Эпилог

Осуществление их плана было назначено на воскресенье. Грейнджер настаивала на походе на кладбище, так что они рассчитали примерное время завершения воскресной службы: как раз тогда, когда часть жителей деревеньки будет покидать церковь, им нужно будет выйти и незаметно влиться в толпу и затеряться среди гостей и местных. Это помогло бы им продолжать поиски, оставаясь незамеченными и не привлекая к себе лишнего внимания, к тому же дневной свет стал бы куда более надежной защитой от нападения, чем ночной мрак и одиночество. Однако с самого утра все пошло не так, как они планировали. Драко видел, что с Грейнджер творится что-то неладное: еще с рассвета она была сама не своя. Он приписал ее несобранность волнению, однако чувство тревоги усиливалось с каждой минутой. Он вспоминал их предыдущие вылазки: то время, когда она шантажом вынудила его отвести ее в Косой переулок, и то, как они обманом выманили медальон Слизерина у Горбина. Тогда она была совсем не такой. Разумеется, они оба нервничали, однако Грейнджер ни словом, ни жестом не выдавала всей глубины своего волнения; она была решительной и уверенной в себе – всего это вдруг не оказалось в ней теперь. Все валилось у нее из рук, которые отчего-то тряслись так, что у Драко голова кружилась. Ее глаза горели каким-то лихорадочным блеском, а на щеках выступил легкий румянец. Грейнджер молчала. Драко хорошо знал эту ее черту, так что и бровью не повел – он бы удивился куда больше, если бы она открыто заявила ему о том, что что-то идет не так. Все утро он лишь пытался понять, насколько на самом деле плоха ситуация и удастся ли Грейнджер взять себя под контроль. Он мысленно взвешивал все «за» и «против» и чуть было не спросил, что, черт возьми, происходит, однако в последнюю секунду сдержал себя и заставил себя молчать. Нет, не его это дело. Не стоит вмешиваться. В конце концов, язык у нее неплохо подвешен, и, когда ей надо, она умело этим пользуется, так что, если Грейнджер чувствует, что не справляется, она может сказать ему об этом. К тому же она ведь не дура – если ей и в самом деле плохо, она не может не понимать, что их визит в Годрикову впадину лучше будет перенести. Они опаздывали. Раздраженный Драко крикнул Грейнджер, застрявшей где-то в недрах кухни, что подождет ее на улице, и вышел на обледенелый двор. То и дело поглядывая на часы на запястье, Драко начал нервно постукивать носком ботинка по ступеньке. Время шло, а ее все не было. Он уже начал было подумывать о том, чтобы вернуться и высказать ей все, что он думает о ее так не вовремя обнаружившейся непунктуальности, как она, наконец, вышла на свет Божий. – Всемогущий Салазар, наконец-то, – буркнул Драко и нетерпеливо сбежал с крыльца, стоило ему завидеть ее лохматую макушку. – Быстрей накладывай все заклинания, и уходим отсюда! Наргл тебя задери, Грейнджер, о чем ты думала?! Мы и так уже потеряли уйму времени, и… Грейнджер? Грейнджер! Драко, который почти дошел до калитки, обернулся и увидел, что рука, в которой Гермиона сжимала палочку, была опущена, а левую ладонь она прижимала ко лбу; глаза закрыты. – Дай… дай мне минуту… еще одну минуту, только одну, а потом, я обещаю… Ее голос был таким слабым, почти что срывающимся, что Драко поперхнулся уже щекочущими глотку и язык упреками. Он разволновался не на шутку. Очевидно, он ошибался, полагая, что Грейнджер достаточно умна… Он прикидывал, что ему теперь делать. Заговорить первому? Задать ей прямой вопрос, в ответ на который она привычно солжет, да еще и накинется на него?.. Он огляделся по сторонам, а затем снова вперился в нее оценивающим взглядом. Хотя, может, и не накинется… Вновь поднявшись на крыльцо, он легонько взял ее под локоть: – Грейнджер? – повторил он и провел языком по пересохшим губам. Она слегка качнулась, и на мгновение ему показалось, что она вот-вот упадет в обморок. Это ее движение заставило его на мгновение усомниться в своих предположениях – Драко вспомнил, как она разыграла его на Рождество. Он прищурился, пытаясь трезво оценить ситуацию и понять, не обманывает ли она его теперь. Нет, в этот раз она не шутила – это было бы глупо – да и ее бледность и слабость говорили сами за себя. – Я… я посижу тут, ладно? – пробормотала она, уже опускаясь на ступеньку и закрывая дрожащими руками лицо. Драко инстинктивно сел с ней рядом. С каждой секундой его волнение все усиливалось. – Что произошло, Грейнджер? – спросил он. Из его рта вырвалось крошечное облачко пара; голос его, несмотря на крайнюю степень недовольства и беспокойства, прозвучал удивительно мягко. Она не отвечала – лишь крепче прижала ко лбу сцепленные пальцы и слегка качнулась вперед. – Гермиона. Нет ответа. Драко взял ее за запястья, которые оказались совсем ледяными, и легонько, но твердо, опустил их ей на колени – ему нужно было увидеть ее лицо. Грейнджер не противилась, однако это мало ему помогло – ее глаза вновь скрыли от него упавшие на лицо пряди вечно непослушных кудрей. Драко секунду колебался, а затем, вздохнув, принялся аккуратно отводить их в сторону. Стоило его пальцам коснуться ее лба и щеки, как он тут же понял, в чем было дело. – Мерлин, Грейнджер… – прошептал он, беря в руки ее лицо. – У тебя жар… В ответ на эти слова она приоткрыла глаза – совсем красные – и посмотрела на него снизу вверх. – Н-н-ничего… это ничего, – прошептала она. – Не беда, правда. Небольшая температура – со всяким случается. Помню, во время одного экзамена я… Но она так и не договорила. Драко беззлобно усмехнулся краешком губ: – Да что ты, – так же тихо ответил он. Тут же закипевшая в нем в ответ на ее слова злость смешалась со странным, зародившимся чуть ранее чувством неловкости. – Это случайно не тот СОВ по Защите от Темных искусств – единственный экзамен, по которому ты получила не «Превосходно», а всего-навсего «Выше ожидаемого»? Неизвестно, что именно подтолкнуло к этому Гермиону, однако, стоило ему произнести эти слова, она резко вскочила на ноги и отвернулась. Его руки, еще несколько секунд назад рассеянно гладившие ее разгоряченную кожу, теперь ощущали лишь густой морозный воздух. – Ты прав, – сказала она, и голос ее, которому она отчаянно и тщетно пыталась придать уверенности, звучал на несколько октав выше обычного. Не дожидаясь его ответа, она зашагала по дорожке к калитке, на ходу застегивая пальто и не оборачиваясь на него, словно боясь чего-то. – Мы уже непростительно опаздываем. Если мы не трансгрессируем немедленно, все будет… В этот момент она снова опасно качнулась и едва успела ухватиться за небольшой заборчик, чтобы не упасть. Драко не сдвинулся с места. – Ты ненормальная? – нарочито скучающим тоном поинтересовался Драко. – То есть, ты хочешь мне сказать, что всерьез намерена идти в Годрикову впадину в таком состоянии? Он заметил, как напряглась ее спина, и внутренне позабавился, хотя тревога за нее все нарастала. – Со мной все в порядке, – отчеканила Грейнджер все с теми же истерическими нотками. – Это секундная слабость, мне уже намного, намного лучше… Ах, да. Как он мог забыть. Вот же она, эта извечная глупая гриффиндорская гордость – или как это у них там называется?.. Храбрость?.. Или есть еще какой-то другой красивый синоним безумия? – О, это я вижу, – отозвался он и, встав на ноги, широкими шагами подошел к ней; ее упрямство одновременно и раздражало, и веселило его. – И именно поэтому ты вцепилась в этот чертов забор и никак его не отпустишь. Знаешь, можем взять его с собой. Я знаю одно заклинание – сейчас выпилим вот этот кусок в одну секунду, и сможешь использовать его вместо ходунков. Будешь выглядеть весьма… – он ядовито оскалился, – прозаично. При этих его словах Грейнджер спешно отдернула руку и зыркнула на него уязвлено и зло. Драко никак не отреагировал – лишь поглубже заложил руки в карманы. Отчего-то они все еще были теплыми. – И нет у меня никакого жара, – сказала она. Боже… – Серьезно, Малфой, хватит ломать комедию, у нас есть план, у нас… Но договорить она не смогла. Очевидно, с ней что-то произошло, – Грейнджер дернулась и резко побледнела, и Драко, не сумев сдержать порыв, подался ей на встречу. Вновь протягивая руку, он хотел поддержать Гермиону, но она, с пронырливостью и ловкостью, которой позавидовала бы любая кошка, увернулась от него. – Я в порядке! – вновь завизжала она, и щеки ее отчего-то раскраснелись еще ярче. Драко уже не скрывал свое возмущение: – Грейнджер, не глупи! Ты на ногах еле держишься, у тебя лихорадка. Мы не можем заявиться в таком виде в Годрикову впадину… – Но мы должны! – она решительно топнула ногой. – Мы не можем! – крикнул он ей в лицо. – Подумай только, что произойдет, если там есть какая-то ловушка, если там только и поджидают кого-то вроде нас с тобой! Ты же не сумеешь отбить атаку, а я не сумею тебе помочь! Наргл тебя побери, Грейнджер, что ты мне прикажешь делать, если ты вдруг вырубишься?! – За всю свою жизнь я еще ни разу не падала в обмо… Драко закипел. Он понимал, что выходит из себя, но сдерживаться был не в состоянии. Эти гриффиндорцы – все сумасшедшие как на подбор. Раньше-то он думал, что Поттер ненормальный, но сейчас он готов был биться об заклад, что Грейнджер может с ним соперничать… Драко был не намерен этому потакать. Сделав очередной шаг в ее сторону и в этот раз не позволив ей увильнуть, он схватил ее за плечо и хорошенько встряхнул: – Да очнись же! ГРЕЙДЖЕР, ОЧНИСЬ! ПРИДИ В СЕБЯ! Или у тебя от жара мозги расплавились? Пойми, наконец, что ты можешь погибнуть – и это в самом лучшем случае! Кажется, его резкость слегка отрезвила ее и заставила прийти в себя. Ее глаза на мгновение расширились, но уже через секунду она потупилась и уставилась на носки его туфель; досадливо покусала губу. – Мы теряем время, – прошептала она. – Мы и так уже позволили себе непозволительную роскошь… если мы упустим еще хоть несколько дней… Она провела ладонью по щекам, сгоняя непрошенные жгучие слезы. Драко вновь отступил от нее и спрятал руки в карманы. На мгновение он почувствовал себя пристыженным – он понял, что она имеет в виду. Еще секунду назад Драко совсем об этом не думал – он совершенно забыл обо всем, кроме себя и нее, их маленького мирка на двоих, но теперь, когда она вернула его в действительность, он осознал, откуда взялась ее непоколебимость, и – что еще хуже – был вынужден признать, что она в чем-то права. Однако и он был прав тоже: отправляться в Годрикову впадину с Грейнджер в таком состоянии было бы чистой воды убийственно, причем не только са́мо-. А раз так, из двух зол надо выбирать меньшее. – Поверь, Грейнджер, если меч – или что-то другое – действительно в Годриковой впадине, то беспокоиться не о чем: что бы там ни было, это пролежало там одному Мерлину известно сколько и еще столько же там и пролежит, уж поверь… Они оба знали, что она переживала совсем не о мече, но Драко не мог сказать ничего другого – не было слов, которые бы могли ее успокоить, потому что все, что он мог ей сказать, было бы ложью. Драко боялся, что она воспримет в штыки его робкую попытку обойти так волнующую ее тему и успокоить ее, но, к его удивлению, она промолчала. Гермиона обхватила себя руками и отвернулась от него. Он понял, что, хотя и поколебал, все же не убедил ее. Нужно было предпринять еще что-то. И, кажется, все же придется сказать то, о чем говорить он вовсе не хотел. – Мертвая ты им не поможешь, – тихо проговорил он. – Поверь, Грейнджер, сейчас будет лучше остаться дома. Чем быстрее ты поправишься, тем скорее мы с можем туда попасть и осуществить наш план, и это принесет куда больше пользы, чем если мы отправимся туда сейчас. Мы не можем так рисковать – ты не можешь так рисковать, Грейнджер. Если с тобой что-то случится, то считай, что война проиграна. Последние его слова сами сорвались с языка, Драко не успел их удержать. Но, произнося их, он вдруг с ужасом осознал, что это правда. Если раньше он думал, что справится и без нее, что сумеет отыскать Крестражи и уничтожить Волан-де-Морта в одиночку, то теперь он знал, что это было не так. И дело тут было не в том, что у него нет ее ума, ее знаний и ее дотошности, совсем нет. Драко вдруг понял, что каким-то невероятным образом Грейнджер стала его единственным островком надежды, единственным якорем, дающим ему силы. Она столько раз спасала ему жизнь – и она продолжает поддерживать ее до сих пор, и он понятия не имел, что делать, если вдруг в одну секунду ее не станет, и он останется в полном одиночестве. Это внезапное открытие ошеломило его. Он не был готов к этому – да, пару раз он задумывался об этом и в глубине души признавал, что это так, но эти слова, произнесенные вслух, обрели совсем иной вес. И хотя Грейнджер наверняка не поняла всей важности, всего значения только что сказанного им, он внезапно ощутил себя смущенным и растерянным, будто бы она видела его насквозь. Драко не знал, что делать с этим внезапно нахлынувшим на него осознанием, но зато точно знал, что не хочет, чтобы она что-то заметила. Это было запрещено. Что бы он там ни чувствовал, как бы они ни сблизились, они по-прежнему должны играть по тем же правилам – он должен. Поэтому Драко в одно мгновение сделал выражение своего лица бесстрастным, а разум непроницаемым – искусство, которым он овладел в совершенстве, но которое так давно не применял. Он вдруг разозлился на себя. Да, Грейнджер и впрямь лучше держать подальше от его мыслей и чувств, от его правды – но а с ним самим-то что нет так? Почему это вдруг взволновало его? Даже если это и было правдой, то что с того? Нужно просто принять ее и двигаться дальше. И ему, черт, ему бы так хотелось так и поступить, но внезапно в нем в вновь подняло голову это странное третье чувство. «Да, это правда, – говорило оно, – но неужели ты только поэтому так беспокоишься о ней? Неужели тебя и впрямь волнует только это?» Драко сжал зубы. Очень хороший вопрос, ответа на который у него не было – или все-таки был?.. В любом случае думать об этом сейчас у него не было возможности. Усилием воли отогнав эти подозрительные, сулящие опасность и тревогу мысли в дальний уголок сознания, он вновь заставил себя сфокусироваться на реальности и с удвоенным остервенением уцепился за клочок привычного раздражения, направленного на Грейнджер. – Ну же, Гермиона. Кажется, мы все решили, – произнес он, обращаясь к ее спине. – Ты больна, тебе нужно в дом. Незачем больше стоять на морозе, от этого только хуже будет. Ее плечи поникли. Она была вынуждена признать поражение. – И как не вовремя это все… – пробормотала она, осторожно подбираясь к крыльцу. – Годрик, как не вовремя… – Это произошло не по твоей вине, – резонно заметил Драко. – Так что не вздумай винить себя. Они вошли в дом, и Грейнджер повесила пальто на вешалку. – Ну и что прикажешь делать? – ощетинилась она, уперев руки в боки. У Драко дернулся уголок губ: – Поднимайся к себе в спальню, ложись в постель, как хорошая девочка, и постарайся поспать… но перед этим возьми градусник. Нужно узнать, насколько все серьезно. У тебя ничего не болит? Горло или голова? Гермиона бросила на него странный, многозначительный взгляд. Проигнорировав последний вопрос, она только сказала: – Ну, а что будешь делать ты? В этот раз Драко не сдержал злорадной улыбки: – Следить за тобой, конечно. За тобой ведь нужен глаз да глаз. – Пф, как же… – фыркнула она и, сняв сапоги, послушно зашагала по ступенькам наверх. – Тридцать восемь и семь, – констатировал Драко, взяв у Грейнджер градусник. Она уже лежала в постели, укутанная несколькими одеялами, и норова у нее значительно поубавилось. Она никак не ответила на его слова, лишь молча уставилась в стену напротив. Драко между тем присел в кресло, стоящее у окна, и присвистнул: – Вот видишь, Грейнджер. Еще одно доказательство того, что мы правильно поступили, решив остаться дома. – Стоило им войти внутрь, как за окном впервые за долгое время повалил снег, того и гляди грозящий перерасти в настоящую снежную бурю. Гермиона бросила на него презрительный, но в то же время усталый взгляд: – Тебя не смущает, что Годрикова впадина находится на другом конце страны? – О, нисколько… – Драко широко ей улыбнулся и стал поудобнее устраиваться в кресле. Она нахмурилась: – Что это ты делаешь? – с подозрением спросила Гермиона. – А ты как думаешь? – Ты что же, решил все время торчать здесь? Если честно, он и сам не до конца отдавал себе отчета в том, почему именно решил остаться у нее в комнате, однако ей, уж конечно, знать об этом не следовало. Драко выразительно поднял бровь: – Какие-то проблемы? К его величайшему удовлетворению ее лицо залил легкий румянец – и неважно, было то результатом смущения или жара. – В этом нет никакой необходимости, – буркнула она. – Тебя послушать, так необходимости нет ни в чем… можешь считать, что я утрирую – и, возможно, я и впрямь это делаю, – но с таким подходом всего ничего до экзистенциализма. Если продолжить твою логику и сделать несколько шагов вперед, то можно задаться вопросами о том, зачем вообще мы с тобой ищем Крестражи и пытаемся кого-то спасти, – весело рассуждал Драко, поражаясь своей внезапно проявившейся словоохотливости. – Ведь жизнь бессмысленна и абсурдна, всем нам уготована смерть, так какая разница – рано или поздно?.. «Раз уж приходится умереть, то, очевидно, не имеет большого значения, когда и как ты умрешь…»* Драко понимал, что говорит ерунду, что ведет себя совсем не так, как следовало бы, но иначе он просто не мог. Мысленно закатывая глаза, он все говорил и говорил, решив даже не снисходить до того, чтобы отчитать самого себя за глупость и легкомыслие. Что-то извне как будто бы управляло им, и он не мог это контролировать. К тому же собственная бессмысленная болтовня разгоняла его тревогу – и он не знал, о чем беспокоится больше – о состоянии собственной психики или о состоянии здоровья Грейнджер. Драко успокаивало лишь то, что он обязательно расквитается с собой позже, но в глубине души он чувствовал, что врет и не сделает этого. А зря. Идиот. Гермиона слушала его с нескрываемым изумлением: – Ты уверен, что из нас двоих больна тут я? – поинтересовалась она. – «Стоит ли жизнь труда быть прожитой?»** Это ведь на самом деле очень хороший вопрос… Хотя Камю убедительно доказывает, что… – Мерлин, Малфой! – воскликнула пораженная Грейнджер. – Не хочу этого признавать, но твоя склонность к философии меня пугает… хотя, – тут она слегка ухмыльнулась, – я была бы не прочь обсудить с тобой «Миф о Сизифе» и «Постороннего»... Когда-нибудь. Может быть. Только ты тогда, уж пожалуйста, не смейся – и не утрируй. Малфой в притворной досаде цокнул языком: – Надо же, а ведь я планировал поразить тебя глубиной своих познаний… не знал, что ты поклонница французской литературы… к слову, что ты читаешь? Видя, что Грейнджер не протестует, Драко с интересом взял со столика у окна несколько увесистых книг и повертел их в руках: – «Сказки барда Бидля»… я не удивлен... Так, а это что такое? «Античная трагедия»… «Война и мир»… Его патологическая веселость вдруг улетучилась, и на ее место вдруг заступило искреннее любопытство. – Если честно, – спокойно сказал он. – Я всегда почему-то думал, что ты больше предпочитаешь научную литературу художественной… никогда не видел тебя с романом в руках – все время учебники. Когда ты читала Китса и цитировала Байрона… признаться, я не ожидал. Лицо Гермионы стало еще краснее. Она слабо улыбнулась: – Книги – это для меня личное. Не считая книг о магии, конечно… Я ни с кем не делилась тем, что читаю, и тем, какие мысли это у меня вызывает… может быть, потому, что не было подходящего человека, – она слегка пожала плечами. – А, может быть, потому, что… впрочем, это неважно. К слову, кое в чем ты прав: в школе я редко читала романы – времени не было. Зато летом, на каникулах… – она мечтательно прикрыла глаза, обращаясь мыслями в прошлое. – О, это было прекрасное время! Я была влюблена во французскую литературу: зачитывалась Флобером и Гюго, Мопассаном и многими-многими другими… но больше всего, наверное, я люблю английскую поэзию! – ее глаза вновь распахнулись, и она устремила на Драко свой блестящий, проникновенный взгляд. – По-моему, нет никого более выдающегося, чем Теннисон! А Гарди, Боже, Гарди! «Глядя в пенную воду, / Завороженно, одна, / Дни напролет у моря / Молча стояла она, / В погоду и в непогоду, / С вечной печалью во взоре, / Словно найти свободу / Чаяла в синем просторе, / Морю навеки верна…» *** Драко вновь улыбнулся – кажется, сегодня он улыбался чаще, чем за все предыдущие несколько месяцев. – Полагаю, раз так, Вирджиния Вулф тоже в списке твоих фаворитов? – Определенно! Из ее романов мой самый любимый… – «Волны», конечно же. Брови Гермионы слегка приподнялись. – Да… верно. Как ты… – Это мне напомнило кое о чем – то, как ты цитировала Гарди… – ответил Драко, не давая ей договорить. – К тому же это не первое стихотворение о море, которое ты читаешь. Он встал, окидывая взглядом комнату. Очень скоро он нашел то, что искал – «Волны» примостились на самом краю книжной полки над ее кроватью, так, чтобы было удобно достать. Стянув с полки книгу, он открыл ее на первой странице и прочитал: – «Солнце еще не встало. Море было не отличить от неба, только море лежало все в легких складках, как мятый холст. Но вот небо побледнело, темной чертой прорезался горизонт, отрезал небо от моря, серый холст покрылся густыми мазками, штрихами, и они побежали, вскачь, взапуски, внахлест, взахлеб.       У самого берега штрихи дыбились, взбухали, разбивались и белым кружевом укрывали песок. Волна подождет-подождет, и снова она отпрянет, вздохнув, как спящий, не замечающий ни вдохов своих, ни выдохов. Темная полоса на горизонте постепенно яснела, будто выпадал осадок в старой бутылке вина, оставляя зеленым стекло. Потом прояснело все небо, будто тот белый осадок наконец опустился на дно, или, может быть, это кто-то поднял лампу, спрятавшись за горизонтом, и пустил над ним веером плоские полосы, белые, желтые и зеленые. Потом лампу подняли выше, и воздух стал рыхлым, из зеленого выпростались красные, желтые перья, и замерцали, вспыхивая, как клубы дыма над костром. Но вот огненные перья слились в одно сплошное марево, одно белое каление, кипень, и он сдвинул, поднял тяжелое, шерстисто-серое небо и обратил миллионами атомов легчайшей сини. Понемногу стало прозрачным и море, оно лежало, зыбилось, посверкивало, подрагивало, пока не стряхнуло все почти полосы темноты. А державшая лампу рука поднималась все выше, все выше, и вот уже стало видно широкое пламя; над горизонтом занялась огненная дуга, и вспыхнуло золотом все море вокруг…» Драко провел кончиками пальцев по шершавой странице и принялся листать книгу. – Ты прекрасно читаешь, – похвалила Гермиона, и он различил в ее взгляде что-то такое, чего никогда не замечал прежде. – Знаешь, не перестаю удивляться тому, сколько у тебя талантов. Ты невероятно одаренный человек; каждый раз ты делаешь или говоришь что-то такое, что меня изумляет… конечно, когда ты не ведешь себя как самая последняя слизеринская задница. Грейнджер засмеялась, и он почему-то засмеялся в ответ. Отзвуки смеха все еще витали в ее спальне, когда их глаза встретились. Что-то происходило в эти секунды, пока они, не отрываясь, смотрели друг на друга, – что-то, чему происходить было никак нельзя. – Гхм… – Драко прочистил горло и отвел взгляд. – Я… тебе нужно принять что-то от жара. У тебя есть зелье? Я поищу на кухне… Гермиона покачала головой: – Зелья нет, к сожалению, – к такому я оказалась не готова… Но зато есть жаропонижающие таблетки… магловские, – уточнила она, завидев непонимающий взгляд Драко. – Правда, – тут же добавила она, – сомневаюсь, что это поможет. Драко закатил глаза. – Потому что маглы ничего не умеют делать, как следует. Удивляюсь, как им вообще удалось… – Дело не в этом, – спокойно перебила она его. – У меня такое с детства – ничего не помогает от температуры, кроме уколов. Из-за этого родителям часто приходилось возить меня в больницу… что ж, будем надеяться, что в этот раз все будет не так плохо, – она слабо улыбнулась. – Таблетки в любом случае стоит принять – хуже уж точно не будет. Они на кухне в шкафчике справа… принесешь? Драко был в ужасе, и он даже не пытался этого скрыть. – Ну, чего ты, – она попыталась его подбодрить. – Уверена, что со мной все будет в порядке; думаю, я просто перенервничала, и скоро все пройдет. Драко очень хотелось бы верить в то, что это действительно будет так. Покачав головой и не говоря ни слова, он выскользнул из комнаты. Драко понятия не имел о том, как ухаживать за больными. Сам он в последний раз болел так давно, что уже этого и не помнил, а его родители, если что-то было не так, всегда обращались к знакомому специалисту из Мунго – один глоток собственноручно сваренного им зелья, и все уже было в порядке. Поэтому, когда градусник показал, что температура тела Грейнджер вот-вот перевалит за сорок, у него началась немая паника. Как она и предсказывала, магловские жаропонижающие таблетки совсем не помогли – наоборот, от них как будто бы сделалось хуже. Думать о том, что Грейнджер и впрямь придется вести в больницу, ему совсем не хотелось. Драко вновь сидел на кресле в ее комнате и беспомощно держал на коленях миску с бульоном, который он сварил сам, – он вспомнил, что, кажется, бульон варила ему мама, когда он был маленьким. – Уверена, что не хочешь? – осторожно спросил он, глядя на трясущуюся от озноба под одеялами Грейнджер. – Н… нет, – она покачала головой. Черт… От еды она отказывалась, от питья тоже – разве что сделала несколько глотков чая с лимоном и медом, который, правда, давно уже остыл. – Может быть… может быть, выпьешь еще одну таблетку? – тогда предложил он, с каждой секундой все больше теряющий уверенность в своих силах. Гермиона усмехнулась, стуча зубами: – Вряд ли это поможет… если уж две предыдущие не справились… – она бросила грустный взгляд за окно – на улице бесновался буран, и ветер грозно стучал в окна. – Д-да уж… в такую погоду и сам в больницу не уедешь, и скорую не вызовешь… Драко ни за что бы не признался в этом вслух, но он отчасти даже был этому рад – он понятия не имел, как общаться с маглами и как вообще попасть в магловскую больницу – о Мунго даже речи не шло. – А ты уверена, что у тебя нет ничего, чтобы я смог сварить зелье от жара? – в тысячный, наверное, раз за вечер спросил он. – Нет… лепестки златоцветника у меня кончились еще несколько недель назад, – терпеливо отвечала она. Драко опустил голову. Он старался этого не показывать, но, да простит его Салазар, он очень за нее беспокоился. Вновь в голову начали забираться мысли о том, что без нее он не справится, что если с ней что-то случится, то он… – От обычной температуры еще никто не умирал, – словно услышав, о чем он думает, попыталась его успокоить Гермиона. – Со мной все будет в порядке, вот ув-видишь… и спасибо за суп. Уверена, он очень вкусный… Драко усмехнулся. Подумать только – он – человек, которому удалось обмануть Волан-де-Морта, который у него под носом искал Крестражи и пытался сделать все возможное, чтобы его уничтожить, оказался абсолютно беспомощным перед лицом обыкновенной простуды – или чего-то там еще, что приключилось сегодня с Грейнджер. – Еще чаю? – спросил он, прибегая к последнему доступному ему средству – скорее от отчаяния, нежели из веры в то, что чай и впрямь ей поможет. Ему нужно было сделать хоть что-то – он не мог просто сидеть сложа руки и смотреть на нее. Она вымученно улыбнулась: – Не откажусь. Драко отставил бульон в сторону и, подойдя к ее прикроватной тумбочке, взял прохладную чашку. Грейнджер чуть приподнялась на подушках и высунула из-под одеяла руку. – Мерлин, Грейнджер! – воскликнул он. Когда он передавал ей чашку, их руки встретились – несмотря на то, что лицо ее было красным и пылало жаром, пальцы ее были ледяными – даже еще холоднее, чем тогда утром. Гермиона сделала крошечный глоток и тут же вернула кружку на место, избегая в этот раз прибегать к его помощи. – Все н-н-нормально, – ответила она, продолжая выдавливать кривую улыбку. – Правда… – Нормально?! – переспросил Драко. – Это ты называешь нормальным? Он схватил ее за руку, и холод ее ладоней обжог его. Грейнджер опустила глаза; Драко, между тем, буравил ее суровым взглядом. Она подобрала ноги – инстинктивно, нежели осознанно – и Драко заметил. Поняв свою ошибку, она тут же закусила губу. Драко задрал одеяло и ощупал ее ступни. – Черт подери… ледяные до самых коленей! Да ты вся… – У меня… вс-всегда т-так… при т-т-температуре… – оправдывалась она. – М-мерзнут руки и ноги… это пройдет… д-д-должно пр-ройти… Ч… что ты делаешь? М-м-м-малфой! Драко больше ее не слушал. Отодвинув край одеяла в сторону, он скинул домашние туфли и лег на кровать рядом с Грейнджер, обхватывая ее руками и прижимая к себе. То ли от шока, то ли от усталости, но она почти не сопротивлялась – разве что напрягла плечи да смотрела на него огромными, полными непонимания глазами. – Ч-что т-ты творишь… – глухо пробормотала она – ее лицо упиралось в воротник его свитера. – Т-ты с-с-с ума с-сошел… – Тихо, – скомандовал Драко. Если честно, он и сам считал себя сумасшедшим. Мозг его отчаянно вопил, так громко и надрывно, что, будь этот крик настоящим, у него и Грейнджер наверняка бы лопнули барабанные перепонки. Отдаленным уголком сознания он понимал, что внутренний голос, должно быть, прав, что он ведет себя неподобающе, но он послал его к черту – ему нужно было сделать хотя бы что-то, хоть как-то помочь ей, и если это единственное, что он может… – Ш-ш-ш, Грейнджер. Все в порядке. Тебя просто нужно согреть. – Согреть? – ошалело переспросила она, изо всей силы упираясь ладонями ему в грудь. Даже через плотную ткань свитера он ощущал исходящий от них холод. – Кажется, у меня и так температура… – Не имеет значения… – пробормотал Драко, расправляя одеяло и проверяя, со всех ли сторон она укрыта. Он ее недооценил – стоило ему на секунду расслабиться, как Грейнджер тут же начала метаться в кольце его рук, размахивая руками и ногами, и попыталась вырваться, чтобы отползти на другой конец кровати. – Если ты сейчас не остановишься, то полетишь прямо на пол, – скучающим тоном сообщил он, игнорируя ее потуги и притягивая ее ближе к себе. – Лучше закинь на меня ноги – так быстрее согреются… С каждым его словом Гермиона трепыхалась все яростнее и совсем его не слушала. Драко вздохнул. – Ладно, не хочешь по-хорошему – будем по-плохому… Легким движением Драко перевернулся на бок и закинул одну ногу ей на бедро, чтобы она не вертелась. Их лица оказались на расстоянии нескольких сантиметров друга от друга. В ту же секунду Грейнджер неподвижно замерла в его руках, он ощущал только, как она прерывисто дышит и как быстро-быстро бьется ее сердце. – З-зачем… зачем ты это делаешь? – прошептала она. – Не понимаю, о чем ты. Я, кажется, уже тебе сказал. Давай сюда свои руки… – одной рукой продолжая прижимать ее к себе, он вернул обе ее ладони себе на грудь и накрыл своей горячей рукой. – Вот так. Грейнджер вздрогнула и предприняла еще одну робкую попытку вырваться. – Тшш… – предостерегающе произнес он. – Не рекомендую. Боюсь, если ты продолжишь в том же духе, мне придется снять свитер. С губ Грейнджер сорвался истерический смешок. – Нет уж, спасибо, уж лучше так… Она перестала дергаться, однако Драко чувствовал, как сильно было напряжено ее тело. Неизвестно отчего – то ли от озноба, то ли от недопустимой близости к нему – Грейнджер, казалось, дрожала еще сильнее, чем раньше. Мысленно он продолжал проклинать себя за то, что делает, и головой понимал, что нарушает все правила установившихся между ними взаимоотношений, но ему было плевать. Да, он не знает, что делать со всем этим и как вести себя, когда все кончится, но пока что пускай будет так. Об остальном он подумает позже. – Расскажи что-нибудь, – попросил он, поглаживая свободной рукой по ее спине и волосам. Грейнджер робко уткнулась носом – который тоже оказался холодным – в его ключицу. – Что рассказать? Драко слегка пожал плечами: – Не знаю… что угодно. Сказав это, Драко тут же об этом пожалел. Опасная территория. Им двоим уж точно нельзя было говорить о чем угодно – слишком многое было под запретом, слишком многое бы доставило им боль. Осознав свою ошибку, он тут же принялся лихорадочно отыскивать в голове какую-нибудь тему, которая бы была менее опасной, чем все остальные. – Расскажи, как ты познакомилась с Томасом, – выпалил он первое, что пришло ему на ум, и чуть было не надавал самому себе мысленных пинков. Нашел о чем спрашивать, гений… – С Томасом? – непонимающе переспросила Грейнджер, слегка вскинув голову и заглядывая ему в лицо. – Ты имеешь в виду того парня с моей работы? – Ну да. Того, которого я видел. Она задумчиво свела брови. – Да, в общем-то, тут и р-рассказывать нечего… он устроился на работу почти в одно время со мной, до этого был б-бариста в кофейне н-напротив… там-то я с ним и п-познакомилась перед тем, как прийти на собеседование… он хороший напарник. – Гермиона прижалась лбом к их переплетенным рукам у него на груди и закрыла глаза. – Он больше не провожает тебя, – заметил Драко. – Да, – согласилась Грейнджер, не давая никаких дополнительных объяснений. Драко, уже миллион раз пожалевший о том, что вообще вспомнил об этом магле, предпочел не настаивать, однако не мог отрицать, что в душе ему было интересно, что такого она ему сказала и общаются ли о них до сих пор. – Р-работа в книжном успокаивает меня, – помолчав немного, добавила Гермиона. – Мне всегда н-нравилось находиться в окружении книг; в детстве я даже м-м-мечтала быть библиотекарем, но… – Но? – произнес Драко, когда продолжения так и не последовало. Он продолжал поигрывать ее волосами, а голос его становился все тише и спокойнее. Она вздохнула: – Но потом я поняла, что это не то, чему я бы хотела п-посвятить себя. Я чувствую, что способна на что-то большее, что могу п-принести п-пользу, а не проторчать всю ж-жизнь в книгохранилище… – И чем бы ты хотела заниматься? – осторожно поинтересовался он. Драко понимал, что обсуждать гипотетическое – и, весьма вероятно, невозможное будущее – тоже было опасно, но, по крайней мере, это не пугало его так, как разговоры об утерянном прошлом. Она слегка поежилась. Драко решил, что она не захочет отвечать, однако она все же тихонько произнесла: – В Хогвартсе я много д-думала об этом, особенно после того, как с-сдала СОВ. Наверное, я бы хотела работать в М-министерстве… – В Министерстве? – фыркнул Драко. – Грейнджер, кажется, ты только что сказала, что хотела бы принести пользу... – Я не в-вижу иной возможности з-заниматься тем, что для меня важно, – невозмутимо ответила она. – И что же это? – Ну… я бы хотела заниматься правами волшебных с-существ – кентавров, гоблинов, домовых эльфов… в течение веков они находятся под давлением со стороны м-магического сообщества и лишены возможностей… Драко возвел глаза к потолку – как же, ему следовало бы догадаться… – Пресвятой Салазар, Грейнджер!.. Это самое бесполезное и бессмысленное занятие из всех возможных… – Но п-почему? – она вновь подняла голову и слегка отстранилась от него, чтобы лучше видеть его лицо. – Они ведь живые, как и мы с тобой, и заслуживают… – Грейнджер… – Драко устало выдохнул. Ну вот, а он-то думал… впрочем, отступать было уже поздно. – Ты ни черта не понимаешь в этом. Ну какие кентавры?! Ты их хоть живьем видела? Или только в учебниках на картинках? Уязвленная, она надула нижнюю губу: – Ну конечно видела! Если ты п-помнишь, Прорицания на пятом курсе вел Флоренц. Драко рассмеялся. Мерлин, он ведь совсем забыл об этом… Прорицания, Хогвартс… все это было так давно – будто бы и не было никогда. – Но ты ведь бросила Прорицания еще в середине третьего курса, – отсмеявшись, произнес он. – Кстати, меня всегда интересовало, почему, – он поудобнее устроился в ее кровати и, вторя ей, сдвинулся так, чтобы была возможность говорить, глядя на нее. – Потому что это не н-наука. Не стану отрицать, что, вероятно, п-профессор Трелони могла обладать какими-то способностями, – с ощутимой прохладцей в голосе говорила Грейнджер. – Проблема только в том, что в этом нет никакой системы, н-никакой логики… способность предвидеть будущее – это дар, которому нельзя обучить и которым наделены далеко не все, поэтому я не видела смысла в том, чтобы тратить время на всякие глупости вроде гадания на кофейной гуще… – Что ж, разумно, – одобрил Драко. – Очень в твоем стиле. – Это что, ирония? – Ни в коем случае. – Так вот, возвращаясь к нашей теме… – вновь начала Грейнджер спустя несколько секунд молчания, и Драко едва сумел подавить раздраженный стон, готовый сорваться с его губ. – Я не понимаю, почему ты и другие волшебники так категорично настроены против всех, кто не относится к вашему сообществу, кто хоть чем-то отличается от вас. – Разве наш давний разговор о… – Драко осекся: он чуть было не произнес «грязнокровках», но вовремя исправил себя, – маглорожденных волшебниках и маглах ничему тебя не научил? Грейнджер высвободила одну ладонь и подперла голову рукой: – Нет, почему же… я поняла кое-что. Драко неосознанно отзеркалил ее позу. – Уверена? Проигнорировав его укол, она как ни в чем не бывало продолжила: – Но я считаю эту позицию в корне ошибочной. – Кто бы сомневался… – Нет, ты только не думай, что я сейчас буду пытаться тебя переубедить… Драко удивился – это был неожиданный поворот. Как раз этого-то он и боялся и уже приготовился отбиваться от ее жалких аргументов, стряхнув пыль с мысленного списка причин того, почему маглы – это плохо. Правда, он понял, что рано радовался, стоило ей произнести следующую же фразу: – Сейчас речь не о том. Меня всегда интересовало, почему вы так относитесь к, скажем, домовым эльфам. Ведь это уникальные существа, более одаренные, чем любой волшебник! Малфой, ты только вдумайся – они могут колдовать без помощи палочки, они могут трансгрессировать, невзирая на любые чары, даже в Хогвартсе… разве это не удивительно? И тем не менее они в рабстве у волшебников – преимущественно богатых и чистокровных… – У тебя никогда не было эльфа, Грейнджер, и ты не знаешь, о чем говоришь. Да, они действительно твари способные, но у них голова работает по-другому. Они приучены работать, не поднимая головы; прислуживать волшебникам – у них в крови. Взгляни на того же Кикимера, к примеру… – Вот именно, Малфой! Ты сам сказал это слово – «приучены». Волшебники навязали им эту рабскую психологию и этому и рады! Но не все эльфы такие, и не всем это нравится. Вот ты говоришь Кикимер – а если я скажу Добби? Что тогда? Драко на мгновение опустил взгляд. Уход Добби даже сейчас будил в нем агрессию и злость. – Этот выродок… – Малфой! – вскрикнула оскорбленная Грейнджер, но он не обратил на нее никакого внимания. – …слишком много себе позволял. Возомнил о себе Бог знает что… поверь, Грейнджер, даже среди домовиков бывают безумцы. Расстройства психики – не только людская болезнь… – Ха! – Грейнджер победно вскинула кулак в воздух. – Но, раз ты так говоришь, значит, ты признаешь, что у домовиков есть душа и есть характер! Значит, они ничем не отличаются от… Он грозно прищурился: – Ты подменяешь понятия. Не думай, что сможешь меня обхитрить или обратить в свою веру… – О-о, уж на это-то я не рассчитываю, – с ее губ сорвался презрительный смешок. – Я не такая наивная, Малфой, чтобы не понимать, что словами тебя не исправить. Но знаешь что? Я уверена, что рано или поздно ты согласишься со мной. Жизнь покажет, что правда на моей стороне. – Боюсь представить, что такого должно произойти в моей жизни, чтобы я вдруг начал с тобой соглашаться и уж тем более – питать любовь ко всяким волшебным тварям… Грейнджер никак не прокомментировала его слова, хотя он так и чувствовал излучаемое всем ее существом недовольство. Вместо этого она вдруг спросила: – Ну а ты? – Что я? – не понял Драко. – Чем бы хотел заниматься ты? Он усмехнулся: – С моим состоянием, Грейнджер, я могу позволить себе не сидеть часами в пыльном кабинете где-нибудь на задворках Министерства. – Не с твоим состоянием – с состоянием твоего отца и твоих предков. Драко изогнул бровь: – То, что принадлежит моему отцу, принадлежит и мне. Наша цель – моя и всей нашей семьи – не только сохранять богатства, но и приумножать их. Я могу вкладывать свои деньги в выгодные проекты – у вас, кажется, это называется инвестированием?.. – и за счет этого приносить пользу магическому сообществу и увеличивать фамильный капитал. Более того, мое поместье – как и поместья тех немногих, что еще придерживаются привычного всем уклада – обеспечивает кров и пропитание твоим любимым домовым эльфам… подумай о том, чем бы они занимались, не будь нас… к слову, Грейнджер, ты, кажется, некогда основала общество с целью их защиты… как там оно называлось? ГАВНЭ? Драко вновь от души рассмеялся. – Не общество, а ассоциация, – пробормотала Грейнджер. Вдруг она снова завертелась – он подумал, что она, разозленная и обиженная, снова захочет вырваться, но она только перевернулась на другой бок, чтобы лежать к нему спиной. Их ноги все еще были переплетены. Драко, все же опасающийся отпускать ее, закинул руку ей на талию и притянул к себе. Она не сопротивлялась. – Сути это не меняет, – пробормотал он, зарываясь носом в ее волосы. Он заметил, как дыхание Грейнджер при этом вновь слегка участилось. – Разве вам никогда не приходило в голову платить домовикам деньги? Хотя бы чисто символически… О, вот оно снова, ее любимая мозоль… – Пораскинь мозгами, Грейнджер. Ну на кой они им? Что бы домовики с ними делали? – Во-первых, это не твоя забота, а во-вторых, если бы эльфы были свободны, у них была бы своя жизнь… – Ну и где бы они жили, по-твоему? Ты хоть представляешь себе домовика в собственном жилье? Мерлин, да они же зачахнут… они как русские домовые – появляются в доме, где живет человек, а не заводят свой собственный… такова их природа, которую ты в упор не хочешь замечать… – Или, может быть, вы понимаете эту природу неправильно… – недовольно пробурчала Грейнджер. Помолчав немного, она тихонько произнесла: – Нет, Драко, а все-таки. Неужели ты никогда не думал о том, чтобы заняться чем-то другим? Ведь есть же столько возможностей… с твоими связями для тебя бы все дороги были открыты… неужели тебя ничего не интересует?.. Драко задумался. Признаться, когда он был ребенком, он часто представлял себе, как мог бы стать неплохим игроком в квиддич – он буквально грезил об этом, умолял отца купить ему самую лучшую метлу, а стены в его комнате были от пола до потолка завешаны плакатами его любимых игроков и команд… при воспоминании об этом он поморщился – что ж, хогвартский опыт сбил с него спесь и поубавил его амбиций; детские мечты остались в прошлом. – У меня нет ни особой тяги, ни особой склонности к чему-либо, – честно ответил он. – Вдобавок мое будущее было предопределено еще до моего рождения. Не к чему строить воздушные замки и желать недостижимого – в жизни и без этого слишком много разочарований… Драко ощутил на языке странное жгучее послевкусие своих слов. «Желать недостижимого…» – Но ведь я уже говорила – у тебя столько талантов! Я… я просто не представляю тебя, целыми днями разгуливающего по огромному пустому дому… Драко вновь усмехнулся: – С чего ты взяла, что мой дом был бы пустым? У меня были бы жена и дети… – при этих его словах Грейнджер странно напряглась, и он это заметил. – Жена? – выплюнула она так, словно бы это слово было оскорблением. – Исключительно чистокровная, я полагаю? Драко склонился над ее ухом и прошептал, даже не скрывая издевательских ноток в голосе: – Естественно… Гермиону так и передернуло. – Что ж, выбор у тебя, должно быть, невелик… хотя ты, кажется, уже его сделал? Паркинсон, да? Ты вроде бы стал встречаться с ней в школе… Настала очередь Драко напрячься. От одного упоминания имени Пэнси его покоробило. Почему-то ему казалось, что ни он, ни Грейнджер не имеют права говорить о ней. Все же он произнес: – Не думаю, что у нас могло что-то получиться… Ему показалось, или с ее губ и впрямь сорвался облегченный вздох?.. – Хвала Мерлину, – весело произнесла она. С губ Драко сорвался очередной смешок. Он знал, что эти двое терпеть друг друга не могут, и каждой в свое время досталось. – Ты совсем ее не знаешь, – беззлобно сказал Драко. – То, что она не любит тебя – да и в целом всех гриффиндорцев как явление – еще не делает ее плохим человеком. Грейнджер бросила на него быстрый скептический взгляд через плечо. – У нее отвратительный, мерзкий характер… – с нотками нескрываемого отвращения пробормотала она. – Ну вот, и это говоришь ты – ты, Грейнджер, которая еще минуту назад уверяла меня в том, что питать ненависть к тем, кто от тебя отличается, – совсем неправильно. Драко показалось, что его слова сбили ее с толку, но она все же не промолчала: – Это… другое, – выдавила она сквозь сцепленные зубы. – Нет, Грейнджер. Это то же самое. – Паркинсон… – она вновь обернулась, чтобы взглянуть на него. – Она ведь среди них, да? Он задержал дыхание, ощутив, как что-то болезненно сжимается у него в груди. Мысли о Пэнси забились у него в голове, как стая птиц в клетке. Вновь всплыли старые вопросы: что конкретно она делает в рядах Пожирателей? Как сумела возвыситься?.. Да, она была рада послужить Темному Лорду, и она этого не скрывала, но все же… что-то было не так, что-то не сходилось, что-то… – Да, – вынужден был признаться он. – Но у нее… Он хотел сказать – «у нее не было выбора», но он знал, что в отличие от него, у Паркинсон выбор был, и она – безо всяких колебаний – его сделала. Она ни о чем не жалела. – У нее умер отец, – вместо этого произнес он. – Его убили… кто-то в Хогвартсе, кажется. В ту ночь. Говоря это, он вспомнил о своей семье, но тут же отогнал эти мысли. Нет, нельзя. Об этом, как и о множестве других вещей, лучше не думать. Они живы, и они в безопасности – это самое главное. – О… – сорвалось с губ Грейнджер, но уже через мгновение она ожесточенно произнесла: – Мне искренне жаль ее, но это не оправдывает всего того, что она делала, и всего того, что делает теперь. В особенности теперь… Он не ответил, и так их разговор и угас – каждый погрузился в свои невеселые мысли. Он не знал, сколько именно они пролежали так, но чувствовал, что Грейнджер начинает расслабляться. Руки и ноги ее потеплели, тело перестала бить дрожь, а щеки, еще недавно пылающие от жара, стали чуть бледнее. Он облегченно выдохнул – кажется, температура спала. – Грейнджер… Грейнджер, возьми-ка градусник, – он сонно обернулся и потянулся в сторону ее прикроватной тумбочки. – Я хочу проверить… – но в полумраке комнаты рука его не успела нашарить термометр. Прежде, чем он дотянулся до прикроватного столика, он обнаружил, что Грейнджер крепко спит. Тихонько усмехнувшись, Драко выключил ее настольную лампу – единственный источник света в комнате – и вернулся в прежнее положение, блаженно опуская отяжелевшие веки. Буран продолжал бесноваться за окном, а ветер – царапать стекла. Давно уже перегоревший уличный фонарь вдруг зажегся, выхватывая из темноты своим косым лучом две переплетенные спящие фигуры. Несмотря на усталость и беспокойство, сон Драко оказался неглубоким и коротким – он проснулся задолго до рассвета. В первые несколько секунд после пробуждения он обалдевшим взглядом осматривался вокруг, пытаясь понять, что делает в спальне Грейнджер, но затем воспоминания о вчерашнем вечере накатили на него приливной волной. Он устало зевнул и потер лицо руками. Грейнджер лежала рядом с ним, свернувшись калачиком и вплотную прижавшись к его боку; одна из ее рук каким-то образом оказалась у него под свитером и лежала на животе. Ее ладонь была теплой. Драко бросил на нее слегка тревожный взгляд и осторожно, стараясь не разбудить, коснулся ее лба и щек, чтобы удостовериться, что она и впрямь в порядке. Тихий возглас облегчения сорвался с его губ – жар совсем спал, Грейнджер дышала мерно и ровно. Все было хорошо. Он вновь откинулся на подушки. Какое-то время он пытался уснуть вновь, однако быстро понял, что сна больше не осталось. Он еще раз посмотрел на мирно спящую Грейнджер. Вздохнув, он аккуратно убрал с себя ее руку и, получше укрыв Гермиону, неслышно встал с кровати. Ему захотелось на воздух – взглянув за окно, он увидел, что буран кончился; Бирмингем крепко спал, окутанный толстым покрывалом безмолвно мерцающего, еще никем не тронутого снега. То, что нужно. Не глядя схватив со столика у окна первую попавшуюся книгу, Драко тихонько выскользнул из спальни. Морозный воздух был до дьявола чист и не менее свеж. Драко, вышедший в одном свитере и брюках, радостно вдохнул его полной грудью, отчего в легких приятно закололо. Он любил такую погоду: в ночи, подобные этой, ему казалось, что в мире нет и не может быть никаких бед. Все же было слишком холодно. Драко пробормотал заклинание, от которого студеный зимний воздух вокруг него резко потеплел, и, придвинув заранее взятый из кухни стул поближе к краю крыльца, уселся поудобнее. Еще раз оглядев пустынную улицу, Драко выпустил с конца своей волшебной палочки несколько шаров света и принялся осматривать книгу, которую позаимствовал у Грейнджер. – Черт побери… – сорвалось у него с языка. Дьявол, как будто не только сама Грейнджер, но даже ее вещи открыто издевались над ним!.. И почему из всех книг, валявшихся на ее столике, в руки ему попались именно треклятые «Сказки барда Бидля»?! От негодования и бешенства Драко чуть было не отшвырнул эту книгу в сугроб, но в последнюю секунду передумал. Как-никак, этот чертов хлам был дорог Грейнджер… Грейнджер… А ведь она была уверена, что в этой книжонке что-то спрятано. Драко зашуршал хрупкими, пожелтевшими от времени страницами. «Зайчиха Шутиха и Пень-Зубоскал»… «Фонтан феи Фортуны»… Мерлин, все эти сказки Драко знал с детства и был уверен, что никакого тайного шифра тут нет и быть не может. И все же, все же… Ругая себя на чем свет стоит, Драко распахнул книгу на самой первой странице. Что ж, если в этой книге и впрямь ничего нет, лучше ему окончательно, раз и навсегда в этом убедиться… Медленно он углубился в чтение. Сказок в книге было немного, и ни одна из них – даже отдаленно – не могла быть им хоть как-то полезной. Перелистнув очередную страницу, Драко вдруг обнаружил, что перед началом новой сказки был изображен тот самый значок, на который давным-давно указала ему Грейнджер, – символ Грин-де-Вальда. Он присмотрелся к нему повнимательнее. «Но что символу Грин-де-Вальда делать здесь, в книжке детских сказок?» – Пронеслись у него в голове слова Грейнджер. Тогда он не придал им значения, но теперь, в темноте и пустоте зимней ночи, это и правда показалось ему странным. Она была права – никаких других пометок и рисунков в книге не было. Драко провел кончиками пальцев по крошечному изображению, а затем взгляд его упал на название сказки, над которым этот значок и был нарисован. «Сказка о трех братьях». Драко нахмурился. Когда он прочитал заглавие, в голове его искоркой трепыхнулась какая-то мысль – отголосок воспоминания, какой-то давней истории. Он не успел ухватить мысль за хвост – подобно фениксу, она тут же обратилась горсткой пепла и потухла. Ему это не понравилось. На мгновение прикрыв глаза, он призвал все свои силы, все свое внимание, а затем, когда распахнул их вновь, принялся читать. «Жили-были трое братьев…» «…Смерть отломила ветку с куста бузины, что рос неподалеку, сделала из нее волшебную палочку и дала ее старшему брату…» «Смерть подняла камешек, что лежал на берегу, и дала его среднему брату. Это камень, как она сказала, владеет силой возвращать мертвых…» «…Недовольна была Смерть, но ничего не поделаешь – отдала ему свою мантию-невидимку…» Драко читал эти слова, и зарево новой мысли, в этот раз более отчетливой, заблестело у него в мозгу. Палочка. Камень. Мантия. Палочка. Камень. Мантия. Палочка… Драко ахнул. Перелистнув несколько страниц назад, он вновь вперился взглядом в треугольный глаз, начертанный над заглавием. – Палочка… – проговорил он, проведя ногтем по вертикальной черте. – Камень… – он обвел круг. – И мантия… – его указательный палец прошелся по сторонам треугольника. Вместе с этой внезапной, совершенно дикой догадкой вдруг вспыхнула еще одна. Два слова красным полыхнули у него в мозгу – Дары Смерти. У Драко отпала челюсть. Он вскочил со стула и принялся мерить крыльцо шагами. Дары Смерти, Дары Смерти… откуда он слышал о них? Кто ему рассказывал? Отец? Или, быть может, кто-то другой? Может быть, он вычитал о них в какой-то книге? Он не мог это вспомнить, но чувствовал, что он не ошибся. Вот только что он знал об этих Дарах?.. Драко изо всей силы напрягал свою память, пытаясь выудить из закромов разума хоть что-нибудь. – Думай… ну же, думай… – бубнил он себе под нос, бродя туда-сюда. – Дары, Дары Смерти… кажется, была какая-то легенда… будто бы все эти предметы существуют, но утеряны… будто бы… – Драко замер, как громом пораженный. – Будто бы, если собрать их воедино, можно будет победить саму Смерть, – прошептал он. Изо рта его вырвалось облачко пара – чары, разогревающие воздух вокруг него, давно уже перестали действовать, но он не обратил на это никакого внимания. Собственное открытие взволновало его до предела. Десятки, сотни вопросов тут же появились в его голове. Неужели это правда? Неужели Дары Смерти и впрямь существуют? Знает ли о них Темный Лорд? Какое отношение к ним имел Грин-де-Вальд? И как с ними связан Дамблдор? Неужели он рассчитывал, что они – Поттер, Грейнджер и Уизли – о них узнают? И неужели… неужели он пытался им их передать?.. Еще одно открытие обрушилось на него, словно лавина. Снитч. Снитч, ну конечно же! Он ведь сам сказал, что в снитч можно что-то спрятать! Палочку туда не запихнуть, это понятно, но зато… – Камень! – у Драко перехватило дыхание. – Дамблдор оставил Поттеру Воскрешающий камень… Но, кажется, это был еще не конец. Третье за эту ночь озарение осветило его и так уже просветленный разум. Поттер. – У Поттера была мантия-невидимка, – произнес он, вновь обращаясь к самому себе. Драко не выдержал и засмеялся, да так громко, что маглы, живущие по соседству, если бы не защищающие двор Грейнджер чары, наверняка бы попросыпались в своих домах. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Слишком много совпадений, слишком идеальная картинка – слишком невозможная!.. Во имя Салазара… нет, нет. Это какой-то бред. Предположим – только предположим, что в чем-то он действительно прав. Пусть так, пусть Дары Смерти и впрямь существуют. Но чтобы Дамблдор отыскал их, чтобы попытался рассказать этим троим о них, больше того – передать им часть этих Даров… невозможно. Абсолютно невозможно. Такого просто не может быть! И ведь еще остается палочка. У кого же она тогда была, спрашивается? Палочка-то Поттеру явно не помешала бы – даже если бы он и сумел уничтожить все Крестражи, одолеть Волан-де-Морта в бою он бы не смог… Драко истерически захохотал – может быть, палочка все это время была у него? Но нет… палочка Поттера была сделана не из бузины, а из чего-то другого, он это помнил. Но где же она тогда?.. Бесчисленные вопросы вновь затопили его голову, но Драко, опьяненный своими открытиями, больше не мог рассуждать здраво. Ему захотелось пойти и тут же разбудить Грейнджер, чтобы поделиться с ней всем тем, что он только что понял. Плевать, что она была права, а он ошибся, плевать, что она снова оказалась на шаг впереди него. Плевать. Даже если и так – это ведь он только что добыл им это так необходимое Знание!.. Драко замер как вкопанный. Кажется, будить Грейнджер все же не придется – она стояла прямо перед ним, кутаясь в шаль, сна ни в одном глазу. – Ты… что ты здесь делаешь? – выпалил он, и в тоне его искрились искорки нескрываемого возбуждения. – Проснулась и поняла, что тебя нет рядом, – произнесла она с секундной заминкой. Она избегала смотреть ему в глаза, и голос ее звучал отчего-то натянуто. Сердце Драко пропустило один удар. Вся его радость, все его возбуждение испарились в один миг; мысли о только что сделанных им открытиях затерялись в глубинах сознания. Он знал, что все это значило. Она покусала губу, предательски выдавая свое волнение. Но она молчала. Впервые за все время Драко ощутил холод. – Тебе… тебе нужно в дом, – произнес он и сам поразился контрасту между двумя своими репликами. Ему казалось, что с Грейнджер говорит труп. Он не мог этого признать, но он боялся. Боялся, что сейчас она вновь скажет ему, что они зашли слишком далеко, что она совершила ошибку, что он... что они оба… Да, он знал, что так будет. Не знал, так чувствовал, но легче от этого не было. Наоборот – знание этого факта причиняло ему боль. Он вздохнул поглубже и отвел лопатки назад, выпрямляя спину. Ну же, Грейнджер. Сделай это. Сделай прямо сейчас, не мучай его. Скажи то, что уже вертится у тебя на языке. Скажи, что он вел себя непозволительно, неподобающе. Скажи все это. Скажи. Ее губы приоткрываются, и Драко едва заметно вздрагивает. Он уже слышит, как ее обвинения вонзаются ему в грудь, как вдруг она произносит нечто совсем другое, что-то, чего он никак не ожидал. – А что ты здесь делаешь? – говорит она, по-прежнему избегая смотреть на него. – Ночью, да еще и на морозе. Он опешил. Однако уже через секунду собравшись, Драко отвечает: – Захотел подышать свежим воздухом. – А… На мгновение он бросает косой взгляд на книжку сказок, которая выпала у него из рук – а он этого и не заметил – и теперь валялась где-то под стулом. Но Грейнджер, казалось, ничего не видела перед собой. Внезапно она впервые за все время обращает на него свой взгляд, и Драко застывает на месте, сраженный. Никогда раньше она не смотрела на него так. Он не знает, как описать словами все то, что кричало на него, рвалось наружу из ее глаз, но это поражает его до глубины души. В них было так много чувств, так много эмоций, так много огня. Ему кажется, что она не похожа на человека – Гермиона как будто бы стала кем-то большим, кем-то более могущественным. Глядя на нее такую, ему становится страшно. В воздухе между ними начинает трещать электричество. – Ты… как ты себя чувствуешь? Тебе лучше? – произносит он, чтобы разорвать эту невыносимую, магнетическую тишину, чтобы вернуть хотя бы подобие нормальности. Она не отвечает – лишь продолжает смотреть на него не отрываясь, в упор. Только теперь он замечает, как тяжело она дышит, – плечи ее резко вздымаются и опадают. Она как будто обдумывает что-то, оценивает его – или себя?.. С каждой секундой страх его все нарастает. – Грейнджер… что ты… Но она не дает ему договорить. Прежде, чем очередной тревожный вопрос вырывается у него изо рта, она обхватывает руками его шею и прижимается губами к его губам.