Шепот Пламени

      Ему это не нравилось.       Ему это очень не нравилось.       Стиснув кулаки до побеления костяшек и чувствуя, как огненные линии проступают через кожу, Азер глубоко вдохнул и выдохнул, на мгновение прикрыв глаза, терпеливо дожидаясь, когда ярость, овладевшая им, уступит место спокойствию, дающемуся ему с каждым днем все труднее и труднее. А всему виной она — девушка по имени Амэя.       Открыв глаза, горящие янтарным пламенем, он посмотрел вслед стремительно покидающему луг мужчине, и взгляд, которым он прожигал тому спину, не предвещал ничего хорошего. Абсолютно ничего.       А ещё дальше, почти у самой кромки леса, бежала хрупкая, маленькая девушка в выцветшем и застиранном белом платье, в котором она была похожа на привидение, бродившее среди живых по какой-то нелепой ошибке. И её светлые, почти белые волосы с бледно-голубыми глазами лишь усиливали это сходство.       Такая беззащитная…       Совершенно беспомощная в руках этого монстра.       Ярость вспыхнула в нём с новой силой, и на этот раз ему не удалось подавить её так легко. Огненные линии уже поднялись до подбородка и грозили добраться до глаз, но Азер всё же смог успокоить дракона внутри себя, пообещав ему получить желаемое в свое время, но напомнив, что для этого придется подождать.       Нужен Обряд. Иначе не получается.       Да, но вот как до него добраться…       Ещё раз глубоко вдохнув и выдохнув, он проводил тоненькую фигурку девушки долгим взглядом, пока она не скрылась за деревьями, и опустился на первый попавшийся камень, а затем взглянул на море, что плескалось бескрайней гладью далеко внизу, под утёсом, устремлённым острой пикой в горизонт.       Такая напряженная тишина… Оставшееся напоминание о чудом миновавшей их буре. Тишина и грозовые тучи, застелившие небо серым покрывалом.       Опустив взгляд, снова вперив его такую же серую воду, он протер глаза и задумался. Вспомнил о том, что его сюда привело, в это богом забытое место…       То, что произошло с его братом… Эта встреча с девушкой-полукровкой Яриной… После недолгих раздумий о случившемся, он набрел на одну неожиданную мысль, которая прочно засела в его голове и крепла с каждым днем, не давая ни минуты покоя. А после битвы с Горсеваном* наконец обрела форму, и он задал себе, казалось бы, совершенно случайный вопрос, не имеющий отношения ко всему тому, что терзало его сутками напролёт.       А что, если Отречённые — ключ к спасению их вымирающего вида?       Нет, он даже не рассчитывал, что в их мире, каким бы огромным он ни был, найдется хотя бы ещё одна такая же девушка-полукровка, как Ярина, но… Почему бы не подойти к этому с другой стороны?       Можно было смело подумать, что это уже через край, но ведь если здраво рассудить, то в жилах Отречённых течёт такая же, равная доля древней драконьей крови, что и в чистокровных, не отказавшихся от своей истинной сути.       Эта мысль настолько поразила его, настолько казалась невозможной и попросту безумной, что он проходил погруженный в мысли несколько дней подряд, тревожа этим брата и остальных, — не так хорошо знавших его, как Оган, — пытаясь хоть как-то осознать её, принять и свыкнуться. Просто поверить, что это возможно, что это не выдумка, а реальность, самая настоящая.       Не иллюзия, не сказка и не ложь, а реальность. Действительно реальность.       Ведь если он не ошибся, то для них, — для всех них! — ещё не все потеряно и они смогут разрушить проклятие, что легло на весь драконий род, созданное однажды, чтобы спасти их от вымирания, но сотворившее с ними совершенно обратное.       И чем больше Азер об этом думал, тем больше видел в этом плодотворное зерно: драконья кровь много сильнее человеческой и нужно далеко не одно поколение, чтобы она окончательно ослабла, прежде чем обращение станет невозможным, это раз. Даже после отречения в первых трех поколениях потомки отрёкшегося могут обратиться в дракона, если действительно этого захотят, это два. И третье, самое главное — драконья кровь в роду Отрёкшихся передавалась не только мужчинам, но и женщинам.       Это, возможно, могло бы сойти и за вымысел, если бы он сам не был тому свидетелем.       Сейчас же, он был готов рассмеяться над собственной недальновидностью и недальновидностью остальных оборотней-драконов, не желающих видеть ничего дальше своего носа, презирающих людей за «низкое» существование и считающих их лишь мелкими букашками под своими когтями. Да, смакуя рассмеяться над снобством драконов-староверов, чтящих Ритуал как зеницу ока, даже не задумывающихся о том, что можно поступить иначе — пойти дальше и попытаться изменить судьбу, прервать череду смертей и кровопролитных жертв, начать с чистого лица и забыть о своем нелепом эго, раздутом из ничего. Они не хотят признавать, что уже сделали этот шаг — встали вровень с людьми, когда начали похищать человеческих женщин, дабы продолжить свой род и спасти его от вымирания.       Так почему бы и в самом деле не пойти еще дальше? Ведь ответ все это время лежал у них под носом. На самом видном месте.       И сами того не ведая, Отречённые дали им этот ответ.       И если бы не драконья гордыня и спесь, они бы уже… изменили мир. Их мир. Тот самый, который стоит на пороге смерти, если они не сделают хоть что-нибудь, чтобы его уберечь.       Но Истинные драконы не желают ничего менять и уж тем более не желают иметь ничего общего с Отречёнными, считая их еще хуже, чем людей. Они сравнивают им подобных с гнилью и падалью, которую нужно уничтожить, искоренить во что бы то ни стало, чтобы она не оттеняла их своей чернотой.       Азер понимал, что ни один дракон, выросший на острове под присмотром отца-дракона, не станет этого делать. Не станет изменять узаконенному своду правил и отрицать Ритуал. Это для них кощунство. Кровное преступление. Попросту безумие.       Поэтому он будет первым.       Поэтому он и пришел сюда. В это маленький городок, в котором спустя долгие три месяца наконец нашел то, что так денно и нощно искал.       Девушку, в чьих жилах текла драконья кровь.       Пришлось очень постараться. Отречённые сами по себе были очень малочисленны. Их не наберется и больше двух десятков, а женщин среди них можно пересчитать по пальцам одной руки. И то, большая часть из них уже замужние дамы, а ему была нужна именно свободная и чистая, не обременённая браком или хотя бы помолвкой. В противном случае, пришлось бы пойти на крайние меры, чего он всячески старался избежать, будучи на редкость миролюбивым драконом.       Однако несмотря на долгожданный успех всё оказалось куда сложнее, чем он мог себе даже представить. Этот мужчина…       Азер бросил взгляд через плечо на лес, подле которого уже давным-давно никого не было, а виднелась только высокая трава, колышущаяся на ледяном ветру, да птицы, изредка присаживающиеся на кусты, чтобы поклевать спелых ягод.       Этот мужчина… Он называет себя её отцом. Но в том-то всё и дело…       Отцом он ей не был.       Стоило ему увидеть их вместе, как он сразу почувствовал это — никакой кровной связи. Абсолютно. Совсем. Даже близко не было.       Можно было, конечно, предположить, что Амэя на подобии Ярины, была подкидышем или осиротевшим ребенком, которого приняли в семью сердобольные соседи, но и в этом была своя загвоздка…       Ее «отец» тоже был из рода Отреченных драконов, однако относился к уже совершенно другому виду.       А кому как не ему, Азеру, не знать, что драконы всегда и везде предпочитают держаться только своего племени?       В первый же день, как только прибыл сюда и узнал сразу две потрясшие его вещи, Азер никак не мог понять, что вообще здесь происходит. Его удивляла такая… странность. Два разных вида драконов живут под одной крышей, называя друг друга отцом и дочерью, но при этом первый явно ненавидит вторую, и довольно сильно, раз отправил несчастную девушку пасти стадо трусливых овец прямо перед наступающей бурей, будто нарочно, чтобы избавиться от неё…       Это были просто невозможные отношения, объяснение которым он дать не мог. Даже самое абсурдное казалось ему неприемлемым и недостаточным оправданием его поведению по отношению к лже-дочери.       Но высшие силы явно издевались над ним, засунув в этот непонятный омут, поскольку в дальнейшем все становилось только сложнее и «интереснее».       Едва он осознал и не без усилий разложил по полочкам уже полученные сведения, как на него тут же обрушился град новых напастей, с которыми он так легко справиться уже не смог.       На второй день, после того как получил небольшую комнатку для жилья и устроился в местную кузню, стоило Григорию, владельцу кузни, увидеть его руки, он как и подобает новому жителю интересующимся здешними новостями, да и самой жизнью в целом, отправился в местную таверну, надеясь разузнать побольше о столь необычной парочке и желательно, раскрыть секрет их странного, вынужденного (в чем он абсолютно уверен) совместного проживания, но вместо этого его ждали еще больше загадок и всего одна, но сногшибательная новость, заставившая его на какое-то время потерять дар речи.       Оказалось, что загадочная «семья» состоит не только из «отца» и «дочери», но принимает в себя еще и трех младших братьев Элбана* и уже совсем седого старика-деда, который и являлся главой этого обширного во всех смыслах семейства, помогая и направляя своих сыновей, поведя их всех по одному, хорошо известному ему пути.       Все пятеро мужчин были драконоборцами.       Не сказать, что это так уж сильно удивило его. Про драконоборцев и их значимость среди людей он знал не понаслышке. Как-то однажды за ним тоже устроили многолетнюю охоту, но на беду охотников он оказался слишком хитёр и осторожен, чтобы дать им себя убить, потому незадачливым искателям славы пришлось уйти ни с чем, а он преспокойно вернулся к прежней жизни.       Но то, что в самих драконоборцах текла драконья кровь и то, что они взяли под крыло другого потомка драконьего рода, никак не укладывалось у него в голове.       С таким за всю свою почти трехсотлетнюю жизнь он ещё не сталкивался и, честно говоря, даже не знал, как себя с ними вести.       И, видимо, судьба решила, что этого недостаточно, потому как только он оправился после столь шокирующей новости, как местные жители поделились, что вскоре они уже должны вернуться, а значит есть большая возможность «познакомиться с ними поближе»… А Азер не был уверен, что эта встреча придется ему по душе. Он сильно сомневался, что это «знакомство» вообще закончиться для него хорошо.       И пока он, рассеянный, — что случалось с ним крайне редко, — поглощенный раздумьями, решал, как ему быть дальше, — покинуть городок и попытать счастья где-нибудь в более безопасном месте или остаться и рискнуть, — минуло три дня и те, кого он и ждал и опасался одновременно, явились в город ранним утром четвертого дня, вызвав небывалую суматоху среди местных жителей и привечавших их чуть ли не как богов.       Он тоже вышел их встретить, интереса ради. Совсем с ума сошел.       Они шли по главной улице, трое темноволосых и смуглых мужчин, одинаковых как на подбор, хмурые и суровые, держась позади, а впереди неспешно ступал высокий и худой старик, с длинной, серебристой бородой до колен и деревянным, отполированным посохом в руке, опираясь на него при каждом шаге, словно ноги уже не держали его.       Он выглядел совсем древним и добрым дедушкой, но в нем чувствовалась сила и уверенность в себе, какую порой не сыщешь и в доблестном рыцаре, выкованном боями и закаленным невзгодами.       На какое-то мгновение их взгляды встретились… и Азеру показалось, что старик узнал его. Понял, кто он такой. Всего на мгновение, но это стойкое ощущение пробрало его до костей и отпустило, исчезнув так же стремительно, как и появилось.       Азер осознал, что теперь его ждут непростые времена. Он сделал выбор и остался, тем самым обрекая себя на гибель, но в ту же минуту, когда старик отвернулся и прошествовал дальше, понял, что уже не уйдет.       Да, он мог, но не сделал этого. Не сделал всего по одной причине.       Его дракон, его неотъемлемая половина, с которой он не расстанется даже под страхом смерти, признал Амэю своей, едва ее почувствовал, а отказывать ему в таком Азер считал преступлением. Тем более, и ему самому девушка пришлась по душе. Было в ней что-то… манящее…       Однако добраться до нее не представлялось возможным. Она была окружена со всех сторон непробиваемой защитой. К ней не то, что подойти, с ней даже заговорить было трудно.       Да ещё всё усложнилось тем, как «отец» обращался с названной дочерью, даже не скрывая своего к ней отношения.       Бедная девушка. Она столько от него натерпелась…       Он провел здесь всего две недели, наблюдая и изучая, держась в тени и не высовываясь больше, чем оно было нужно и повидал такое, за что всеми фибрами своей души возненавидел Элбана лютой ненавистью: он заставлял её вставать раньше всех и сразу же прогонял от себя, словно не мог выносить даже одного её вида. Тоо велел ей идти в хлев, где она делала всю грязную работу до самого вечера, то в лес насобирать ягод или грибов, вплоть до тех пор, пока не наступят сумерки, то и вовсе требовал, чтобы она не попадалась ему на глаза, иначе выпорет ее как последнюю скотину, и бедной девушке приходилось прятаться по углам, чтобы только не разозлить его. Но чаще всего он отправлял её на луг пасти стадо, что растянулось на покатом утесе, смотрящим на плещущееся море и бесконечную полосу горизонта, разделяющую воду и облака на две равные половинки. В место, которое было всего в дюйме от смерти.       И это было еще самое мягкое из всего того, что ей приходилось делать под тиранией недоотца, ненавидящего её по какой-то совершенно непонятной причине. И как бы Азер не пытался прояснить это непонимание, он так и не смог ничего толком разузнать — горожане отмахивались от него и торопливо отводили глаза, меняя разговор в другое русло. Будто боялись его…       Но и этого мужчине было мало. Помимо грязной работы, он заставлял её ходить в лохмотьях и босиком, не выделяя даже дырявых тапок, запрещал общаться с другими девушками и никуда не выпускал, даже на праздники, строго настрого наказывая сидеть только дома или в сарае, где её никто не видит и она не видит никого.       И он просто на дух не выносил, если хоть какой-нибудь мужчина, не важно, будь то юноша или даже всего-лишь мальчишка оказывался с ней рядом. В такие моменты он превращался в настоящего зверя… и срывал всю свою злость на девушке, которая была виновата только в том, что чем-то не угодила ему.       Неудивительно, что столь хрупкое создание превратилось в забитую, робкую и запуганную девушку, не умеющую общаться с людьми и не знавшую лучшей жизни, чем эта.       В основном, именно из-за Элбана он так и не смог подобраться к девушке поближе. Сегодня был первый и пока единственный раз, когда он смог с ней заговорить.       И он надеялся, что не последний. Амэя не заслуживала такого к себе отношения. Она слишком хороша для этого.       К счастью, так к ней относился только «отец». Остальные были к ней терпимее и ласковее. Дядюшки хоть и держались в стороне, но в случае чего помогали ей по хозяйству и могли побаловать племянницу чем-нибудь сладким или же какой-нибудь тряпицей, которые привозили с собой из путешествий, отправляясь на очередную охоту.       Но добрее всех к ней был именно старик.       Пожилой мужчина частенько садил её рядом с собой где-нибудь вечерком, ставил на скамью тарелку с двумя кусками пирога, наливал ей и себе горячего чаю, и так, неторопливо попивая из чашки, рассказывал какую-нибудь интересную историю или сказку, которую услышал в дальних странах, а она слушала его открыв рот и мечтательно улыбалась, с легкой грустью глядя на деда, потому что понимала — у нее такого не будет.       Но как бы хорошо к ней не относились остальные в её большой семье, это не имело никакого значения — рано или поздно всё заканчивалось, и личный кошмар девушки начинался по новой, а всё потому, что братья «отца» покидали отчий дом, задерживаясь в родных стенах не больше, чем на неделю. Старик хоть и был еще крепок, но и был слишком стар, чтобы защитить внучку от бессмысленной жестокости названного «отца». Он мог лишь смягчить удар, но не остановить его. И с каждым разом ему это давалось всё труднее.       К тому же, Элбан* был… поистине жестоким и озлобленным человеком, настоящим тираном, не смыслящим жизнь без жажды власти над кем-то, особенно тем, кто зависим от него. А драконья кровь в нем лишь усиливала эту и без того адскую смесь, делая её по настоящему несокрушимой и устрашающей.       Его безмерная жестокость пугала, и каждый человек в этом городке ходил перед ним на цыпочках, боясь даже дышать в его строну, и закрывал глаза на то, как он относился к своей дочери, внутренне радуясь, что не им выпала такая «честь».       Ведь пока он мучает её — они могут спать спокойно. И, к тому же, на них давила благодарность. Как никак, его заслуга в уничтожении их злейших врагов-драконов дала им возможность не бояться поднимать глаза к небу, поэтому они мирились с его нравом, сочувствуя девушке, но никак не пытаясь ей помочь. Даже родные братья его остерегались и не пытались перейти дорогу.       Единственным, кто действительно всё еще мог держать его в узде — это его отец, седовласый старик, не боящийся и повысить голос на него и даже поднять руку, если понадобится. Только при нём Элбан был сдержаннее, но годы, все же, брали свое — как бы долго не жили Отречённые, они не бессмертны. Смерть рано или поздно забирает и их.       К сожалению, и старик тоже часто покидал город, оставляя внучку один на один с сыном, и Азер очень надеялся, что у него есть на то веская причина, потому что видел, как старик переживает за девушку, и не сомневался, что эти чувства искренние.       Однако в этот раз он задержался дольше, чем обычно, и этого Азер не заметить не мог. Что вынудило его остаться дома, а не отправиться с сыновьями на новую охоту три дня назад? Это из-за Амэи? Она причина? Или просто старость окончательно сковала его мышцы?       Он терялся в догадках и не хотел признавать, что одна из них может быть верна.       Порой он ловил на себе его взгляд… И ему снова казалось, нет, он был почти уверен, что старик знает, кто он такой. Но почему  — объяснить не мог.       Драконы, будь то Истинные или Отречённые, могут чувствовать друг друга, и, прекрасно зная это, Азер старался держаться от них как можно дальше. Особенно, от старика. Он был из первого поколения и представлял собой бо́льшую угрозу, чем его сыновья.       И всё же Азера не покидала уверенность, что старик знает о нём. Знает, но почему-то молчит.       В каком странном городе он оказался… Чем дальше, тем все интереснее и загадочнее. Чем же все закончится? Хотел бы он знать…       Что ж… Ему пора возвращаться. Работа не ждет. Григорий должно быть, уже заждался его. Не стоит привлекать к себе внимания. В его положении это чревато.       Встав, Азер еще раз окинул взглядом синее море, спокойное, словно и не было недавней бури, обошедшей их стороной, и направился к лесу, по пути думая о том, что время, пожалуй, пришло и к нему.       Так продолжаться больше не может. Пора что-то делать.       Но как?

***

      Солнце уже как час назад скрылось за горизонтом. Тучи затянули багряный небосвод, а гордая и одинокая луна становилась все ярче, заняв свое законное место среди сотен тысяч звезд, и освещала мрак подступающей ночи своим холодным, потусторонним светом.       Молот тяжело опустился на наковальню, с первого удара превратив толстый металлический прут в тонкий лист, сплющенный до толщины иголки, которой местные девицы вышивали себе платья.       Столько времени прошло, а он так и не смог ничего решить.       Отложив в сторону молот, он подхватил щипцами лист и опустил его в воду, молча наблюдая, как она забурлила от жара, что сковал железо чистым пламенем. Затем выложив на стол длинный лист застывшего металла, Азер уставился на него, словно пытался что-то в нём разглядеть, что-то особенное, и устало вздохнул. Он не помнил, чтобы еще хоть когда-то в своей жизни не мог принять такое простое решение…       Но ведь решать-то придется. Время не терпит. Он буквально чувствовал, как оно утекает сквозь пальцы.       Взлохматив волосы, раздражаясь на себя за медлительность, Азер бросил быстрый взгляд на окно и удивился, осознав, что уже так поздно. Немного поразмыслив, он пришел к выводу, что утра вечера мудренее, и, наскоро приведя свое рабочее место в порядок, направился к двери, но не успел даже выйти из кузни — на пороге его ждал он, тот самый «отец» интересующей его девушки.       — Приходите утром. Время позднее, — чуть хмуро сказал Азер, думая о том, что ему здесь понадобилось. Пришел поквитаться с ним за утрешнее? Вполне возможно. От него стоит ожидать нечто подобное.       Мужчина молча буравил его свирепым взглядом, а затем резко шагнул вперед, схватил Азера за ворот рубахи и припечатал к стене, вдавив в неё так, словно хотел замуровать в ней заживо.       Азер сцепил зубы, но не произнес ни слова, лишь гнев забурлив в нем, заставив дракона пробудиться ото сна и недовольно заворчать, чувствуя нависшую угрозу. Он знал, что так случится и был к этому готов. Но знать — это одно, а делать — совершенно другое. Сдерживать себя оказалось труднее, чем он думал.       — Ты!.. — процедил Элбан, стиснув его за горло с такой силой, что стало трудно дышать. Пальцы до крови впились в кожу. — Держись подальше от моей дочери, иначе убью, — вкрадчиво пообещал он, глядя на него горящими от злобы глазами.       Азер внимательно взглянул на него и вопросительно изогнув бровь, с видимым трудом, но без страха и колебаний, задал вопрос, который уже давно засел у него в голове:       — Убьешь? Только за то, что я говорил с ней?       — Не нарывайся, глупецЮ — прорычал Элбан, усиливая хватку. — Ты здесь никто и зовут тебя никак. Я, — повысил он голос, выделяя свою значимость, — тут решаю, кому жить, а кому нет. Захочу, тебя вышвырнут отсюда, захочу — останешься. Потому, если хочешь мирной жизни, даже не смотри в сторону моей дочери, не то… — пальцы стиснули горло еще крепче, кости затрещали под таким напором, легкие уже пылали от нехватки воздуха. — Ты понял меня?       И не дожидаясь ответа, отпустил его, грубо оттолкнув от себя. Глядя ему вслед, Азер глубоко дышал и тер горло, всеми силами пытаясь усмирить в себе дракона, рвущегося в бой и жаждущего мести. Боль за боль, унижение за унижение.       Опустив взгляд ниже, Азер увидел, что в руках Элбана что-то есть… Что-то очень напоминавшее кнут или хлыст. Шагнув вперед, он опустил руку и наплевав на возможные последствия, задал еще один вопрос, сковавший его сердце в стальной хватке. Легкий страх родился в нем, но не за себя, а за нее.       — Что ты собираешься с ней сделать?       Элбан остановился и обернулся, и Азер уже заведомо знал, что ответ ему не понравиться. С минуту он молчал, словно испытывал его на прочность, а затем ухмыльнулся и наконец произнес:       — А разве не ясно? Хочу наказать свою дочь за непослушание. В последнее время она совсем отбилась от рук, — и снова, не дожидаясь ответа, развернулся и вышел, стремительно исчезнув в темноте.       Мускул дернулся на лице Азера, пока он молча смотрел ему вслед.       Сегодня Амэя снова будет плакать.       Проклятье! Неужели нет способа сладить с ним? Она же страдает ни за что!       Ругаясь сквозь зубы и дав таким образом выход своему гневу, Азер отшвырнул от себя какую-то корзину и, подойдя к широкому оконному проему, оперся ладонями о длинную столешницу, тяжело и шумно дыша, прожигая местность взглядом, и тут… Он замер, медленно выпрямился и уставился на старика, чья фигура в белом ярко выделялась на темно-зеленом фоне леса, распростершегося вокруг городка плотным кольцом.       Они смотрели друг на друга не мигая. Прошла секунда, вторая, а они все продолжали смотреть и Азеру вдруг показалось, что старик… кивнул ему? Что это значит? А хотя… Нет, он прекрасно знал, что это значит. Чувствовал.       Выходит, старик все-таки догадался. Понял, кто он такой. И даже больше — поддерживал его.       Что ж… Значит, вот что ты задумал. Значит, этого ты хочешь. Ну раз так…       Пусть будет по твоему.       И выйдя из кузни, он выпустил наружу своего дракона, черной змеей взметнувшегося в небо, разбив на осколки ночную тишину яростным рёвом и осветив её мглу заревом пожара, разрастающимся с каждой минутой все сильнее, пока не охватил весь город, погрузив его в безмерный хаос и страх, став на одну ночь тем, кого люди так боялись и ненавидели, считая монстром.       Дракон не сдерживал себя, но и не терял контроля: щадил скот и людей, сжигая только те дома, которые были пусты, но в остальном он был страшен и безмерно зол на того, кто посмел причинить боль той, которую считал своей по праву.       И он покончит с этим — заберёт её с собой.       Обряд будет свершён.