Umbasa

Колбы мелодично звякают в такт движениям осторожных пальцев. Одна, вторая, третья… бордовые разводы становятся светлее, исчезают совсем, поглощаемые водой. Для кого-то подобная работа – мыть использующиеся в обряде кровослужения сосуды – может показаться скучной или даже грязной, но ей нравится перебирать тонкое стекло. Успокаивает. К тому же можно вполголоса читать молитвенные вирши: больные, лежащие в нижнем крыле, не услышат ни слова, а хозяйка лечебницы уже привыкла к певучим словам на незнакомом языке, от которых порой начинает звенеть воздух. Последняя колба из-под крови выкладывается на тканную полосу, вбирающую лишнюю влагу. Хорошо. Теперь надо протереть перегонные кубы, проверить масло в горелках – и до вечера ее работа будет сделана. Если, конечно, не случится ничего… - Алексия! Нужна твоя помощь! Возившаяся с медицинской посудой девушка спешно отряхивает руки и, отерев их о белый передник, торопливо сбегает вниз по лестнице на зов: - Да, госпожа Йозефка? - негромко спрашивает она, заглянув в одну из палат. Звавшая ее – миловидная женщина лет тридцати в таких же светлых одеяниях лекаря и с пепельными волосами, собранными в пучок – не отрываясь от работы кивает на лежащего перед нею на койке мужчину, жалобно стонущего от боли. - Принесли вот подранного, - торопливо говорит она, продолжая хлопотать над пациентом. - Нарвался на вервольфа посреди дня; зверь, наверное, из Старого Ярнама вылез. Иди сюда, поможешь с переливанием – одна я могу не успеть… Алексия споро хватает капельницу, начинает прилаживать сосуд с исцеляющей кровью. Научилась за месяцы, проведенные в лечебнице. А ведь еще недавно она путалась в простейших манипуляциях со всеми этими трубками, колбами, ретортами; все-таки из нее вышла вполне обычная медсестра… - Вам просто ассистировать или нужно воспользоваться нетрадиционными методами? - спрашивает девушка, скашивая взгляд на трехступенчатый чешуйчатый конус из золотистого металла, болтающийся на цепочке, притороченной к ее поясу. Йозефка задумывается на пару секунд, после чего отрицательно мотает головой: - Не стоит, справимся и так. Прибереги силы до другого раза. - Как скажете, - смиренно кивает Алексия. Бывшая дворянка болетарских кровей, храбрый воитель, последовательница святого Урбейна и ученица робкой ведьмы Юрии. Убийца демонов. …ну, почти обычная медсестра. В странном городе под названием Ярнам она живет около полугода – хотя, кажется, со дня ее ухода из руин Болетарии прошла не одна вечность. Девушка до сих пор чувствует отголоски боли и непонимания, съедавшие ее изнутри там, на искалеченной демонами земле. Долгий путь сквозь тьму на путеводный маяк надежды с теплым светочем веры, подаренной Урбейном, у сердца, почти отчаянную уверенность в себе: справлюсь, убью, погружу в сновидение! Не могу не справиться!.. удивление, пустота в душе, оставленная усыпленным Старейшим, когда тот унес ее единственного друга в том чахнущем мире, горькое откровение – Бог, вера в которого вела ее сквозь тьму и ужас оскверненных земель, оказался всего лишь демоном, пусть и неизмеримо могучим… истребление оставшихся искаженных скверной чудовищ. Алексия пыталась заглушить их силой ощущение своей чуждости в мире. Мире, что начал потихоньку залечивать свои раны, словно позабыв об искалеченной душе своей спасительницы. Мире, в котором не осталось места демонам - и в котором осталась она, впитавшая их могущество. Тщетно. Когда ощущение чуждости поглотило ее почти полностью, девушка сделала последнее, что ей оставалось: собрала самые необходимые ей вещи, взяла запас пряностей и лунной травы, спустилась в колыбель Старейшего, в последний раз воспользовавшись обелиском – и ушла в туман, стелящийся над водой в покое и безмолвии. Последнему хозяину демонических сил надлежало покинуть очищенную от скверны страну. Оковы Нексуса, столь долго державшие ее душу в том древнем месте, были брошены в песок… Алексия встряхивает головой, загоняя горькую память в глубины разума, и с удвоенным усердием принимается за чистку грушевидных колб, в которых еще недавно настаивалось успокоительное. Ей до сих пор больно вспоминать о покинутой родине. Хуже были только попытки выволочь на свет воспоминания о туманных дорогах, пройденных почти что в беспамятстве: настолько ужасны и кошмарны были тропы, принявшие убийцу демонов. Йозефка, бывший член какого-то там Хора, общающегося со здешними богами, предположила, что от безумия ее спасло только крайне невысокое Озарение – что бы это слово не значило – и железная воля, закаленная многочисленными смертями. Повезло ей с этим доктором. В Ярнаме ненавидят чужих, а она впустила изможденную и бормочущую на неизвестном языке бродяжку, постучавшуюся в дверь лечебницы со стороны леса: даже не стала выставлять ее на улицу после того, как ее врачебный долг перед незнакомкой был исполнен… а потом чужачка исцелила на ее глазах смертельно раненого пациента. После такого Йозефка буквально вцепилась в гостью. Обучила кое-как изъясняться на ярнамитском за пару недель, выслушала ломаный рассказ о демонах, тумане, другом мире, искусству претворения душ в силу, в чудеса, в магию… отпоила успокоительным и, получив абсолютно такой же рассказ, лишь после этого удостоверилась, что бродяга в своем уме. Правдивость рассказа подтверждал выздоравливающий раненый внизу и целая россыпь странных предметов, показанных незнакомкой: от исцеляющих побегов, матово поблескивающих в полумраке, до широкого клинка без гарды, без труда полосующего плоть, игнорируя плотные материальные предметы. Последнее Йозефка увидела своими глазами, когда Алексия убила колотящего в дверь обратившегося ярнамита прямо сквозь доски. - Невероятно, - резюмирует женщина – а потом смотрит на отирающую лезвие от крови девушку неожиданно строгим взглядом. - Но что ты делать-то дальше будешь, убийца демонов? Не вечно же тебе со мной в лечебнице сидеть. - Я бы не отказалась от возможности остаться здесь, - отвечает девушка – и, поймав непонимающий взгляд доктора, поясняет. - Не знаю, что в этом городе за существа и откуда они берутся, но защита вам от них хоть какая-то нужна. Или вдруг человек зайдет с дурными намерениями… Йозефка негромко смеется: - Ну хорошо, вояка, на охотничьи ночи у тебя работа найдется. Но что прикажешь делать, когда все тихо? Просто так оставить тебя я не могу – рано или поздно Церковь поинтересуется, что за бродяга прибилась к опекаемой самим викарием лечебнице. - Ну так возьмите меня в служанки, - предлагает убийца демонов, убирая свое оружие в ножны. - И тебе, благородной дворянке, не покажется зазорным выполнять черную работу? - После латрийских застенок меня сложно удивить грязью, - невеселый смешок в ответ. Удивленная ее предложением, женщина какое-то время пристально глядит на помрачневшую девушку. Потом по-настоящему задумывается. - Недостатка в прислуге я не испытываю. А вот от медсестры, способной в критических случаях воспользоваться… нерегламентированными Церковью Исцеления силами я бы не отказалась. Но подумай – с твоими навыками тебе прямая дорога в Охотники. Ты уже истребляла монстров на своей родине, и, как я поняла, от твоей руки пали противники неизмеримой мощи… точно готова променять схватку на помощь больным? ...отнеся вымытое на отведенное порядком место, Алексия вытирает пот со лба и кивает самой себе, чувствуя, как в душе разливается удовлетворение. Она не жалеет о принятом тогда решении, не жалеет, что осталась в лечебнице – пусть скромная должность помощницы доктора может показаться пресной и скучной, но она всем довольна. Ее работа важна, рядом есть друг, которому она может доверить любую свою тайну, больше нет необходимости ежедневно, ежечасно рисковать своей жизнью. Не надо просыпаться по ночам от снедающего душу ужаса, что она не справится, не сумеет выправить вверенный в ее руки мир… хватит с нее героизма и опасения не совладать с собственными силами. Она заслужила спокойную жизнь. Почти спокойную. Днем девушка без устали хлопочет в лечебнице и лаборатории при ней: носится с лекарствами и реактивами, ассистирует при переливаниях, заботится о пациентах – уже месяц как не молча, радуясь, что Йозефка безжалостно ставила ей правильное произношение слов, выкорчевывая акцент – чистит оборудование, ходит на рынок за реагентами, по какой-то причине не доставляемыми Церковью Исцеления. В свободное время потихоньку разбирает медицинские книги, коих полно в кабинете доктора: Алексии хочется поскорее освоить местную письменность… еще молится, находя себе местечко потише, чтобы не попасться чужим на глаза. Привычка, рожденная искренним почитанием встреченного на ее тернистом пути живого святого, приятно греет душу. Помогает справляться с памятью о жизни в ином мире. Ну а вечером… вечером юная медсестра убирает скромное лекарское платье подальше и достает из-под лежанки ладно скроенный доспех из черной кожи. Приминает русые волосы серебряным обручем, прежде чем накинуть на голову ярнамский плащ с капюшоном, скрывая иноземное одеяние – осторожничает, хоть и знает, что вряд ли хоть кто-то в своем уме попадется на ее пути. Потому что по вечерам - перед тем, как упасть на кровать и провалиться в тревожные сны - убийца демонов выбирается на соседнее с лечебницей давно не используемое кладбище с вечно запертым входом. Соскальзывает в тайный ход в виде разрытой могилы по перекладинам длинных лестниц вниз, прямиком в ртутно-белесое болото, пробегает его ядовитые пары и, поплутав в коротких извилинах пещер, выбирается в деревню, полуразрушенную и покинутую людьми. За ней начинается запретный для горожан лес. Дальше за ним – Бюргенверт… до него Алексия пока что не ходит. Вот попривыкнет к здешним противникам - невероятно быстрым озверевшим людям и по-человечески сообразительным зверям - и можно будет подумать о вылазке в ту сторону. Тем более что и ближайшие городские предместья изобилуют опасными тварями. Достаточно, чтобы держать в порядке при помощи стремительных схваток ее боевые навыки. Уставшая от ворчания по поводу ее риска жизнью Йозефка изредка просит чужачку из Болетарии поискать в лесистых оврагах очередной редкий реагент, нужный ей для медицинских опытов, да подсказывает слабые места встреченных ею чудовищ. Пару раз девушка замечает среди искривленных древесных стволов людей в измаранных кровью одеяниях с оружием в руках – тех самых Охотников, примкнуть к которым ей предлагали вначале. К счастью, их шумное оружие, плюющееся небольшими жгучими снарядами под названием «пули», выдает их местоположение задолго до того, как Алексия оказывается в радиусе их зрения. Девушка рассматривает их с безопасного расстояния. Следит за тем, как они прорубают себе путь сквозь кишащие опасными бестиями земли, разглядывает их угрожающие охотничьи инструменты, словно скалящиеся с залитых багрянцем рук… они вызывают любопытство, но не более. Но убийца демонов каждый раз провожает ярнамитов по городских врат: принесенная из Болетарии привычка трепетно беречь любую человеческую жизнь, столь редкую в ее родных землях, все еще сильна в ее душе. К счастью, вмешательство девушки не требуется ни разу. А то потом развелось бы слухов о неизвестной Охотнице с чужеземным оружием, бродящей под городскими стенами – в Ярнаме любят подобные байки… Судьба героини городской сплетни Алексию не прельщает. Добытую кровь чудовищ девушка тоже несет в лечебницу – Йозефка перегоняет ее в особую исцеляющую сыворотку и втихую раздает изредка забредающим к ним Охотникам: по бутылочке в руки. А заодно учит свою новоиспеченную медсестру этой хитроумной технологии. Дело движется не слишком быстро – сказывается сильный культурный разрыв двух миров – но Алексия терпеливо изучает замысловатую науку, не отчаиваясь и не жалуясь на сложность. Ей нравится давить крупные кровавые сгустки в винтовом прессе, толочь раковины диковинных моллюсков, обрывать лепестки льдисто-голубых цветов и ощипывать мерцающие алым луковицы. Она выучивается пользоваться разделительной воронкой, отделяя белесую сыворотку от бордово-красного осадка. Зачарованно наблюдает, как дистиллят, бродящий в греющемся на пламени медном котле с трубками, постепенно расслаивается, по капле отдавая чистую, нежно-светлую кровь, получая в остатке невероятно сильно пахнущую жижу – она тоже шла в дело, сбраживаясь в манок для чудовищ. Иногда они с Йозефкой сидят так всю ночь, следя за пламенем и не спуская глаз с тонкой струйки исцеляющей влаги. В такие вечера женщина приносит из подвала бутыль вина – жар спиртовых горелок пробуждает жажду – и, налив душистый напиток в подвернувшиеся под руку колбы, начинает рассказывать истории о прежнем Ярнаме. О Бюргенверте и мастере Виллеме, что первый обнаружил божественную кровь, о викарии Лоуренсе, решившим поделиться ее силой с простым народом; о храбром охотнике Германе и благородном Людвиге, что сражается с монстрами напоенным звездами мечом; о пожаре в Ярнаме, который – точно, видит Идон, совершенно точно – чуть не спалил весь город дотла. Снова о дистилляции, о своей учебе в Хоре и о таинственной школе Менсиса, откуда ей иногда приносили совершенно удивительные вещи; о деревне близ моря, где жители поклоняются благосклонной хозяйке вод... Алексия слушает их, покачивая в руке склянкой с вином – эти истории о принявшем ее мире – и после ужасов Болетарии они кажутся ей добрыми сказками. После таких вечеров ее молитвы, напетые невесомым шепотом, особенно теплы. - Umbasa, - произносит девушка, лежащая и глядящая на потолочные балки в паутинной дымке. Завершающая виршу молитвенная фраза на родном языке ощущается мягким крылом ночного мотылька, щекотнувшее губы. И заставляет невольно улыбнуться покою, снисходящему на ее душу. Покою, по которому она столь тосковала в родном мире. Алексии хочется верить, что теперь он останется с ней навсегда. Это происходит поздно вечером, когда последний закатный багрянец скрывается за островерхими пиками крыш и месяц потихоньку карабкается на небеса. Расчесывающая волосы Алексия – вляпалась сегодня в липкий свинцовый эликсир, пришлось спешно отмывать пряди – нетерпеливо поглядывает на улицу сквозь укрытое кованой решеткой окно. Фонарщики уже сделали свою работу и отправились на покой, так что ей осталось дождаться первого ночного патруля – после него можно выбираться на ежевечернюю «прогулку»… Именно тогда дверь лечебницы содрогается от гулких ударов. Грохот, усиленный ночным безмолвием, заставляет девушку метнуться к шкафу, за которым укрывается ее оружие. Неужели городская стража опять прозевала опасную тварь? - Госпожа Йозефка! Отворите! Нужна помощь! - громогласный крик, доносящийся из-за подрагивающей от стука двери, развеивает это предположение. Посетитель? Столь поздно? Как бы это не оказались свихнувшиеся от жажды крови бродяги, готовые рискнуть всем ради лишней дозы дурманящего напитка… - Вы узнаете голос? - негромко спрашивает девушка у выглянувшей из кабинета женщины. Спокойно – в такие моменты она забывает о девичьей скромности, становясь воином. Рука сжимает золотистый бок талисмана на поясе, оглаживает острые пики. - Вроде да, - кивает доктор. - Это кто-то из Черных Охотников… думаю, у него и вправду что-то случилось: сегодня Церковь устраивает профилактический рейд по городским окраинам. Открывай дверь. Засов жалобно лязгнул, поддаваясь ухватившей рукоять руке; ненавязчиво оттерев Йозефку плечом вглубь коридора, Алексия распахивает входную дверь, заслоняя хозяйку лечебницы от возможной опасности. - Пожалуйста… По ту сторону двери и вправду обнаруживается Охотник в темных одеяниях: раскладывающаяся пила, мушкет, охотничий колпак, скрывающий лицо воротник… и громила, буквально повисший на его плече, явно из последних сил цепляющийся за товарища и обрывки сознания. В ноздри шибает солено-железный запах свежей крови. - Внутрь, живо! - командует Йозефка и, не обращая внимания на беспорядок в одежде, взлетает по ступеням вверх. Стоящий на ногах мужчина неловко пытается затащить раненого. Покачнувшись, теряет равновесие: левое плечо незнакомца, более похожее на кровавое месиво, врезается в дверной косяк, но тот даже не вздрагивает от боли. Плохо дело… - Посторонитесь, - просит Охотника Алексия и, поднырнув под громадную лапищу бесчувственного мужчины, спокойно принимает его вес на плечи. Шипит от тяжести и ощущения горячей крови, немедленно пропитывающей светлую ткань... ничего, дотащит: Сокрушитель Драконьей Кости, который ей довелось потаскать на хребте, был потяжелее. Гораздо больше ее нервирует стойкий запах чудовищ, исходящий от человека. С другой стороны, это может быть смрад убитых им зверей, зря она насторожилась. Охотник подстраивается под ее чуть более низкий рост, и вдвоем у них получается быстро донести раненого до ближайшей койки, где уже хлопочет Йозефка. Мелькают колбы с кровью, трубки, иглы… уложив мужчину на стол, девушка споро стягивает залитый кровью плащ, оголяя рану... раны... - Поглоти меня Старейший. Доктор молча прикусывает нижнюю губу, но девушка знает: сейчас она думает нечто схожее. Только ругательства в голове крутит другие, но… Плечо с выгрызенным куском плоти. Развороченная грудная клетка – кажется, несколько ребер попросту выдрали. Глубокие раны в боку, на правой руке, синюшная от кровопотери кожа. Удивительно, что этот человек вообще еще жил, упрямо цепляясь за оставшиеся ему крохи жизненных сил… «Кровослужение не поможет» - с отчетливой ясностью понимает Алексия. - «Если повезет, дотянет под капельницей до утра». - Нам не дали крови, - глухо звучит за их спинами. Охотник тоже смотрит на раны потерявшего сознание собрата по кровавому делу, и в его темных глазах девушка видит Преисподнюю, знакомую ей не понаслышке. Она пылала в ней, когда Острава вонзал меч в свою грудь, когда Астрея вырывала душу из своего сердца, когда ее единственный друг, качнув слепой головой, с улыбкой шептал «спасибо», пока великий демон забирал его с собой. - Сказали, что все равно умрет - если не от ран, то от яда Кровоглота. Но я не могу сдаться, госпожа. Я и подруге его пообещал... - Сделаем, что сможем, - резко обрывает его Йозефка, а затем бросает быстрый взгляд на помощницу. - Справишься? Вопрос женщины застает врасплох, заставляя отвернуться от мужчины и непонимающе посмотреть на хозяйку лечебницы. Лишь спустя мгновение убийца демонов понимает, о чем она. И невольно вздрагивает: настороженный взгляд Охотника, явно не собирающегося покидать товарища, жжет кожу раскаленным клеймом. Ей нельзя показывать свои умения. Но бросать человека умирать без помощи - недопустимо. - Думаю, да. Но сначала стоит его стабилизировать. - Это понятно, - досадливо качает головой Йозефка. Шприц и ампула с кроветворным мелькают в ее руках с неизмеримой скоростью; Алексия едва успевает подать ей набор для анестезии. Шипение отъезжающего поршня, влажный плеск, шелест - и поверх этого тяжелое сипение раненого. Девушке почему-то кажется, что оно похоже на дыхание загнанного пса. - Я могу как-то вам помочь? - на этот раз голос Охотника звучит чуть спокойнее: наверное, боялся, что им и тут откажут. Надо его как-то выставить - еще увидит, как она ворожит над его товарищем, и решит упокоить... - Можешь, - кивает хозяйка лечебницы, явно подумав о том же. - Хенрик, я верно вспомнила?.. твоему напарнику нужна кровь. Много крови и как можно более свежей, только что из туши. Если раздобудешь, мы быстрее поставим этого горе-вояку на ноги. Мужчина коротко кивает и, бросив последний взгляд на операционный стол, стремительно покидает помещение, хлопнув дверью. «Umbasa» - мысленно возносит хвалу богу Алексия, слушая, как затихают его тяжелые шаги в ночной тьме. Передает последний пузырек крови Йозефке, чуть отступает от стола; нашаривает висящий на поясе талисман - и только сейчас понимает, что у нее дрожат пальцы. Видит Старейший, она еще не сталкивалась с такими ранениями. Демоны и монстры - одно дело, но когда подобное видишь человеке... на живом... «А вдруг не справлюсь?» - посещает ее кощунственная в своей горечи мысль. Но девушка с знакомо вскипевшей яростью рвет ее в клочья: не справлюсь?! я?! та, кто поглотил души могучих демонов Болетарии, кто обуздал рассудком их мощь?! Цепочка звякает, ударяясь о золотистый бок катализатора - и тот отвечает неожиданно ясным звоном. Раненый мужчина лежит перед ней, беззащитный, тяжело дышащий, раскинув широкие руки крестом. И вправду высокий, почти громадный - косая сажень в плечах, мышцы бугрятся под разодранной тканью. На вид лет тридцать с лишним: широкое лицо, неаккуратная пегая поросль на подбородке, слипшиеся от крови пряди... серая ткань повязки на месте глаз. Слышала она об Охотниках, отдающих земное зрение в обмен на чистый рассудок - видимо, этот один из них. Искривленный агонией рот больше похож на звериный оскал, обнажающий ряд желтых клыков. «И правда как большой пес» - снова проносится сравнение в голове Алексии. А потом мысли исчезают, сгорая в кристалльной ясности сосредоточения. Бог ее, щедро расточающий свою животворящую силу. Демон ее, держащий сном незыблемым границы миров. Старейший, столп хтонической мощи, что покоится в самом центре бесконечности, безглазый, безгласный, бездумный... ...отзовись... - Изобильный Свет, разлитый над благостными небесами, снизойди с высоты и засияй в моих ладонях, подари исцеление тому, кто стоит на смертном пороге, обними его жаркой дланью, вырви из смертного хлада. ...девушку словно оглушает рокот глубин, что средь темных последователей зовутся Бездной, и рокот этот странным образом переплетается со звенящим гулом тех высей, что средь набожных и просветленных зовутся Небесами. Два голоса смешиваются, закручиваются спиралью, превращаясь в пурпурно-золотистый кокон; там, в двухцветной глубине ворочается потерянное в боли существо, излучая поток силы, грубой, дикой, первозданной, пограничной с разумом и безумием... «Umbasa» - беззвучно шепчет Алексия, обращая путаницу ощущений в молитву. Чувствует обжигающий жар собравшегося в ее руке заклинания - «Помощь», волшебство, созданное ведьмой Юрией из души Астреи, ставшей демоном святой - направляет световую воронку на хрипящего Охотника. И почти стонет от облегчения, когда волна исцеляющего сияния накрывает мужчину с головой. ...кокон смыкается, поглощая боль... - Успела, - совершенно спокойно резюмирует Йозефка, все это время молча наблюдавшая за ее действиями. Приподнимается с шаткого табурета, стоящего рядом с операционным столом, склоняется над мужчиной. Качает головой, поджимая губы - это выражение проскальзывает по ее лицу каждый раз, когда Алексия делает что-то чуждое этому миру. - Что ж, внешних повреждений нет, мышечная ткань восстановилась, недостающие ребра... на месте. Учитывая динамику дыхания, предположительное кровотечение в легких так же устранено. Каждый раз смотрю - и все равно не слишком верю. Что же это за души демонов такие... - Вам лучше не знать, госпожа. И я ничего не сделала с его кровопотерей - если надо, могу использовать «Восстановление» - С такой мелочью я и сама справлюсь. А ты садись, отдохни - можешь заодно проверить, насколько лучше стала работать та вытяжка с тайной мглой. Думаю, мой последний рецепт сможет восстанавливать твою энергию не хуже тех странных пряностей. Сменив хлопочущую возле Охотника хозяйку лечебницы на ее хлипком седалище, девушка отирает со лба пот и устало прикрывает глаза. Нет, сегодня от посещения леса придется отказаться: заклинание из нее порядочно душевных сил выпило. Можно, конечно, принять ту порекомендованную Йозефкой бурду, чтобы оклематься... покосившись на исцеленного ярнамита, Алексия позволяет себе легкую улыбку. Ничего, слабость пройдет. А этот мужчина не ляжет в каменистую землю, а уйдет отсюда на своих ногах - жить дальше; и даже если вся его жизнь заключена в истреблении чудовищ, это все равно куда лучше смерти. - Пусть Бог благословит этого храброго рыцаря, - негромко произносит девушка любимое напутствие Святого Урбейна, столь часто провожавшее ее в путь. Просто для того, чтобы ответить на свои рассуждения. Привычная с рождения речь мягко слетает с губ. - ...бог избрал тебя, и за это мы благодарны... молись со мной... Это не мягкое сопрано Алексии, нет. Это свистящий хриплый баритон, едва различимый сквозь плеск крови в капельнице. Охотник, которого девушка только что буквально вырвала из костлявых лап Смерти, из глубин беспамятства вторит молитве. На ее родном языке. Охотник, названный Йозефкой Хенриком, возвращается спустя двадцать минут – незапертая дверь жалобно взвизгивает от сильного рывка, чуть не задевая отмывающую запачканные кровью ступени Алексию. Соленый запах успел привлечь пару монстров, чьи туши теперь аккуратно лежат рядом с кладбищенской решеткой: труповозка подберет с утра. Мужчина с некоторым удивлением смотрит на поднимающуюся девушку, словно пытается понять, что она делает здесь, а не рядом с раненым. На его изборожденном морщинами лице мелькает отчаяние – видимо, решил, что медсестра замывает пятна, потому что нет нужды сидеть над потерянным пациентом. - Не беспокойтесь, господин, с вашим другом все в порядке, - торопливо произносит Алексия. - Мы справились с ранами, и сейчас госпожа Йозефка делает ему переливание… вы принесли кровь? - Да, - кивает мужчина. Хорошая весть немедленно возвращает его самообладание – он даже отвешивает ей короткий поклон, более похожий на кивок. - Спасибо, госпожа… - Алексия. Без «госпожи», - представляется девушка, услышав невысказанный вопрос в интонации посетителя. Хенрик еще раз кивает и устремляется наверх. Девушка провожает его взглядом, но следовать не спешит – кровь еще не замыта; да если бы ее тут не было, она все равно бы нашла себе занятие подальше от операционной. У нее веская причина обходить то место стороной. Раненый Охотник ответил ей на болетарском. На языке другого мира. Можно, конечно, успокоить себя, списав все на затмение разума так называемым Озарением – судя по повязке на месте глаз, у мужчины его много – на возможное побочное действие заклинания, но Алексия не привыкла утешать себя иллюзиями. К тому же раз она сумела прийти в этот мир, то что мешало другим воспользоваться этим путем до нее? Ни-че-го. Вот и остается лишь одно почти невозможное объяснение – там, наверху, потихоньку приходит в себя ее соотечественник… …и вместо радости девушка испытывает панический страх. Вдруг он узнает ее? Даже не то, кем она была – это как раз вряд ли, раз мужчина появился тут до нее и даже успел стать одним из Охотников, преодолев недоверие местных к его чужеземному происхождению – просто поймет, что они из одних мест, то это уничтожит ее нынешнюю жизнь. Иноземка работает в лечебнице, бок о бок с тайной исцеления? Церковь немедленно вырвет ее отсюда... повезет, если просто бросят в казематы или сделают Охотницей. А если кто-то из тех таинственных Хористов сумеет разглядеть своим «внутренним зрением» в ней бывшую убийцу демонов, несущую в себе мощь их душ? Что тогда? Каких экспериментов над собой ей ожидать? Через какое количество жизней придется переступить, чтобы вернуть не с трудом добытый покой – хотя бы свободу? Вот поэтому Алексия держится от спасенного ею мужчины как можно дальше: тем более что тот должен вот-вот прийти в себя. Заклинание восстановило все физические повреждения, а эликсир ускорит выздоровление. Где-то через часа два этот громила покинет лечебницу, и она сможет вздохнуть свободней… - Алексия, - верхняя дверь приоткрывается и в проеме показывается Йозефка. Ну конечно, дела. Некогда ей отсиживаться. - Да? - отерев последние капли крови своим подолом – все равно вся одежда в ней, пара пятен ничего не изменят – девушка поднимается к ней наверх. Осторожно прислушивается к мужским голосам, доносящимся из-за двери. - Он уже очнулся, - «успокаивает» ее доктор: усталая улыбка пробегает по ее миловидному лицу. - Осталось только сменить кровь в капельнице, но это я и сама сделаю. А ты собери использованные сосуды и оборудование. - Конечно, госпожа. Внутри все сжимается от тревоги, но девушка привычно отрешается от нее и проскальзывает в операционную. Громила и вправду пришел в себя. Они с Хенриком что-то негромко, но ожесточенно обсуждают: кажется, их пациент рвется обратно на улицы, а его напарник всячески не дает ему этого сделать. Йозефка немедленно вклинивается в разговор, вставая на сторону последнего, и это позволяет Алексии пробраться к столику с использованным оборудованием, не привлекая к себе внимания. Прислушаться к голосу очнувшегося. Незнакомец изъясняется на ярнамитском достаточно внятно, но девушка безошибочно распознает до боли знакомый акцент: тягучие гласные, словно плещущиеся в глубине горла… поначалу она говорила так же, только без шипящего окончания слов. Наверное, родом с островов Сумрачного Святилища или ближайшего к ним побережья – там разговаривали именно так. Быстро похватав мутные от крови склянки, девушка уже собирается незаметно выскользнуть из операционной, когда ее окликает Хенрик. - Госпожа Алексия… - Да? - поворачивается она, прижимая позвякивающие сосуды к груди в неосознанном защитном жесте. Охотник замечает его, но принимает его за обычную робость и поднимает ладонь в успокаивающем жесте: - Ничего такого. Просто Йозефка сказала, что не справилась бы без твоей помощи – так что… спасибо, что спасли моего напарника, - последнее слово ему с некоторым трудом, словно мужчине непривычно выражать благодарность. Девушка улыбается ему в ответ, склоняет голову: - Не за что, господин Охотник. Я рада, что смогла помочь, - отвечает она. Чуть рассеяно переводит взгляд на второго мужчину – и невольно сглатывает, почувствовав, как по спине бежит холодок страха. Спасенный ею уничтожитель чудовищ смотрит на нее неотрывным взглядом: у него нет глаз, да, но она физически чувствует его жар. Не в лицо, ни на руки, чуть дрогнувшие от тревожной дрожи. Его внимание прикипело к ее поясу, на котором все еще висит... «Талисман!» - запоздало вспоминает Алексия, проклиная себя за забывчивость. Но исправляться уже поздно: остается только развернуться и выскользнуть из помещения, беззвучно молясь, чтобы ее не окликнули, не призвали к ответу. За спиной звучит очередное заявление Йозефки о невозможности выписки до утра; спор разгорается с новыми силами, и девушка с облегчением притворяет за собой дверь. Обошлось. После ухода Охотников Йозефке приходится отпаивать Алексию успокоительным: настолько сильно взбудоражило ее произошедшее. Женщина внимательно выслушивает сбивчивые рассуждения своей помощницы, поминутно прерываемые нервным «Он заметил, точно заметил!» - а потом, пожевав губами, с сомнением качает головой: - На твоем месте я бы не столь сильно переживала. Ну подумаешь, талисман... наличие его у тебя не означает, что ты родом из тех же земель, что и он. Можешь вообще сказать, что я дала тебе его для каких-либо манипуляций с кровью и что у всех членов Хора есть такие же. Он простой Черный Охотник и никак не сможет проверить правдивость твоих слов. - Не уверена, поможет ли это. Боюсь, стоит ему просто заговорить со мной на нашем родном языке, и я… - резко выдохнув, девушка еще раз прикладывается к бутыли с вязкой белесой жидкостью, и тягучий вкус в горле проясняет затянутый паникой разум. - Мне страшно, госпожа. Я не хочу лишаться своей новой жизни. Доктор несколько секунд погружается в сосредоточенное размышление. Отбивает аккуратными ноготками затейливый ритм на столешнице. - Мне кажется, что ты усугубляешь ситуацию. С чего ты вообще решила, что он вернется сюда?.. впрочем, подобное желание я еще могу понять. Но с чего ему открывать остальным, кто ты? Раз он из тех же мест, что и ты, то прекрасно понимает, какого это – обживаться в Ярнаме, и вряд ли захочет помешать этому. Да и вполне возможно, что ему и дела до тебя нет: у него своя жизнь, у тебя своя… Убийца демонов удивленно смаргивает. Она не задумывалась об этом в таком ключе. Поглядев на ее бледное личико, Йозефка качает головой. - Иди спать, Алексия, - со вздохом предлагает она. - Подумаем об этом завтра, на свежую голову. Девушка не слишком верит словам хозяйки лечебницы, но реальность оказывается на ее стороне. Ни на следующий день, ни в последующие никто не врывается в клинику с желанием немедленного разоблачения ее происхождения: ни отряд охотников Церкви, ни представитель Хора, ни просто толпа недружелюбно настроенных ярнамитов с желанием посадить чужачку на вилы. Широкоплечая фигура в темном плаще тоже не маячит на входе. Рутина лечебницы идет своим чередом: пациенты, забота об оборудовании, перегонка, вечерние вылазки… и Алексия понемногу успокаивается. Перестает вздрагивать от скрипа входной двери, снова вполголоса читает молитвы под перезвон медицинской посуды, больше не спит в обнимку с ножнами. Наверное, Йозефка была права: тот высокий Охотник не собирается влезать в ее жизнь. Ему и правда нет дела до землячки, обосновавшейся в лекарском доме… что ж, оно и к лучшему. Дни складываются в неделю, вторую. Алексия встречает их с улыбкой и провожает молитвенным выдохом «Umbasa», словно благодаря хранящего миры Старейшего за сохранность покоя в своей душе. С интересом следит за тем, как на сырость и дожди зимнего Ярнама потихоньку набегают первые оттепели и солнечные лучи, все чаще появляющиеся в бездонно-голубом небе: это ее первая весна в новых краях. - Сходи сегодня на рынок, - просит ее Йозефка, когда девушка завороженно сидит у окна, разглядывая обновляющуюся листву на раскидистых каштанах. Сегодня на ней не свободные лекарские одеяния, а строгий наряд хориста: подошло время ее ежемесячного посещения Соборного Округа. Смысл этих визитов остается для Алексии сокрытой густейшим туманом тайной, но она не слишком интересуется деталями. Знает только одно: сегодня до второго звона соборного колокола их лечебница будет закрыта. Просьба Йозефки что-то вроде предложения пройти прогуляться – если не считать вечерних посещений леса, девушка почти не бывает на улице. - Хорошо, госпожа, - кивает медсестра, повернувшись на секунду, а потом снова переводит взгляд на окно и, вздохнув, позволяет себе мечтательную улыбку. Весенний город, полный живого тепла, волнующе плещущегося перед нею… она почти позабыла, что такое вообще бывает на этом свете. Теперь придется привыкать ко всему этому заново. Когда хлопнувшая дверь сообщает о том, что хозяйка лечебницы покинула свое детище, Алексия еще какое-то время смотрит на красивые узловатые ветви в зеленом мареве – а потом, встряхнувшись, направляется к комоду, где лежат ее вещи. Их не слишком много, если не считать боевых припасов – сменное больничное одеяние да скромное светлое платье с бежевым жакетом в серебристую нитку. Ни накидки, ни шляпки, что так любят носить молодые ярнамитки; можно, конечно, обручем пряди примять, но местные такое украшение вряд ли оценят. Расчесав волосы потемневшим от времени костяным гребнем, убийца демонов легко проходит по светлым паркетным полам второго этажа. Ей нравятся эти краткие часы, когда она остается в лечебнице совершенно она – ни пациентов, ни хозяйки… можно шагнуть по певучим доскам в почти танцевальном движении; крутануться, почувствовав, как скользят по щиколоткам складки легкой ткани. Но прогулка ей сегодня и без того предстоит. Зато можно… - Звезды летней ночи Далеки в лазурной глубине, Скройте, скройте свой золотой свет – Пусть она спит… - запевает Алексия, не стесняясь своего иностранного наречия. Ее звонкий голос затапливает пустую лечебницу от края до края: помещение, конечно, внушительное, но акустика у него прекрасная. В обычные дни это помогает услышать сдерживаемый стон, рвущийся с губ больного. Сегодня же пусть в ней звучит песня, принесенная из переживших демонов земель. - Луна летней ночи Вдали от западных склонов, Укрой себя раковиной в серебряном свете – Пусть она спит… Допев строфу, девушка переводит дух. Неодобрительно качает головой: ну вот, потеряла прежнюю силу дыхания, балладу толком дотянуть не может. Но втянуть в легкие новую порцию воздуха и продолжить песню она не успевает. - Ветер летней ночи, Где летят светляки в лесах, Скройтесь, укройте сияние – Пусть она спит… Это почти что не похоже на пение. Хриплый низкий голос едва справляется с нотами, неуклюже выводит мелодию – его хозяину явно привычнее брань или угрозы. Но сейчас Алексии нет никакого дела до чистоты пения: родная речь, звучащая на первом этаже, сжимает сердце тревожной дрожью. Вкрадчиво мягкий баритон, в глубине которого таится рык… Таким был голос того раненого Охотника, узнавшего ее талисман. Краткая волна паники взметывается в голове; опадает, оставляя разуму кристальную ясность - и медсестра начинает быстро просчитывать варианты. Что делать - хвататься за оружие, выпрыгивать в окно? Наверное, все же не стоит... он зашел в крайне удачное время – ни Йозефки, не посетителей. «Может, потому и прошло столько времени с той ночи?» - проносится в голове мысль. - «Вызнал, когда у нас выходной день, и дождался возможности поговорить без свидетелей? Даже уход хозяйки лечебницы выгадал на всякий случай…» Чужая осторожность немного сбивает жадное пламя тревоги, позволяя выдохнуть в повисшей тишине. Мужчина внизу смолкает – Алексия слышит его тяжелые шаги, паркет буквально стонет под каблуками сапог. Что ж… он знает, что она здесь, а ее песня окончательно развеивает туман, в котором пыталось укрыться ее происхождение. Выдуманная Йозефкой легенда уже не сработает. Проклятье, раскрыться вот так просто, поверив, что все обойдется! Сколько уже учила ее жизнь, что ничего простого не бывает, что надо всегда быть готовым к опасности, к беде, к угрозе – и все без толку… - Не бойся. Я лишь хочу поговорить, - уже по-ярнамитски окликает ее мужчина – видимо, устал слушать в ответ одну лишь тишину – и добавляет чуть тише на болетарском. - Выдавать тебя я не собираюсь. - Тогда зачем пришел? - спрашивает у Охотника девушка, не сумев сдержать натянутую резкость вопроса. В ответ звучит вибрирующе-низкое хмыканье: - А ты сама как думаешь? - слова прокатываются по сумрачному помещению. Но когда их отголоски стихают меж стен, в хриплом голосе проскальзывает намек на мягкость. - Хотел убедиться в своей правоте. И поблагодарить тебя за исцеление. Я понимаю, насколько ты рисковала, воспользовавшись своими силами в присутствии хозяйки лечебницы. Подойдя к выходу, Алексия берется за дверную ручку, тихо скрипнув недавно смазанными петлями. Каблуки сапожек перестукивают по скрипучим ступенькам. - Госпожа Йозефка знает, кто я и откуда. И о моих умениях – тоже, - замечает она, окончательно спускаясь на первый этаж. Поворачивается к высокому силуэту в черном, немного чуждо смотрящемуся в сумраке палаты. На ногах он кажется еще выше: голова, укрытая темной шляпой, почти что упирается в потолок. Черное пальто, шарф на шее – любопытная деталь, в Ярнаме такие не носят - бугрящиеся мышцы широких плеч. Отмытые от крови волосы превратились в темно-русую гриву до плеч, получается разглядеть широкий нос с горбинкой, щетину на щеках. Повязка на месте глаз скрылась под широкими полами головного убора, делая лицо почти нормальным… Охотник уставляется на нее неожиданно тяжелым взглядом, но вздрогнуть и отпрянуть назад она не успевает – обветренные губы мужчины складываются во вполне приветливую улыбку, не слишком похожую на оскал. - Гаскойн, - представляется он, склоняя голову. - Алексия, - отвечает девушка с небрежно-изящным кивком, а потом уставляется на земляка со сдержанным интересом. Тот, заметив, что она не собирается шарахаться от его присутствия, подходит ближе: запах крови и звериной шерсти касается обоняния, но не слишком сильно. А вот разница в росте становится почти болезненно ощутимой - приходится запрокинуть голову и немного пожалеть, что так быстро сошла со ступеней. - Как давно ты пришла в Ярнам? - чуть грубовато спрашивает Гаскойн, смотря на нее сверху вниз. Девушке вспоминается Биорр, один из Клыков-Близнецов: их общение проходило в довольно сходной манере. В том смысле, что рядом с ним ловкая и бесстрашная убийца демонов тоже чувствовала себя недавней мелочью, каким-то чудом повстречавшей на пути матерого взрослого воина. - Чуть больше полугода назад, под конец лета. - Как оказалась здесь? - Заблудилась в тумане. После того, как демоны были уничтожены и Старейшего усыпили, его стало меньше – но там, где еще есть, густота неописуемая. Видимо, попала в какую-то совсем жуткую темень, раз сюда забрела… - Так, подожди, - в низком голосе Охотника чувствуется почти что потрясение. - Демоны пали? Я не ослышался? - Да, - кивает Алексия, старательно сохраняя спокойное выражение лица. Мужчине вовсе необязательно знать, что истребивший их человек стоит перед ним. - Сквозь туман сумел прорваться великий герой, пробудивший своей душой Нексус и упокоивший великого демона, разбуженного королем Аллантом. Когда я пропала в тумане, Болетария начинала восставать из руин. Гаскойн какое-то время молчит, явно переваривая новости, принесенные из родных земель. - И Сумеречные Острова?.. - чуть погодя спрашивает он. «Значит, он и правда оттуда родом» - отмечает про себя верность своей догадки девушка. - Святой Урбейн очистил святилище и возобновил службы. Я была одной из его последователей и помогала ему – в том числе и в этом, - отвечает она, почти не кривя душой. Охотник заинтересованно склоняет голову к широкому плечу: - Ты жрец? Или храмовник? - Дворянка. Потому ношу не талисман Бога, а другой, из старого храма, ныне утерянного: с его помощью и заклинания творить можно. - Дворянка, работающая медсестрой в лечебнице? - в голосе Гаскойна проскальзывает сомнение пополам с едва уловимым презрением, что так часто слышались ей из уст не имеющих благородного происхождения людей. Почувствовав эту интонацию, Алексия складывает руки на груди. - Понимаю твое замешательство; эта работа слишком хороша для таких, как я, - вежливо-холодным тоном отвечает она, специально переворачивая смысл невысказанного ее собеседником вопроса. О да, это предвзятое отношение к их сословию, к боящимся запачкаться белоручкам, способным лишь колдовать да толковать о глупостях вроде чести и долга… увы, никто сейчас уже не вспомнит, сколько дворян взялось за оружие в час нужды, когда демоны наполнили Болетарию. Как они встали в одних рядах со всеми, не кичась своим происхождением - а вот в высокомерии обвиняют до сих пор. Охотник, явно почувствовав ее поднявшуюся холодность, со сдержанной досадой оскаливает так похожие на клыки зубы: - Прости. Не хотел оскорбить тебя… вас. - Не думаю, что мои родственные связи с королевской семьей Болетарии имеют хоть какое-то значение в Ярнаме. А еще раз назовешь меня на «вы» – дам тебе талисманом под дых, - деланно грозит громиле Алексия, и эта глупая шутка странным образом помогает разрядить появившееся было в разговоре напряжение. Мужчина низко хмыкает, да и сама девушка не удерживается от смешка, представив попытку претворения этой угрозы в реальность. Конечно, боевого опыта у нее – на королевскую гвардию хватит, но Гаскойн может попросту поднять ее за шкирку и удерживать на вытянутой руке, пока той брыкаться не надоест. Проигрышное дело. - Ну а ты сам? Как давно здесь? Как попал сюда, кем был – до того, как… Она почти уверена, что ее новый знакомый отмолчится или отмахнется от расспросов. Но вместо этого Охотник чуть безразлично пожимает плечами: - Не самая интересная история, но, если хочешь… тогда сперва отправься, куда собиралась – иначе не успеешь сделать этого до возвращения своей работодательницы, - и прежде чем девушка решает, что от нее пытаются отделаться, мужчина отступает в сторону, пропуская ее вперед. - Провожу. Поговорим по дороге. Алексия чуть неуверенно смеряет взглядом его высокую фигуру в темных одеяниях, косится на пистолет на поясе и внушительную секиру за спиной... но потом, подумав, кивает. В конце концов, это действительно удобно – совместить два дела одновременно. Почему бы и нет? Идти по Ярнаму в компании Черного Охотника оказывается довольно любопытным ощущением. Нет, горожане не косились на них, не переходили на другую сторону улиц, бросаясь под колеса экипажей, женщины не захлопывали окна при их приближении… но возле Гаскойна не было толпы. Небольшое – чуть более метра радиусом – пустое пространство образовывалось вокруг его высокой фигуры совершенно само собой. Сначала Алексия чувствовала себя немного неуютно, сдерживая желание поминутно оглядываться через плечо в поисках возможной ловушки, избегаемой остальными. Потом полегчало. Рассказанная Охотником история оказывается не то чтобы скучной, но более чем понятной девушке. Он, тогда еще достаточно молодой священник Сумеречного Храма («а, так значит ты "Отец Гаскойн"» - уточняет убийца демонов, удостаиваясь ответного кивка), оказался членом одного из отрядов, первыми встретивших нападения Штормового Короля и его крылатых бестий. Поднявшаяся буря смыла мужчину в океан, прямиком в густые завитки тумана – а выбросило уже на побережье иного мира. В рыбацкой деревне, населенной крайне недружелюбными созданиями. Поначалу тот не понял, куда попал; отправился искать среди искаженных хоть кого-то, думая, что все еще находится где-то на Островах – и ему посчастливилось повстречаться с Хенриком, занесенным туда шальным ветром Охоты. - Тот поначалу и меня перепилить вздумал, приняв за рыборожего, - рычаще фыркает Охотник, описывая заинтересованно слушающей девушке их первую встречу. - Я его не виню: выглядел я после схватки с демонами и шторма тем еще монстром… к счастью, Хенрик был подранен и попросту не успел раскроить мне череп. Я вырвал у него оружие, попытался поговорить – и только тогда сообразил, что оказался в совершенно другом месте. - А дальше что? - спрашивает Алексия, без труда поспевая за его широким шагом. Гаскойн хмыкает: - Пришлось прорубить через монстров путь, чтобы отыскать себе и своему новому знакомому относительно безопасный ночлег. Хенрик набрал крови из убитых мною тварей и к вечеру встал на ноги. Взял у меня оружие обратно – к тому времени мы кое-как поладили, хоть и довольно бестолково из-за невозможности поговорить – и я понял, что как боец я ему и в подметки не гожусь. А тот только хмыкнул, поглядев на мои охреневшие глаза, и жестом показал: хочешь, как я? - И ты согласился? - Как видишь. Если бы не Хенрик, вряд ли бы я тут толком обустроился: местные на любого пришлого хуже, чем на собак уличных смотрят. А так… привыкли. Косых взглядов в спину я уже года два не чувствую. - Сколько же ты тут живешь? - Семь лет. Что-то не так? - почувствовав, как Алексия сбивается с шага, Охотник вопросительно оборачивается к ней. Девушка закусывает губу и посильнее сжимает ручку корзины. - Ну, как тебе сказать… нашествие демонов на Болетарию было где-то лет двадцать назад. В твоем путешествии потерялся где-то десяток годов. - Вот как, - баритон Гаскойна не выражает особого удивления. Может быть, успел навидаться здесь куда более удивительных вещей… покосившись на его глазную повязку, Алексия беззвучно вздыхает – ну да, навидался настолько, что глаза вырезать пришлось – и снова подхватывает тело в шаг. Они вместе проходят мост, несколько лестничных пролетов, питомник и добираются до рыночной площади неподалеку от сухого дока. Чуть обогнав своего огромного спутника, девушка достаточно уверенно оглядывает пестроту торговых рядов – сюда она ходила чаще всего и уже неплохо тут ориентировалась – немного удивляется отсутствию обычной толчеи… а, точно. Ее спутник все еще стоит рядом. - Раз ты такой уж свой в Ярнаме, то почему местные к тебе близко подойти боятся? - не удерживается от колкого вопроса девушка, и в ответ Гаскойн не улыбается - растягивает губы в усмешке, обнажая клыки и превращая ухмылку в самый настоящий звериный оскал. Увидев его, Алексия невольно опускает правую руку к поясу, пытаясь нашарить рукоять оставленного в лечебнице клинка. - Как-то сломал руками хребет прыгнувшему на Хенрика ликантропу. С тех пор, видимо, большинство людей при виде меня представляют, как я делаю нечто подобное с ними. - Ликантроп - это человекоподобный волк, да? Извини, я не Охотник, во всех этих бестиях слабо разбираюсь... Мужчина негромко ворчит что-то на ярнамитском - увы, знаний Алексии не хватает, чтобы понять его слова - но потом все же начинает объяснение: сначала нехотя, но постепенно все больше увлекаясь, пока девушка совершает необходимые покупки. В перерывах между физиологическими подробностями обитающих поблизости монстров проскальзывают ответы убийцы демонов - истории о ее обживании в Ярнаме, детали ее медицинской работы и жалоба на местный язык. Последняя тема оказалась благодатной; в конце концов, с кем еще можно было обсудить подобную проблему, как не с товарищем по несчастью? - Ты говоришь почти без акцента, хотя прожила в городе меньше меня, - в низком голосе Гаскойна звучит едва различимое раздражение, словно она его соперник по азартной игре, сумевший смухлевать под пристальным наблюдением. - Если не вслушиваться, можно не заметить. В дворянских семьях как-то иначе изучают языки? Девушка качает головой, отходя от очередного прилавка. - Меня Йозефка натаскивает. Очень строго: пока слово правильно не выговорю вплоть до интонаций, использовать его нельзя. И языковой запас у меня куда скудней твоего - если с местоимениями, глаголами и смысловыми вставками нехватки, слава Старейшему, почти не ощущается, то вот существительные... если что, я до сих пор не знаю, как называется примерно две трети предметов на этом рынке, - со смешком признается Алексия, тряхнув светлыми прядями прически. - Например, вон те... пирожные, - приходится произнести слово на родном языке, понизив голос. - Уже полтора месяца хожу вокруг той кондитерской и мечтаю их попробовать, но названия ни прочитать, ни узнать не могу. Спросила Йозефку, так та сказала, что пока у меня названия всего медицинского оборудования от зубов отскакивать не будут, она ничего не скажет... э-эй, куда ты? Громила только фыркнул сквозь зубы и шагнул дальше, ровно к той самой витрине со сладостями. Нагнувшись к прилавку - для этого рослому мужчине приходится согнуться чуть ли не вдвое - он что-то негромко говорит объемному кондитеру... обескураженной девушке остается только подойти поближе. - Почто девку с собой таскаешь, Гаскойн? - по-доброму усмехается торговец, замечая, как она встает рядом с Охотником. - Ох, гляди, скажу еще Виоле... - Это медсестра из лечебницы Йозефки, откачавшая меня на позапрошлой неделе, - с абсолютным спокойствием замечает мужчина, но от его интонаций даже у Алексии пробегает холодок по спине. Кондитер, видимо, тоже ощущает нечто сходное, потому что резко серьезнеет и споро упаковывает заказ. - Ну, раз такое дело, то хорошо, что ты хоть так отблагодарить ее решил. Глядишь, лет через пять Хенрик все же сделает из тебя приличного человека... - чуть теплый кулек, заманчиво пахнущий пудрой и сдобным тестом, перекочевывает в руки совершенно не ожидавшей такого поворота убийце демонов. Гаскойн немедленно теряет к происходящему хоть какой-то интерес, так что благодарить торговца приходится ей, а потом еще и нагонять мужчину, пробираясь сквозь немедленно возникшую после его ухода толчею. - Слушай, святой отец, а зачем ты вообще все еще со мной ходишь? - наконец, спрашивает у него Алексия, когда они выбираются на более-менее открытую площадку у старого рыночного колодца. Черный Охотник поворачивает к ней свое хищное лицо, заставляя в который раз за день напрячься, встречаясь с его слепым взглядом. - Потому что ты - единственный человек в Ярнаме, с которым я могу поговорить на родном языке впервые за семь лет, - просто отвечает он. Девушка кивает, не зная, что ответить. Потом инспектирует содержимое своей незаметно заполнившейся покупками корзины, прикидывая, стоит ли сейчас добираться еще и до зеленщика. Задвигает эту идею куда подальше. И всю обратную дорогу они говорят только на болетарском, наплевав на возможность подслушивания. Да и тема для разговора находится почти что сразу: Гаскойн в ультимативной форме требует от нее рассказа об освобождении Болетарии, отчего Алексии приходится начинать свою повесть с подвига Валларфакса, Клыка-Близнеца, сумевшего пройти сквозь туман и принести вести о бедствии в их укрытой туманами стране. Весеннее солнце играет на оконных и фонарных стеклах, разбиваясь в радужные брызги, ветер шевелит пряди, забирается под складки одежды, умытая вчерашним дождем брусчатка, на время избавленная от пятен городских помоев, приятно ложится под ноги. Родная речь почти что греет губы. И даже чужое присутствие - пахнущее кровью, чудовищами и горьким прошлым - не кажется таким уж страшным. Хотя еще совсем недавно Алексия была готова отстаивать свое одиночество с оружием в руках. ...к сожалению здание лечебницы показывается задолго до окончания истории: девушка едва успевает рассказать о судьбе Юрта Безмолвного Вождя, то и дело удерживая в себе совершенно не приличествующие девушке крепкие выражения - в свое время этот воитель знатно подпортил ей жизнь. - Остальное как-нибудь в другой раз, - с некоторым сожалением говорит она, останавливаясь на пороге здания. - Через полчаса начнется прием пациентов, а к этому еще приготовиться надо... спасибо, что составил мне компанию, святой отец. А потом, подумав, добавляет - столь тихо, что можно подумать, что это свист ветра в ветвях: - Umbasa. Звучная тишина города звучит ей ответом, пока она кланяется мужчине, пока отворачивается и подхватывает свою ношу. И лишь когда ее рука уже касается ручки двери, душу пробирает ответное «Umbasa», сказанное низким голосом ее нового знакомого. А пирожные оказываются чем-то вроде теплых эклеров с начинкой из шоколадного крема.