Мгновения и случайности

Дом на площади Солнца купался в тёплых рассветных лучах, ловя блики света блестящей поверхностью позолоченных крыш. Казалось, из Света был соткан весь город. Луносвет застыл в этой вечной осени. Он переливался всеми оттенками оранжевого и красного, искусно запечатлев в своей архитектуре последнюю красоту увядающей природы, когда весь мир уже утопает в золоте и бронзе, но в воздухе ещё не ощущается холодное дыхание приближающейся зимы. На крыше плавно покачивался флюгер в виде парящего феникса, а из распахнутого настежь окна доносилось мелодичное пение. Ездовой волк переступил с лапы на лапу и недовольно фыркнул, но всадница не торопилась спешиться. Она медлила, словно решая какой-то важный для себя вопрос. Хотелось спрыгнуть на землю, вымощенную красным кирпичом. Подняться по ступеням и распахнуть дверь, вдыхая такой знакомый аромат печёных яблок и полевых цветов. Данари любила собирать мироцвет и сребролист, и раньше в каждой комнате неизменно стояла ваза со свежим букетом, перевязанным голубой или красной лентой. Сестра вообще любила всякие мелочи — в совокупности они, наверное, и создавали то пресловутое домашнее тепло и уют, которые невозможно увидеть или потрогать руками. Кажется, даже тот дурацкий пушистый коврик до сих пор лежал на её крыльце. Аллари улыбнулась. Должно быть, на просторной кухне всё так же сушились в ряд одинаковые синие чашки, обязательно повёрнутые ручкой в одну сторону, а такого же цвета полотенца висели на специально отведённых для этого крючках. Зачарованная метла подметала вычищенный до блеска пол, в корзине на столике лежала пряжа, а на просторной кровати, среди расшитых парчой подушек сидела большая тряпичная кукла с огромными голубыми глазами, как немой укор за безвозвратно утраченное детство. Сиротский приют в Оргриммаре — вовсе не то место, о котором хотелось вспоминать, но Аллари никогда не смогла бы забыть, как именно в тот день дала себе клятву, что у младшей сестры будет свой собственный дом со всеми этими ковриками, пуфиками, бантиками и прочей мишурой, какой только она захочет. Жаркое полуденное солнце грело, но уже не обжигало обветренную кожу, привыкшую к зною и песку. Аллари замерла на пороге, будто бы подсознательно пытаясь продлить момент, когда она всё ещё оставалась ребёнком под покровительством госпожи Баттлвейл, но распахнутые двери ясно давали понять, что этот этап уже был пройден. Скудная поклажа тяжелила правую руку, а левую… левую тянула на себя заплаканная девчонка с двумя забавными косичками, отчего груз на душе казался совершенно невыносимым. — Не уходи, — всхлипывала Данари, отказываясь отпускать ладонь старшей сестры. — По…пожа-алуйста, не уходи! Или возьми меня с собой. Ты не можешь оставить меня здесь совсем одну! Зелёные глаза эльфийки блестели от не пролитых слёз, которые вот-вот грозились крупными каплями скатиться по чумазой щеке, оставляя разводы от пыли. — Я не могу, родная, — твёрдо произнесла Аллари, хотя внутри у неё всё разрывалось от боли. — Клянусь, настанет день и я приду за тобой. Я заберу тебя отсюда и больше никогда не оставлю. Слышишь? — Обещаешь? — хватка Данари чуть ослабла, но она всё ещё не была готова выпустить её руку. — Клянись Светом. — Клянусь Светом, — подтвердила эльфийка и, мягко освободив ладонь, вытерла влагу на щеках младшей сестры. — А ты обещай мне больше не плакать. Большие девочки не плачут, Дана, запомни это. Никогда и никому не показывай своих слёз. — Обещаю… — Ну, всё, пора, — Аллари крепко обняла её, ласково поглаживая всё ещё вздрагивающую спину. — Будь сильной. Ничего не бойся. — Мне страшно, Аллари. Мне страшно… «— Мне тоже, милая» Разорвав объятия, эльфийка нежно коснулась губами лба девочки и поспешно отвернулась, чтобы Данари не увидела, каким было её лицо. Теперь она выполнила обещание. Всё наладилось. Всё было хорошо. Вот только среди всех этих чудесных, по-детски милых вещей не было места для той, чьи глаза сожгло пламенем Скверны, а затейливая причёска не могла скрыть извитые рога. Страх в глазах младшей сестры бил больнее, чем кнут, и резал острее, чем меч. Аллари не могла выносить это, и последние несколько месяцев появлялась на площади Солнца лишь для одного. Конверт с банковским чеком и посланием исчез в прорези для писем почтового ящика. Аллари писала, что очень занята, и уже очень давно находится на очередном задании Владыки (так далеко, что нет никакой возможности приехать даже на денёк), но у неё всё хорошо. Потрепав заскучавшего волка по седой шерсти, всадница сжала ногами седло и унеслась прочь от этого печального места. Всё было хорошо.