Umbasa

Когда Алексия и Гаскойн вваливаются в лечебницу – потрепанные, пахнущие болотом, ядом и кровью – выглянувшая со второго этажа Йозефка молча смотрит на них в течение десяти секунд. Такого пристального внимания девушка не удостаивалась еще с тех далеких времен, когда впервые появилась на пороге ее обиталища, всклоченная, сверкающая демоническим взором и бормочущая на болетарском. - Ругать будете завтра, госпожа, - устало сообщает ей убийца демонов, усаживаясь на ближайшую койку и с наслаждением стягивая замызганный плащ. - Сегодня мы убили Кровоглота и я слишком рада смерти этой твари, чтобы трезво выслушивать нотации. Доктор кивает, но не закрывает дверь в операционную, как надеялась Алексия. Прожигает Охотника строгим взглядом - как от него только кровь в перегонных колбах не сворачивается. - Ты потащил ее в лес, зная, кто она такая? - Нет, - просто отвечает мужчина и внаглую опускается на пол рядом с медсестрой, прислонившись широкой спиной к лежанке. Чужое возмущение ему явно до одного места. - Тогда ты самый безответственный Охотник и одновременно самый большой везунчик в Ярнаме. В другом раскладе вы могли и не вернуться… - Тебе каждый раз приходится выслушивать нечто подобное? - спрашивает на болетарском Гаскойн убийцу демонов. Та разводит руками: - Первые четыре месяца приходилось. Сейчас – как получится. Йозефка закатывает серые глаза и, пробормотав что-то вроде «иноземные варвары, что с вас взять», затворяет дверь под низкий смех Черного Охотника. Алексия тоже улыбается - после пережитых опасностей и откровений эта недоперепалка кажется ей невероятно уютной. - Голоден? - спрашивает она, когда шаги хозяйки лечебницы стихают наверху. - Зверски, - кивает Гаскойн. Вскидывает голову, уставляясь на девушку с непониманием. - А что? - Да вот думаю, что после такой вылазки грех не поужинать. Кухня у нас на первом этаже, так что... пошли, проведем ревизию. Позже мужчина все же уходит - «сдаваться Хенрику», как он выразился. Уже привычно выдав ему пузырек перегнанной крови и шепнув «Umbasa» на прощание, убийца демонов прибирает следы их ночного пиршества, ложится на свою импровизированную лежанку, закинув руки за голову. Лениво мурчит под нос какую-то старую балладу, рассматривая потемневшие от времени потолочные балки... сон не идет, гонимый мыслями. Она всегда считала, что выражение «камень с души свалился» не более чем красивая метафора, но сейчас Алексия и вправду чувствует себя так, будто висевшая под сердцем тайна о ее истинной сущности была тяжелым грузом. А теперь его нет. Заодно и прояснился вопрос, почему от Гаскойна постоянно пахнет чудовищами - еще бы, с такой-то метаморфозой... надо будет позже у Йозефки узнать, что это за руны такие. Если, конечно, та не посадит ее на информационный карантин за подобный риск своей жизнью. - Демон Старейший, Хранитель мой, Просвещай и храни, направляй и веди Меня, ибо я вверена тебе по благости Девы в Темном... - негромко бормочет девушка, прикрывая свои светлые глаза. И позволяет дреме затянуть ее сознание. Впервые за долгое время ей снится не кромешный ужас руин Болетарии и не кровь ее охот, а безмятежное море, окутанное туманом. А в нем - древнее мудрое существо, сотканное из железа и ветвей, мирно спящее в этой необъятной колыбели. Ярнамская весна вступает в свои права окончательно – сладкие цветочные запахи, теплый воздух, птичьи трели… к сожалению, все эти вещи не настраивают обитателей города на романтичный лад. Кипучая жизнь становится лихорадочно суетливой, часть горожан попросту покидает стены, заколачивая дома до лучших времен - потому что ночи становятся длиннее вопреки всем правилам астрономии. Потому что все больше обратившихся рыщут в сумерках, порой показываясь даже в дневном свете. К сожалению, Алексия уже знает, что предвещают эти знамения. Кровавую Луну в небесах. Йозефка каждое утро возится с астролябией, мрачнея со дня на день. Ухаживает за больными с удвоенной силой. Перестает учить ее перегонке, вместо этого просиживая над колбами в гордом бессонном одиночестве, пока девушка рыщет по наводнившимся чудовищами лесам в поисках ценной холодной крови. Убийца демонов прекрасно понимает причину, превратившую веселую ироничную женщину в усталого алхимика, а ее – в неутомимого хищника. Им надо максимально воспользоваться оставшимся до Ночи Охоты временем, подготовится к тьме, способной сожрать Ярнам. - На кого охотятся в подобную Ночь? - спрашивает Алексия у Йозефки. Та неопределенно пожимает плечами: - Сложно сказать, я не Охотник… говорят, в такое время появляется неизмеримо могучий монстр. Он способен стать новым Великим, обратив рассудки живущих вокруг в бесчисленные глаза своего разума, но Луна не приемлет подобного и обменивается своей кровью с избранным ею человеком. Потому диск этой ночью становится алым, а кровь избранного Охотника светлеет, становясь бледной, как лунный луч. - Гаскойн что-то такое упоминал про одного человека, - припоминает девушка. - «Сверхъестественные лунные связи» - как-то так он выразился про живущего в Старом Ярнаме. Доктор кивает. - Джура. Я его знаю. Избыток Озарения пополам с природной добродушностью и ни капли безумия… в ночь, когда та часть города сгорела, именно он был «пахнущим Луной» - так что, если интересно, можешь рискнуть поболтать с ним. Говорят, некоторым удается найти к старому Охотнику подход. Вспомнив очередь из пуль, пропахавшую землю перед нею в то единственное посещение Старого Ярнама, Алексия с некоторым сомнением качает завязанными в жгут волосами, решая повременить с любопытством на какое-то время. Сумерки окутывают город все сильнее, превращаясь во тьму… в какой-то момент все доходит до того, что выбравшаяся на вечернюю вылазку девушка не спускается в лес, как обычно. Прислушивается к городским улицам – переливчатый вой и далекое рычание неприятно царапают слух – и, коротко пробормотав «к демонам скрытность, ночи не те», решительно отправляется в сторону Центрально Ярнама. Ее плащ, конечно, не скроет ни иноземную форму клинка, ни чудеса с магией – да что там, серебряный обруч в волосах, восстанавливающий ее душевные силы наравне с пряно пахнущим кольцом, слишком заметен под широким капюшоном – но плевать. Как будто много кто узнает в незнакомой Охотнице с чуждыми силами скромную медсестру из лечебницы… - Алексия! Проклятье. Узнали. Оклик заставляет развернуться на каблуках, готовясь к возможной схватке. Но, заметив у фонтана смутно знакомую фигуру в буром охотничьем одеянии, девушка опускает оружие; склоняет голову к плечу, присматриваясь. - Хенрик? - уточняет она – а потом, заметив знакомую высокую фигуру, вынырнувшую из ближайшей подворотни, облегченно кивает. - И ты, Гаскойн… доброй ночи, господа. - Увы, наступающие ночи сложно назвать добрыми, - сдержанно кивает пожилой Охотник, подходя ближе. - Но я рад, что вы решили присоединиться к Охоте, госпожа. Мой напарник поведал мне несколько деталей о вашей совместной вылазке на Кровоглота и, думаю, мне следует еще раз поблагодарить вас за помощь. - Отстань от девчонки, - тихо рычит святой отец - не зло, лишь чуть раздраженно. Приблизившись, с шумом втягивает воздух, принюхиваясь к девушке. - Не ранена, - заключает он. - Хорошо. За сохранность лечебницы можешь не беспокоиться: Охотники из наших забрали на патрулирование той части города и скорее костьми лягут, чем дадут тому месту пострадать. Идешь с нами на вылазку? - Спасибо за новости, но я не смогу поохотиться с вами наравне. Никто ваших не знает, что я покинула лечебницу – если не вернусь, как обычно, то может случиться беда. Не хочу обнаружить утром умирающих на пороге людей. Мужчины переглядываются: то ли в размышлениях, то ли безмолвно договариваясь о чем-то друг с другом. Хенрик с явным сомнением качает головой. Потом, подумав, пожимает плечами. Гаскойн кивает и оборачивается к ней. - Тогда поступим так, - заключает он, упирая скрежетнувшую секиру в брусчатку. - В эту ночь побудешь с нами свои обычные полтора часа - этого времени достаточно, чтобы показать тебе городскую охоту. А завтра придешь на закате в часовню Идон. - Но зачем? - Перед тем, как ночь опускается на город, Черные Охотники Церкви собираются именно там, - подает голос пожилой мужчина. - Видимо, мой напарник считает, что лучший способ избежать умирающих на пороге - сообщить всем ночным посетителям о твоем новом местоположении. Я прав, Гаскойн? - Именно. - Но я же... - начинает было Алексия, но прерывается откровенно невежливым смешком земляка: - Можешь не переживать за свою тайну. - Думаешь, твои соратники не выдадут меня своим белым собратьям? - Не выдадут. Исцеленные твоими чудесами благодарны тебе и не раскроют секрета - а немногие непосвященные промолчат из-за нежелания иметь дело со мной. Я держу свое слово. Девушка смотрит на заметно выступающие клыки святого отца, качает головой, но спорить раздумывает. Городская охота оказывается отличной от всего, к чему за свою насыщенную схватками жизнь привыкла убийца демонов. Хотя бы тем, что было необходимо заботиться о безопасности укрывающихся в домах людей - например, не пугать их незнакомым гудением и звоном создаваемых чудес. Что улицы и подворотни Ярнама по укрыванию таящейся в них нечисти способны дать фору самым неприятным закоулкам Латрии, что неповоротливые на вид вороны крайне быстро пикируют на жертву с крыш, что ночной акведук является чуть ли не самым опасным местом в городе. От Воспламенения приходится отказаться почти полностью - слишком уж заметное - а вот меч оказывается приятно удобным оружием, несмотря на широкое лезвие. - Блайнд полосует только то, в чем теплится жизнь, - объясняет Алексия поинтересовавшемуся особенностью ее клинка Хенрику. - Лезвие проходит сквозь металл и дерево, словно их нет, никакой щит его не удержит. - Не слишком ли он хрупок? - интересуется Охотник, разглядывая полупрозрачное оружие. - Когда-то был, но давно. С тех пор я закалила его. - Я могу договориться с инкрустаторами и отнести твой меч в Мастерскую, - предлагает Гаскойн, отряхивая свою секиру от ошметков косматого двуногого существа, прыгнувшего на них из-за груды бочек. Девушка удивленно оборачивается к нему, чуть ли не поднимая руку с талисманом в защитном жесте. - Ты о Мастерской Церкви Исцеления, про которую рассказывал? Не уверена, что будет безопасно приносить туда иноземное оружие... - Обсудим этот вопрос позже, - прерывает начинающуюся было дискуссию сдержанный Хенрик. Строго смотрит на своего напарника; тот, к удивлению Алексии, кивает с беззлобным ворчанием и снова выходит вперед, готовясь принимать на себя атаки таящихся в ночи тварей. По истечении полутора часов оба Охотника провожают ее до ворот лечебницы, несмотря на все протесты девушки, и растворяются в наполненной агрессивными звуками тьме. Затворив за собой дверь, убийца демонов какое-то время так и стоит, прислонившись спиной к тяжелым доскам и гоняя воздух в груди. Паника, на время покинувшая душу, возвращается обратно, топя разум в своей удушающей волне. Ей страшно приходить в часовню, фактически открываясь перед десятками обитателей города, в котором ненавидят чужаков; конечно, она врачует их раны долгими ярнамитскими ночами, но сражаться бок о бок - это совсем иное... «Я держу свое слово» - выплывают из памяти слова Гаскойна и их сдержанный рык выгоняет нахлынувший было панический приступ. Алексия выдыхает последний раз, убирает выбившиеся на лоб русые пряди под серебряный обруч и отправляется отдыхать. Нет, предстоящее посещение часовни не перестает быть для нее менее пугающим; но обещанию земляка она тоже верит. Ужас душит девушку весь следующий день, пока она хлопочет в клинике, погруженная в ее рутину. Это помогает отвлечься и загнать тревогу куда-то поглубже в нутро, но лишь до вечера, пока последний пациент не покидает лечебницу. Убийца демонов почти заставляет себя подойти к висящему на стене в ее комнате Блайнду, коснуться ножен и снять оружие, ощутив привычную тяжесть. Тяжело вздыхает, прикрывая готовые вспыхнуть демонической голубизной глаза; только вот идея остаться охотницей-одиночкой даже толком не возникает в ее разуме. Потому что Гаскойн был прав, говоря, что она зря похоронила свои силы в этих стенах: они могут спасти множество жизней - как исцелением, так и истреблением чудовищ. Хватит отсиживаться и терзаться страхом обнаружения. Она способна сразиться за свою спокойную жизнь в Ярнаме. Солнце еще держится в небе, но городские улицы уже опустели: Алексия спокойно проходит по ним в своей болетарской броне, едва прикрытой накидкой, не боясь чужих взглядов. Запах ладана от выставленных у входных дверей домов курильниц ползет в густом вечернем воздухе удушающей сладостью. Навевает воспоминания о подземном латрийском храме Ложного Идола... девушка посильнее натягивает капюшон поверх примятых серебряным обручем волос и ускоряет шаги. Надо побыстрее пройти открытое место: конечно, патрули обычной стражи сейчас отменены, а охотничья облава еще не началась, но лучше не рисковать. Чудовищ пока нет - лишь пара псов, с которыми она расправляется почти играючи. Последняя волна паники накрывает Алексию на пороге часовни Идон, когда она ухватывается за железное кольцо, приваренное к массивной двери. «Раскроют! Подставлю Йозефку! Придется покинуть город! Не смогу остаться, как и в Болетарии!» - взметывается диссонансом в груди, но вместо отступления девушка лишь сильнее сжимает пальцы на гладком металле и толкает тяжелые створки. Внутри был слышен разговор вполголоса, но скрип дверных петель обрывает его. На вошедшую уставляются десятки пар глаз - из-под колпаков, цилиндров, шляп; в наступившей тишине застывает прерванный скрежет правящих лезвия точильных камней и пощелкивание смазываемых пистолетов. Шагнувшая внутрь убийца демонов слышит, как дверь затворяется за ее спиной; лишь потом обегает силуэты напротив нее настороженным взглядом. Ищет недружелюбие, такую же настороженность, недоверие - и вместо этого видит немного удивления и осторожное радушие. А еще начинает узнавать лица. Вот кивает Генриетта, задиристая девушка с такими же, как у нее, светлыми волосами, владеющая внушительным мечом-молотом; вот молодой Гилберт, отрывающийся от заправки огнемета и приветливо улыбающийся ей; мрачноватый Витус наклоняет увенчанную шляпой голову... она знает всех этих людей. Они приходили в лечебницу ночами, ища у нее исцеления. Все они. Значит... - Пришла, - звучит знакомый баритон слева; повернувшись, Алексия видит отрывающегося от стены Гаскойна, стремительно шагающего в ее сторону. - А что мне оставалось делать - рыскать в одиночку по лесу, как раньше? Здесь я буду полезнее, - с деланным равнодушием пожимает плечами девушка, пряча улыбку в вороте накидки. Вежливо раскланивается с подошедшим следом Хенриком - а потом тянет с плеча увесистую сумку, содержимое которой позвякивает в такт ее осторожным движениям. - Я принесла очищенную кровь Йозефки. Возьмете по одной склянке перед Охотой и будете пополнять запас при необходимости - остаток будет лежать здесь. - А Йозефка не возражает против подобной щедрости? - из-за повязки на глазах ей сложно разобрать выражение на лице мужчины, но в голосе слышится ощутимое удивление. Убийца демонов пожимает плечами: - За последние полгода я принесла достаточно ингредиентов, чтобы она могла вот так поделиться своими запасами. К тому же моя добыча за эту ночь тоже отправится в перегонные кубы, так что с нее не убудет... - Тогда и я поделюсь, - отрывисто кивает болетарец. - Может быть, еще кто из наших поступит так же... а пока надо распределять патрули. Алексия, ты пойдешь с Гилбертом. Услышавший ее имя парень поднимает голову и уставляется на них вопросительно, но не слишком удивленно - видимо, уже знал о решении старшего товарища. Девушка кивает. Она могла бы отправиться на городские улицы и без напарника, ее умений с лихвой хватило бы на одиночную схватку с лихвой. Но рядом с Охотником она не заплутает на узких ярнамитских проулках. Впрочем, когда фигуры в черных одеяниях покидают часовню и смешиваются с тревожной весенней ночью наполненную рыком чудовищ и лязгом оружия, у Гилберта оказывается еще одна весомая деталь, значительно облегчающая убийце демонов охоту в городе. Его огнестрельное оружие плевалось огнем в прямом смысле этого слова; это развязывало ей руки на использование «Воспламенения». Видимо, Гаскойн запомнил сдержанное недовольство землячки из-за вынужденного отказа от боевой магии... надо же. А по его лицу и не скажешь, что ему не плевать. - Если что - эти двое на твоей совести, - позволяет себе осторожный смешок Алексия, убирая заметно потеплевший талисман и оглядывая объятые пламенем туши. Молодой Охотник тоже улыбается в ответ - тоже не слишком уверенно, но искренне. - Если честно, госпожа Алексия, я пока не убивал ни одного тролля, - признается он. Девушка в сдержанном удивлении поднимает брови: - Правда? Они не самые грозные противники. Смотрят на тебя только во время замаха, а дальше просто слепо тыкают своим булыжником в выбранном направлении - в это время можно переместиться вбок или сразу за спину и нанести несколько ударов. Попробуй на следующем, я подстрахую. Порой они слышат оклики с соседних улиц: перекличка других Охотников, сообщающих об опасных участках или о чьем-либо ранении. Во втором случае убийца демонов откликается немедленно; Гилберт помогает ей сориентироваться в городском лабиринте и быстро добраться до раненого, деликатно не обращая внимания на то, каким именно образом его напарница прокладывает дорогу среди обратившихся людей и зверей. За последнее Алексия ему несказанно благодарна. К полтретьего ночи Черные Охотники заканчивают зачистку - дальше, оказывается, начинается смена Белых, считающих ниже своего достоинства сражаться со всякой пакостью. - Их патруль длится до полудня, - сообщает полюбопытствовавшей девушке Хенрик, очищающий свое оружие от крови и остатков чудовищ. - Они преследуют редких монстров, иногда появляющихся ближе к утру, и раздают лекарства жителям. Впрочем, в краснолунные ночи, когда врата в Соборный Округ закрываются, мы будем сражаться до рассвета наравне, пока не взойдет солнце и викарий не объявит об окончании Охоты. - Редких – это таких, как Кровоглот? - получив кивок, убийца демонов хмурит светлые брови. - Тогда как получилось, что с ним сражались вы с Гаскойном? Пожилой Охотник хмыкает в ворот одеяния. - У этого громилы есть доступ в некоторые места, куда не один белорясочник не доберется - Старый Ярнам, например. Или Хемвик: он сумел свести дружбу с тамошними ведьмами, удалившими ему глаза после встречи с многолапым чудовищем с сетчатой головой. Потом он начал видеть таких везде: на башнях собора, крышах домов, кладбище... услышав от старой гвардии историю про тех старух, он пошел к ним и те провели над ним энуклеацию. Алексия непонимающе переводит взгляд на святого отца, обсуждающего что-то с другими Охотниками. Конечно, она слышала о подобных вещах от Йозефки, кладезя подобной потаенной информации об этом мире - но представляла это иначе. Что-то вроде их лечебницы в Соборном Округе, кровослужения, лекари в чистых одеяниях. А тут - ведьмы... словно почуяв ее взгляд, Гаскойн оборачивается к ней и, показав зубы в привычном ей подобии усмешки, подошел ближе. - На, - проворчал он, грубо всучивая девушке какой-то неопрятный сверток. - Кровь от нас. Отнеси в клинику. - Спасибо, - сдержанно благодарит убийца демонов. Мужчина по-звериному фыркает, встряхивается; направляется к выходу из часовни, открывает створчатую дверь и молча оборачивается к Алексии. Та награждает его непонимающим взглядом, потом удерживает улыбку в уголках губ. «Меня не нужно провожать» - хочется сказать ей. Но вместо этого она легким поклоном прощается с остальными Охотниками и в три шага нагоняет земляка, ныряя в его огромную тень. Когда они вместе бредут по залитому кровью Ярнаму в сторону лечебницы, девушка размышляет о том, как мало она знает об этом странном человеке. Только о том, что он родом с островов Штормового Святилища, о его увлечении Охотой и о почти неизвестной звериной стороны его сущности – и это только малая глубина тайн, что окружают широкоплечего Охотника. - О чем думаешь? - спрашивает Гаскойн, почуяв перемену в ее сдержанном настроении. «О том, что я не знаю тебя, а ты знаешь обо мне все» - хочет ответить девушка, но вместо этого молча пожимает плечами. Болетарец понимает это по-своему: вышагивает вперед и, встав напротив резко затормозившей убийцы демонов, неожиданно вкрадчиво склоняется перед ней. Лицом к лицу. - Если тебе тяжело далась эта ночь, то можешь продолжить охотиться в лесу, - говорит он; это утверждение заставляет Алексию совершить почти забытое действие – растеряться. Хлопнуть светлыми ресницами, словно обычная глупая девчушка. И только потом понять, что именно ее земляк имеет в виду, тихо рассмеявшись в ответ. - Дело не в твоих товарищах. - Уверена? - Мне непривычно быть частью отряда, но в Болетарии я не всегда сражалась одна. Острава, Биорр… на моем пути мне встречались соратники. - Тогда что не так? Рассеянно сжав в пальцах колючие грани талисмана, убийца демонов неопределенно дергает плечом. - Думаю, мне просто надо привыкнуть, - почти честно отвечает она. Гаскойн эту честность чувствует и кивает, выпрямляясь обратно во весь свой исполинский рост. Остаток пути они проходят в молчаливом согласии друг с другом. На следующую ночь Алексия приходит снова. И на последующую. И на ту, что за ней. Первый страх своей чуждости исчезает с каждым посещением часовни и ежевечерними приветствиями Охотников. Конечно, поначалу темная братия истребителей монстров тоже слегка настороженно относится к ней («Принюхиваются» - так это называет Гаскойн с кривой усмешкой), но на шестую совместную охоту, когда девушка выходит против обосновавшихся близ Соборного Округа гигантов наравне с опытными охотящимися, давая более молодым бойцам время на перегруппировку, последние нотки осторожности между ними истаивают. Убийца демонов неуверенно вспоминает почти истертое ощущение, похороненное в глубинах памяти со времен Битвы за Болетарию - ощущение боевого братства, чувство локтя, сплоченности. Привыкает отмахиваться от грубоватых шуточек, беззлобно ворчать на чужую неосторожность, латая очередную рану, слушать рассказы более опытных товарищей о повадках различных монстров и делиться своими наблюдениями... постепенно, незаметно - но Алексия втягивается в эту пропахшую кровью и металлом ночную рутину. И все это время она чувствует - ее соотечественник стоит за ее спиной молчаливой фигурой. Наблюдает. Готов помочь, хоть его вмешательства и не требуется. Это немного нервирует своей новизной, но в глубине души девушка ему благодарна. Ощущение чужой защиты ей ново - она привыкла всю жизнь самой быть защитником для других - но не неприятно. Скорее наоборот. Полные выслеживания ночи, потом короткое отсыпание под утро, рутина лечебницы... жизнь убийцы демонов не ломается, лишь меняется под потоком новых обстоятельств. У нее появляются новые знакомые с любопытным оружием и хищным блеском в глазах, заглядывающие в клинику при дневном свете. Они приносят кровь и городские новости, притаскивают творящей заклинания чужачке странный эликсир льдистого голубого цвета, сияющего в темноте почти той же синевой, что ее кожа при обращении к силе поглощенных демонических душ - оказывается, что эта настойка обновляет душевные силы не хуже флакона с выдержанными пряностями - с ними можно отвлечься на пару минут поговорить, не боясь, что ее незнание языка или акцент отпугнет собеседника. Они грубоваты, но искренние. Свои. И это ощущение, несмотря на сгущающиеся сумерки над Ярнамом, разгоняет тьму вокруг Алексии, помогая вспомнить о тех временах, когда она была просто храброй воительницей дворянских кровей. Когда у нее были друзья. Ее ночная и дневная жизни перемешиваются, но это позволяет убийце демонов заглянуть в обывательскую жизнь других Охотников, когда они вместе коротают последние вечерние часы в часовне. Посмотреть на неуклюжие попытки флирта со стороны Генриетты к слегка нервному Гилберту, на то, как Витус читает старую и больше похожую на блокнот книгу в кожаном переплете, беззвучно шевеля губами в такт строчкам... Хенрик, как один из самых старших, предпочитает просто дремать в закатных лучах, пользуясь передышкой перед долгой ночью. Добродушный бородач Лоргий чистит зубья своей штыковой пилы, оглашая своды каменного помещения скрежетом. Гаскойна почти никогда нет, он приходит незадолго до начала охоты. Причина проста. Алексия ее видела лишь пару раз, издалека, но этого было достаточно для восхищения, затопившего ее душу: высокая красивая девушка с изящным пучком золотистых волос на голове в строгом ярнамском платье с алым платком на шее. Рядом с ней Черный Охотник со звериной натурой смягчается, даже осанка в его широкоплечей фигуре меняется, становясь менее хищной. Убийца демонов знает лишь ее имя - Виола - но она не горит желанием выспросить о соотечественника подробности. Достаточно знания, что они действительно подходят друг другу, несмотря на ворчащие нотки в голосе святого отца, приходящего к ним после прощальных разговоров с этой красавицей. «Девчушка волнуется за этого нелюдимого» - поясняет как-то Хенрик, когда Алексия спрашивает его о причине раздражения его напарника. - «Опасается, что однажды очередная Охота окончится для него плачевным результатом - вот уже год как просит оставить его это ремесло. Гаскойн, как всегда, отбрехивается... его я понимаю, такой в семейной жизни на стенку полезет до озверения от невозможности защищать горожан на улицах, но и Виола по-своему права. Рано или поздно парню придется сделать выбор» «Я бы не думала» - мысленно вздыхает сидящая на парапете часовни убийца демонов, издалека наблюдая за разговором-прощанием двух людей. Будь у нее возможность отказаться от колючего венца героической судьбы в обмен на теплую жизнь обывателя, она бы согласилась, не раздумывая. Жаль только, что это невозможно: демонические души изменили ее тело навсегда, отняв возможность завести семью... ...поэтому она будет сражаться за тех, кто может сделать это. В бешеном ритме дневных обязанностей медсестры и ночных охот проходит почти полторы недели. Утомление медленно берет свое, наваливаясь свинцовым грузом на тело. Алексия ожидает порожденной усталостью апатии, но вместо этого неожиданно для себя... успокаивается. Потерянное со времен упокоения Старейшего хладнокровие просыпается в ней во всей своей полноте, перемалывая нервозность и панические атаки, словно сухую ветку. Опасливость? Робость? - они исчезают, поглощенные холодом. В очередное весеннее утро вернувшаяся после ночных патрулей девушка заглядывает в мутное зеркало у входа и видит в нем давно позабытый стальной блеск в зрачках, потихоньку теряющий потусторонний огонь. Убийца демонов, герой Нексуса, покореженный, но так и не сломленный своим изгнанием, смотрит на нее из серебристой глубины с непреклонной уверенностью, в которой нет места человеческим чувствам или теплу. Они выжжены чувством долга. «Теперь твоя очередь» - звучит в голове строгий голос Увековеченного. Он остался далеко за пределами этого мира; быть может, даже уснул мертвым сном, как остальные его товарищи – но эти слова оттиснулись в разуме Алексии раскаленным клеймом. Ее очередь подошла в Болетарии, когда она сумела дотянуться душой до Нексуса и заполучить его оковы, она же проросла здесь, в Ярнаме. Почему? Простой ответ – потому что она обладает силой, чтобы принять эту миссию. «И потому что оскверненную демонической энергией жизнь не жаль разменять на покой других…» - оседает еле слышный шепот на задворках сознания. Убийца демонов не признается в нем самой себе. Но каждую ночь она начинает выходить в авангард, вставая между Охотниками и монстрами. Да, она все еще исцеляет раненых – но эта работа отступает на второй план; да и зачем лечить соратников, если удары принимает твое тело? Прыжки и ловкое лавирование, перекаты, о которых местные бойцы даже не слышали, подсечки, краткая вспышка «Восстановления» и глоток голубого эликсира, не убирающего ее из реальности и возвращающего душевные силы – кожа начинает медленно наливаться голубым маревом, плевать – и снова бросаться на скалящихся бестий, на угрожающе размахивающих орудиями обратившихся. Снова. Снова. Снова. Перемену в ее поведении замечают все. Черные Охотники из их ватаги принимают его, как должное; скорость и живучесть девушки действительно делает из нее хорошего кандидата на живую мишень и прагматизм сражающихся из ночи в ночь берет свое. Йозефка несколько ночей смотрит на нее то ли с подозрением, то ли с состраданием. Пару раз пытается отговорить от подобного поведения, однажды даже не дает ей запас голубой жидкости при выходе в ночь – убийца демонов пожимает плечами и, взяв запас флаконов с пряностями, остается верна своему выбору. После этого хозяйка клиники лишь молча касается ее плеча каждый вечер, без возражений отпуская на ярнамские улицы… А вот Гаскойн ведет себя иначе. Из всех Охотников лишь он не принимает молчаливым согласием ее новую роль: Алексия чувствует тяжесть его слепого взгляда на спине каждый раз, когда она врачует свои раны. Если они бьются рядом, мужчина пытается каждый раз оказаться в той же круговерти схватки, умывая свою секиру кровью по топорище, рискует собой наравне. Потому девушка и выбирает маршруты подальше от мест охоты святого отца. Ее злит это поведение, этот риск чужой жизнью. За злостью скрывается страх и непонимание: выходец из Сумеречных Островов должен догадываться лучше остальных, на что она способна – так почему пытается раз за разом пробиться к ней, разорвать безопасное для нее оцепление монстров, помочь? Зачем помогать почти демону?.. Алексия гонит эти мысли и просто старается не оказываться рядом с земляком. Возвращается в клинику одна или в компании других Охотников – обычно Генриетты или Гилберта. Выходит на улицы раньше, возвращается одной из последних – а потом сидит в тишине могильных плит и раскидистых деревьев, правя лезвие на верном Блайнде. Где-то далеко урчат на разные голоса неистощимые в своей численности монстры. Оселок тихо скрипит на полупрозрачном металле. Губы шевелятся, читая молитву… теперь девушка не поет старых пеанов Штормового Святилища или теплых гимнов Святого Урбейна. У той, кто снова проснулась в ней, нет права на божественное благословение. У таких, как она, свои молитвы… - Я иду через земли, объятые смертной тенью. И я не буду бояться их скверны, потому что она станет моей силой. Губы шевелятся в такт движением руки. - И мой долг и мое оружие утешают меня. Потому что я знаю, что убью своих врагов, когда они придут. Скрежет металла. Звон мягкого голоса. Их холод сливается воедино, оседая инеем на могильных плитах. - Конечно, доброта и милосердие будут следовать за мной все дни моей жизни. И я буду обитать на этой земле вечно. Белесые пряди едва заметно пляшут на ночном ветру – утро опять запаздывает, луна все выше вскарабкивается на небеса, но это не пугает Алексию. У нее нет права на страх. - Конечно, я иду рядом с застывшими водами и они восстанавливают мою душу. Но я не могу идти по пути правды, потому что я не права. У нее нет права… - Но я не могу идти по пути правды, потому что я не права… - Слишком мрачная молитва для такой темной ночи. Разве Святой Урбейн не проповедовал, что свет должен сиять нестерпимей и ярче, когда вокруг опускается мгла? Медсестра Алексия вздрогнула бы, услышав родную речь за спиной от незаметно подкравшегося к ней человека. Алексия Убийца Демонов даже не поворачивает головы на голос – проводит оселком по лезвию последний раз, прежде чем осторожно попробовать его остроту подушечкой большого пальца. Прозрачный клинок режет кожу, выпуская на свободу слабо замерцавшую кровь. - Он также сказал, чтобы я помнила, что души демонов являются источником злой силы, - откликается она, слизывая с ранки солоноватую жидкость. Оборачивается к Гаскойну, пуская полуулыбку на бледные губы. - Не бери слова в свою душу – эта молитва предназначена только для меня. Чего тебе, святой отец? Мужчина подходит ближе, поводя плечами: тесно сидящий плащ немного сковывает его движения, отсюда и эта привычка. Садится на потрескавшийся могильный камень рядом. Совсем как при первых днях их знакомства, когда она вела свою длинную повесть об освобождении Болетарии. Поворачивает к ней слепое лицо и складывает руки на широкой груди. - Ты меняешься, - в привычной краткой манере говорит он. - Я становлюсь собой, - мягко замечает девушка, возвращая Блайнд на законное место у бедра - и удивленно поднимает светлые брови, заслышав раздраженный рык Гаскойна. - Нет. Ты меняешься. Становишься Героем Нексуса или еще кем-то – уж не знаю, как это назвать. - Но это и есть я… - Нет. Категоричный тон святого отца заставляет Алексию проглотить мягкие возражения и уставиться на земляка пронзительным взглядом. Наверное, там бродит много всего: недовольство, граничащее с раздражением и даже яростью, грусть, недоумение… Мужчина отворачивает лицо, словно способен поймать этот взгляд своими отсутствующими глазами, но почти сразу поворачивается обратно к ней. - Знаешь, почему я лишился глаз? Заданный вопрос странен. Поджав губы, девушка неопределенно дергает острым плечом. - Хенрик сказал, что ты начал видеть монстров вокруг себя и из-за этого пошел к ведьмам… - Не совсем, - урчащий смешок в ответ. Убийца демонов не удерживается от легкой улыбки – ей нравится звучание голоса ее земляка, родная речь в его устах. - Я начал видеть мир таким, какой он есть. Вокруг нас живут невероятные существа, Алексия. Они не похожи на демонов, во многом мы не интересуем их иначе, чем просто любопытные фигурки под их лапами, но их присутствие сводило меня с ума. Когда я пришел к ведьмам Хемвика в надежде на исцеление, они сказали мне, что не смогут забрать мое умение видеть их, оно навсегда поселилось во мне – но сделали единственное, что могло мне помочь. Забрали физическое зрение в обмен на внутренний взор. В памяти что-то цепляется – почему-то всплывает имя какого-то Виллема и что-то про университет или школу, озвученное голосом Йозефки – но девушка молчит, продолжая слушать. - Я не вижу, но я чувствую мир и существ вокруг меня. Чувствую скучающее любопытство исполинской твари на соборной крыше там, у кладбищенской ограды; чувствую боязливость бестий, обитающих в Старом Ярнаме и не рискующих выходить против меня; чувствую алые всполохи монстров, пытающихся убить всех нас, их звериную тоску. В ту ночь, придя в себя на больничной койке в клинике и увидев тебя напротив, я понял, что ты – дочь Болетарии, как я, но не по талисману, к которому метнулась твоя рука. Я увидел сияние, которого нет ни у одного местного жителя. Здесь, - широкая рука осторожно тянется к Алексии и касается ее затянутой в темную броню груди, прямо над сердцем. - У тебя сияла душа. Тепло и ярко, словно чудо исцеления в ладонях. А сейчас я вижу здесь синеву, из ночи в ночь становящуюся все более похожей на свет демонических глаз. Девушка невольно опускает голову, разглядывая остающуюся над ее пульсом чужую кисть. Широкая ладонь, длинные пальцы, удлиненные ногти почти пробиваются сквозь перчатки, грозясь стать когтями… успокаивающе теплая. - Во мне много демонических сил, - напоминает она. Когтистые пальцы чуть сжимаются, едва заметно царапнув черную кожу кирасы, исчезают прочь. - Но они не вся ты, - говорит Гаскойн. И эта простая фраза заставляет Алексию вздрогнуть и отвернуться, прикусывая мякоть губы. - Спасибо, - помолчав, говорит она, вкладывая в это слово всю свою признательность. Слышит в ответ хриплый выдох, похожий на беззлобную насмешку, и сама позволяет себе обернуться с чуть лукавым вопросительным прищуром. - Но держаться в арьергарде ты меня все равно не заставишь. Охотник раздраженно приподнимает верхнюю губу, показывая похожие на клыки зубы. - Только если мы будем биться рядом, - твердо заявляет он, словно обрубая слова секирой. - Знаю, ты опытный боец, раз сумела одолеть всех наводнивших Болетарию демонов; но, если хочешь сохранить себя и рассудок, в схватках кто-то должен стоять с тобой. Каждому Охотнику нужен напарник, ты не исключение. Иначе Ночь Охоты сожрет тебя. Алексия закатывает взгляд к сумрачному ночному небу в легком раздражении. - Хорошо, попрошу кого-нибудь из ребят… - ее перебивает лающий смех Гаскойна – громкий и искренний. - Нет уж! Ты так на бестий кидаешься, что за тобой только я поспеть и смогу. Да и от твоих чудес пополам с магией шарахаться не буду. - А как же Хенрик? - Подождет, пока у тебя разум на место встанет. Вот когда перестанешь очертя голову бросаться в атаку… Буркнув несколько не слишком приличных болетарских ругательств и вызвав этим еще один хриплый смешок со стороны святого отца, убийца демонов просто откидывается назад, на широкое плечо Охотника. Запах зверя и крови привычно кусает обоняние, кожу обдает теплом. Твердые мышцы перекатываются под спиной, когда Гаскойн поудобнее устраивается на надгробии и принимает ее небольшой вес на себя… больше они не говорят, молча наслаждаясь предутренней прохладой и обществом друг друга. Убийца демонов не знает, что именно меняет этот странный разговор. Но на следующее утро Йозефка с явным одобрением слушает ее привычную ясную молитву о благости Бога, разлитой под небесами, пока Алексия с прежней веселостью перемывает осадочные колбы. Вопрос о своей демонической природе девушка не разрешает полностью, но примиряется с ним настолько, чтобы отложить в сторону и снова с интересом взглянуть на окружающий ее мир. В том числе и на Гаскойна, все чаще сражающегося с ней под боком. Их разговор на кладбище, особенно это задевшее что-то внутри «они не вся ты» щекочет любопытство жгущимися прикосновениями: такое ей мог сказать лишь тот, кто сам когда-то искал подобный ответ о себе. Для себя. Может, это все гнездящаяся в нем звериная сущность, проявление которой убийца демонов мельком видит и ощущает, находясь рядом с Охотником… какая она? Опасная? Контролируемая? Как меняет его и меняет ли? Все эти вопросы остаются без ответа, пока их обоих не заносит в Хемвик в середине ночи. Причина посещения подобного места удивляет Алексию не на шутку: нападения на Охотников со стороны других людей. Несколько Черных и пара Белых воинов Церкви были найдены в этом месте мертвыми и словно осушенными кем-то неизвестным. Отметины на телах были оставлены не клыками, когтями или грубыми орудиями, не странной магией живущих поблизости ведьм – все ярнамиты погибли от ран, оставленных похожими на мечи лезвиями. После четвертого нападения ощутимо раздраженный вестями Гаскойн просто бросает болетарке под конец их патруля «завтра заглянем на перекресток», а та молча кивает в знак согласия. Хемвик оказывается городским предместьем с огромным кладбищем. - Здесь похоронены погибшие от Пепельной Крови, - бросает святой отец в ответ на вопрос девушки. - Тогда людей закапывать толком не успевали. На части могил до сих пор нет надгробий… - и, чуть ниже, крепче сжимая кровожадно лязгнувшую секиру: - Держись ближе. Если на дороге попадутся животные, палачи или тролли – бей без раздумий; а вот старух у ветхих домов не трожь. Если оскорбят или скажут что-то, просто пройди мимо. - Это и есть ведьмы твои? - почему-то шепотом спрашивает Алексия, оглаживая рукоять Блайнда. - Нет, но они им служат. Пока я рядом, напасть не должны. Заинтригованная историями других Охотников и словами явно знающего куда большее, но отмалчивающегося Гаскойна, девушка с растревоженным интересом забредает в сумерки предместий – еще одна близкая тайна волнует позабытым ощущением предвкушения. Только вот до ведьм они не доходят. Даже от высоких зданий Соборного Округа не отдаляются толком… Незнакомец в закрывающем лицо шлеме нападает на них бесшумно и молниеносно, словно хищная птица, пикирующая на добычу. Гаскойн реагирует мгновенно – странное лезвие длинного меча встречается с топорищем секиры, выбивая искры. Блайнд всполохом устремляется к напавшему; тот отпрыгивает, пытается парировать удар – прозрачный клинок проходит сквозь меч и лишь новый отскок спасает их противника от удара в горло. Разорвав дистанцию, тот переходит на медленный крадущийся шаг, берет свое оружие в двуручный хват и то словно покрывается кровавыми кристаллами, становясь длиннее и шире… - Кейнхертский ублюдок! - рычаще выплевывает святой отец, пригибаясь к земле. Человек в броне не реагирует никак – лишь наклоняет меч чуть наискось и начинает обходить их по кругу, ища момента для атаки. Алексия смотрит на него во все глаза, изучая и запоминая, перекатывая в руке нагревающийся Талисман Зверя. Средняя броня: тяжелее охотничьих одеяний, но не латы. Движения плавные, выдают опытного фехтовальщика – немного похоже на Селену Винланд, бывшую хозяйку ее клинка. Меч… не нравится. Что он умеет? Нападающий и Гаскойн прыгают друг на друга одновременно; первый пытается полоснуть болетарца по правой руке, но тот оказывается проворнее явно не ожидавшего такой расторопности от громилы врага. Взмах, еще – пробные, не более, но секира едва не достает до шлема убийцы Охотников. Контратака, алый меч запевает странным гудением, расточая алый туман. Но еще быстрее вспыхивает огонь в руке Алексии, сбивающий начинающуюся атаку: дымка царапает обоих людей на излете – левую руку девушки и плечо мужчины – легкое касание раздирает кожу, открывая рану. От неожиданности убийца демонов теряет равновесие. Всего на мгновение. Но этого хватает, чтобы понять, что устремившийся на нее клинок неизбежно пробьет ей бок, достав до легкого… Яростный рев рвет ночь пополам и человека в доспехах сбивает с ног. Оглушенная болью и громким звуком Алексия не сразу осознает, что именно спасло ее от ранения, видит лишь огромный силуэт и мех вперемешку с тканью – и лишь потом понимает, что это Гаскойн. Без секиры, без пистолета, с огромными когтистыми лапами и длинной пастью, ловкий и быстрый, как ликантроп, но крупнее. Наскок яростен и быстр, но враг ухитряется ускользнуть, получив лишь несколько длинных царапин от когтей на кирасе; гремит пистолетный выстрел – неудачно, обратившийся Охотник «съедает» пулю без видимых последствий. Прыжок, еще один, еще, проворный противник все же не успевает увернуться от последнего и лапы сбивают его с ног, широкая пасть раскрывается, готовясь впиться в опрокинутую жертву. Кейнхертец с силой пинает его в грудь каблуком окованного сапога, отбрасывая назад, метает следом какую-то бутыль, бьющуюся в осколки при ударе о кривое дерево рядом. Выплеснувшаяся из нее наружу тьма жадно обхватила верхние конечности, намертво привязывая хищника к древесному стволу: тот дергается с рычанием, но освободиться не может, а враг уже заносит клинок для нового удара… …его останавливает звон, похожий на пение механизма. Алексия готова поклясться, что он тоже его слышит. …слышит, пока в ее кулаке истаивает маленький камушек Эфемерных Глаз… Тело вспыхивает нестерпимым синим светом, словно становясь душой – в каком-то смысле сейчас это так, она дотянулась до Нексуса сквозь пограничный Туман. Именно его механическая музыка звенит в их ушах, пока девушка перехватывает свой меч в немыслимо небрежный для простого человека хват и бросается вперед, чувствуя, как за ее спиной расцветает льдисто-голубое марево. У нее не так уж много времени, но его хватит с лихвой, чтобы растерзать противника. Выпад. Режущий удар наотмашь. Взмах чужого плаща, что должен был сбить прозрачное лезвие, уходит в никуда: взбесившийся Блайнд проходит сквозь ткань и броню и впивается в податливую плоть. Кисть с талисманом ударом сбивает вооруженную кровавым мечом руку опаляя ее огнем, «язык» прозрачного лезвия наискось прочерчивает грудь противника. Не дать и секунды на движение. Назад, увернувшись от клинка – и снова вперед, кладя левую руку на рукоять и вкладывая дополнительную силу в замах… …треск костей сух. Как констатация факта, что она только что пробила грудную клетку врага. Все. Встряхнув Блайнд от непривычно темной крови, Алексия медленно возвращает клинок на место и, шумно выдохнув, закрывает глаза, насильно загоняя пробужденную влиянием Камня душу обратно в телесные рамки. Получается, хоть и не сразу; голубое марево медленно потухает, возвращая телу нормальный цвет. Да уж... об этом действии этих пористых камушков, возвращавших телесность душе в ее родном мире, она узнала почти сразу по прибытию в Ярнам. Первый раз так и пришла со светящейся кожей, напугав Йозефку до ужаса; потом научилась загонять его назад. Нексус поет ей свою звенящую песнь каждый раз, когда она делает это, но бессильно - без его оков она свободна, как парящий в небесах дракон... Глухой рев и скрежет когтей заставляет девушку прийти в себя окончательно; она оборачивается к рычащей за ее спиной груде мышц и меха, затянутую в темные церковные одеяния. Заставляет себя расслабить кисть с талисманом, забывая о защитном жесте. Напоминает себе: это друг. - Гаскойн? Зверь перестает рваться с туманной привязи и неловко поворачивает морду в ее сторону. Ощеренные клыки и повязка на глазах – это сочетание отталкивает, но девушка быстро берет себя в руки. Смотрит на него, не отрываясь, оценивает... огромный. Еще выше, хоть это и кажется невозможным. Заостренная морда, острые уши, зубы размером с ее указательный палец, пегая грива по плечам. - Гаскойн, - повторяет девушка чужое имя, на этот раз без вопросительных интонаций. Глухое рычание не смолкает совсем, но становится значительно тише. Что ж, обнадеживающее начало... - Я тебя освобожу, если потерпишь мое присутствие рядом, - предупреждает убийца демонов, не отводя взгляда от обратившегося Охотника. Новый рык в ответ - его можно принять за согласие. Если, конечно, она не ошибается с трактовкой. Шаг, еще один… Алексия медленно подбирается к ощеривающемуся товарищу, готовая в любое мгновение отскочить назад при первом же резком движении. Но зверь на удивление спокоен для такого угрожающего облика; все так же неотрывно наблюдает за приближающейся девушкой, но выдраться на свободу самостоятельно больше не пытается. Когда она оказывается совсем близко, то видит, как перекатываются под готовой треснуть одеждой его мышцы. Как будто… «Сдерживается, чтобы не вспугнуть?» Опасение не отступает окончательно, но смягчается, становится заманчиво размытым. Выдохнув сквозь зубы, убийца демонов преодолевает последние несколько футов: привстает на цыпочки, разглядывая клубящуюся вокруг лап темную субстанцию, жадно облизывающую шерсть и дерево, скрепляя их воедино. Новый рык. - Да, я сейчас. К ее облегчению зыбкое вервие поддается пальцам почти сразу же, расползаясь на клочки. Почуявший свободу Гаскойн резко встряхивается – Алексия мгновенно отскакивает назад и наблюдает за вздыбливающим мех зверем, медленно оборачивающимся в ее сторону. Он с явным удовольствием выпрямляется и шумно втягивает воздух, снова рычит… нет, в звуке совсем нет злости. Урчит, хрипло и низко. В тоне ощущается вопрос. - Все хорошо, - кивает девушка, разглядывая его высокий силуэт. - Я, конечно, тебя опасаюсь, но хвататься за оружие не намерена. В крайнем случае сбегу и подожду, пока ты станешь собой. Фырканье слишком похоже на саркастичный смешок. - Ну прости. Выглядишь ты… - хочется сказать «жутко», но это правда лишь отчасти. За свою жизнь убийца демонов успела насмотреться на по-настоящему отталкивающих тварей, потому подбирает более подходящее определение. - Внушительно. Рычание: тихое и совсем не яростное. Гаскойн встряхивается, едва не пуская темное церковное одеяние по швам. Потом склоняет звериную морду в оценивающем жесте и осторожно подходит ближе. Первый порыв – сбежать, разорвать дистанцию! – быстро тухнет, сменяясь осторожным доверием и любопытством, робко показывающимся из-под привычной сдержанности. Потому Алексия остается на месте и наблюдает, как хрипло дышащий зверь склоняется над ней. Подается к левой руке соратницы – туда, где впилась алая дымка с меча их несостоявшегося убийцы. Рычание в чужом горле становится ниже и резче. - Рана совсем неглубокая, не волнуйся. Затянется через несколько минут. Лучше давай я твоими займусь, в тебя вроде пуля вошла... Фырканье взметывает волосы и обдает пряным звериным запахом, прежде чем Охотник слизывает с брони матово поблескивающую в сумраке кровь. Шерсть на его загривке встает дыбом. - Нет, не пей мою кровь, не сейчас! - не на шутку пугается девушка, прикрывая рану и пачкая пальцы алой жидкостью, но превращение в огромную клыкастую тварь явно не меняет характера Гаскойна. По крайней мере клыкастая усмешка отличается только размером клыков. - Я серьезно. Во мне слишком много демонических сил и я не хочу предполагать, как они могут повлиять на тебя, когда ты... Чудовище… нет, все же мужчина остается собой в отличие от сохранившей облик, но отринувшей себя леди Астреи. Те же порывистые жесты, стремительность движений. И тот же насмешливо-независимый характер - остроухая морда снова склоняется к ее руке и мягкий язык касается пальцев, вылизывая их. Осторожные влажные касания щекочут кожу, мускусный запах зверя щиплет обоняние. Алексия неуверенно убирает очищенную от крови руку и смотрит на вздыбленную холку оборотня - ей чудятся голубоватые искры, бегущие меж густого подшерстка. - Хватит, - мягко, но настойчиво просит она и немного отступает назад, пряча раненую конечность. Выпрямившийся Гаскойн оценивающе смотрит на нее с высоты своего исполинского роста, словно прикидывая что-то, а потом переводит скрытый повязкой взгляд куда-то за ее спину. Обернувшись, девушка понимает, что он смотрит на свое оружие: секиру и пистолет, лежащие на грязной брусчатке. - Не можешь их взять? - хищник кивает, заставляя убийцу демонов растерянно нахмуриться. - Ну... я могу оттащить их на себе, но вряд ли нам стоит возвращаться в Ярнам в таком твоем виде. Может, стоит переждать где-нибудь неподалеку, пока ты не станешь собой? Это вообще надолго? Обратившийся Охотник издает странный звук, больше похожий на хриплый лай: не сразу, но Алексия понимает, что это смех. А... ну да, сглупила. В таком виде Гаскойн ничего не объяснит. - Тогда остановимся на первом вопросе - безопасное место. Знаешь такое? Оборотень со сдерживаемым нетерпением ожидает, пока шикнувшая от натуги - тяжелое оружие все же не ее - девушка поднимает секиру с земли, пристраивая ее за спиной. А потом покачивающимся из-за удлиненных лап шагом направляется вдоль городской стены в сторону Запретного Леса, постепенно переходя на рваную рысь. Опасение, что они застрянут меж неприветливых деревьев, кишащих змеями и гниющими заживо утопленниками, растворяется в Алексии, едва они подходят к уже знакомой ей обрушенной стене, за которой начинается Старый Ярнам. Прежде чем убийца демонов успевает задаться вопросом - как им вскарабкаться на такую высоту - громадная лапа Гаскойна бесцеремонно хватает и прижимает ее к груди, после чего оборотень взвивается в воздух на полтора десятка локтей. Ловко цепляется за пролом, немного натужно скребет задними лапами по серому камню, забираясь полностью, и тут же выпускает девушку на свободу. - Напугал, - проворчала Алексия, одергивая помятую накидку. Охотник только насмешливо ощерился в ответ, прежде чем уверенно зашагать в сторону одного из домов, от которого уже начинают отбегать «жители» этой заброшенной части города. Ей остается только последовать за ним. Из здания тянет горелым, плесенью и гнилью; согнувшись почти пополам, Гаскойн заходит в дверной проем и на четвереньках, словно настоящий ликантроп, взбегает по лестнице на второй этаж, оставшийся без крыши и превратившийся в неопрятного вида огромный балкон. Поднявшись туда следом, девушка понимает, почему он облюбовал именно это место - сюда тянет сырым ароматом леса, отгоняя вонь гари, и просматривается почти все пожарище. Хорошая наблюдательная точка. Со сдержанным стоном скинув секиру Гаскойна с плеча и прислонив ее к стене, убийца демонов садится рядом и откидывается на пыльный камень. Прикрывает глаза, чувствуя, как утомление начинает медленно сползать с приятно загудевших мышц... жестковато, правда, и холодно. После использования эфемерных камней ее всегда немного потряхивает... Обратившийся охотник шумно опускается рядом с ней. Когтистая лапа осторожно касается раненой руки, словно с вопросом. - Затянулась, как я и сказала. Что с твоими? Фырканье. Приходится открыть глаза и повернуться на звук, убеждаясь, что на шерсти и ткани нет и малейшего кровавого потека. Видимо, этот облик тоже заживляет раны. Гаскойн сидит рядом почти как человек, склонив голову к плечу в своей излюбленной манере. Совершенно спокоен, лишь дышит по-звериному отрывисто. Убийца демонов рассматривает его в открытую, задумчиво хмуря светлые брови. Переводит взгляд на лежащую рядом смертоносную кисть... - Можно? Оборотень просто молча переворачивает лапу и растопыривает неестественно длинные пальцы, позволяя коснуться отточенных до бритвенной остроты когтей. Не реагирует, но следит, как Алексия осторожно ведет ладонью по короткой шерсти на чужом запястье. Изучающе прослеживает строение мышц, бугрящихся под одеждой - до локтя, дальше не дотягивается. Девушка чувствует его скрытый повязкой взгляд на себе и в свою очередь поднимает глаза. - Что-то не так? Вздох, вырвавшийся из пасти, похож на человеческий; а потом Гаскойн просто медленно наклоняется к ней, припадая на передние лапы - так, чтобы их головы оказались на одном уровне. Звериная морда в обрамлении густой гривы останавливается совсем близко от чистого лица девушки... замирает. Алексия просто смотрит на него в ответ: спокойно и с легким любопытством. Разглядывает. Изучает. Видимо, такое поведение забавляет Охотника - длинная пасть снова приоткрывается, превращаясь в насмешливый оскал, прежде чем тихо клацнуть клыками. Предупреждение, но скорее шутливое, чем серьезное. Словно намек - «тебе бы стоило менее спокойно сидеть рядом с кровожадной тварью вроде меня». - Напугал убийцу демонов, - не удерживается от смешка девушка. - Я видела монстров пострашнее, поверь. С некоторыми даже ладила... хватит меня запугивать, я не уйду, пока ты не станешь прежним. - Это происходит спустя пару часов после обращения, если тебе нужно точное время. Слегка скрипучий и тянущий окончания голос звучит справа и сверху. Алексия поворачивается на него всем телом, потянувшись к оружию, но выхватить Блайнд ей не дает тяжелая лапа Гаскойна, поднятая им в защитном жесте. Сам Охотник тоже оборачивается на звук речи и низко рычит - в басовитом ворчании отчетливо слышится предупреждение. - Ладно уж, сидите, - ворчливо откликается ночь вместе с уверенной поступью бойца, что может возникнуть лишь на земле, которую их обладатель считает своей. - Пока ты в подобном облике, мое покровительство распространяется и на тебя - а девчушка подходит под определение моей гостьи, раз дернулась на твою защиту, а не чтобы сунуть свою железку тебе в пасть. Серп луны прорезает тучи, выхватывая из ночной тьмы смутно знакомый силуэт в охотничьем колпаке, стоящей на обвалившейся крыше дома прямо над ними. Громоздкое оружие, похожее на насаженное на странный механизм короткое копье и поистине огромный мушкет, способный выпустить не одну пулю за раз... точно, они уже встречались в ее первое появление здесь - как же его зовут... - Мастер Джура? - неуверенно окликает Алексия. В ответ слышится мягкий смешок - теперь в нем не пляшет вкрадчивая угроза. - Я уже давно не мастер, девочка не из этих земель. Ты ведь землячка этого нелюдимого, да? Гаскойн снова рычит, на этот раз громче и раздраженней. Джура - видимо, это и правда он - коротко смеется в ответ: - Ладно уж, храни свои и ее тайны, как цепной пес. Бывшего Охотника, больше не видящего снов, не интересуют скидывающие Чудовищность, словно одежду, мужчины и женщины без истинного зрения в голове и с болотным огнем под ребрами. Впрочем, - тут он поворачивает голову именно к настороженно разглядывающей его Алексии и склоняет ее к впалой груди; только сейчас девушка замечает, что у него нет одного глаза, правого. - Если вдруг решишь как-нибудь поболтать с заскучавшим пожилым бойцом, я возражать не стану. Думаю, у тебя достаточно проворства, чтобы добраться до меня невредимой, и хватит благоразумия не вредить тем, кто когда-то был людьми. - Спасибо, мастер, я подумаю над вашим предложением, - вежливо откликается убийца демонов. Несмотря на сухопарость фигуры и невысокий рост, Джура пугает ее не на шутку: внутри него живет сила, настоящая и выпестованная... будь они в Болетарии, она бы могла решить, что он тоже поглотил не одну демоническую душу. А так ей остается лишь догадываться о причинах своего беспокойства. Третий рык ее друга окончательно сгоняет единственного обитающего здесь человека с крыши. Когда его шаги растворяются во тьме и шорохах бегающих неподалеку существ, Гаскойн, наконец, убирает лапу и с ворчанием устраивается у стены поудобнее, по-звериному ложась на старые доски. Подумав, Алексия плюет на свою сдержанность и садится вплотную к Охотнику; тот придвигается поближе, прижимаясь жестким мехом к ее боку. У него теплое и широкое плечо, на которое так удобно облокотиться. Набравшись смелости, девушка осторожно погружает пальцы в длинный подшерсток на его загривке и слышит в ответ рокочущее урчание. Звук грубый и близок к рыку, но в нем нет угрозы. Он несет довольство и странный диковатый уют. Устроившись поудобнее на теплом пушистом теле и положив голову на загривок, Алексия медленно задремывает под этот рокот.