***
К тому времени как Дин наконец заканчивает мыть пол и возвращается в кухню, Кас уже начал собирать кучку предметов на кухонном столе, куда братья обычно складывают снаряжение, когда пакуют вещи. Дин смотрит на кучу: завернутые в пакет толстовки, упаковка бутылок воды, большой пакет трав и чаев для «ленивца» и пара книг из библиотеки. Обезьянья шапка тщательно вымыта от сажи и осколков стекла: она сохнет на стуле рядом. Кас не потрудился надеть другую. — Собираюсь в Денвер, — говорит он ровно и невозмутимо, словно все нормально. — Мы поедем завтра утром, так? Конечно. Уже вечер субботы. Завтра, в воскресенье, нужно отправляться в Денвер, потому что химиотерапия начинается в понедельник. Как-то Дин еще не осознал, что они едут уже завтра. Лечение внезапно подступает совсем близко, вздымаясь над головой огромной невидимой волной, которая вот-вот обрушится. Атмосфера тяжелая; Дину приходится сделать усилие, чтобы не впасть в уныние. — Да, но только во второй половине дня, — замечает он. — Сегодня можем еще расслабиться. Давай поужинаем, а? Кас только кивает: — У нас еще осталась пицца со вчерашнего вечера. — Хочешь чего-нибудь другого? — Пицца сойдет. — Я могу приготовить что-нибудь другое, если ты хочешь, — предлагает Дин. — Я сказал, пицца сойдет, — отрезает Кас. Он продолжает добавлять вещи к своей кучке пожитков для Денвера — термос для кофе, пару запасных шапок. Дин смотрит на него молча, и в конце концов Кас замедляет движения и с тихим вздохом выпрямляется, встречая взгляд Дина. — Правда, пицца подойдет, — настаивает он. — Мне понравилась пицца. Особенно с пеперони — я бы с удовольствием поел ее еще. И позже я ее есть не смогу, так что давай съедим сейчас. — Какое-то время он молчит, уставившись на шапки, и наконец говорит: — Дин, это было ожидаемо. Я с самого начала чувствовал, что что-то… не знаю, не так. С этой болезнью. Как будто она была предрешена. — Это не значит, что она неизлечима, — отвечает Дин. — Не значит, что ты должен… — Он не может произнести слово «умереть», поэтому оставляет предложение висеть неоконченным. — Не значит, что она неизлечима, — повторяет он беспомощно. — Да, конечно, — кивает Кас. — Кроули установил только источник опухоли, ее природу, но я думаю, ты прав: это ничего не говорит о ее судьбе. О том, как она отреагирует на химиотерапию. Вполне возможно, она была задумана как обычный рак. Химия еще может помочь. — И радиация. Не забывай про радиацию, — говорит Дин (который весьма смутно представляет себе, что вообще включает в себя радиация). — Радиация тоже может помочь, — соглашается Кас. — Все может помочь. И блеомицин, и этопозид, и цисплатин — все они могут помочь. И есть еще другие варианты, другие лекарства. И это только третья стадия. Если бы Чак хотел от меня избавиться, он мог наградить меня четвертой. — Кас умолкает, думая. — Коли уж на то пошло, он мог просто убить меня сразу. Может, он хочет, чтобы я через это прошел… по какой-то причине? — Но голос его стих, и он смотрит на свою унылую кучку пожитков с потерянным выражением в глазах. Ему даже не нужно этого говорить. Дин легко может прочесть вопрос у него на лице: «Почему Бог поступил так со мной?» Конечно, этот вопрос задает себе каждый раковый больной; этот вопрос преследует человечество с незапамятных времен. Почему хорошие люди страдают? Почему Бог это позволяет? Почему Бог поступил так со мной? Но для Кастиэля этот вопрос куда более острый, чем для большинства; куда более личный, близкий к сердцу и куда более болезненный. «Какого черта, Чак?» — думает Дин. (Кажется, что это должен был быть Чак; Амара, может, и ровня ему в плане могущества, но ей не с чего мстить конкретно Касу.) Это какая-то бессмыслица. Конечно, может быть, у Чака шире взгляд на вещи, может быть, есть какой-то великий замысел, тайная стратегия, известная только ему. Но… наказать так единственного ангела, который попытался поступить правильно? Единственного, кто воспротивился апокалипсису, единственного, кто задумался о том, что такое хорошо и что такое плохо? Чак воскрешал Каса столько раз, и ради чего? Чтобы потом махнуть на него рукой и так жестоко избавиться от него? Дину приходит в голову, что Чак так толком и не поговорил с Касом, даже в конце. Дину с Сэмом, по крайней мере, выпала возможность высказать все Чаку, побеседовать с ним по душам. Кастиэлю даже этого не довелось. Может ли быть, что Чаку в конце концов просто надоел этот отбившийся ангел и Чак решил с ним покончить? Вот таким образом, дав ему напоследок отведать смертности? Была ли это какая-то шутка? Необдуманное решение? Могло ли это получиться случайно? В этом нет никакого смысла. Кас поднимает глаза на Дина. «Почему?» — шепчет он только. При виде выражения его лица, Дин может лишь шагнуть к нему и притянуть его к себе. Кас прислоняется к нему долгое время, опустив лоб Дину на плечо. — Не сдавайся, — горячо говорит ему Дин, затем добавляет идиотское: — Не теряй веру. — Он и сам шокирован, что произнес эти слова. Веру? Из всех слов ободрения, которые можно было подобрать, он сказал про веру? Дин предлагает ангелу — ангелу, которого сам Бог наградил раком, — не терять веру? Но Кастиэль начинает смеяться. Он в самом деле смеется. Смехом, который сначала, может быть, кажется немного сдавленным и горьким, пока Дин уточняет, запинаясь: — Я имел в виду… я не это имел в виду, я хотел сказать… Ладно, не знаю, что я хотел сказать. — Смех Каса набирает силу, так что и Дин тоже в конце концов начинает смеяться, и даже Сэм заглядывает в дверь посмотреть, что происходит.***
По крайней мере, смех разряжает атмосферу, и вскоре Дин вспоминает, что пора ужинать. Кас упомянул пиццу с пеперони, и, поскольку нынче любое проявление аппетита у Каса — это редкая возможность загрузить в него еще калорий, Дин включает старую газовую плиту и разогревает куски пиццы, оставшиеся с прошлого вечера. Он придирчиво тыкает их вилкой, пока не убеждается, что они достаточно аппетитные для Кастиэля (корочка хрустящая, тесто равномерно прогретое, сыр в меру расплавлен). Кас тем временем открывает две бутылки пива для Дина и Сэма, пока Сэм готовит ему какой-то замысловатый шипучий безалкогольный напиток (после дегустации побеждает смесь газированной воды с апельсиновым соком, лаймом и щепоткой сахара). Все они приободряют друг друга, предлагая друг другу еду и напитки, и Дин начинает советовать Кастиэлю, пиццу с какими еще начинками тому стоит попробовать. Это напоминает Дину историю о том, как Бобби подогревал куски пиццы в фольге на горячем блоке двигателя своего старого пикапа, когда бывал в дороге. Сэм тогда вспоминает еще одну историю про Бобби — на этот раз про его знаменитое «чили семи движков», и они пускаются в череду воспоминаний. Конечно, все это — чтобы избежать разговора о Чаке, но и вспомнить Бобби тоже приятно. И потом, когда Дин заканчивает, наверное, пятую байку о нем, Кас говорит: — Вы до сих пор скучаете по нему. Оба. Дин умолкает. Он смотрит на Сэма; они оба кивают. — Да, и всегда будем скучать, — говорит Сэм, медленно потягивая пиво. — Но скорбь со временем проходит? — спрашивает Кас, глядя на Дина и Сэма по очереди. Он вглядывается в их лица очень внимательно. — По крайней мере, самый тяжелый период? Его смерть ведь больше не тяготит вас? Вы можете снова быть счастливы? Сэм и Дин переглядываются. Это явно не самая безопасная тема… но Кас хочет знать, и кажется, что ему нужен честный ответ. Учитывая сегодняшние события, Кас его заслуживает. — Становится легче, — говорит наконец Дин. — Но до конца скорбь не уходит никогда. Сэм добавляет задумчиво: — Она приглушается и вытесняется куда-то на край сознания. — Но вы адаптируетесь? — настаивает Кас. Дин начинает надеяться, что Кас вскоре сменит тему, но Сэму, кажется, хочется поделиться. Он ставит бутылку на стол и отвечает: — Конечно, адаптируешься — как иначе? Но скорбь не уходит совсем. Она остается с тобой навсегда. Ты просто учишься ее носить. То есть приходится. Приходится научиться упаковывать ее покомпактнее. — Он умолкает, задумавшись. — Как будто складываешь ее в несколько раз и убираешь в мысленный чемоданчик. Но даже тогда этот чемоданчик приходится таскать с собой. Его никак не поставишь. Сэм описал это в точности, думает Дин; то, как боль со временем сокращается, но все равно остается с тобой. Постоянная тяжесть, неизменное присутствие. В конечном итоге ею учишься управлять, но она всегда при тебе, всегда. Перед мысленным взором Дина возникают все чемоданчики, которые они уже носят с собой. — Чемоданчиков уже целая гора, — бормочет он. Сэм и Кас смотрят на него. После паузы Сэм снова обращается к Касу: — И после Бобби мы нашли новое место для жилья. — Он обводит вокруг бутылкой пива, указывая на бункер. — Новая нора. Новые дела, новый распорядок работы — это всегда помогает. Вид у Каса по-прежнему озабоченный. — Значит… теперь вы в порядке? Сэм неуверенно пожимает плечами. — Ну, как-то живем. — Потом, просветлев, он добавляет: — И, по крайней мере, мы знаем, что Бобби еще существует. Что он в Раю. Он по-прежнему Бобби, он нас помнит. От этого знания гораздо легче — на порядок. Вероятно, мы даже еще увидим его. — Возможно, мы его увидим, — поправляет Дин. — Если когда-нибудь попадем в Рай. Кас бросает на Дина резкий прищуренный взгляд. — Что ты имеешь в виду? Вам двоим практически гарантирована дорога в Рай. Как вы можете его не увидеть? Дин морщится, вдруг вспоминая, что некоторые последние события они с Касом еще не обсуждали. Некоторые события с участием некоторых жнецов. — Э… — говорит Сэм. — Вообще-то… — Дин хмурится, едва заметно качнув головой, и Сэм умолкает. Но Кас теперь настороженно смотрит на них по очереди. — Чего вы мне не говорите? — настаивает он. Сэм вздыхает. Игнорируя сигналы Дина, настойчиво мотающего головой, он отвечает: — Судя по всему, нас с Дином просто забросят в Пустоту, что бы это ни значило. Так что, наверное, мы просто… перестанем существовать. Никакого Рая. — Что?! — не верит Кас. Он со стуком ставит стакан на стол. — В Пустоту? Кто вам это сказал? — Жнец, — отвечает Дин, наконец сдаваясь. — Похоже, они недовольны, что мы нарушаем правила. Ну и, знаешь, Смерть убили. Это не очень-то благосклонно восприняли в определенных кругах. Кас выглядит потрясенным. — Они не имеют права поступать так с вами! Не имеют… просто не имеют! Вы должны оказаться в Раю. После всего, что вы сделали… Вы заслуживаете быть в Раю! — Он все больше разъяряется в искреннем негодовании. — Вы оба должны попасть в Рай! — восклицает он. — Не пустить вас туда — это просто преступление! Вы должны попасть в Рай со своими родственными душами! Друг с другом и с партнерами, которых себе выберете, и с друзьями — с Бобби… Этому есть прецеденты, бывают редкие случаи, когда вся семья оказывается вместе. И кто, как не вы, этого заслуживает! Кто, как не вы, за всю историю человечества этого заслуживает! Быть в Раю все вместе, со всей вашей семьей. Вот чего вы заслуживаете! Дин неровно вздыхает, уставившись в тарелку. Даже если они с Сэмом каким-то образом попадут в Рай, Кас все равно не сможет к ним присоединиться. «Без него семья не будет полной, — думает Дин. — Это вообще будет не Рай. А просто тюрьма». Сэм говорит: — Кажется, мы уже установили, что люди не получают того, чего заслуживают.***
С некоторым усилием Дину наконец удается перетащить разговор в более управляемое русло. Они снова переключаются на тему начинок пиццы, потом на тему машин, фильмов и музыки. Но теперь это медленная, хромающая беседа, словно все они поддерживают ее по инерции. Ужин скоро заканчивается. — Длинный день, я с ног валюсь, — объявляет Сэм, зевая. — Пойду ложиться. Но вы, ребята, можете посмотреть телевизор, или еще что — и можете не приглушать звук, у меня есть беруши, вы мне не помешаете. — Телевизор или еще что, — повторяет Дин. — Беруши. Очень предусмотрительно, Сэм. — Просто хочу выспаться, — говорит Сэм простодушно. — Чисто эгоистичный мотив, клянусь. — Он снова зевает и потягивается, встает со стула и добавляет: — И, Кас, я завтра же утром снова примусь за исследования. Не волнуйся, мы поможем тебе пережить эту неделю и найдем что-нибудь до следующего сеанса. Кас неубежденно улыбается ему, и Сэм наклоняется, чтобы подарить ему немного однобокое объятие на ночь, заодно ласково потрепав его по голове. Дину достается такое же кривое объятие — на этот раз с похлопыванием по спине, и Сэм шепчет, подмигнув брату: — Беруши. С полным шумоподавлением. Не слышно будет вообще ничего. — Ладно, ладно, мы поняли, — говорит Дин, махая ему, чтоб уходил. — Иди ложись. Но кажется, что сегодня вряд ли что-то произойдет: эпизод с Кроули всем испортил настроение, разговор за ужином тоже получился мрачным, и Дин чувствует себя без сил. Хотя он очень надеется, что, на худой конец, удастся хотя бы пообниматься в постели. Конечно, сначала в любом случае нужно сходить в душ. Убедиться, что на теле не осталось сажи и мелких осколков. Они с Сэмом оба тщательно отряхнулись, умылись и помыли руки, но принять душ времени пока не было, и последнее, что нужно Касу, это еще порезаться каким-нибудь стеклом, оставшимся у Дина в волосах. — Я пойду приму душ, — говорит он Касу, который собирает тарелки после ужина. Кас кивает: — От тебя даже пахнет дымом. Иди, я помою посуду. Душ — это еще и возможность уделить внимание некоторым деталям гигиены. «Как говорят бойскауты, будь готов», — инструктирует себя Дин. Он уделяет несколько минут тому, чтобы стратегически подстричь волосы, после чего ему приходит в голову, что и еще кое-какая подготовка не помешает. Хотя он понимает, что она наверняка не пригодится. Вечер был такой мрачный… Кроули… Чак… Что было в голове у Чака? Какой во всем этом смысл? Зачем? И потом — бедный Кас, спрашивающий о том, как долго длится горе! Сколько времени Дину и Сэму требуется, чтобы оправиться от потери. Намыливая волосы шампунем, Дин вспоминает, что это уже не первый раз, когда Кас задавал подобные вопросы. Недавно в клинике, у палаты Эмили, Кас спросил Дина, будет ли Дин «в порядке в любом случае». «В любом случае», конечно, означало в случае, если Кас умрет. Руки Дина замирают на голове: он понимает, что так и не дал Касу прямого ответа на этот вопрос. Ответ, конечно, — большое жирное НЕТ. Нет, Дин однозначно не будет «в порядке». И даже немного странно, что Кас, кажется, этого еще не понял. И говорит о том, что Дин должен попасть в Рай «с партнером, которого себе выберет» — как будто Дин когда-нибудь сможет найти себе иного партнера, чем Кастиэль. Неужели Кас действительно думает, что Дин будет «в порядке», что он «адаптируется»? Что Дин как-то сможет упаковать это неизбывное горе в мысленный рюкзачок и двинуться дальше? Одна мысль о жизни без Каса… «Прекрати думать об этом, — приказывает себе Дин, наклоняясь под струю воды и в последний раз споласкивая волосы. — Живи сегодняшним днем. И не теряй веру, болван».***
Душ занял куда больше времени, чем планировал Дин, но, когда он наконец выходит обратно в коридор, у двери его спальни ждет Кас. На нем мягкие синие пижамные штаны и черная футболка; он прислонился к стене, скрестив руки и терпеливо глядя в противоположную стену. Вид у него такой, будто он готов ждать Дина вечно. При виде него Дин останавливается, чувствуя внезапный, почти выводящий из равновесия прилив тепла. Кас поворачивает голову, и их глаза встречаются. На губах Каса появляется ласковая улыбка, но он ничего не говорит (как и Дин). Он протягивает руку; Дин подходит и берет ее. Кас открывает дверь в спальню и проводит Дина внутрь. Оказывается, он положил на кровать еще одну подушку, снял покрывало и даже включил в углу ненавязчивый ночник, чтобы не зажигать яркий верхний свет. Дин уже собирается пошутить о том, как романтично все это выглядит и что, наверное, стоит сбегать за ароматическими свечами и розовыми лепестками, дабы завершить картину. Но, когда он поворачивается к Касу и встречает его взгляд, шутка умирает у него на губах. Кас подходит ближе, совсем близко, пока между их лицами не остается всего несколько дюймов. На мгновение он замирает, обводя взглядом лицо Дина, словно изучает каждую черточку. Потом приближается еще, слегка наклонив голову вбок, и целует Дина — медленно, осторожно. После этого он целует обе щеки Дина, его лоб, и даже кончик носа. И оба уха. И подбородок. Как будто тренирует навык поцелуев, опробуя его на разных частях лица Дина по очереди. — Что ты делаешь? — спрашивает Дин, усмехаясь. — Проверяешь на сажу? — Просто наслаждаюсь вкусом, — отвечает Кас. — До понедельника еще далеко. Мне пришло в голову, что сегодня я могу пробовать на вкус что захочу. — Он обнимает лицо Дина обеими руками и целует его полноценно в губы, длинным, медленным, томным поцелуем. — Можешь пробовать что захочешь? — говорит Дин, подыгрывая. — И что еще ты хочешь попробовать? Кас не отвечает, но улыбается. Потом отступает назад и начинает раздеваться. Он стряхивает с себя пижамные штаны и стягивает футболку за ворот. Кажется, он чувствует себя все комфортнее и увереннее, раздеваясь перед Дином: в его движениях — никакой скованности, никакой нерешительности, которая присутствовала, когда он снимал футболку в присутствии Кроули. И это настоящий подарок — знать, что Кас готов так легко обнажить свое израненное тело перед Дином. Хотя до сих пор не понятно, что именно он задумал, и есть ли у них обоих запал для секса сегодня. Дин пока совсем не возбужден (в конце концов, день был крайне напряженным), и быстрый взгляд в пах Каса показывает, что там тоже ничего не происходит. Но даже при этом в глазах Каса видна жажда, пока он снимает с себя одежду, включая нижнее белье. Он бросает вещи прямо на пол. Когда Дин порывается последовать его примеру, Кас руками останавливает его. Похоже, он хочет раздеть Дина сам. Кас нежно снимает с него футболку. Дин позволяет ему взять инициативу и сам только нагибает голову и поднимает руки, чтобы высвободиться из ворота и рукавов. После этого Кас встряхивает футболку и тщательно складывает ее, как будто это драгоценная реликвия (хотя свою он только что бросил неопрятной кучей на полу). Он аккуратно кладет футболку на стул. На его губах играет едва заметная улыбка; он подходит ближе к Дину, берется двумя руками за эластичную резинку его штанов и медленно тянет ее вниз. Очень медленно. Миллиметр за миллиметром. Похоже, что Кас идет на мировой рекорд по самому медленному снятию штанов. Стоит он при этом всего в каких-то четырех дюймах от Дина, лицом к лицу с ним, наблюдая за ним соколиным взглядом, пока эластичная резинка постепенно сползает по животу Дина. И каким-то образом Дин забывает обо всем остальном. О Кроули, о Ровене, об откровении про Чака, о следующем цикле химии — все это исчезает. Остается только Кастиэль, который стоит перед ним, соблазнительно обнаженный, держа руки на бедрах Дина и глядя на него этим взглядом, и резинка штанов ползет все ниже, и ниже. Она медленно опускается на бедра. И теперь оказывается, что у Дина таки эрекция — достаточная, чтобы резинка застопорилась. Улыбка Каса становится шире, но он по-прежнему ничего не говорит — только смотрит Дину прямо в глаза. Медленно Кас соскальзывает обеими руками по резинке к животу Дина. Медленно пробирается под нее пальцами и оттягивает так далеко, что тащит Дина к себе, и тому приходится сделать шаг вперед, чтобы удержать равновесие. Они оказываются еще ближе друг к другу — так близко, что Дин чувствует тепло, исходящее от кожи Каса. И когда Дин кладет руки ему на плечи и прислоняется лбом к его лбу, обе руки Каса оказываются на его члене. Кас нежно, долго сжимает его теплыми ладонями и три-четыре раза мучительно медленно потягивает. Он по-прежнему не снимает с Дина штаны — вместо этого он возвращает резинку на место, поверх члена, отступает на шаг назад, поднимает обе руки к лицу и, высунув язык, медленно, медленно облизывает ладони по очереди. Все это время он удерживает взгляд Дина. — Это… уже просто незаконно, — наконец удается выговорить Дину. — Просто расследую проблему с одеждой, — говорит Кас спокойно, снова проскальзывая обеими руками под резинку штанов. Хотя со штанами он никуда не продвигается; вместо этого он скользит одной обслюнявленной ладонью по головке члена, а другой обнимает ствол. Кас занимается членом восхитительные несколько секунд, водя по нему обеими руками — скользкими, мокрыми, — с горячим, равномерным нажимом. Он по-прежнему стоит всего в паре дюймов от Дина. И по-прежнему не спускает глаз с его лица. Дин доходит до состояния, когда ему нужно начать целовать Каса — кажется, что поцелуй начинается сам собой, как будто он просто обязан случиться. Но секунду спустя Дину приходится прервать его, чтобы перевести дух. — Так… штаны еще на месте, — замечает Дин. — Я знаю, — отвечает Кас. — Им что-то мешает. — Вот как, — говорит Дин, которому становится тяжело контролировать дыхание. — И что мы будем с этим делать? — Не знаю, — говорит Кас. Он хмурится, задумчиво искривив рот, как будто обдумывает стратегический вопрос. — Надо исследовать причину более тщательно. — Он резко опускается на колени, наконец оттягивает резинку над членом и сдергивает штаны вниз, к ступням Дина. Поравнявшись глазами с торчащим членом, Кас говорит: — Я идентифицировал проблему. — Правда? — Да. И у меня есть идея. — Кас обеими руками хватает Дина за бедра и заглатывает его член, сразу до конца, одним плавным движением — настолько неожиданно, что Дин охает. Предыдущие минеты Каса были хороши, но в них еще присутствовала некая неуклюжесть и неуверенность (и это понятно). Но теперь его движения набирают решительность, силу, твердость. Очевидно, он подмечал, что нравится Дину, — и, кажется, совсем не стесняется применять новые знания на практике. Он хватается поудобнее за задницу Дина и с силой тянет его к себе, обняв его губами и языком, забирая глубоко в горло. Его нос врезается Дину в живот, пальцы впиваются Дину в ягодицы. Ощущения при этом потрясающие, и Дин не может сдержать тихое «О-о…» — со следующим сразу за этим стоном при виде этого феноменального зрелища того, как его член исчез глубоко во рту Каса, и губы Каса обнимают его у основания. Последние остатки депрессивных мыслей улетучиваются из головы: теперь действительно перестал существовать весь мир кроме того, что есть здесь и сейчас. Кас начинает делать кивки головой, время от времени останавливаясь и обвивая член языком. Дин невольно хватается за его голову. Не проходит и тридцати секунд, как Дин уже тяжело дышит, обняв голову Каса и чувствуя слабость в коленях. — Подожди, подожди, — выдыхает он. — Я слишком близко. Подожди секунду, я хочу растянуть… Кас выпускает изо рта член и смотрит вверх, вглядываясь в лицо Дина. — Чего ты хочешь? — спрашивает он. Дразнящего тона больше нет, его голубые глаза блестят, глядя на Дина с чрезвычайным вниманием. Одной влажной рукой он обнимает член Дина и, медленно высунув язык, щедро и широко облизывает его кончик. Дин снова стонет. Кас просит совсем хриплым голосом: — Скажи мне, чего ты хочешь. Все, что захочешь. Чего ты хочешь? — Всего… — выдыхает Дин, сжимая пальцы вокруг руки Каса на своем члене. — Этого. Еще. Чего угодно. То есть... всего. — В каком порядке? — спрашивает Кас, стоя на коленях перед Дином. — Еще фелляцию? Римминг? Эджинг? Бондаж? Фроттаж? — Дин моргает, глядя на него сверху, и Кас докладывает: — Я изучал возможные варианты. У нас по меньшей мере десять часов, и, по моим подсчетам, мы можем опробовать как минимум пятнадцать практик… Дин усмехается, поднимая Каса на ноги, и Кас завладевает его ртом, целуя его жадно, пробуя его на вкус везде. Посреди поцелуя Дин начинает оттеснять его к кровати. Кас, кажется, настолько заворожен поцелуем, что даже не замечает, куда ведет его Дин, и в конце концов, потеряв равновесие, падает на спину на кровать и остается лежать, тяжело дыша и с вожделением глядя на Дина. В этот момент Дин видит, что теперь у Каса стояк, и это настолько чудесное новшество, что Дину просто необходимо немедленно оседлать его сверху. Не раздумывая, Дин встает над ним на четвереньки и садится ему на бедра, беря его член и начиная его ласкать. Кас шипит от прикосновения и безвольно откидывается на кровати. Дин плюет на ладонь и начинает работать рукой как следует, смакуя волшебное ощущение теплого, твердого члена Каса, того, как он выпрямляется и становится упругим, как Кас изгибается и двигается под ним — и тут Дин вспоминает. Стоп. У Каса же травмы. Но после всего, что произошло, это уже не кажется столь важным. Это незначительное препятствие конечно можно обойти. Дин ослабляет хватку и замедляет движения. Кас ноет под ним, изгибаясь от досады, и хватает Дина за руку, пытаясь ускорить его темп, даже всаживаясь в его руку. Но Дин замедляется еще, до тех пор пока не начинает просто ритмично сжимать в руке член Каса. Кас вцепляется в его предплечье обеими руками. — Пожалуйста, быстрее, — рычит он. Но у Дина появилась идея. Он наклоняется к Касу и шепчет ему в ухо: — Ты спрашивал, чего я хочу. — И? — Я хочу, чтобы ты трахнул меня. Кас замирает абсолютно неподвижно, уставившись на Дина. — Наверняка ведь ты спросил своего врача только о том, можно ли ебать тебя, так? — говорит Дин прямо в ухо Касу, низким голосом, продолжая нежно ритмично сжимать рукой его член. — А как насчет выебать меня? Об этом ты спросил? — Не спросил, — шепчет Кас, ошарашенный этой возможностью. — Я не думал, что ты захочешь… мне не пришло в голову… — Я хочу именно этого, — шепчет Дин ему на ухо. Удивительно, с какой скоростью Кас может двигаться при наличии правильной мотивации. В момент он меняет местами их позиции и ставит Дина на четвереньки, рывками расставляя его руки и ноги в более удобное положение. Дин даже немного потрясен тем, как быстро он это делает. Пару секунд спустя Кас уже склоняется над Дином, торопливо взбираясь на него сзади. Отсутствие опыта снова сказывается: Кас даже не думает о подготовке — просто тычется членом вслепую в ягодицу Дина, даже близко не попав в цель, — но от этой разгоряченной спешки, от его очевидного возбуждения у Дина перехватывает дыхание. При следующем неуклюжем толчке член Каса соскальзывает между ягодицами Дина, вдоль ануса — не совсем то, что нужно, но пока сойдет. В таком положении Кас делает серию быстрых мелких толчков (от чего ощущения неожиданно приятные), покусывая при этом шею Дина. Мгновение спустя Дин чувствует на своих боках жар, который не спутать ни с чем. Крылья Каса, должно быть, обнимают его с боков из своего таинственного измерения. Кас склонился над плечами Дина, скользя руками по его коже, по позвоночнику, по волосам, вниз по рукам, и все это время невидимые ленты тепла неугомонно перемещаются по его ребрам. Дин начинает медленно дрочить собственный член, упиваясь этими ощущениями. Постепенно он понимает, что Кас до сих пор далеко не продвинулся. Он по-прежнему делает толчки между ягодицами Дина, не проникая внутрь, и в конце концов его член соскальзывает между ног Дина. Кас содрогается и издает стон досады. — Погоди, погоди, надо подготовиться, — говорит ему Дин, понимая, что нужно его немного подучить. — И нам понадобится тонна смазки. — Дин на мгновение высвобождается из-под Каса, чтобы достать смазку. — И я говорю буквально: ТОННА, — добавляет Дин, возвращаясь в кровать, откуда Кас наблюдает за ним потемневшими глазами, стоя на четвереньках. — Я помылся в душе, так что по большей части проблем быть не должно, но не удивляйся, если мы немного запачкаемся. Эй, передай мне вон то полотенце… отодвинься немного… отодвинься, ЧЕСТНОЕ СЛОВО, это того стоит… эй-эй, погоди, ковбой, еще рано! Сначала палец, только ОДИН палец, и продвигайся очень медленно, дай мне время привыкнуть… Еще немного объяснений, и Кас все понимает. К счастью, это не первый опыт Дина на этом конкретном родео, хотя до сегодняшнего дня он пробовал только пеггинг (то есть страпоны на девушках). Иными словами, не настоящие живые пенисы. Но даже этот небольшой опыт полезен: Дин знает, как расслабиться, знает, как руководить действиями Каса. Один палец. Два. Три. Когда Кас понимает, что надо двигаться медленно, он оказывается очень осторожен, внимателен, добавляя по одному пальцу за раз и наблюдая за Дином с чрезвычайной сосредоточенностью. От такого пристального внимания к себе, особенно в такой уязвимой и неловкой позиции, Дин испытывает крайне интенсивные ощущения. С девушками все по-другому, с девушками привычно, но на сей раз это Кас, и так распластаться перед ним одновременно и странно, и волнительно (Дин оказался разложен в откровенной позе с поднятой вверх задницей, припав грудью к матрасу и разведя колени в стороны). Это гораздо интимнее, чем даже минет, и Дин с удивлением отмечает, как безопасно себя чувствует, как легко готов вот так отдаться. Не говоря уже о том, насколько это возбуждает: оглядываясь, видеть позади себя Каса, видеть его вожделение, чувствовать, как тяжело ему удерживать себя в руках, его едва контролируемую, почти отчаянную нужду, и одновременно ощущать, как его пальцы нежно двигаются внутри, пока другая рука стискивает плечо Дина железной хваткой… Дин чувствует себя словно под лазерным прицелом, медленно раскаляющим его с головы до ног. Поначалу немного больно, как это всегда бывает для Дина, но Кас делает все чрезвычайно медленно и обильно пользуется смазкой. К третьему пальцу Дин проходит тот переломный момент, когда ощущения перестают быть странными и становятся приятными… а затем очень приятными. Дин понимает, что готов. — Давай, — говорит он Касу. — Теперь не пальцы, твой член. Направляй его рукой сначала. Сзади происходит торопливая суета: Кас в спешке встает на колени, и полсекунды спустя его член уже медленно надавливает сзади. Возникает ощущение наполненности, растяжения, еще и еще, и наступает момент, когда головка члена проникает внутрь, проскользнув через сфинктер. У Каса вырывается стон, и он останавливается. Его руки дрожат у Дина на плечах. — О, Дин… — шепчет он хрипло. — Можешь двигаться, — говорит ему Дин, и Кас медленно вводит член внутрь. Оказывается, что его член совсем не похож на страпон, он в тысячу раз лучше — он более мягкий, более упругий, он горячий, и такой гладкий, и крепкий, но в то же время живой и даже подрагивает. И это Кас, Кас сейчас внутри Дина, проникает в него, трахает его, и это настолько обалденное ощущение, что Дин уже почти на грани оргазма от одной мысли об этом. Кас все еще входит, все еще в процессе длинного бесконечно медленного толчка, и они оба дышат тяжело. Наконец Кас задевает волшебную точку, и Дин вскрикивает — у него самого уже такой стояк, что член сочится. Дин начинает дрочить себе и постепенно прогибается вниз, к матрасу, не в силах больше удерживаться на коленях. От этого Кас теряет угол, и его член выскальзывает. Они оба стонут от досады. Кас снова слезает с кровати и дергает Дина за собой к краю, схватив его за бедра и протащив назад одним мощным нетерпеливым рывком. Дин чувствует, как съезжает назад по простыни вместе с полотенцем, разложенным под ними. Такое грубое обращение оказывается неожиданно волнующим, и когда Кас снова надавливает членом сзади, Дин подставляет одну руку под корпус, чтобы иметь постоянный доступ к собственному члену. «Да, — шепчет он, чувствуя, как головка члена Каса снова проникает внутрь, — да, да» — Кас давит сильнее — «ДА-А» — Кас наконец входит до конца. Член Дина тяжелый и твердый в его собственной руке. «Снова, снова, давай», — выдыхает он. Кас отстраняется немного и входит снова, медленными, нежными толчками, как будто прощупывает почву. До самого конца. Он изгибается позади Дина, болезненно впиваясь пальцами в его плечо. Дин чувствует, как мошонка Каса бьется о его кожу. «Швы, твои швы», — умудряется предупредить Дин. Кас, кажется, слышит его: он слегка отстраняется и начинает двигаться более мелкими толчками. При таком положении его головка трется прямо в нужном месте, и ощущения абсолютно чумовые; Дин чувствует, как его собственный член пульсирует и по всему телу выступает пот. Он дрочит себе яростно, широко разведя ноги и чуть приподнявшись на коленях. «Да, Кас, да, вот там, да, да, да….» Дин зарывается лицом в подушку в попытке заглушить стоны. Кас делает осторожный, длинный, медленный, мучительный толчок, и член Дина подрагивает. «Да, ДА, СНОВА, СНОВА» — хрипит он Касу; еще один длинный толчок, и Дин уже так близко, что чувствует, как подступающий оргазм набирает силу. Дин совершенно забылся в ощущениях: он дышит тяжело, его член — твердый как камень. Каждый толчок отзывается искрометной вспышкой удовольствия и вызывает у него новый стон, поднимая его все выше, и выше. Он чувствует, как под него пробирается рука Каса; Кас отталкивает в сторону руку Дина и сжимает в кулаке головку, сдавливая ее и в то же время с силой всаживаясь в его задницу. «А! — восклицает Дин хрипло в подушку. — ДА… А…» — Кас повторяет это снова: его член входит, он сжимает кулак, Дин со стоном беспомощно выгибается под его руками и кончает, сильными спазмами, выбрасывая порции семени толчок за толчком. Его член подергивается у Каса в руке, и задний проход спазматически сокращается, и Кас от этого сходит с ума. Его рука сжимается на плече Дина мертвой хваткой, он кусает Дина в шею, и Дин чувствует на своих ребрах горячую пелену крыльев. Он ощущает себя зажатым в тиски: Кас пригвоздил его к месту со всех сторон с умопомрачительной силой. У Каса вырывается гортанный звериный рык, он нащупывает ногами опору и делает последний мощный толчок — настолько сильный, что Дина отбрасывает вперед на несколько дюймов. И Кас кончает, выбрасывая горячую струю спермы глубоко в тело Дина. Он содрогается поверх Дина бесконечно долго, пульсируя внутри него. Дин снова вскрикивает в подушку, и его собственный член сокращается еще несколько раз. Кас хрипло стонет, вжимаясь еще глубже, пока сквозь него прокатывают волны оргазма. Постепенно пульсация замедляется и прекращается. Дин наконец позволяет себе упасть на матрас. Кас тяжело, безвольно обрушивается сверху; они оба дрожат, переживая последнее эхо оргазма. Член Каса обмякает настолько, что тело Дина выталкивает его само. Они вдвоем издают возглас неожиданности, но это приятное ощущение. После этого они лежат вместе, Кас — по-прежнему поверх Дина, тяжело дыша. Они оба мокрые от пота. Кас внушительно тяжелый и теплый; Дин чувствует, как с каждым вздохом вздымается его грудь, чувствует, как Кас поворачивает голову, как шевелятся его руки, когда он начинает приходить в себя. Предсказуемо, первым его порывом оказывается поцеловать Дина в шею. Дин улыбается: некоторые «ангельские» привычки прослеживаются все отчетливее. И каждая оказывается восхитительным открытием. Они лежат так долгое время. Кас расслабляется, и его дыхание замедляется настолько, что Дин начинает гадать, не заснул ли он. Но потом он шепчет Дину в ухо: — Наверное, надо уже слезть с тебя. — Он тихо вздыхает. — Но очень не хочется. — Можешь оставаться тут, — предлагает Дин. — Нет, нужно помыться… — говорит Кас с глубоким сожалением в голосе. — Да, мне тоже, — соглашается Дин, которому так же грустно при мысли, что надо вставать. — В этом недостаток анального секса. Во всяком случае, для нас, простых смертных, у кого нет волшебных способностей к очищению. — Иногда я так жалею, что я больше не ангел… — говорит Кас. Наконец он шевелится, поднимается со спины Дина и натягивает пижамные штаны. — Знаешь, в чем недостаток этого бункера? — замечает Дин, садясь. — Душевые отсеки слишком узкие для двоих. Кас удивленно смотрит на него. — Я никогда об этом не думал. И правда, огромный просчет в дизайне.***
Кас отправляется в ближайшую ванную, Дин — в дальнюю. Дизайн душа и правда крайне неудачный, быть отдельно друг от друга в этот момент кажется совсем неправильным, и Дин уже вынашивает план провести в одну из спален трубы, чтобы можно было принимать душ вместе в приватной маленькой ванной прямо в комнате. Он выходит из душа и протирает рукой запотевшее зеркало, уже собираясь отправиться обратно к Касу, но тут его рука замедляется. «А долго длится скорбь?» «Мы адаптируемся». За последний час все заботы чудесным образом испарились. Остались только Дин, Кас, постель и ничего больше. Но теперь реальность внезапно возвращается, и в голове у Дина возникает чудовищная картина того, как все на самом деле будет, если Кас… уйдет. Если он умрет. Рука Дина замирает на зеркале, и оно снова начинает запотевать. Отражение мутнеет, пока перед мысленным взором Дина разворачиваются унылые месяцы и годы. Он уже знает, как это будет, предвидит сокрушительную безысходность первых месяцев. Знает, как сильно Сэм будет стараться помочь, и даже Клэр, наверное, и Джоди. Но никто помочь не сможет, правда? Ничто не заполнит пустоту этой ужасной потери, и на этот раз она поглотит Дина заживо. Дин даже представляет себе, как все будет развиваться после: он видит себя год за годом, стареющего, седеющего. Наверное, по-прежнему охотящегося. Может быть, снова появятся какие-то случайные девочки. Но все это ни черта не будет значить. Будет проходить день за днем, год за годом; Дин будет работать, убивать, есть, спать. Сэм, по крайней мере, будет рядом — Дин переживет эту потерю, жизнь продолжится. Но его любимого ангела с ним уже не будет, никогда не будет, ни в этой жизни, ни в следующей. Никогда больше не будет этой остроты ощущений от того, что Кастиэль склонился над ним на постели, сводя Дина с ума вожделением; никогда не будет тихого, но не менее дорогого комфорта от его близости ночью. Никогда больше не увидеть, как Кас просыпается рядом, как он ест пиццу или смеется с Сэмом, как смотрит на Дина на парковке в лучах закатного солнца или кладет перо на горло маленькой девочке. У Дина уже не будет компаньона в ночи; тепла, к которому можно приникнуть; неизменной поддержки того единственного, кто знает его досконально, во всех смыслах — со всеми его страхами, со всеми недостатками, со всеми простейшими и низменными желаниями, которые принимает, которыми дорожит. Жизнь, конечно, поползет вперед. Но уже без Кастиэля, уже навсегда без него. Дин стоит, закрыв глаза руками, и его сотрясают вырывающиеся из груди всхлипы, пока он пытается прогнать от себя эту жуткую картину. Ему удается свести все к нескольким судорожным вздохам, к нескольким секундам паники, после чего он берет себя в руки. Он твердо намерен не показывать этого Касу — не портить вечер, неожиданно получившийся таким чудесным. Поэтому он сморкается и плещет себе в лицо холодной водой. Пока он изучает в зеркале глаза — они еще слегка красные, — раздается нерешительный стук в дверь. — Дин? — зовет Кас снаружи. Дин медлит, не уверенный, насколько нормально прозвучит его голос. Дверь отворяется. — Прости, я начал волноваться… — Кас умолкает, увидев лицо Дина. — Дин? — произносит он снова с нарастающей тревогой. — Я не могу потерять тебя, — выпаливает Дин. Его голос огрубел настолько, что выходит почти рыком. — Не могу, Кас. Не могу. Я с этим не смирюсь, никогда… — Глаза Каса расширяются; он выглядит пораженным, и Дин ненавидит себя за то, что вываливает это на него, но он не может остановиться и продолжает, запинаясь: — Я не могу… не могу потерять тебя сейчас… мы же только начали!.. Я не смогу, ты обязан жить, Кас, не умирай, пожалуйста… — Я пытаюсь, — отвечает Кас, подходя ближе. С исступлением и отчаянием в голосе он говорит: — Я пытаюсь изо всех сил, Дин, я пытаюсь как могу все это время… Я нашел этот госпиталь в Денвере, начал химию, и работу — все это, месяцами, каждый день, месяцы, уже месяцы — это все для тебя, Дин! Я так стараюсь остаться в живых, остаться с тобой… я не хочу умирать. Я не хочу оставлять тебя! Кас делает еще шаг вперед, ступая в душную от влаги ванную. Дин протягивает к нему руки. Они хватаются друг за друга.