Игра

1 Интермедия

Проходя мимо музыкального класса он невольно задерживался, вспоминая прошлое. Такое близкое, но отчего-то далекое. На каждую ноту у него находилось до сотни воспоминаний, несдержанных, мирных, чувствительных, спокойных. Он слышал в музыке эхо, родное и чуждое одновременно.

Касамацу в Бога не верил. Он верил в свои силы, волю и упрямство, которое пробуждалось в отчаянный момент. Он верил, что люди сами пишут свою судьбу, и что никто сверху не может указывать, ведь никого сверху то и нет. Он знал, что человек способен на многое, если возьмет себя в руки и встанет в очередной раз, когда всё вокруг желает его падения. И Юкио был верен своим принципам, пока не стал видеть нечто. Это нечто подозрительно дополняло и сменяло друг друга во снах, оно скользило, как профессиональный конькобежец по льду, и затягивало. Вначале парень решил, что это подсознание играется с его чувствами по поводу окончания школы и ухода из баскетбольного клуба, где было столько всего, что нельзя вписать в одну поэму. Потом он решил, что это ностальгия, так несвойственная японцам, но общая для всех живущих. К концу второй недели бывший капитан Кайджо подумал, что сходит с ума. Слишком реально, слишком много чувств, слишком страшно, слишком много слишком. Он проснулся вместе с воплем Кисе от боли выломленного наконечника стрелы, и более заснуть не смог. Как бы не хотелось гнать от себя эту мысль, но… Гудки. Абонента не существует. Гудки. Кто такой Кисе Рета? Гудки. Абонента не существует. Гудки. У меня не было сына, только дочери. Гудки. Абонента не существует. Гудки. Иди проспись, ты бредишь. Гудки. Абонента не существует. Гудки. Поколение Чудес? Что за бред? Гудки. Абонента не существует.

Он часами мог сидеть и наблюдать за игрой пальцев, легко скользящих по клавишам. Как взрослый и все понимающий человек, ему не составляло труда представить какими силами далась это грациозность и мягкость. Это восхищало, привораживало, открывало музыканта с другой стороны, той, что мало кому показывалась. Причастие к сокровенному будоражило разум и душу, выворачивая эмоции наизнанку. А мелодия лилась, неспешная, яркая в моментах, протяженная и насыщенная. Он слушал, затаив естество. Боялся спугнуть час отрешенности, в который погружался игравший, забыв обо всем на свете.

Касамацу садится на пол, наблюдая, как белое рассветное солнце показывает макушку из-за многоэтажек, оплетенных проводами. Телефон вполголоса бормочет одно и тоже: абонента не существует. проверьте набранный номер. абонента не существует. проверьте набранный номер. абонента не… С остервенением нажав на отбой, парень истерично усмехнулся. Да нет же. Не может этого быть. Не настолько у него развито воображение, чтобы выдумать такое!.. Никто не знал о них. О тех, кто внушал страх и уважение одним своим именем. Никто не знал о проклятии баскетбола — о шестерых монстрах и их не менее ужасающем менеджере.

Мелодия переросла в напряженный ритм, отзываясь дрожью в каждой клетке тела. Скорость нарастала, сюжет обрел стремительность и порывистость. Невольно вытянувшись, он неотрывно следил за бегом длинных худых пальцев, не в силах запомнить последованности, но отпечатывая каждое движение в памяти. Музыка дергалась, резвилась, скакала вверх и вниз, перемещая томительность и несдержанность. Он подался вперед, облизывая губы.

Юкио вспомнил свой самый первый сон, отрывками, где голос говорил об Игре, где юные соперники — и один товарищ — в замешательстве тыкались на месте, не веря. И он не верил. Другие миры? Измерения? Путешествия во времени? Инопланетяне? Магия? Высшие? Это все на самом деле, или он правда давным давно двинулся разумом?

Белое и черное смешалось. Гудящий отзвук наполнил комнату, коридор, уши невольных слушателей, и сердце того единственного, что попросил сыграть «что-нибудь, для отвлечения».

Сколько он так просидел на прохладном паркете парень не осознавал, пришел в себя только тогда, когда солнце скрылось в полуденном зное, а телефон разрывался от монотонной трели. Номер неизвестен. Зачем-то он принимает вызов. — Я тоже помню, — говорит смутно знакомый хриплый голос. — Что?.. Кто это? Кто-то по ту сторону хмыкает почти весело, но с каким-то надрывом. — Ушел из клуба и позабыл обо всем на свете? Мы удивлены, что тебе понадобилось две недели, чтобы забеспокоиться. Вообще, мы думали, что нас таких только трое, но вот звонок от нападающего из Кайджо по поводу одного несуществующего имени уже от третьего человека и… — Какого черта?! Кто это? — Касамацу сгорбился, ссилясь вспомнить эту манеру смешка. Как у Аомине Дайки, только… — Кагами Тайга. — Чтоб меня… Так я не спятил? — Юкио выдыхает облегченно, теряясь в ощущениях. — Не спятил, — фырчит «тигр», — я тоже так думал, пока Такао и Химуро не успокоили. Ну, как, успокоили… — Это правда, да? — тяжелое напряжение сдавило горло. — Да. Облегчения не наступило. Ничего не наступило. Только горькая тоска и… ужас. — Сумасшествие какое-то… — Встреться с ними, поговори, — Кагами, готовясь ко сну, совершенно не хочет засыпать. Вид орущего Кисе и гребаных дементоров до сих пор преследует. — И чем это поможет? Они ведь… черт. Я даже не знаю, как к этому относиться! Вся эта… Игра. Почему? — Задаюсь этим вопросом каждую минуту, — Тайга перевернулся на бок, болезненно морщась. Он все еще видит подавленного Куроко, что пытается выместить гнев на тренировочных манекенах после похищения Мидоримы. Чувства бывшей Тени воспринимались как свои. Не смог защитить. Не уберег. Не предотвратил. Не смог выстоять. Проиграл. — Факт фактом, Касамацу, мы здесь, а они там, пытаются спасти наши шкуры. Поговори с Такао и Химурой. Гудки.

Пианино не прекращало звучать, напоминая о том, как могло быть, если бы не…

2

С горем пополам они добрались до западной общины, встретив пару недружелюбных существ, порывающихся проредить их ряды. Игроки взяли охрану на себя. Шамал никогда не признается, но видеть, как солнечный серп, подхваченный сотнями воздушных вихрей рассекает броненосного червя надвое — восхитительно. Как и железные шарики, заряженные электрической энеригей, пробивающие шерстистые брюха — тоже сногсшибательно. И в довесок — песчанный огненный вихрь, испепеляющий гигантских скорзлов — что-то среднее между скорпионами и стрекозами, умеющими летать и жалить ядом — кульминация восторга. В прошлом приходилось спасаться бегством и тратить на путь втрое больше времени, а эти земляне, действующие слаженно, словно единый организм — предел мечтаний для проводника по опасным местам. Никто не просил их об этом, и, тем не менее, они молча делали свою работу — оберегали попутчиков от угрозы в виде слюнявых челюстей и урчащих желудков. И чем ближе они подходили к Гоби, тем больше становилось чудовищ, голодных и разъяренных. Шамал мог понять стимул защитить группу в дороге, но не мог понять почему сейчас Игроки остались в желании спасти никак к ним не относящихся существ. Они прибыли в середине дня, уставшие и измученные, но довольные, что живые. Их встретили горячо и тепло, накормив и предоставив место для отдыха. Шамал, к слову, не думал просиживать время, а сразу ринулся узнавать, кому нужна помощь и полегчало ли его прошлым подопечным. Пока лекарь ураганом носился повсюду, Мурасакибара огорошил друзей, приведя маленького гуманоида и заявив, что это враг. Акаши не знал, смеяться или плакать. Второй сигнал, о котором говорила Момои, принадлежал йотианам, существам ростом едва ли с метр, с угловатыми трехпалыми конечностями и перепонками, а также жабрами на висках. Белые короткие волосы, алебастровые глаза с тусклыми клюквенными зрачками, хорошо развитые мышцы плеч, спины и бедер. Смуглые, вечно облизывающие пухлые губы — они разве что странного вида умиление вызывали, но никак не тревогу, как те же спиксикианки. Йотиане были неконфликтными и вежливыми, и провели в Гоби, по меньшей мере, неделю, не зная, как добраться до осколка, потому как не обладали и крупицей стратегического мышления. В их команде из квартета присутствовали Гидрос, Глацес — маг льда — Геномос и Руббер — Элементаль Резины. Резины. Маги второго порядка занимали количественное большинство в перичне заклинателей, но встретить среди них «резинового человека»… Аомине и Момои, выросшие на комиксах, чуть не сорвали голос от смеха, называя несчастного и ничего не понимающего Руббера Мистером Фантастик*. Игроки-соперники не могли продвинуться, просто потому что двое из них совершенно бесполезны в условиях пустыни, а четвертый, ну, растягивается и все такое. Они толком не знали как применять свои способности, и как им удалось занять не предпоследнее место перед охотниками, что намеренно игнорировали сбор артефактов — везение чистой воды. Кто же такие миролюбивые чариане, раз умудрились уступить… этому. Оба осколка находились в гнездовье в паре десятков метров от поселения, и вылазка туда планировалась совместная. Оставлять этих бедолаг без помощи совесть не позволяла. Как оказалось, они глубоко заблуждались в суждениях. Приход тварей обусловлен двойным магическим резонированием частей огромных пазлов, что с начала Игры стали лакомым кусочком для всего живого. Тихоходки использовали энергию артефактов как топливо для своих бесшумных и невидимых перемещений по космосу; бандит с Нуара выкрал музейный экспонат, чтобы держать в страхе своих врагов; и черт знает, что с осколком делали Дэйвы на Шеязе, пряча его в своей берлоге. Каекус стал карантинной зоной из-за силы золотистого фрагмента. Все сущее притягивалось магнитом к мозаике, заворожившись ею. Этот случай не стал исключением. Удвоенное в размерах энергетическое поле собрало вокруг себя червивых и зубастых ужасов пустыни. Свив общее гнездовье, животные, следуя врожденным инстинктам, пустились по округе в поисках пропитания, коим стали хаярианцы. Скорзлы — летающий гибрид стрекоз и скорпиона, с короткими хвостами, покрытыми щитовидными пластинами и острым жалом. Их яд способен парализовать на несколько часов, за которые зверь обыкновенно расправлялся со своей добычей при помощи слабых челюстей и выделяемой желудочной кислоты, что растворяла органические ткани еще на подходе к глотке. Ницлы — размеров с лосей, передвигающиеся под землей, полевки. Лысые морды, оснащенные чувствительными усиками носы, когтистые лапы, прорубающие камни, подвижные тела. Обладают примитивной магией стихийных Элементалей Земли. Ашфарги — двухметровые гремучники. Не ядовиты, но одним укусом способны оторвать ногу или руку. Дробят кости, как молотильщики, быстры, умеют маскироваться под местность. Из-за влияния осколков, чудища приобрели массивные габариты и ярость, что питалась вечным чувством голода. — Знаешь, Юни, Кисе здесь нет, нечего пугать нас до усрачки, — бормочет Аомине, не представляя, как отбиваться от полчища алчущих крови и плоти убийц. — Рано или поздно это должно было произойти, — выдыхает Акаши, окинув всю группу взглядом, — делимся по парам как на тренировках. Понятливо кивнув, Игроки мигом разделились, выбирая пару наилучшей сочетаемости в данных условиях. Йотаниане хмуро и непонимающе заозирались, не зная, куда себя деть. Сейджуро не собирался делиться с ними информацией о комбинировании магии — если сами не додумались, это их проблемы. Сочувствие одно, а вручение «флажка» в руки соперников — другое. — Не думаешь, что это игра? — шепчет рядом Момои, нервно поглядывая по алым просторам песка. — Я должен уточнить, потому что уже как два месяца… — Я не об этом! — прерывает Сацуки, предчувствуя ехидство, которым капитан заразился непонятно откуда. — Другие Игроки, что если они как Зоммер? А мы так просто прогуливаемся с ними чуть ли не за ручку. — Твои опасения понятны, — отвечает Акаши, косясь на запнувшегося о собственную ногу Глацеса, — но они все равно, что рыба, выброшенная на берег. В прямом смысле слова. Йот – водная планета, и даже если они закоренелые наемники, то… ну нет, я и этого представить не могу. — Первое впечатление всегда обманчиво, — фыркает девушка, вызывая у красноволосого недоуменное выражение лица. — И когда в тебе проснулись мизантропические наклонности? — Я не ненавижу людей, — укоризненно говорит Люмен, — просто с некоторых пор больше слепо не доверяюсь. Акаши хмычет. Ава. Ну конечно. Должно быть, Момои сильно привязалась к журналистке, раз тот проступок вдолбил в светловолосую голову то, что Сильф многократно повторял прежде, оставаясь не услышанным. Как бы то ни было, ни о каком доверии в отношении йотониан и не шло, только вот вместе с этим и опасаться было нечего. От неудачливого квартета, разве что, пылинками веяло, когда кто-то из них в очередную неуклюжесть падал. Баскетболист знал, нельзя недооценивать оппонентов, но… бога ради, пока один помогал другому — двое остальных свалились следом. И как они только выживали здесь столько дней? Стрекочущее клокотание разорвало блаженную тишину. Бредущие в мыслях Игроки разом встали, настороженно напрягаясь. Судя по координатам, они находились в десятке метров от гнездовья. Солнце нещадно жарило макушки, песок под ногами расползался точно желе. Земля задрожала. Пора вернуться к суровой реальности. Монстры против монстров.

3

Они могли забрать осколок и убраться отсюда в мгновение ока, но не стали. Шамал наблюдал весь процесс сначала издалека, там, на багровой границе горизонта, где чернел купол гнезда, а после здесь, в лагере. Проворливые сволочи, отделившиеся от группы, напали на кочевников, воспользовавшись отвлекающим маневром нападения на собственный дом — этим тварям неведомо сострадание и понятие «командная работа». Они подгадали удобный случай, пока их сородичей истребляли со скупой жестокостью, и нависли над хаярианцами океанической волной, щелкая желваками. Шамал не стал ждать чуда — приказав зажечь огонь на приготовленных заранее факелах, доктор сымпровизировал небольшой круг, внутри которого находились те, кто не мог физически дать отпор голодным зверюгам, и встал во главе, скалясь. Каштановые уши прижаты к голове, хвост некрасиво топорщится, глаза сверкают. Детский плач подначивает броситься на массивную шею ницла, усеянную вздутыми венами, и перегрызть сонную артерию, подобно дикарю. Он поклялся защищать, и готов исполнить клятву любыми способами. Одна из хвостатых стрекоз пронзила насквозь хаярианца из обороны круга, тут же подтаскивая к себе захлебывающегося кровью мужчину и отрывая с хрустом голову. Отбросив невкусную часть в сторону, животное принялось грызть хрящи, высасывая жидкость. Остекленелые серые глаза на лице без тела воззрились на живых, прожигая предчувствием неминуемой смерти. Выроненный факел потух в песке. Истошный женский крик резанул по чутким волчьим ушам. Овдовевшую женщину с дочерью у ноги задержали другие, не давая выйти за пределы круга. — Малш! Малш! Малш! — кричала она, не обращая внимания на жужжание и писк вокруг, глядя только на оторванную голову с торчащим седьмым позвонком, покрытую налетом песочной пыли и красных капелек. Шамал стиснул клыки, тихо рыча. Им не выстоять. Огонь лишь ненадолго сдержит чудовищ, вскоре они «сообразят», что опасаться нечего, и круг превратится в пустоту из мячиков волосатых голов. Сердце отбивало двигательный ритм космического шаттла, когти вжались в древко факела. Как глупо было надеяться на положительный исход, зная, что во всем хаосе замешаны Высшие. Они никогда никого не щадят. У них Игра. Они развлекаются. Звериные рефлексы позволили увидеть все в замедленном темпе. Крысиная пасть сверкает где-то сбоку, нацеливаясь на замешкавшееся двуногое существо, и, прежде чем Шамал успел полностью обернуться, ницл уже горел ярчайшим оранжевым пламенем, кукожась и зычно вопя. Следом за ним возгорелся и ашфарга, возникший из ниоткуда. Чертовы маскировщики. Хвост гремучника бил по насыпи, разбрызгивая мальм. — Какого… Игроки ворвались с резью озона и свистом металлических шипов. Подгоняемые шквальным ветром, столбы песка оттеснили монстров от людей. Солнечное пламя укрыло круг стеной. Резные блестящие пули, заряженные электричеством, под силой Ферро носились от черепа к черепу, дробя кости и оставляя сквозные дыры в синих мозгах. Полчища тварей двинулись слепо к землянам, прибывая испод земли. Шамал тяжело дышал, медленно опуская факел и наблюдая за выдающимся боем. Ему не доводилось за всю свою жизнь видеть столь сплоченных и сработанных действий. Они дополняли друг друга, молча, не обмениваясь и взглядами. Казалось, сами инстинкты шепчут им нужное направление, подстраивая под ситуацию. Разряд молнии прошил световой луч, усиляя стократ, и разрывая на мелкие кусочки двух скорзлов и одного ницла, так неудачно вставших в ряд. Песчаный водоворот, с прожилками синего газа, подхваченный потоком ветра, поглотил с десяток порождений Жази, «переваривая» до костяного скелета. Разогретые солнцем и электричеством металлические пластины рубили шеи и скальпы, скользя легко и изящно. Синяя кровь окропляла пустыню пятнами, мертвые тела падали, бухая, а стихии все продолжали идти напролом. Шамал их видел. Подростков, ловко скачущих и меняющихся, как мигающие лампочки в гирлянде. Они были вымотаны, но все так же не говорили ни слова, выполняя финт за финтом. Инферн не взаимодействовал с Ферро, а Вольп не приближался к Геномосу. Они знали свои сильные комбинации, и пользовались этим сполна. Люмен, от удара к удару, меняла напарника, увеличивая урон, а Сильф подкреплял все это воздушными карманами и ямами, стабилизируя и направляя чужую энергию. Это было также прекрасно, как и ужасающе. Передовая мощь и контролеры — эти ребята знали, как делать свое дело. Буря стихла постепенно, оставляя после себя железный осадок в ноздрях. Лагерь превратился в кровавое побоище. — Охуеть, — выдохнул Шамал, бросая потухшую палку. Поколение Чудес, рассредоточенное по периметру, одновременно расслабилось, пережидая судорожный спазм в мышцах от длительного использования магии. Хаярианцы, не веря в спасение, робко распустили оборону, как только купол пламени, укрывающий их от чудовищ, рассеялся. Потерявшие в односторонней схватке люди скорбели по погибшим, от которых остались одни кусочки кожи да зубы, остальные молились богам, благодаря их за спасение. — Не за что, — хмыкнул Аомине, возвращая на место металлические элементы на куртке. — Это было… внушительно, — сказал Шамал, взъерошивая волосы на затылке. Волчий хвост разгладился, опускаясь вниз. — Спасибо. — Может стоить подумать над тем, чтобы прекратить эти хождения? — обратился к доктору Мидорима, убирая револьверы в кобуру. — Эти существа – кочевники, их поселения расположены по всей Жази, многие из них торговцы, другие ищут лучшего пристанища, если все прекратить, они выродятся быстрее, чем тухнет очередная звезда, — отвечает бестиал, оглядывая народ. — На нашей планете это довольно большой срок, — произносит устало Момои, садясь на песок. Шамал молчит. Потери не такие огромные, как могли быть, это радует, но жертвы есть, и, судя по всему, их не избежать даже с помощью магии. Нужно что-то другое. Будь Хаяр развита на уровне планет третьего уровня, все было бы иначе. Технологии разрешили бы проблему транспортировки, а регулярная армия разобралась бы с местной фауной. Но у хаярианцев не было государств, стран, не было локального правительства, не было администраций. Они были сами по себе, одинокие и брошенные на произвол судьбы, но как-то выживающие. — А где другие? — вдруг спрашивает полуволк, обращаясь к Акаши. Капитан смотрит долго, пронизывающе, после чего горько усмехается. — Первое впечатление бывает обманчиво, но иногда оно все же самое верное. Йотонианцы оказались трусами, каких стоило поискать. Они не строили козней, не планировали диверсию, и действительно были скромными и добрыми. Добрыми и трусливыми. Подождав, пока соперники разберутся с жаляще-зубастым вопросом, они взяли свой осколок и свалили в «закат». Да, были слезы, да, были жалостливые речи, но они, при всем том, удрали, не задумываясь дольше двух минут. Сейджуро считал. — Погодите, у вас есть фрагмент, но вы… остались? — Шамал поднимает брови в удивлении. — Если это такая попытка меня завербовать, то… — Не переоценивай себя, — отбросив формальности фыркнул Сильф, отряхивая полупрозрачную накидку с гербом заклинателей Воздуха, — докторов в Крайнем Космосе много, остались мы не поэтому. — А почему? — Им нужна была помощь, — говорит Куроко, напугав бестиала. — Два месяца в Игре показали, что желание зачастую не совпадает с действительностью. Мы не можем решить все проблемы, но иногда что-то и в наших силах. Призрак встал подле капитана, будто это его привычное и родное место. Шамал посмотрел на Фантома, на полыхающую тьмой катану, перевел взгляд на остальных Игроков, помогающим выжившим. Они на пределе, их тела дрожат от усталости, голоса сипят, но они упрямо успокаивают плачущих детей и перевязывают раны. Подают воду, помогают оттереть чужую кровь, еще раньше бывшую чем-то большим. Самый высокий, фиолетовый гигант, обнимает двух малорослых подростков, тот, что на первый взгляд кажется дерзким и взрывным, аккуратно меняет бинт на застарелой травме старого хаярианца, отвлекая от боли шутками. Смурной стрелок помогает вдове сделать могилу для Малша — того, что от него осталось — а хрупкая Люмен руководит размещением и распределением продовольствия. Кто же вы такие? Шамал кивает в который раз, ощущая что-то среднее между изжогой и изныванием. Утром они никуда не делись. Выспавшиеся и отдохнувшие, Игроки с куда большим рвением занимались восстановлением лагеря, и тогда бестиал окончательно запутался. У них на кону свой мир. Зачем они помогают другому? — Прекрати это. Доктор дернулся и скосился вправо. Рядом на лавке пристроилась бабуля Ги, всегда знающая что для кого будет лучше. Вот и до него добралась. — О чем вы? — О них. Все мнешься и мнешься. Опять шанс упустишь. — Какой еще шанс? — Шамал взмахнул хвостом, отвернувшись. Поскреб по дереву. — Ты хочешь назад, домой. В Крайний Космос, — говорит бабуля Ги, складывая ладони на коленях. — Шамал, ты достаточно здесь пробыл, пора бы и дальше идти. — Да вы издеваетесь. Я сам решу, сколько и где быть, — огрызнулся полуволк. — Конечно. Если хочешь. Звериные уши на секунду прижались к макушке. Закушенная губа начала пульсировать. — Я нужен здесь. Как я могу уйти? — Шамал, ты всегда будешь нужен. И не только Хаяру. Не будет такого места, где бы не пригодились твои знания и навыки, но правильно ли из-за этого зарывать свою личность в песок? — усмехается старуха, слепыми глазами впившись в торговую палатку. — Ты не только доктор, но и ученый. Не забывай. Шамал не забывал. Или все же… Со времени работы в «Ауксилиуме» утекло много воды. Там он мог вдоволь наслаждаться и практикой и теорией, в свободное время посвящая себя изучению неизведанного. Этого не хватало — вот в чем правда. Ему недоставало навороченного оборудования, он скучал по лаборатории, по работе с реагентами, ему, блять, хотелось чего-то нового. Признаться себе в этом не давала вскормленное родителями воспитание, говорящее — все для других. Этот красноволосый правильно заметил, альтруизм в нем хлещет по наследственности. Родители отдавали себя помощи всем, но не себе. И не ему. Он был рожден в этой среде, мог ли он иначе? Разве можно мечтать о чем-то еще? Можно, но так дорого дается, это желание. Он останется, и будет из недели в неделю проживать один день, или уйдет с Игроками, познавая необыкновенное, но тогда кто-то пострадает. А разве кто-то сейчас не страдает?

«…мы не можем решить все проблемы, но иногда что-то и в наших силах.»

— Эй, как там тебя… — бестиал срывается с места, наткнувшись глазами на проходящего мимо Сильфа. — Акаши Сейджуро, — кошачьи зрачки сузились. — Да, в общем… я согласен. Но есть условие: я смогу отлучаться по своим делам. В мирное время, естественно. — Еще бы это мирное время бывало, — шепчет капитан, — хорошо.

4 Две недели назад.

— Можешь это прочесть? — Акаши, скрестив руки на груди, кидал взгляд то на потрепанную книжку, то на товарища. Мидорима придирчиво вчитывался в блеклые и жухлые страницы, хмурясь. — Лишь некоторые символы, другие — приблизительно, большую часть — нет. — Черт. Сейджуро отошел, переживая всплеск раздражения. С начала Игры это чувство посещает его непозволительно часто. Теряешь хватку, Император. — Единственная зацепка и та — на непонятном языке! — Это язык Элементалей, просто более древний. На нем никто не говорит уже пару сотен лет, — Шинтаро садится в кресло, не перестав листать ежедневник, переданный Нэорой Мурасакибаре. Ее предок участвовал в Игре. Какой? Сколько лет назад? Что стало итогом? А главное, что написано? Никаких ответов, только потому что запись велась на древнем, мать его, языке. Спросить Нэору не вариант, существовал лимит среди Игроков на посещение одного и того же мира — не больше одного «прыжка» в полгода. В полгода. Насколько же рассчитана Игра? Еще был портативный телепорт, только вот Акаши до сих пор не разобрался в его настройках, а стать жертвой расщепления его не тянуло. Конечно, имелся и другой выход, который, опять же, красноволосый не одобрял, но больше выбора не было. Либо так, либо ничего. — Он может помочь? — Не знаю, но его род довольно… обширный. Возможно, может. — Прекрасно, — фырканье, — вызывай. — С чего ты взял, что у меня есть его номер? — Брось. Он тебя выкрал и дрессировал по собственной прихоти, не поверю, что у тебя нет его контактов. — Во-впервых, это обидно, вот что, во-вторых, я действительно не располагаю нужными данными. — Ты же шутишь? — Акаши склонил голову набок, щурясь. — Конечно, хотел посмотреть на твое выражение лица, — съязвил Шинтаро, отложив, наконец, книжку. — Связь есть, но он не станет помогать просто так. Лорд ясно дал понять, что та акция была одноразовой. — Плевать, придумаем что-нибудь, — капитан облокотился о стол, потирая виски. — Хоть что-то удалось понять? В общих чертах? — Да, — снайпер откинулся на спинку, —«Убить, чтобы дать жизнь».