Но... я же Питер Паркер!

Оказавшись внутри, Локи дала себе некоторое время, чтобы привыкнуть к асинхронному зрению, а также позволить двенадцати парам вибриссов собрать информацию о ближайшем окружении. За это время она успела не только почуять резкую прогорклую вонь немытых тел, но и услышать аханье, ворчанье и шлепки кожи о кожу. ​ Потом она увидела Утгарду и её пленника: мальчишка лежал на спине на куче старых облезлых шкур... и это всё, что могла о нём сказать Локи, так как кроме торчащих из-под задницы великанши ступней ничего больше и не было видно. Пусть великанша и сменила магией форму на нечто более соразмерное своей жертве, она всё ещё двукратно превосходила мальчишку в массе. При каждом движении Утграды на её спине вздувались могучие мышцы, голова великанши была склонена словно для поцелуя, вот только из-за оскаленных по-звериному зубов, Локи скорее поверила бы, что она сейчас вцепится в лицо своей жертвы, нежели поцелует. Хотя и без того скакун под этой всадницей уже почти загнан. Локи не считала себя той, кто имеет право осуждать кого-либо в том, что касалось постельных утех, не после всего, что сама вытворяла, принимая мужское обличье, но даже она находил изнасилование умственно отсталого фермерского мальчишки гороподобной великаншей отвратительным. ​ Будучи младшей дочерью Один Локи не без тщеславия звала себя богиней магии и коварства, она была одной из искуснейших колдуний Асгарда, но Утгарда Бессердечная наводила на неё ауру страха. Эта женщина опасна. Всё до чего могут дотянуться её руки или магия она считает своим. Великанша ещё даже не заметила Локи, но и то у неё живот подтягивало от волнения. А уж представить себе, что может испытывать мужчина, которым она овладевает, она просто боялась. Хотя, может дело в её текущей форме... мышам ведь свойственно всего бояться. ​ Юркнув за стоящий по центру шатра столб, Локи осмотрела то, что в цивилизованном мире принято называть внутренним убранством шатра. Её мало интересовали остатки еды, разбросанные повсюду нечистоплотной великаншей и прочая ничего не значащая мелочь. Что действительно привлекло внимание асгардки так это таящаяся в отдалённом углу конструкция. Водружённая на вершину трёхногой стойки из, судя по молочно белому цвету, костей, там покоилась жутковатого вида чаша. Неизвестный материал, из которого она была выполнена, выглядел словно застывший в движении поток тягучей жидкости. ​ В том, что это устройство являет собой артефакт и однозначно магический сомнений быть не могло, об этом говорили скопления клубящейся тьмы, окружавшей стойку. В извивах теней асгардке мерещились лики людей, терзаемых мукой, и жуткий могильный шёпот. Локи сразу поняла, что наткнулась на что-то могущественное, вероятно древнее и однозначно опасное. В таких вещах она редко ошибалась. Принцесса во что бы то ни стало решила завладеть этим предметом и выяснить его предназначение. ​ Но перед этим нужно всё-таки избавиться от его предыдущей владелицы... ​ Вернувшись к своей предыдущей форме — мужчины-воина — Локи встала за плечом увлечённой похотью и всё ещё ничего не подозревающей колдуньи. В руке её блеснул острый и злой изогнутый кинжал — творение ледяных великанов. Этот клинок лежал возле колыбели приёмной дочери Один в тот день, когда она забрала ребёнка у королевы Йотунхейма. Сама Локи об этом, впрочем, не знала, считая клинок подарком матери. Что всегда казалось ей сущим издевательством — насмешкой, особенно если вспомнить Мьёльнир, вопреки всему доставшийся её сестре, хотя выкован он был не для неё. Тем не менее, Локи не могла отрицать, что данный кинжал весьма хорош и вполне ей подходит. ​ Трикстер усмехнулась: «Вот так и умрёт Утгарда Бессердечная, от удара предательского клинка в сердце, даже не узнав имя своего убийцы, ослеплённая похотью». ​ Но прежде, чем Локи успела вонзить кинжал в тело великанши затхлый воздух разорвал оглушительный грохот. Густые сумерки осветило сиянием радужного моста, а Локи почувствовала, как его нутра коснулось дыхание омерзительно знакомой и раздражающей магии. Сестра! ​ Утгарда обернулась, посмотрев поверх могучего плечища прямо на застывшую с оружием в руках принцессу. ​ Женщина, прозванная своим народом Бессердечной, должна быть поистине ужасающей личностью, не так ли? Но когда подобным титулом нарекают соотечественницу ледяные великаны — народ, прославившийся на все девять миров своей жестокостью и беспощадностью, как к врагам, так и к союзникам... Глядя в глаза Утгарды, Локи вдруг поняла, что не имеет ни малейшего желания на собственной шкуре выяснять, насколько великанша этому прозвищу соответствует. Вот только выбора у неё уже не было, и она сделала то, что намеревалась. Она ударила. Ударила так быстро и сильно, как только могла и как никогда не била прежде. ​ Но этого оказалось недостаточно. Утгарда взревела, стремительно разворачиваясь могучим торсом к врагу, что имел глупость прокрасться в её шатёр. Клинок, нацеленный в сердце, пробив толстую шкуру вошёл в спину великанши по самую рукоять, но до цели не достал. В следующую секунду Локи смело прочь, могучим ударом тяжёлой руки, словно невесомую тростинку порывом урагана. ​ Выпрямившись во весь свой немалый рост, уже принявшая естественной облик Утграда, с рыком вырвала кинжал из тела. С лезвия медленно, словно бы с неохотой, сочилась холодная кровь. Клинок казался совершенно неподобающим, будто игрушечным, в огромной руке Утгарды. Бросив на лезвие удивлённый взгляд, великанша позволила себе секунду замешательства. Она внимательней пригляделась к своему несостоявшемуся убийце, что как раз поднимался на ноги... достойный царя йотунский кинжал, асгардские одеяния и посиневшая после прикосновения к её руке кожа. Сопоставить факты было несложно. Но времени на это нет. Оставив загадки на потом, великанша высунулась из шатра наружу, чтобы выяснить причину шума. ​ — Тор! — не сказала, выплюнула Бессердечная, увидев, как от столкновения с легендарным Мьёльниром рассыпается мелким крошевом её правая рука — каменный великан по имени Гозеф. Впрочем, уже не важно, как звали каменного истукана, он остался в прошлом, как и десятки других до него. ​ Глаза Утгарды налились холодной яростью, пасть оскалилась в зверином оскале, она едва сдерживала переполнявшую её ненависть, казалось, женщина вот-вот ринется в битву, но нет. Её прозвали Бессердечной, не Безумной. Если бы она могла сравниться в честном бою с сильнейшим воином Девяти Миров, то не находилась бы сейчас здесь, перебиваясь жалкими объедками, вместо того чтобы завладеть Ларцом Вечных Зим и править в Йотунхейме. ​ Времени на раздумья у колдуньи уже не оставалось. Вопрос пары минут, когда Богиня Грома прорвётся к шатру. Сброд, которым окружила себя Утгарда, не сможет долго сдерживать Тор и прикрывавшую её четвёрку асгардских воителей, да и не станет. Едва схлынет боевой азарт, они сами побросают оружие и разбегутся как крысы. Эти твари только и годятся на то, чтобы грабить безоружных крестьян. ​ Рыкнув раздосадовано, она повернулась обратно и бросилась к своему спасению. Она быстро вытащила трясущегося от ужаса парня из-под шкур, куда он успел зарыться словно червь и, не слушая его несвязных мольб — и без того едва способный связать пару слов парень сейчас и вовсе не мог произнести ничего членораздельного — потащила в угол. Как кстати в руке Утграды всё ещё был кинжал. Этому клинку сегодня суждено обрывать жизни. ​ — Стой! — вскрикнула только сейчас обратившая внимание на действия колдуньи Локи. ​ Естественно Утгарда не послушала богиню, коварно оскалившись, она перерезала горло мальчишки, удерживая его прямо над чашей. Горячая кровь полилась в приготовленный для неё сосуд, наполняя колдовской артефакт силой, а холодный воздух в шатре паром. Несколько секунд тело сотрясали судороги, но вскоре оно затихло; в последний раз, дёрнулись на весу худые ступни. Мальчик умер на удивление быстро, словно жизнь в нём теплилась едва-едва. ​ — До встречи, Одинов выкормыш, — прорычала Утгарда и, отбросив труп мальчишки прочь, зачерпнула раскрытой ладонью клубящуюся вокруг чаши тьму. После принесённой жертвы та стала ещё насыщенней, а кричащие лики в ней отчётливей и, кажется, к ним добавился ещё один. ​ Отвечая желаниям великанши, колдовской дым завихрился подле её ног, и Локи почувствовала, как искривляется пространство по воле колдуньи. Она поняла, что Утгарда создаёт проход между мирами. Она и сам порой пользовалась такими, вот только ей приходилось выискивать естественным способом образовавшиеся тропы. ​ — Не так быстро! — прошипела Локи, в глубине души сама удивляясь охватившей её ярости. ​ Жалкие минуты назад, стоя за спиной ничего не подозревающей великанши, она испытывала перед ней трепет... а теперь от этого не осталось и следа. Она лишилась фактора внезапности, а колдунья наоборот увеличила свою силу за счёт жертвы, но это не умаляло её запала. ​ Не позволяя себе ни секунды на раздумья или сомнения, Локи призвала золотое копье — идеальное оружие для битвы со столь массивным и опасным противником — и атаковала. ​ Создав две иллюзорные копии самой себя, Локи под прикрытием фантомов, попытался достать Утгарду остриём копья. Она заслуженно считала себя мастером в обращении с копьём, а её иллюзии были неотличимы от реальности, действуя самостоятельно, словно наделённые собственным разумом. Что ни говори, она была опасным противником, пусть и не обладала столь же сокрушительной мощью, как её сестра. ​ — Жалкие фокусы! — взревела великанша, махнув в сторону богини рукой. ​ Повинуясь её воле, колдовской дым атаковал одну из иллюзий, разрушая её структуру. Оставшаяся копия и настоящий Локи ударили одновременно. ​ Утгарда почти сумела избежать первого выпада — лезвие скользнуло по предплечью рассекая кожу, но от другого, нанесённого иллюзией, защититься она не успевала. Отточенный клинок вошёл под рёбра великанши, добавляя ещё одну глубокую рану на её теле. Оба копья казались настоящими и раны наносили тоже реальные. Но это не смутило великаншу. Более того, она сумела-таки определить настоящую Локи, когда вторая иллюзия попала под воздействие её магии и замерцала зелёным светом. Схватив оцарапавшее её копье за древко, она дёрнула Локи на себя. Но порадоваться успеху не успела, так как вместо худого мужчины в объятьях великанши оказался исполинский змей. И это была не иллюзия. Вполне материальный хвост огромного змея обвился вокруг её талии, выдавливая из женщины воздух. Утгарда не успела ничего сделать, прежде чем Локи повалила её на землю, утягивая прочь от спасительного разрыва в пространстве. ​ Не став тратить время попусту, обратившаяся змеем богиня обвила могучими кольцами великаншу и начала душить уже дважды раненую противницу. Несмотря на полученные раны, Утграда вырывалась изо всех сил, оглушая окрестности отчаянным рёвом. Но змей был неумолим, а объятья его несокрушимы, под треск ломающихся костей он сжимал свои кольца всё плотнее и плотнее. Понимая, что собственных сил не хватает великанша снова попыталась воззвать к магии, но что-то пошло не так. ​ В суматохе боя, ни Локи, ни великанша не заметили, когда обвалили шатёр, а вместе с ним оказалась разрушена и стойка с колдовским артефактом. ​ Наконец, силы Утгарды иссякли и Локи не отказала себе в удовольствии сжать кольца до самого конца, ломая позвоночник и давя внутренности в теле врага. ​ Тем временем битва в лагере подходила к завершению. Локи поспешила вернуться к более подобающему для принцессы Асгарда обличью. Эта победа не далась богине коварства легко, сил почти не осталось, а всё тело её дрожало, борясь с остатками отравившей его чёрной магии, и помимо этого... кожа Локи была синее льда. ​ Времени выяснять, что происходит не было, а потому ей пришлось прикрыть себя иллюзией, чтобы не дать никому увидеть её в таком виде. ​ — Ты в порядке? — спросил, подходя к принцессе Фандрал. ​ Воин протянул Локи руку, которую тот успешно проигнорировал. Тяжело поднимаясь с земли, Локи со злобой посмотрела на леди Сиф, которая как раз подходила к ним. При этом её настороженный взгляд был прикован к изуродованному телу Утгарды. ​ — Ты её позвала?! — впившись разъярённым взглядом в златовласую воительницу, зашипела Локи. ​ Сиф в замешательстве посмотрела на принцессу. ​ — Тор? — уточнила она, — да, а что не так? ​ — Спроси об этом вот его! — Локи указала рукой на труп мальчишки. ​ В ходе боя тело фермерского сына почти завалило шкурами, отчего его и не заметили сразу остальные. ​ — О господи, — прошептал Фандрал, склонившись над погибшим, — бедный ребёнок. ​ — Что ты хочешь сказать... не обвиняй в этом несчастье Тор... — начала было оправдывать своего кумира Сиф, но Локи перебила её. ​ — Из-за чего по-твоему Утгарда перерезала ему горло? Она сделала это после её появления! — Локи махнулв рукой в сторону сестры, которая всё ещё носилась вокруг на своём молоте, отлавливая беглецов, — и тогда же заметила меня... если бы не ваше вмешательство, никто бы не пострадал! Я могла убить её быстро и незаметно. И мальчишка остался бы жив. ​ Никто не нашёлся, что сказать в ответ, у воинов Асгарда не хватало смелости даже посмотреть в глаза своей принцессе. Довольная произведённым эффектом, Локи отвернулась и поискала взглядом чашу, но увидела только белую кость, торчащую из-под завала, что тоже посчитала хорошим знаком — так её вряд ли заметят другие. ​ — Эх, славная была битва! — разорвал давящую тишину голос Тор. Подлетев к товарищам, богиня сбросила на землю избитую до полусмерти, но ещё живую троллиху, — отнесём их к матери и устроим пир в честь славной победы. Тебе стоило сразу позвать меня, сестрица! — Воодушевлённо закончила свою речь Тор, похлопав Локи по плечу. ​ — В чём дело? — заметив, что что-то не так, спросила Тор, — какие-то вы нерадостные... ​ *** ​ В итоге именно Локи оказалась той, кто осталась, чтобы вернуть тело мальчишки убитой горем фермерше. Она сама этого хотела. Слушая её надрывный вой и причитания, Богиня поймала себя на мысли, что ей в общем-то всё равно. Она ввязалась во всё это вовсе не из-за того, что желала восстановить справедливость... вернее, она жаждала справедливости, но только для себя. На эту жалкую фермершу и её убогого сына ей было наплевать так же, как и её венценосной матери и сестрице. Он всего лишь хотела потешить своё тщеславие, хотела, чтобы в благодарности за защиту они восславляли её имя. Не его могучей сестры Тор, не прекрасного младшего брата Бальдра и даже не мудрой царицы Один, а её имя — Локи Коварной. Ведь она тоже имел на это право. Как одна из принцесс Асгарда, как богиня, как искуснейшая из магов, как дочь своей матери в конце концов. ​ Или нет? ​ Локи вспомнила свою короткую битву с великаншей. Как её ледяная магия проникла под её кожу и на недолгое время изменила её тело. Вспомнила понимание, вспыхнувшее в её глазах. ​ Была ещё одна причина почему она решил задержаться здесь одна и вернуть тело. Теперь, когда Сиф, три воина и Тор покинули это место, у Локи появилась возможность вернуться и внимательнее рассмотреть артефакт, привлёкший её внимание в шатре колдуньи. Что она и сделала, оставив убитую горем женщину в компании своей иллюзии, а сама, сделавшись невидимой, вернулась к разгромленному лагерю. ​ Сестра не стала утруждать себя необходимостью обыскивать убежище колдуньи. Как на неё похоже. Локи внутренне ухмыльнулась. Из-за устроенной ей сцены никто из асов не хотел оставаться в лагере разбойников ни одной лишней секунды. Споро связав всех выживших после битвы преступников, они воззвали к хранительнице Биврёста и спешно покинули этот мир. ​ Внимательный осмотр того, что уцелело после их с Утгардой столкновения, показал, что постамент для чаши не представлял из себя ничего особенного. Обычные кости обычной коровы, возможно даже одной из тех, что были взяты со злополучной фермы. А вот сама жертвенная чаша была настоящей загадкой. Она мало того, что излучала в пространство вокруг древнюю и мощную магию, но помимо прочего ещё и сочилась вязкой, чёрной жидкостью из сколов, словно кровоточила. Да, чаша была разбита. Не все древние артефакты могут похвастаться небывалой прочностью. ​ Больше ничего стоящего её внимания в шатре колдуньи не оказалось. Бережно собрав все осколки чаши, Локи вернулась на ферму. Её двойник всё ещё стоял возле шеста с насаженной на него головой тролля, устремив тяжёлый взгляд вдаль, словно размышляя о совершённых ошибках. Фермерши нигде видно не было. Локи чувствовала её присутствие, биение жизни чуть поодаль, там же находилось тело убитого. Помимо самой женщины, было ещё три источника жизненной силы здесь. Три девочки в возрасте от трёх до семи лет. ​ Вряд ли женщина сможет самостоятельно прокормить оставшихся в живых детей, не после того как единственный достаточно взрослый для работы в поле ребёнок погиб, а вся домашняя скотина убита. Скорее всего они пойдут просить милостыни у сородичей... *** Выходя из здания ПаркерИндастриз, на этот раз при помощи своего собственного, хоть и на фальшивые имя и внешность выписанного, пропуска, я был в наипрекраснейшем настроении. Я был удовлетворён, причём вдвойне: сначала объёмом проделанной работы, а затем фееричным завершением дня. И после всего я чувствую себя полным сил и вновь готовым к действию… всему причиной способности образовавшие великолепный тандем в моём теле. Это трудно описать словами… я словно живу на самой вершине ясности и красоты, о существовании которой и не подозревал прежде. Все мои составляющие настроены на работу. Нет в мире большего наслаждения. Разве что использовать эту неиссякаемую энергию для того, чтобы вознести на вершину свою девушку… или девушек. Всё ещё не могу поверить, что это действительно произошло. Ну, то есть, я с самого начала — как только свыкся с устоями этого безумного мира — нацелился на то, чтобы возобновить отношения не только с Мэри Джейн, но и с другими девушками, которых я любил в прошлой жизни, но Дэдпул… Чёрт подери, Ванда оказалась самой ненасытной — что не так уж и удивительно, учитывая её мутацию и длительное воздержание — и самой страстной из всех женщин, которых я когда-либо имел удовольствие… хм, иметь. После её поцелуев я чувствовал необходимость проверить все ли зубы остались на своих местах. Секс с ней словно борьба, постоянная битва за лидерство в постели… она была так не похожа в этом на страстную, но податливую Мэри Джейн. Что ж, нельзя иметь всё в одной женщине. По-моему, вполне весомый аргумент в пользу полигамности. — Что это за мечтательное выражение, неужели, что-то хорошее случилось? — донёсся до меня знакомый женский голос. — До этого момента всё и впрямь было замечательно, — даже не пытаясь изобразить дружелюбие, отзываюсь я. Не то чтобы я испытывал искреннюю неприязнь к Романофф, но кто же будет радоваться, лицезрев с утра лицо приставленного шпионить за собой агента? Впрочем, есть и хорошие тона в её появлении — она вняла моей просьбе и не бросила приглянувшийся мне харлей в той подворотне. Именно на него и опиралась вольготно Наташа, ожидая, когда я выйду. Сама девушка была в практичном, в самый раз для езды на мотоцикле, кожаном костюме. На сиденье сбоку от девушки лежал шлем, черный, как и всё её обмундирование, с красными языками пламени, его точная копия дожидалась своего часа на задней стойке. — Надеюсь, у тебя есть веские причины отрывать меня от важных дел, — угрюмо продолжаю я. Кривая ухмылка, на мгновение искривившая губы женщины, так и кричит, — «Знаю я, каким делам вы там предавались». Впрочем, агент оставляет подобные намёки при себе и вместо этого озвучивает цель своего визита и предшествовавшего ему звонка: — Фьюри хочет тебя видеть. — Она может хотеть, чего угодно, — подпустив в голос раздражения, отвечаю, — особенно в четыре часа ночи. Романофф посмотрела на меня с вызовом, она, впрочем, всегда так смотрит, независимо от ситуации. В прошлом мире эта её черта — демонстративная решительность и постоянная готовность к обострению конфликта — выделяла Наташу среди других девушек, в этом, нет. Тут, как я успел убедиться, подобное — норма вещей. — А как же твоё: «вы знаете, где меня найти»? — Чёрт, она права, никто меня за язык не тянул. — Что-то важное? — поборов раздражение, спрашиваю. — Однозначно, для тебя в особенности, — а затем она кинула мне второй шлем с очевидным предложением занять пассажирское место. Во мне тут же вспыхнула новая волна раздражения — это ведь мой, чёрт подери, мотоцикл. Хотя я и не знаю куда ехать… проклятье. Не став разводить лишних споров, я пристроился позади девушки… не самая неприятная позиция в конце концов, хотя я всё же предпочёл бы сам вести свой мотоцикл. Залихватски рыкнув двигателем, Романофф включила ближний свет и с места взяла крейсерскую скорость. А её не особенно-то и волнуют правила дорожного движения и возможное внимание копов, не так ли? Хотя дорога практически свободна в это время и лихачества русской шпионки никому не вредят. — Гарлем? — замечаю я минут через десять. «И зачем же чёрному директору Щ.И.Т. понадобилось тащить меня в самый чёрный район Нью-Йорка в столь чёрный час?» — хотел бы спросить я, но по опыту знаю, что докричаться до водителя мотоцикла на такой скорости очень сложно. К тому же, личный опыт общения с близнецом Наташи из моего прошлого подсказывал, что информацию подобным образом из неё не выжать. Не в том, что касается замыслов директора, это уж точно. Нужно проявить немного терпения.