Столп огня ударил в крышу дома, с треском разбросав искры и щепки по всей земле. Дракон, яростно рыча, промчался прямо над её головой, и свет пламени на мгновение осветил его мощное тело, тут же стремительно исчезнувшее в темноте. Испуганно вскрикнув, она споткнулась и упала на колени, закрывая голову руками. Объятая пламенем крыша дома с грохотом рухнула всего в нескольких шагах от неё, и она в ужасе сжалась в комок, уверенная, что сейчас её придавит насмерть.
Повсюду слышались крики, стоны и плач. Сотни ног топтали землю в тщетной попытке спастись.
Кто-то с воплем пронесся мимо неё, задев локтём и опрокинув на спину.
Лежа на земле, задыхаясь от усталости, дыма и слёз, она снова увидела дракона, парящего над ней с широко распахнутыми крыльями.
Она в страхе задрожала. Ей показалось, что монстр вот-вот схватит её острыми как лезвия когтями и унесёт с собой в неизведанные дали. Но он снова промчался мимо, лишь на какую-то долю секунды одарив её пронзительным взглядом янтарных глаз.
Приподнявшись на дрожащих руках, она не сводила глаз с ночного неба, ожидая, что дракон появится снова, однако в этот раз он буйствовал в другой части города, ненадолго оставив эту в покое.
«
Нужно бежать, прятаться!.» — рассеянно подумала она, вытирая слезы с щёк грязной ладонью. Жгучая боль терзала спину, напоминая о страданиях, которые обрушились на неё по милости отца, прежде чем дракон вернулся и напал на их город, обращая его в хаос и руины. Воспалённая и кровоточащая полоса, оставленные плетью, снедала её, заставляла изгибаться в судорогах и молча терпеть, тихо всхлипывая, не смея рыдать в голос, — Амэя знала, как отец этого не любит…
«
Бежать… Прятаться…» — снова подумала она, стискивая в белых руках разорванный ворот платья, сглатывая слёзы и шмыгая покрасневшим носом. Но где ей прятаться? Куда бежать? Дома ждёт разгневанный отец, а дедушка куда-то запропастился… Некому её сберечь, некому защитить… Она одна на целом свете…
Какая же она глупая… Отец никогда её не любил. Она обманывалась все эти годы, искала ему оправдания и отговорки… Но только сегодня наконец поняла, насколько сильно заблуждалась насчет него.
Отец никогда ее не любил, и это правда. Та правда, которую ей придется принять.
Вдруг за спиной раздался оглушительный рёв, заставивший Амэю испуганно вздрогнуть. Она стремительно обернулась, и тень гигантских крыльев накрыла её с головой — дракон летел прямо на неё, вытянув вперед когти. Она пригнулась, закрываясь руками и ожидая своей неизбежной участи. Это единственное, что она смогла сделать. На большее её не хватило бы.
Но почему-то он не схватил её, в который раз пролетев мимо. Даже не задел. Ни единого волоска на её голове.
Не в силах даже думать, она вновь выпрямилась, провожая крылатого монстра взглядом, и тут увидела, как что-то острое мелькнуло во тьме и свете яркого пламени, чуть не попав в дракона, в последний момент успевшего увернуться от смертельного оружия.
Девушка посмотрела в сторону и увидела своего отца, решительно и угрожающе ступающего через пламя прямиком к ней. Все её естество затряслось в предчувствии худшего, но не на неё, как оказалось, был направлен его гнев — в руках он держал острейшее копьё.
Элбан встал напротив парящего в небе дракона, лицо его было полно жажды крови и гнева. Он в ярости прорычал:
— Ни один дракон не смеет нападать на мой город! — и с этими словами, одним точным броском зашвырнул копье в монстра… и попал: чудище жалобно застонало и кругами упало где-то за домами, подняв в алеющее от огня небо столбы пыли, полностью разрушив остатки догорающего дома.
А потом отец повернулся к ней.
Она снова вздрогнула, послушно, как овца перед волком, застыв на месте, и только беспомощно наблюдала как он идёт к ней, само воплощение гнева и мести, среди огня и дыма, окружившие его ореолом величия и мощи.
Но внезапно дракон явился себя за его спиной, вынырнув из-под обломков, как птица Феникс, возрождённый в огне и пепле, обдавая её теплым порывом ветра.
Мужчина обернулся и на него обрушилась ярость дракона.
— ПАПА! — закричала Амэя в отчаянии и ужасе, сама не осознавая собственного крика. Вцепившись в волосы руками, она во все глаза смотрела, как её отец успевает ускользнуть от испепеляющего пламени, зацепившее только его руку и объяв её голодным огнем. Мужчина затряс ею, пытаясь сбить пламя, но был отброшен мощным ударом драконьего крыла и затерян среди обломков тлеющего остова некогда красивого, но пустого дома, оставленного хозяевами много лет назад.
Её сердце отчаянно трепыхалось, стягивая грудь в тугой обруч, сбивающий её и без того неровное дыхание. Беззвучно плача, она прижимала ладошки к груди, сидя на коленях в пыли и грязи. Дракон стоял неподалеку, его хвост метался из стороны в сторону сбивая щепки, дым и искры вместе.
Он смотрел на неё не отрываясь.
Его тяжелая поступь сковала Амэю священным трепетом. Тишина, нарушаемая лишь треском огня и криками неподалеку, давила на сознание, отрезая от внешнего мира.
Она медленно подняла на него взгляд.
Дракон был слишком близко. Она всей своей кожей ощущала его дыхание, такое же жаркое, как и пламя, что выдыхал он недавно, разрушив им целый город, не щадя ни дерево ни камень.
Она судорожно глотала ртом воздух, покорно опустив глаза, помня, что смотрит в глаза зверю…
— Довольно! — раздалось вдруг над пылающими домами откуда-то сбоку. Она и дракон, оба посмотрели в сторону говорившего. Из тени обугленного дома вышел седовласый старик, весь в белом, резко выделяясь на черном и алом фоне, цветах вечно голодной, беспощадной смерти.
Он замер в трёх шагах от них, держа в руках длинный посох. Спокойный и собранный, он одарил обоих взглядом, остановив его на драконе и заговорил сильным, зычным голосом:
— Ты достаточно здесь порушил. Более не надо, —и чуть склонил голову в знак смирения и добавил: — Мы исполним твою волю, так тому и быть. А теперь лети, чудище и не возвращайся более, пока мы не позовём.
Дракон выпрямился, не сводя глаз со старика. Затем низко пригнул голову и взмыл в небо, огласив округу столь оглушающим рёвом, что Амэя крепко зажала уши, сжавшись от страха и смятения. А когда рёв стих и она несмело отняла руки, то услышала как неторопливо, по-старчески шаркая, к ней идет уже старик. Присев перед ней на одно колено, он по-отечески погладил её по голове сморщенной рукой и сказал, тепло улыбаясь, с любовью глядя на свою дорогую внучку:
— Больно, дитя?.. Вставай. Дракон улетел.
Слабо кивнув, она приняла его ладонь и, всё ещё подрагивая всем телом, с трудом встала на одеревеневших и непослушных ногах, подчиняющихся ей еле-еле. Поправив платье и волосы, вытирая слезы с щек, она спросила тонким голосом, бросив украдкой взгляд в почерневшее небо, устланное россыпью звезд:
— Д-дедушка, а к-как т-ты прогнал е-его?
Старик снова улыбнулся ей и ответил, придерживая трясущуюся девушку под локоть:
— О, я его не прогнал. Более нет у меня таких сил… Нет, дитя моё, я дал ему то, что он хочет.
— И-и ч-что ж-же эт-то? — испуганно спросила она, уже зная, что услышит.
— Невесту, за которой он и пришел, — подтвердил старик её догадки устало и грустно, а после довольно споро направился в центр разрушенного города. Сдавленно охнув, Амэя бросилась за ним, босыми ногами утопая в земле и пепле. От изумления у неё даже прорезался голос, и она смогла заговорить почти без запинки:
— З-значит будет Обряд?
— Будет, дитя, будет, — кивнул старик со смиренным вздохом. Ухватив девушку за локоть неожиданно крепкой хваткой, он повел её за собой. — А теперь идём, у нас много дел.
— Х… Хор-рошо, — покорно пролепетала девушка, следуя за стариком, ведущим её к остальным, хоть уже и подзабывшим, но знающим, как поступать, когда в город прилетает дракон.
А на площади уже собрался весь люд, потрёпанный, растерянный, боящийся смотреть в небо и ожидающий самого худшего. Мужчины стояли поближе к центру, суровые, со скорбно поджатыми губами, пряча за спинами своих жен и матерей, которые прижимали к себе юных, ещё незамужних дочерей, и знали, какая им отныне уготована судьба.
Старик вышел вперёд, в образовавшийся круг, медленно обернулся вокруг своей оси, глядя в глаза каждому собравшемуся и заговорил, подтверждая их страхи, которые никому не хотелось признавать:
— Друзья, у меня плохие вести. Дракон пришёл и требует своей дани.
Народ загалдел, зашумел, запричитал. Женщины открыто разрыдались, их дочери лили слезы еще горьше, мужчины же проклинали небеса и тень, что падает на землю, сжигая её в пламени и не заботясь ни о чём, кроме себя.
Она же, молча, ослепленная общим горем и скорой утратой, озиралась по сторонам, видя вокруг одно и тоже: слёзы, боль и страх. Она смотрела и видела матерей, которые скоро расстанутся с дочерьми, видела отцов, которые станут еще мрачнее в скором времени, она видела братьев, что обнимали своих сестёр, и видела стариков и бабок, поглаживающих внучат по головам и плечам и желающих уберечь их от предначертанного.
И только одну её никто не жалел и не обнимал, а ведь она — тоже девица на выданье… Она в миг почувствовала себя одинокой и никому не нужной…
— А убить его что, никак? — воскликнул кто-то из толпы. — Драконоборцы нам на что, а? — и тут в тон ему раздался голос Элбана, ворвавшегося в толпу будто вихрь, окровавленный и избитый, с опалённой до мяса рукой, висящей плетью вдоль тела. Амэя ахнула, прикрыв рот рукой, как и многие среди людей. Она одновременно радовалась, всё еще тяготея к нему дочерними чувствами, и страшилась, ведь понимала, что будучи живым, он её в покое не оставит.
— Дайте мне секиру! — завопил он во все горло. — Я убью эту тварь, где бы она не пряталась!
Услышав это, люд воспрял духом, загалдел пуще прежнего, требуя расправы и слепо цепляясь за призрачную надежду, которую без жалости разрушил дедушка Амэи, спокойно ответив:
— Не совладать нам с гневом драконьим, не по силам нам его ярость, — он взглянул на сына, жаждущего скорой мести и расправы. — Ты, сын мой, слаб и ранен. Один не выстоишь, пощади себя и уступи судьбе, — и закончил, обращаясь уже ко всем: — Умерьте пыл, друзья. Быть Обряду на заре.
И как только он сказал это — всё стихло. Даже рыдания матерей прервались и всхлипы всех девиц смолкли в одночасье. Народ молчал, раздавленный трагедией. Даже Элбан не сказал ни слова, лишь шумно дышал, с трудом сдерживая свою бессильную ярость, и взгляд его был направлен на неё: она знала, на ком он сорвет свою злость.
Страх неторопливо, смакуя этот момент, медленно пожирал её душу. Отчаяние захлестывало Амэю с каждой секундой все сильнее… Она так не может… У нее больше нет на это сил…
— И следуя закону, хочу спросить я вас, девы юные: не желает ли кто по доброй воле пойти в драконьи Невесты?
Ответом ему послужила гробовая тишина. Никто не хотел себе такой судьбы. Никто не хотел губить свою жизнь или губить жизни любимых дочерей.
Любимых дочерей…
Но она не любимая дочь. Она всего лишь нежеланное дитя. Балласт в собственной семье. Презираема отцом и тягостна дядюшкам… Единственный, кто хоть немного любит её и заботится, — это дедушка.
Но… Но любит ли на самом деле?.. Или она и тут ошиблась? Ведь он оставляет её уж слишком часто в одиночестве и гнёте родного отца, хоть и знает о её страданиях… Порой ей даже казалось, что он намеренно покидает дом, несмотря на возраст, чтобы уйти с дядюшками в дальние страны и долгие походы, лишь бы не видеть её и не заботиться, как вынужден по долгу крови. Выходит…
Она не нужна никому. Даже самой себе.
Так на что ей такая судьба? Такая жизнь?.. Не лучше ли прервать её, раз ее слёзы ничего не стоят? Раз она ни для кого ничего не значит?.. По что ей тяготить других и терзать себя, видя в ответ на свои попытки заслужить любовь, только презрение и гнев?
Едва сдерживая застывшие в глазах горячие слезы, она снова окинула взглядом всех собравшихся, вновь видя то же самое: страх родителей потерять свое дитя.
Ей надо пойти в Драконьи Невесты… Она с самого начала обречена на такую участь… Никто не будет по ней плакать и никто о ней не вспомнит… Ни одна мать не потеряет свое дитя, если она сделает такой выбор, и ни одна девица не выйдет замуж за дракона, лишив себя семьи, будущего мужа, детей и простого человеческого счастья… Которого ей не дано.
Это… правильно. Да, правильно. Потому что она ничего не потеряет, ведь у нее и так ничего нет, кроме собственной жизни…
Это будет справедливо… Всё верно. Так она и поступит. Сделает хоть что-то достойное, пока в ней ещё теплится жизнь.
— Я… я п-пойду, — шепотом, почти беззвучно произнесла она, робко вскидывая руку, но в такой тишине её тонкий голосок прозвучал на удивление громко и немного скомкано, по-прежнему запинаясь.
— Амэя? — удивился старик, взглянув на неё широко раскрытыми глазами, не веря в услышанное.
— Только посмей! — тут же вскинулся ее отец, со злостью стискивая кулаки. — Выпорю как сидорову козу!
Испуганно ойкнув, она прикрыла рот ладошкой и отступила на шаг, задрожав от страха, но лишь яснее ощутила, что поступает правильно, единственно верно. Она так больше не может… У неё нет на это сил… Нет сил жить так дальше…
Пусть лучше это закончится. Пусть она ещё немного отмучается и уйдет в лучший мир, где будут только покой и благодать. Может, хоть там она будет счастлива.
— Ты уверена? — будто и не слыша собственного сына, переспросил её старик, а она почувствовала острую боль, кольнувшую в сердце. Дедушка не пытается её отговорить… Ему все равно на неё. Как она и думала… снова ошиблась.
— Д-да, — ещё тише прошептала она, стиснув пальцы до хруста в костях. — Уверена, — и в кои-то веки заговорила без запинки, посмотрев прямо, не пряча взгляда.
Зарокотавшая было толпа притихла, затаив дыхание в немом ожидании. Её израненный отец испепелял девушку взглядом, обещая скорую расправу за столь дерзкую выходку, но именно сейчас был бессилен что-либо изменить или исправить. Он мог лишь кипеть от злобы и терпеливо ждать, надеясь, что его старик-отец сделает «правильный» выбор.
Ожидая как и все ответа старейшины, коим был её дед многие годы подряд, Амэя не могла видеть, как в густоту собравшихся людей незаметно вошел крупный мужчина с обнажённым торсом, внимательно наблюдающий за ней мерцающими янтарем глазами, в которых полыхало удивление и настороженность. Но никто не замечал этого — все взгляды были обращены в центр круга, на неё.
— Будь по твоему, дитя, — наконец заговорил старик и народ, хоть и пытался это скрыть, облегченно выдохнул, а Элбан в бешенстве закричал, насильно удерживаемый толпой:
— Ты спятил, старик! Она мне нужна! Только я имею право распоряжаться ею!
Она вздрогнула, не веря своим ушам. Её отец не мог сказать такого… Он не мог этого сказать. Его злит лишь её непослушание и своеволие… Не обманывайся, сказала она себе мысленно. Ты ему не нужна. Вернёшься, и всё начнется сначала. Даже хуже.
Пока она приходила в себя, пытаясь осознать услышанное и убедить себя, что это лишь иллюзия, обман, её дед повернулся к нему и спокойно, коротко произнес:
— Но дракону она нужнее, — и, равнодушно отвернувшись, махнул женщинам своим посохом, которые словно только этого и ждали. Они подхватили Амэю под руки и повели за собой, аккуратно, но цепко придерживая, словно боялись, что она передумает и сбежит.
Только она не передумала и не сбежала. Она покорно отдалась судьбе.
Это был её выбор.
И она сделала его сама.
***
Небольшой, естественный каньон с высокими и отвесными скалами был узким, но достаточно широким, что вместить в себя дракона.
Её опустили на самое дно, облачив лишь в длинное до пят белоснежное платье, оставив волосы распущенными, а ноги — босыми. Венок из листьев и цветов украсил голову изящным обручем, а шею оттягивали бусы из лесных ягод и орехов, пачкавшие кожу и платье своим сладким и липким соком.
Ступив голыми ногами по сырой земле, ёжась от холода и смятения, она вскинула голову, молча наблюдая, как плетеная корзина, опустившая её сюда, медленно ползет вверх. А когда она поднялась и исчезла за камнями, каньон окружили двенадцать женщин в чёрном, держащие в своих руках по лунке со тлеющей свечой и корзине, накрытой тёмной тканью.
Она переводила взгляд с одного бездушного лица на другое, всё сильнее ощущая растущий внутри страх и странное возбуждение, словно бы ждала этого с нетерпением.
Встав в ровный круг с Амэей посередине, они тихо и скорбно запели, наполняя воздух зловещей силой и темной магией, заставившей землю содрогнуться.
Раньше не было ни времени,
Ни земли, ни пыли — ничего.
Забыли все…
Она вздрогнула. Озноб прокатился по коже. Волосы встали дыбом, а тело охватила мелкая дрожь. Страх перетёк в леденящий душу ужас…
Было небылью, да стало былью,
И река остыла, и вода застыла в ничто…
Наступила короткая, безмолвная тишина, поглотившая все звуки. Она услышала собственное рваное дыхание.
И песня разлилась снова.
Время быстрая река,
Никого не обойдёт…
Зачерпнув из корзинки горсть красных ягод, они бросили их в неё, осыпав напуганную девушку с ног до головы алым дождём.
Ждёт невеста жениха,
Ждёт как часа своего…
Стоя в кругу кроваво-алых ягод, Амэя мелко тряслась, несмело поднимая взгляд к светлеющему в ночном сумраке небу, окрашенному в цвета пламенной зари, что неторопливо, будто крадущийся зверь, занималась над горизонтом.
В белый цвет облачена,
Словно в саване стоит…
Песня изменила свой ритм, стала более глубокой и мучительной. Зазвенела от боли и отчаяния. Ей показалось, что она услышала стоны и мольбы сотен и сотен Невест, что были на этом самом месте задолго до неё.
В голове помутилось, к горлу подкатила тошнота… Ей не хватало воздуха…
На покой обречена,
Свадьбы колокол звенит…
Песня снова затихла, и темная магия заклубилась, забурлила, чтобы сделать последний, смертоносный рывок.
Перед глазами поплыло, судорожный вздох сорвался с губ…
Забирай, забирай
Приходи, прилетай
Она задрожала, затрепетала как овечка перед бурей. Ее кожа горела, будто объятая пламенем. Горло сдавило и стало нечем дышать… Она захлебывалась водой, которой не было…
На века отдана
Дева юная…
Песня смолкла, зловещие силы ослабли, а темная магия рассеялась, невидимым стражем кружа вокруг неё, заперев в каменной клетке, откуда ей не выбраться, не сбежать…
Но вскоре магия исчезла, оставив после себя горькое послевкусие, а на её место пришло ожидание. Тягостное ожидание скорой беды.
Вдруг Амэю обдало ледяным порывом ветра, обжёгшим кожу не хуже огня. Испуганно задрав голову, она с ухнувшим сердцем осознала, что осталась совершенно одна в яме, наедине с собой и подступающим мраком, который с трудом разгоняли свечи, будто в насмешку «подзабытые» чёрными старухами.
Тлеющие свечи в лунках стремительно угасли. Разноцветные лепестки и листья посыпались к её ногам, укрывая волосы и платье своеобразным цветочным ковром. Она прикрылась руками, жмурясь от режущего глаза колючего ветра.
Сердце безумно колотилось в груди.
Всё прекратилось так же внезапно, как и началось. Ощущение скорой беды развеялось, темные силы покинули её окончательно. Амэя наконец-то смогла продохнуть и без страха оглядеться вокруг, убеждаясь, что самого страшного не случилось.
Теперь это была лишь яма, где недавно свершился Обряд.
Она с облегчением прикрыла глаза, все еще не веря, что горькая, самовольно избранная ею участь её же и миновала.
Ведь дракон не прилетел, а это значило, что она пришлась ему не по вкусу…
Но только она подумала о нём, как сверху раздался шорох. Быстро подняв взгляд, она испуганно вздрогнула и отступила на шаг, беспомощно хватая ртом воздух и ощущая, как тёмная магия и страх снова возвращаются, сковывая её душу и тело в стальном капкане.
Дракон стоял на краю, бесшумно хлопая крыльями и смотрел на неё янтарными глазами с вертикальным зрачком, ярко светящимися в темноте, будто отлитыми когда-то из жидкого пламени.
Сложив крылья, он наклонил голову на бок, с пытливым интересом приглядываясь к ней.
Нервно сглотнув и помешкав с мгновение, не зная куда себя девать и что делать, Амэя сделала первое, что пришло ей на ум — поклонилась ему, приветствуя его как своего будущего мужа, и робко взглянула на дракона исподлобья, ожидая одобрения, отрицания или хоть чего-то ещё.
Дракон же никак это не воспринял, продолжая рассматривать её.
А затем огласил предрассветную землю своим ревом и, распахнув огромные крылья, молниеносно спикировал вниз, вытянув вперёд длинные лапы.
Она успела лишь охнуть, прежде чем его когти сомкнулись на её талии.
