***
Тетушка Молли была рада тому, что друзья ее детей вновь собрались в их полном жизненной гармонии доме. Мое второе Рождество в гостях у огромной семьи Уизли обещало быть ознаменованным дружеским смехом и праздничным настроением. Все проблемы, ранее волновавшие нас, теперь казались такими мелочными на фоне широкого стола с разнообразными блюдами и высокой елки, прямо под которой красовалось больше дюжины подарков для всей семьи. Меня всегда привлекал дом Уизли: с его глубокими креслами, обитыми цветочной тканью, обилием кухонной утвари, растений и даже книг — об уюте в нем кричало все. А еще там было очень светло. В какой уголок ни загляни — всегда можно откопать ночник или свечу, обхватив руками мягкую подушку. Я всегда с радостью приезжала в гости к Джинни и Рону, с удовольствием изучала их семейные традиции и тонула в объятиях Молли и Артура. А с тех пор, как на первом курсе впервые встретилась с нежным взглядом смеющихся голубых глаз, я… …утопала теперь уже во Фреде Уизли больше, чем в пуховом одеяле, что каждые каникулы выдавала мне тетушка Молли. Однако в этот раз что-то было по-другому. Что-то пряталось в его косых взглядах, в его скованности, когда я счастливо здоровалась с близнецами. В его шутках, которые теперь уже казались абсолютно неприятными в отличие от тех, что мне удавалось услышать совсем недавно. Из его уст в тот вечер ни разу не вылетело мое имя. Только грубое ГрейнджерГрейнджерГрейнджер, которое отравляло воздух между нами одной лишь своей интонацией. Он пробовал мою фамилию на вкус и выплевывал, как недозрелый фрукт — невкусный и его недостойный. — Грейнджер, вот о чем ты думаешь, когда учишь старшекурсников дисциплине? — вмешался он в мою тираду о соблюдении школьного устава. Я думаю о тебе, Фред. О непонятных чувствах к тебе, но не с тобой. — Ты ведь сама — та еще нарушительница, вспомни только прошлый год и подвиг вашей троицы! — Это был вынужденный маневр, Фред! В остальном, я полагаю, каждый школьник должен…. — Должен-должен-должен… Ты хоть слышишь себя? Кто-кто, а мы с Дредом никому ничего не должны! — весело проронил он, сбегая по лестнице в комнату, чтобы принести очередное свое изобретение. — Герм, не слушай его, ты же знаешь, что у близнецов на уме всегда что-то непонятное? — попытался подбодрить меня Гарри, иной раз замечающий мои полные вдохновения косые взгляды на одного из близнецов. — Да, подруга, забудь о них! Эти оболтусы никогда не прислушаются к чужому мнению, будь это даже мамины нравоучения! — сказал Рон, наконец, прожевав очередной кусочек пирога, который удалось стащить в комнату. Я лишь удрученно вздохнула, понимая, насколько друзья правы. — Ну же, мальчики, хватит бегать по дому, когда здесь и так не протолкнешься! — долетел до меня голос миссис Уизли, явно недовольной поведением некоторых ее чад. — Дети, спускайтесь вниз, пора раскрывать подарки! Настал тот момент, в предвкушении которого мое сердце замерло. Я спустилась в гостиную последняя, садясь на краешек дивана и с энтузиазмом рассматривая коробки под елкой, пытаясь найти те, которые подписаны моим именем. — Эти твои, Герми! — Гарри передал мне сразу несколько увесистых свертков, отчего я почти завизжала от радости, на все сто процентов уверенная — это Рождество будет лучшим за все мои двенадцать лет. Маму с папой я бы увидела уже завтра днем, поэтому долго скучать по родным не пришлось бы. Я развернула первую коробку, с предвкушением вдыхая запах. Книги, конечно же. Мне не нужно для счастья многого. — Мы с Гарри и Роном долго выбирали, что можно подарить и… Так получилось, нам все же удалось найти это коллекционное издание маггловской поэтессы, о которой ты так много рассказывала, — смущенно проговорила Джинни, ожидая мою реакцию. Та не заставила себя долго ждать, когда я все-таки увидела название первого тома. — Вы серьезно?! Ребята! — я закрыла ладошками рот, стараясь не разрыдаться от счастья. — Как вы только смогли… Это немыслимо! Спасибо вам! Спасибо огромное! — мои друзья облегченно выдохнули, точно зная — не прогадали. Мы долго еще обменивались поздравлениями и всенепременными шутками, обсуждали, как тетя Молли смогла угадать любимый цвет каждого из нас, чтобы традиционно порадовать вязаными вещичками, и доедали еще одну партию печенья. В какой-то момент я заметила, что мой подарок в глянцевой голубой обертке дошел до своего получателя, — Фред с нетерпением распаковал конверт и прочел название: — «Веселость не порок, или как жить от души»? — он залился счастливым смехом, пытаясь отыскать подпись. — От Гермионы, — и впервые с такой нежностью произнес мое имя, что мурашки стайкой пробежали по всему телу. — Мне показалось, такому ты точно обрадуешься, — смущенно произнесла я, потупив взгляд в ковер. На нем узоры сливались в красочных хитросплетениях, напоминая бутоны цветов на нашем заднем дворе. — Спасибо, конечно, но, боюсь, тебе показалось, — мягко ответил близнец, направив палочку на увесистый томик с новеллами, и шепотом произнес заклинание из курса трансфигурации. Книга молниеносно превратилась в розу, которую он закинул в рядом стоящую вазу одним уверенным движением. Я слышала, как недовольно закашлялась Джинни, но не видела уже ничего из-за пелены не пойми откуда взявшихся слез. — Фредерик Уизли! Во-первых, так поступают только подонки, на коих мой сын равняться не должен. А во-вторых, ты только что воспользовался магией вне школы, за что сейчас же будешь наказан! — закричала вовремя подошедшая Молли, гневно выжимая кухонное полотенце в руках. — Деточка, прости, этот хулиган вместе со своим братцем, — Молли презрительно смотрит на посмеивающихся близнецов, — получат по заслугам! А теперь давайте попьем чаю! Джордж, проходя мимо, дружелюбно похлопал меня по плечу, мол, объясняясь: да, мой брат — тот еще слизняк. Ты прости его, если сможешь. Друзья проводили рыжего негодяя хмурым непонимающим взглядом, а Артур лишь цокнул языком, перелистывая страницу газеты. Фред, в свои четырнадцать ты казался мне таким мужественным. Лишь за улыбку, обращенную ко мне, я наивно готова была простить все вплоть до самого жестокого отказа. Но как простить тебе эту подлость, Фред?***
Замираю у входа, счастливо посматривая на наручные часы. 3:30 — оглашает циферблат. Я не выдержала разлуки с родителями и трансгрессировала в квартале отсюда буквально через минуты после разговора с Фредом, успев лишь собрать часть вещей. Уснуть в Хогвартсе мне все равно вряд ли бы удалось, а тратить уже наступившие выходные, просиживая их в компании только лишь отравляющих мыслей, не хотелось. Рон старается жить с осознанием моего отсутствия в его любовном калейдоскопе и утешается свиданиями. Гарри в последнее время сильно озадачен своим будущим и пытается справиться с бременем навалившейся популярности, предпочитая проводить свободные минуты с любимой Джинни. А родители точно обрадуются, когда осознают, что на столе стоит горячий завтрак, по дому рассеивается запах вкусного кофе, а я собственной персоной встречаю новый день на родной кухне. Ни тебе ранних подъёмов, ни бешеной дороги на вокзал с криками из серии «как же мы соскучились по своей девочке!» Я знаю их, как облупленных. Каждое слово, каждый взгляд. Иногда мне кажется, что любое движение родителей отзывается во мне самой. Это говорит не природа. Любовь. Та, которой полны их глаза каждый раз, когда я попадаю в поле зрения. Скучала. С той самой секунды, когда пришлось уговорить их уехать в Австралию на продолжительный и такой необходимый отдых. После окончания войны мне не позволяли некоторое время выезжать за пределы Хогвартса, аргументируя это «факторами безопасности», о которой, к слову, — тогда — я не беспокоилась совершенно. Получить звание героя войны — не удовольствие. Только незаживающая приставка к имени, которая в некоторых ситуациях все же пытается компенсировать полученную не единожды боль. Мне хватило всего лишь одной слезной встречи, чтобы сотрудники Министерства магии пообещали разобраться с моей сложной ситуацией. И, судя по скорому письму родителей, сообщивших о своем возвращении в Англию, у них это вышло достаточно неплохо. Откровенно говоря, я не раз обдумывала возможность начать с ними все сначала. На самый плохой случай, при самых страшных обстоятельствах. Повезло, что все закончилось так, как закончилось. Я все еще скупо надеюсь на конец этого кошмара, искренне не веря, что жизнь — иногда та еще сука. Наконец, я тихо отмыкаю дверь, отгоняя плохие мысли, и как можно тише забегаю внутрь помещения. Сердце бешено колотится, и на первый взгляд мне кажется, — это лишь неизменный симптом предвкушения скорой встречи. Однако что-то набатом бьет по черепной коробке, отзываясь опасностью. Что-то явно не так. Чувствую фибрами души, осматривая, кажется, привычную комнату. Тот же коридор, тот же запах, фотографии на стенах. Атмосфера давит, и я неосознанно вытаскиваю из заднего кармана волшебную палочку. В этом мире всегда нужно быть начеку. — Люмос, — шепчу и шаг за шагом пробираюсь по коридору к гостиной. Возможно, это всего лишь разыгравшаяся фантазия. Возможно, о стенки души все ещё бьются остатки детской боязни темноты. Возможно, я не в то время прочитала маггловскую книгу в жанре ужасов. Хотя, если быть честной с самой собой, ответ очевиден — я просто научилась выживать. На полу неаккуратно валяется подушка. Поднимаю её с пути и кладу на законное место. Тишина питает напряжение. А в области груди тянет вязкое ощущение страха за то, что ещё может произойти. Я придумываю. Все это просто уроки жизни, которая знатно попортила мою нервную систему за все годы обучения в Хогвартсе. Всего лишь. В один момент я становлюсь спокойна и собираюсь убрать волшебную палочку под предлогом того, что прочесала половину дома. И в эту минуту будто бы из ниоткуда раздаётся грохот, лишающий опоры. Сзади меня что-то оглушает — я падаю на пол, выронив палочку и рефлекторно хватаясь за голову. Затылок печёт холодной болью, горячая кровь остаётся на пальцах, мешая сконцентрировать мысли. На нас напали? — Малышка попалась раньше времени! — незнакомец заливается хохотом и подходит ближе в то время, как я пытаюсь отползти к стене, чтобы найти закатившуюся за шкаф волшебную палочку. — Вовремя же ты подошла, крошка Гермиона! — раздаётся голос надо мной, а после я получаю сильный удар по лицу, буквально отлетая в ту сторону, к которой стремилась. Боль пронизывает всю правую часть — сукин сын чем-то металлическим рассек мне половину лица, от брови и прямо до середины скулы. Липкий страх охватывает тело, но мысль о родителях и их безопасности придаёт силу держаться до последнего. Я все ещё молюсь о том, чтобы эти ублюдки не добрались до них раньше, чем до меня. — Кто вы такие? Я вызвала полицию, когда вошла домой! Скоро вас повяжут, и ничего не поможет уже уйти от ответственности! — я сплевываю кровь, незаметно пытаясь отыскать такой необходимый сейчас предмет самообороны. Достигнув совершеннолетия, не задумываешься о том, насколько использование магии за пределами Хогвартса противоречит правилам. Будь мне даже не восемнадцать, сейчас я бы все равно наплевала на правила, желая защитить свою семью всеми возможными способами. Под ложечкой засосало — где мама с папой, если до сих пор не спустились на шум? Надеюсь, их элементарно не оказалось дома; надеюсь, они закрылись в спальне, оставив меня на съедение волкам, но оказались живы! Глупо. Так глупо надеяться, что близкие бросят тебя в той ситуации, когда сами точно готовы отдать жизнь ради спасения любимого ребенка. — Грег, посмотри на эту малышку! — мерзкий тип до хрипоты смеётся, уверенно наступая на им же сваленные семейные фотографии ботинком. Тварь. — Она, кажется, ещё не поняла, что маггловское правосудие вряд ли ей поможет! Черт возьми, да они не из этого мира. И они точно пришли за мной. — Не буду спрашивать, кто вы, — тяну время, ощупывая пол трясущимися руками, не в силах даже вытереть кровь, залившую правый глаз. — Но будьте уверены в том, что зря называете меня малышкой! Конфундус! Я не успеваю даже сообразить, что промахнулась, когда один из нападающих одергивает меня за волосы к полу. Я вскрикиваю не так от боли, как от неожиданности, пока из меня ногами выбивают всю прыть. Неизвестный со стоном удовлетворения наступает мне на кисти, не давая возможности выбраться, и, кажется, ломает лучевую кость, заставляя выть волком от очередного прилива боли. — Грег, тащи их сюда, чтобы она видела! От меня будто бы отрывают кусок чего-то важного. Чего-то неосязаемого, но при этом жизненно необходимого, как дыхание. Ублюдок выносит связанные тела родителей и, не церемонясь, бросает их в другой части комнаты. Из-за сильной боли в лице, я не чувствую, как из моих глаз потоком текут слезы. Я получаю еще несколько ударов в поясницу и по солнечному сплетению, задыхаясь, в первую очередь, от беспомощности и уже потом — нехватки воздуха. Какие монстры имеют право ходить по этой земле? — Миледи будет счастлива, когда мы отправим ей в качестве трофеев ваши сердца, — шепчет он, облизывая и покусывая мочку моего уха. Меня пробивает током. Пусть все это окажется ночным кошмаром и плодом моего искалеченного после войны воображения. Однако боль в затылке и грудной клетке атрофировано напоминает о том, что сна — ни в одном глазу, а запах вонючего пота и смерти уже пробирает до костей. — Что вам нужно? — я захлёбываюсь слезами, брыкаюсь, бью негодяя ногами, но силы моей недостаточно, чтобы свалить, как минимум, одного имбецила. — На второй полке у лестницы есть украшения, деньги… Я тоже найду! Отпустите их! Сделайте со мной все, что хотите, но не трогайте их! — я срываюсь на крик, ощущая большие ладони ублюдка на своём теле, и готовлюсь к самым ужасным минутам своей жизни. Господь слышит мои молитвы. Пока тот-который-Грег занят изучением комнаты, а второй безымянный негодяй вылизывает мою кровь с щеки, повторяя какую-то бессмыслицу, здоровой рукой я нащупываю спицу. Упала, когда я навалилась на комод всем телом, отброшенная ударом. — Ммм, интересно, а она на вкус та же, что и её дочур…а-а-а-а! — вопит он, и я знаю, что спица прошла сквозь его сердце, вонзившись мне в грудь на пару сантиметров. Тошнит. Но боль уже не воспринимается всерьёз. Грег выкрикивает ругательства, а моё помутнённое сознание пытается прийти в норму, когда, отпустив холодное оружие, я по счастливой случайности нащупываю тёплое дерево палочки. Направляю её на врага, остро ощущая, как тысячи иголок впиваются в каждый миллиметр тела, когда я сбрасываю с себя мертвую тушу и встаю, кое-как опираясь о стену. Не чувствую ничего, кроме страха и ответственности за жизни родных. Будет проклят этот чертов день. Этот Грегори, приставивший клинок к шее моей обездвиженной матери. Я не дам осечку. Ненависть кипит во мне, разъедая здравый смысл, и я уже знаю, что произнесённые слова выйдут мне боком, но шепчу их — впервые — с отчаянием и надеждой: — Авада Кедавра! И я готова поклясться, что попала в цель. И в той же степени готова поклясться, что слышала женский посторонний шёпот, вторивший моей мантре жизни. Чтобы жить, к сожалению, иногда нужно убивать. Мир плывёт перед глазами, и я обессиленно падаю на пол, словно мешок использованного материала. Один слой крови застыл на щеках вперемешку с растрёпанными волосами. Я погружаюсь во тьму, поймав смутные очертания мигающих цифр. 3:45 — время, когда моему миру пришёл конец. Вот только пойму я это, уже придя в себя и ощущая запах смерти, наполнивший наше когда-то уютное семейное гнездышко. Пойму, закричав от неподдающейся оценке боли при виде бездыханных тел родителей и волшебной палочки в моих руках.