Она поверила в сказку

Неделю спустя Вилла братьев Хибари, Палермо, Италия

И ты попала к настоящему колдуну – Он погубил таких, как ты, не одну! Словно куклой, в час ночной, Теперь он может управлять тобой! Король и Шут – «Кукла колдуна»

Алауди был готов лезть на стену от бессилия. Она была рядом, но он не мог даже подойти к ней: Кёя не выпускал её на палубу яхты, а путь к ней в каюту был заказан. Хорошо, что брат хотя бы представил его своему новому приобретению, и на том спасибо. А него буквально сводило скулы, глядя на то, как Кёя пользуется ситуацией, будто приручая Тсуну. Впрочем, младший Хибари любил это: приручать, привязывать к себе, подчинять и медленно ломать. И если не знать, что он не всегда был таким, то его смело можно было называть ненормальным или же потакающим своей единственной слабости. А тут еще этот звонок Джи. Помощник босса, ничего толком не сказав, поставил его перед фактом, что Джотто собирает всех своих доверенных людей по некому семейному делу, а что за оно – не телефонный разговор. Впрочем, Алауди никогда не отличался излишним любопытством в телефонных разговорах, пусть даже на трижды защищенной линии, поэтому просто принял сообщение к сведению, однако на душе почему-то было неспокойно. Не раз и не два вспоминая внешность Тсуны, он улавливал в ней смутное сходство с кем-то. Причем с кем-то, кого он хорошо знает и имеет дело чуть ли не каждый день. Допив кофе, старший Хибари поднялся из-за стола. Что ж, встреча назначена на завтра, завтра все и решится. А сегодня нужно разобраться со скопившимися во время его отсутствия текущими делами. Тсуне казалось, что она медленно сходит с ума. Проведенную на корабле дорогу она не помнила. И все «благодаря» Кёе, который словно взяв на заметку её реакцию на его первое прикосновение, решил постепенно приручить её к ним. Прикосновения, порождающие где-то внутри какое-то странное напряжение, поцелуи… Словно он пытался что-то пробудить в ней. Какое-то предчувствие говорило, что рано или поздно тело проснется, желая большего, и, возможно, Савада не препятствовала бы этому, если бы… Если бы Кёя не был таким властным и холодным. Она ни разу не видела в его взгляде ни капли тепла. Даже того, которое могла бы заслужить послушная игрушка. А потому всячески подавляла в себе пробуждаемые чувства, пытаясь скрыть испытываемые ощущения. И эта игра в прятки продолжалась весь путь морем и все то время, что она провела на их вилле. «Их» потому что на корабле Кёя представил её своему старшему брату, Алауди. Как оказалось, Кёя – младший брат. Почему-то Алауди не испугал её и не смутил. Наверно потому, что в его взгляде было пусть сдержанное, но тепло? Или она, желая найти поддержку, выдала желаемое за действительное? Но убедиться в этом ей не удалось – на корабле она оказалась запертой в своей каюте, в плену «вводных занятий» Кёи. А теперь, когда они вернулись, ей было страшно при мысли, что со дня на день начнутся настоящие уроки. Что ж, так и было, потому что она не смогла ничего скрыть от более искушенного и опытного Кёи, прекрасно видевшего, что Тсуна готова. А это значило, что скоро он сполна насладится новой победой. Мнение самой Тсуны, разумеется, не учитывалось. Выйдя из ванной, Тсуна не смогла сдержать облегченной улыбки – Кёи в её комнате не было, а это значит, что она может смело ложиться спать. Рассудив таким образом, она расчесала волосы и легла, укрывшись тонкой простыней, и почти мгновенно уснула. Её разбудил мягкий и осторожный поцелуй. Вздрогнув во сне, она открыла глаза и увидела сидящего в изголовье Кёю. Сев на постели и осмотревшись, Тсуна увидела, что она не в своей спальне и…обнажена. Она попыталась прикрыться простыней, однако ей руки перехватили, запечатав испуганно-возмущенный возглас новым поцелуем: требовательным, голодным, жадным и ломающим всякое сопротивление. - Не бойся, - коснулся уха горячий шепот, - Это первый урок, а он труден, - цепочка поцелуев на шее, - Несмотря на мягкость. Тсуна оцепенела. То, чего она боялась, все-таки случилось. Ему надоело, он посчитал, что ждал достаточно долго. Впрочем, ожидание казни хуже, чем сама казнь. А ведь это казнь, потому что все внутри сжало непонятное предчувствие чего-то непоправимого, исконно женское, интуитивное ощущение, что все должно быть не так. - Нет…, - прошептала она, пытаясь отстраниться, - Н… - Да, - касающееся губ дыхание, - Мы и так долго ждали, а связывать тебя, пусть и лентами, я не хочу, - еще один, ломающий все сопротивление поцелуй и шелест спадающего с прекрасно сложенного тела халата и скользнувшие по нежной коже ладони, мягким нажимом укладывающие на постель. От прикосновений по телу разливается тепло, но… Они не находили отклика внутри, потому что Тсуна не чувствовала ничего, кроме оцепенения и страха. Цепочка поцелуев на шее, ведущая вниз, к вздымающейся от участившегося дыхания груди… Кёю буквально сводит с ума тонкий фруктово-сладкий аромат – аромат мягкой кожи, осыпаемой сейчас поцелуями. Прихватить губами – столь же сладкий вкус. Позднее лето или ранняя осень? Лето, определенно лето! Лето теплее осени, а Тсуна – теплая, мягкая и сладкая. Желанная. Обвести языком чувствительную кожу вокруг напрягшегося соска – прерывистый вздох, обхватить его губами – вскрик, когда он легко коснулся его кончиком языка. Подавив улыбку и решив уделить внимание второму, Кёя скользнул рукой вниз, огладив плоский живот. Почувствовав столь откровенное прикосновение, Савада невольно сжала бедра, закрываясь, чувствуя, как щеки заливает краска стыда. - Тише, - прикосновение к щеке, - Доверься мне, - уверенное движение, заставившее открыться и прикосновение – осторожное и мягкое, срывающее судорожный вздох. Тсуна прислушивалась к себе и чувствовала ужас от происходящего. Разве может быть так? Телу прикосновения почему-то приятны, а вот душе… Она чувствует к этому человеку лишь страх и ненависть. Ведь Кёя силой удерживает её, считая своей собственностью, и теперь намеревается взять то, что не было предназначено ему. А тело предает душу, само предлагая взять это, когда с тихим стоном Савада выгибается навстречу ласке. Хибари смотрел в потемневшие карие глаза и думал о том, первый урок самый трудный, ведь она еще не осознала всей своей чувственности и страсти, а потому боится. Но ничего, он раскроет все её грани, стоит только снять печать. Тсунаёши напряженно замерла, когда так смутившая её, а потом заставившая бесстыдно выгибаться, желая получить еще, ласка оборвалась, а Кёя склонился над ней. Поцелуй и буквально спустя миг все внутри пронзила острая, как клинок, боль, почти ослепив Тсуну. Закричав сквозь поцелуй, она попыталась вырваться, надеясь, что это сможет облегчит боль, но Кёя удержал её, прижав к себе. - Не двигайся, иначе будет еще больнее, - прошептал он, - Нужно подождать…, - добавил он скорее себе. Похоже, он поспешил. Хотя эта боль была бы неизбежна. Тогда заглушить её сейчас может лишь одно. Стерев мягким прикосновением влажные дорожки со щек Тсуны, Кёя осторожно начал движение… Сжав в кулаке простынь, Тсуна закричала. Уже, казалось, стихшая боль вернулась, с новой силой набросившись на её тело. Только теперь, с каждым движением к ней примешивалось что-то еще, идя откуда-то изнутри. Это что-то тоже заставляло стонать, но не от боли. Стонать и быть ближе к Кёе. Или же причина была в том, что ей казалось, что так боль становилась слабее? Тсуна не знала. Она знала только боль, стыд и желание, чтобы все это скорее прекратилось. И похоже, это было единственное желание, которое исполнилось за это время, потому что, по телу пробежала непонятная волна, заставившая закричать в голос, выгнувшись в объятиях, прежде чем упасть на постель и услышать низкий стон Кёи… Хибари отстранился от тяжело дышащей девушки. Персиковая кожа влажно блестела в свете ночника, на внутренней стороне бедер обжигающе алела кровь, каштановые волосы разметались по черному шелку подушки… Искусанные и припухшие губы, пустой и словно не видящий взгляд, обращенный будто сквозь него… Почему-то девушка показалась Кёе сломанным своим падением ангелом. Не говоря ни слова, он поднялся с постели и, набросив халат, направился в ванную. Вскоре оцепеневшая от шока Тсуна позволила подхватить себя на руки и отнести в ванную, где теплая, пахнущая мятой и морем вода вкупе с мягкостью прикосновений смыла пот и усталость. И последнее, что помнила девушка – это прохладная свежесть простыней и обнявшие её, властно привлекая к себе, руки. Утром Тсуна проснулась одна. По телу разлилась странная, будто изломавшая его, слабость, а бросив короткий взгляд на свое отражение в зеркале в ванной, она увидела метки поцелуев – следы прошлой ночи. В памяти тут же вспыхнул калейдоскоп воспоминаний: Кёя, черный шелк, «Не бойся…. Не хочу связывать… Доверься мне…», предательство тела, боль…обнимающие её руки. К горлу подкатил комок и, медленно осев на пол, кутаясь в простынь, Тсуна разрыдалась, давая волю так долго сдерживаемым эмоциям, понимая, что ад только начался.