Мгновения и случайности

Элрохин откидывает капюшон. Многочисленные шрамы тонкой сетью прорезают его лицо — грубые, белёсые линии на зеленоватой коже, бесчисленные росчерки чужого лезвия, оставленные на вечную память о пролитой крови. Он не любит собственное отражение — ведь ни для кого не секрет, что это пугает едва ли не больше, чем холодный огонь, мерцающий под глазной повязкой. Рука сама тянется к волосам. Непослушные пряди — чёрные, с проседью, словно присыпанные пеплом, то и дело падают на лицо, как будто намереваясь укрыть его от чужих взглядов. Элрохин заправляет их за правое ухо, короткое и рваное. Старая привычка. На пригорке возле долины Лунного Когтя почти всегда до странности тихо. Трудно смириться с тем, что её излюбленное место под кронами гигантского векового дуба теперь пусто. Кажется, там до сих пор примята трава, а среди разросшихся цветов темнеет брошенный плащ, и Элрохин вновь с силой сжимает виски, проклиная игры жестокого воображения. Она появилась в его жизни как ураган, к чертям переломав все прежние ценности, устои и принципы. Зеленовласый ураган живого упрямства и упорства. Костлявая девчонка-недоросток, однажды переступившая вместе с порогом Черного храма его твёрдые убеждения о недопустимости возникновения привязанности к братьям и сёстрам по оружию. Все они были карающей дланью Повелителя, получившими единственное предназначение — защищать этот мир от зла. Они были иллидари. Они не умели любить. О Элуна, как же легко она заставляла его забывать об этом. Аша начала свой путь как адепт, но довольно быстро — на самом деле, очень быстро для рядового иллидари — получила право командовать собственным отрядом. Что ж, не мудрено. Эта волевая эльфийка, обладающая потрясающей стойкостью и совершенно не-женским самообладанием, превзошла все ожидания и буквально вырвала их небольшой отряд вперёд, заслужив внимание Иллидана. Она вела за собой. По-настоящему вела, вложив в каждую отравленной Скверной душу частичку своего света, не испачканного грязным прикосновением внутренней жестокой сущности. Они прожили бок-о-бок целую жизнь. Насыщенную, восхитительную и очень долгую даже по меркам калдорай. Аша была всегда слишком увлечённой этой бесконечной войной, а Элрохин — слишком трусом, чтобы поставить на кон многолетнюю дружбу, признавшись ей в своих чувствах. — Лоралли родила мне сына, — однажды сказал он, когда они, разбив походный лагерь, отдыхали возле костра. Аша сидела напротив, и сквозь рыже-красную завесу пламени он не мог прочитать ни ее ауру, ни ее лицо. — Все прошло благополучно? Хвала Элуне! — получив утвердительный ответ, она расплылась в улыбке. — Теперь у тебя есть сын, который продолжит твой род, разве это не чудо? Может, тебе стоит… — Ты знаешь, я не создан для семейной жизни, и мое место здесь, — рассерженно проворчал он. — Как знаешь, — ничуть не обиделась Аша. — в любом случае, я очень рада. Когда мальчик подрастёт, приведи его к нам. — Я думал, что будет девочка, — неожиданно даже для самого себя признался Элрохин, и тут же отвернулся, будто бы устыдившись. — Даже имя подобрал. «Твоё» — А как ты назвал сына? — Аман. Аша осеклась. На краткий миг улыбка угасла на её изможденном лице, но эльфийка очень быстро взяла себя в руки и с преувеличенной сосредоточенностью взялась снимать с огня кипящую воду. — Нехорошо называть живого как покойника, — очень спокойно отозвалась она. — Говорят, новорожденное дитя может повторить чужую судьбу. — Брешут, — усмехнулся Элрохин, выпуская в темнеющие небо клубы сизого дыма. — Теперь память о твоём сыне живет не только в твоей душе, но и в моём продолжении. Аша была маленькая. Аша была тёплой и хрупкой. Аша восхитительно пахла морской солью и чем-то удивительно сладким и притягательным — свежий аромат спелых ягод и цветущей сирени, принесённый прохладным ветром в знойный и обжигающе-жаркий полдень. Недосягаемое. Мучительно-недосягаемая. Аша порывисто обняла его, зарывшись носом в его грудь. Элрохин нарочито быстро похлопал ее по спине, стараясь не привыкать. В конце концов, это всего лишь мгновение. Можно не произносить это вслух, скрыться от любопытных взглядов за маской холодной неприступности, но воспоминания не подчиняются приказам разума. Они скапливаются по крупицам, а затем взрываются фейерверком из тысячи ярких огней и концентрируются где-то между рёбер. Не обжигая. Согревая. Глубоко затянувшись горьким табаком и с наслаждением выдыхая кольца дыма, Элрохин улыбнулся. Словно в ответ, с расшитого звездным бисером небосвода ему подмигнул сияющий огонёк.