило что-то среднее между ухмылкой и оскалом. — Он и в тебя заклинание пустить собирался. Или я ошибаюсь.       — А я в помощи не нуждаюсь. Сам бы как-нибудь справился. А теперь расколдуйте его. Или я иду к директору.       Изуродованное шрамами лицо Грюма исказила гримаса злобы. Он собирался что-то сказать, но на лестнице вовремя появилась профессор МакГонагалл с громадной стопкой книг в руках.       — Что здесь происходит? — взгляд её глаз бегал от Эда к Грюму и обратно.       — Воспитательная беседа, — процедил Грюм, сверля Эда взглядом.       — Воспитательная беседа? И кого же вы воспитываете?       — Он превратил Малфоя в хорька, профессор, — сказал Эдвард.       — Быть не может! — ахнула МакГонагалл, и книги посыпались у неё из рук. Волшебница бросилась вниз по ступенькам, доставая волшебную палочку. — Опустите его на пол. — Эд сделала, как велели. Через секунду на месте хорька с хлопком появился Малфой. Он, словно тряпичная кукла, лежал на полу. Его белые волосы упали на ставшее ярко-красным от страха лицо. Пошатываясь, он поднялся на ноги. Элрику стало его чертовски жалко.       Лицо МакГонагалл выражало такую злость, что Эд захотел поскорее убраться из Холла, лишь бы не видеть, что будет дальше.       — Грюм, — процедила она, поворачиваясь к волшебнику, — использовать трансфигурацию как наказание недопустимо! Это непрофессионально и крайне отвратительно. Профессор Дамблдор вам наверняка говорил об этом!       — Да, кажется, говорил. — Вид у Грюма был такой, будто ничего страшного не произошло. — Но я подумал, что...       — Мы оставляем после уроков! Снимаем баллы! Сообщаем декану факультета в конце концов!       — Пожалуй, я так и сделаю, — согласился Грюм, с острой неприязнью покосившись сначала на Малфоя, затем — на Эда.       Слизеринец, чьи глаза были полны слёз от боли и унижения, злобно посмотрел на Грюма, пробормотав что-то о своём отце.       — Да ну? — спокойно заметил Грюм. — Расскажешь папочке? Я давно знаю твоего отца, парень. Передай ему, что Грюм хорошенько присмотрит за его сыном. Передай, не забудь. Декан твой, кстати, не Снейп?       — Он самый, — процедил Малфой.       — О, ещё один старый знакомый, — прохрипел Грюм. — Надо побеседовать со стариной Снейпом. Пошли-ка со мной.       Грюм захромал к Малфою, но Эд вышел чуть вперёд, как бы загораживая слизеринца.       — Думаю, Малфою нужно показаться врачу, профессор МакГонагалл.       — Да, мистер Элрик, вы абсолютно правы. Малфой, идите к мадам Помфри. А все остальные — на обед. Живо.       Бросив на Эда быстрый взгляд, Драко зашагал прочь. Грюм несколько долгих мгновений сверлил Стального долгим злобным взглядом, а потом его окликнула МакГонагалл и он отошёл с ней в сторону, где волшебница тихо, но с жаром начала ему что-то говорить. «Ну вот, первый день в школе, а уже врагом обзавёлся, — не весело усмехнулся Эд в своей голове. — Ещё и в лице профессора». Но не помочь Малфою он просто не мог.       — Что это, чёрт побери было? — набросился Рон на Эда, когда тот сел за гриффиндорский стол. — С чего это ты вздумал защищать Малфоя?       — А по-твоему не стоило? — выгнул бровь Эд. — Грюм откровенно издевался над ним. Малфой запросто мог пострадать.       — Так значит тебя это волнует?! — буквально взревел Рон. — Отстань, Гарри! — рыжий вырвал руку из рук Поттера, который пытался усадить друга на место. — Почему я должен успокоиться?! Малфой оскорблял моих родителей! И я должен это терпеть?       — Грюм действительно поступил неправильно, — вмешалась Гермиона. — Какой бы сволочью Малфой ни был, применять магию к ученику...       — Мерлин, что я слышу! И ты туда же?! Нашли кого защищать, чёрт возьми!       И Рон, злой как сто чертей, покинул Большой зал.       — Рон! — пытался окликнуть Уизли Гарри. Но тот даже не обернулся.       Весь Большой зал слышал, что только что произошло между гриффиндорцами. Теперь все активно это обсуждали, бросая ни них взгляды.       — Мда, — протянул Эд, не весело усмехнувшись, — всего один день в школе, а уже врагов нажил.       — Не бери в голову, — сказал Гарри. — Рон отойдëт. Я понимаю, почему он так взбесился. Малфой не один год достаёт его. Да всех нас. Но Грюму всё равно не следовало использовать на нём магию. — Гарри несколько мгновений помолчал, а потом усмехнулся. — Знаете, что я понял? Малфой-то теперь у тебя в долгу. Ты ему почти что жизнь спас.       — Эд и нас спас, — заметила Гермиона.       — Да, — кивнул Гарри. — Круто ты это сделал! Спасибо.       — Вот только как ты сделал это без круга преобразования? — спросила Гермиона. — Мустанг же говорил...       — Эй, мы тут Рона встретили... — к столу подошли близнецы Уизли.       — Таким злым мы его никогда не видели.       — Что у вас тут произошло?       Гарри рассказал, что случилось в холле.       — А-а, — протянул Фред, наливая себе в стакан сок. — Теперь понятно, чего он так взбесился.       — У Грюма действительно с головой не всё в порядке, — сказал Джордж чуть тише.       — Он хоть и супер...       — Но кукухой поехал знатно. У нас сегодня был у него урок, — пояснил Джордж.       — Таких уроков ещё не бывало! — восторженно сказал Фред.       — Да, старик знает, что делать, каково это быть в самом пекле.       — Вам точно понравится!       Может, близнецы и были правы, но Эду совершенно не хотелось показываться Грюму на глаза. Юноша был абсолютно уверен, что их следующая встреча не принесёт ничего хорошего.       Если Стальной вскоре перестал думать о произошедшем, переключив внимание на оставшиеся уроки, то Грюм прокручивал это в своей голове весь оставшийся день. Как этот мальчишка осмелился бросить ему вызов? Тому, кто может раздавить, даже глазом не моргнув. Неверное, его и правда занесло. Порой он действительно бывает вспыльчив. Дамблдор говорил, что ему нужно держать себя в руках. Но иногда это сделать чертовски сложно.       — И к нему я должен быть снисходителен?! — взревел Грюм. — Да кто он вообще такой?!       — Ты хорошо рассмотрел, что делал мальчишка? — спросил человек, стоявший напротив окна.       Ночью Грюм не выдержал и пришёл к своему другу и союзнику, чтобы тот назвал ему хоть одну причину не убивать мальчишку прямо сейчас.       — Да, — приговорил Грюм. — Я раньше такого не видел.       — Интересно, — проговорил человек, почесав подбородок.       — Он угроза. Я чувствую это!       — Может быть, — ответил человек. — Но без него мы не сможем получить то, что нас нужно. — Грюм сжал челюсти. Неужели он готов рискнуть?       — Не делай такое лицо, — сказал человек, повернувшись. — Когда мы получим его, сможешь убить мальчишку. А пока — приглядывай за ним. И следи, чтобы он не совал нос не в свои дела.