19-3832 TCX

Шинсо вжимали в стенку. Непрошено, нагло и по-свойски исследовали чужим языком рот. И не то чтобы он сильно сопротивлялся — алкоголь подкосил и без того еле державшие колени. Поэтому он просто обмяк и отдался на растерзание приставшему к нему в клубе парню. Всё равно завтра ни черта не вспомнит, хоть поразвлекается. — Куда? — брюнет на секунду оторвался от его рта, но тут же был прижат обратно. Шинсо знал куда. Благо тут недалеко.

***

Сегодня был не день, а сущий ад. Кошмар в трехкратном размере. Корень квадратный из пиздеца в кубе. Поэтому максимумом чего-либо хотения на данный момент было желание ужраться вусмерть. Его любимый бар сегодня был закрыт, и тащиться куда-то дальше десятка метров от дома не представлялось ни желанным, ни возможным. Шинсо устал и заебался, и всё, на что он сейчас был способен, — это упасть мешком заёбанных костей в какой-то клуб, находящийся в достигаемом диапазоне метража «золотой десятки», и цедить коктейли. В клубе было хуёво на девять из десяти. Народу мало, а дешёвого алкоголя за барной стойкой — много. Это радовало. Хитоши приземлился в самый угол и заказал себе сразу целую партию. Дерьмовое пойло практически не ощущалось на вкус, но работало эффективно — после шестого коктейля его начало постепенно отпускать. Напряжённость мышц спала, и Шинсо теперь мог спокойно выдохнуть. Он протёр глаза рукой и принялся рассматривать разноцветные блики в витринных бутылках. Весьма ему приглянулся один вискарь, и Хитоши выбрал его картиной вечера — отсветы дискотеки в нём отливали особенно тускло. То, что надо для уставших глаз. Алкоголь отзывался расслабленностью тела и лёгким гудением в голове. Даже раздражающая поначалу громкая музыка теперь звучала мерным ритмом баса на окраинах черепушки и не мешала упиваться собственным опьянением. Шинсо пил, и после каждый новый пустой бокал добавлялся в ряд таких же опустошенных стекляшек, выставленных под линеечку. «Формируем Бухлотрона», — невесело подумал Шинсо. Методичная попойка продолжалась тихо и размеренно, пока рядом на стул не приземлилось некое тело, едва не сбив крайний из бокалов, и Хитоши цыкнул. Кто-то посмел херить его работу?! А, плевать. Тут кому-либо что-то доказывать бесполезно. Поэтому Шинсо лишь поправил бокал и продолжил дальше залипать на переливающиеся огоньки в бутылке из-под виски. Удивлённого взгляда со стороны тела он, естественно, не заметил. Само тело же пригубило пару-тройку шотов и попыталось обратиться к Шинсо. Тот, само собой, не отреагировал. Он попробовал ещё (пьяные — люди упрямые и настырные), но ответа так и не получил — его откровенно игнорили (потому что Шинсо упрямей и настырней, а ещё — пьянее). Да и обстановка в клубе с её гремящей музыкой как-то не располагала к разговору. Тело задумалось и, хмыкнув, придвинуло троицу пустых стопок в ряд стеклянной тары. Шинсо, оторвавшись от лицезрения алкоголя, перевёл взгляд на незаконное пополнение в его рядах. Что за?.. — Теперь-то ты обратишь на меня внимание? — мужской голос раздался совсем рядом, и Шинсо автоматически повернул голову на звук. Доселе неведомое тело оказалось парнем лет двадцати с чёрными взъерошенными волосами. Парень отстранился и теперь смотрел на Шинсо с кривой полуулыбкой. Господи, Шинсо бы сейчас многое отдал, заимей он внезапно возможность отправлять людей куда подальше лишь одними словами. Да и чтоб те безропотно подчинялись. Он бы, наверное, ради такого и Бухлотроном пожертвовал. Какой к чертям Бухлотрон? Пристал, блин. Шинсо мотнул головой и хотел было отвернуться, желая снова приступить к интереснейшему занятию — созерцанию алкашки, но ему не дали. Брюнет приблизил очередной шот к его коктейлю и, цокнувшись, сказал что-то вроде «за знакомство». И пока этот нарушитель относительного спокойствия проворачивал все манипуляции, заторможенное сознание Хитоши сигналило, что что-то не так. И Шинсо вынужденно пришлось присмотреться к парню. И не зря. Кадр ещё тот был. «Грёбаный фрик», — мелькнуло у Шинсо в голове. Ведь на нижней челюсти кадра и дальше на шее красовались чёрные разводы краски или ещё какой-то поеботы, создавая ощущение, будто фрик когда-то спалил эту кожу к херам, только вместо того, чтобы сделать пересадку, оставил. По краям сего творения красовались то ли нарисованные, то ли приклеенные скобы, за что Хитоши мысленно прозвал фрика Степлером. Ну чем не имя? Ему подходит. А ещё такие участки были на руках. На ушах. И под глазами. Сейчас что вообще — Хэллоуин? Бесит. Но потом Хитоши вспомнил про свои выкрашенные в фиолетовый волосы и невольно смирился. Что только в этой жизни молодёжи не приспичит… Охренеть, ему всего-то двадцать один, а бурчит, как старый дед. С выпивкой на сегодня явно пора завязывать. — Угостить или уже хватит? — парень снова склонился вплотную, едва ли не касаясь губами уха. Даже сквозь кучу шума и звуков голос брюнета звучал предельно чётко и ясно. А мягкий баритон заставил толпу всем известных насекомых пробежаться по спине. Шинсо вздрогнул. Этого ему ещё не хватало, пускай валит восвояси. Он сюда не цеплять кого-то пришёл. Незнакомец был явно другого мнения. — Знаешь, будь у тебя, к примеру, зелёные волосы, смотрелось бы отстойно, — Степлер ухмылялся на пол-лица, наблюдая за реакцией Шинсо. Тот недоуменно свёл брови и прыснул. Это что, комплимент что ли? Точно фрик. Да и чёрт бы побрал этих брюнетов. В голове мимоходом всплыл образ его относительно молодого куратора — Шоты Айзавы, и Шинсо аж передёрнуло. Хватит с него темноволосых, ему и так проблем с такими хватает. Тут лишь бы не просрать сдачу курсовой. — Ты может отстанешь, а, Степлер? Тебе самый крайний стул у бара ни о чём не говорит? — Хитоши изо всех последних сил пытался не скрипеть зубами и как-то отвязаться от непрошенного собутыльника. Если тот вообще собирался дальше пить. Шинсо уже точно хватит. Фрик рассмеялся. — Степлер, говоришь? Хах, мне нравится. Но так я предпочитаю Даби. Звучит поярче, — фрик Степлер, кхем, точнее Даби, развернулся к барной стойке, сложив на неё локти. Закатанные рукава чёрного кардигана оголяли жилистые предплечья и тонкие запястья. Шинсо невольно засмотрелся. Его вопросы теперь игнорировал сам брюнет. Мстит? — Кремация? Слишком пафосно, — не удержал язык за зубами Шинсо и мысленно дал себе затрещину. Вдруг этот ещё за флирт примет, хер его знает, что у таких придурков в голове творится. От этого вывода Хитоши скривило, хоть и не сильно — парень казался хоть и странным, но… симпатичным? Бля. Ну нахер. Хитоши поёжился и отмахнулся от незваных описаний, уставившись обратно на виски. Даби хохотнул, увидев перекошенную рожу собеседника и восприняв её, видимо, как сопутствующую реакцию на толкование имени. Потом проследил за взглядом Шинсо и усмехнулся. Разговор дальше не продолжился. Да и было о чём? В голове Хитоши, как ни странно, картинка мягко сменялась, переходя с бутылки на тонкие запястья, и плыла куда-то дальше под ткань чёрной накидки. Хитоши не возражал, и чёрт бы побрал его гейскость. Через некоторое время Даби прервал относительную тишину меж ними — в клубе всё ещё громыхала музыка, но им двоим уже явно не мешала: — Ладно, я пойду. Перед лицом Шинсо приземляется бутылка точно такого же пойла, на которое он залипал весь вечер. Он переводит непонимающий взгляд на Даби, но тот подносит своё лицо к нему и напоследок шепчет: — И всё-таки сидение на этом стуле у самой стенки говорит мне, что ты отчаянно хочешь быть к ней кем-то прижат. И блядски выдыхает прямо на ухо. Шинсо коротит. Даби бросает на него многозначный взгляд, коротко облизывает уголок губ и уходит. От его слов у Хитоши звенит в голове и мысли хаотически пляшут по черепной коробке. Он зависает на пару долгих мгновений, и как приходит в себя, то за Даби уже давно закрылись входные двери клуба. Чёртов фрик. Хитоши подрывается, хватая бутылку, кидает купюры на стойку и мчит на выход. Грёбаный Даби. Грёбаный и совершенно по-блядски сексуальный Даби. Шинсо проклинает себя за то, как до этого докатился. Потому что сейчас он вылетает на улицу, ищет в полумраке мужскую фигуру и натыкается на огонёк зажигалки. Даби подносит сигарету к губам, поджигает её синим язычком фирменной Зиппо. Выдыхает облако дыма, не отрываясь какое-то время от синего пламени. Далее щёлкает зажигалкой и отправляет в карман. Выдыхает дым ещё раз и поворачивается к Шинсо. Тот молча наблюдает за действиями Даби, ловя каждое движение длинных пальцев и наполовину разрисованных губ. Вроде и дышать забывает как. Даби улыбается, делая очередную затяжку, и ловит взгляд Хитоши. В темноте под небольшим светом вывесок теперь можно было разглядеть цвет глаз брюнета. Голубые. Даже больше бирюзовые. Или лазурные, как море. Или пламя его зипповской зажигалки. Хитоши осознаёт всю нелепость подобных сравнений, особенно когда сам попадается на крючок, и нахуй тонет и горит в этих глазах. А дальше — знакомый сценарий. Стенка, выдох, губы, пальцы. Лёгкий стук удара бутылки об стену, глухой звук от касания спиной, и очень сильный — сердца, что клокочет где-то в горле, начиная с языка. Терпкий привкус алкоголя, не менее терпкий запах от духов и сигарет. И Шинсо нравится, чёрт подери. Даби бросает лаконичный вопрос, и его тут же затыкают поцелуем. Хитоши не говорит, что умеет выбирать места недалеко от дома, а Даби — людей, пусть и на одну ночь. Шинсо посылает усталость нахуй и тащит брюнета к себе. Про неубранную квартиру он вспомнит потом. Они неаккуратно вваливаются в эту самую квартиру, абсолютно неграциозно падают на ближайший более-менее подходящий диван и при этом совершенно точно не осторожничают, снимая друг с друга одежду. — Хей, ты хоть имя скажешь? Или предпочтёшь остаться таинственным ноунеймом? — Даби выводит узоры языком по шее, и Хитоши кожей чувствует смешинки в его голосе. — Шин… Хитоши, — сипит, резко вдохнув на последнем слоге — Даби давит бедром на пах, вжимая того окончательно в диван, и хмыкает ему под подбородок. От этого по телу словно ток пускают, и Хитоши ощущает себя высоковольтным кабелем — перед глазами искрит от каждого движения. И на вопрос «почему перегорают провода?» Хитоши бы ответил «потому что Даби». Тот скользит дальше по ямке ключицы, оставляя влажный след, а Шинсо подымает его руку и играет с запястьем — очерчивает языком выступающую косточку, ведёт им выше по ребру ладони, берёт одну фалангу пальца в рот и обсасывает, смакуя собственный фетиш. Потом кивает на чёрную байду, нарисованную у Даби на коже, и спрашивает: «Что за дерьмо?». В ответ: «Временный татуаж», — и Шинсо фыркает. Фрик же. Тело Даби под одеждой идеально, как думает Шинсо: жилистое, подкачанное и стройное, без ебучей чёрной татуажной хрени и ни единого блядского волоска. Шинсо даже немного расстраивается, не обнаружив тёмной полоски волос, ведущей от пупка вниз, что подсказывала б направление его взгляду, но так даже лучше. Потому что Даби уже проводит пальцами по его собственной блядской дорожке, и у Хитоши невольно втягивается живот. Сам он худой и угловатый, но Даби это, видимо, вполне устраивает, судя по маньячному блеску в его охуительных глазах. Он наклоняется и смеётся ему в пах, выдыхая что-то вроде «какой чувствительный», от чего Хитоши ощущает вибрацию от каждого звука. Даби приставляет кончик языка к головке, слизывая предэякулят, и следит за реакцией. Шинсо неотрывно смотрит. Чувствует едва ли не болезненную пульсацию собственного члена. Замечает, что в таком положении Даби отлично с ним гармонирует, и довольно скалится. Тот трактует сие как согласие и, на секунду похабно оскалившись в ответ, берёт в рот. Шинсо непроизвольно закидывает голову и цепляется в волосы. В чёрные — потому что так легче контролировать движения и регулировать угол вхождения в этот сучий рот, и в собственные — потому что ему просто охерительно хорошо. Давненько у него не было хорошего отсоса. А Даби как раз сосал как бог. Слюна и смазка смешиваются, стекают с члена и размазываются по яйцам — Даби мнёт их свободной рукой, второй удерживая себя на весу. От удовольствия у Шинсо подгибаются пальцы на ногах и дрожат бёдра. Ещё немного такими темпами, и он совершенно позорно скорострельно неожиданно кончит. Даби, предугадывая такой поворот событий, отстраняется и лезет за поцелуем. Тот выходит слишком по-блядски влажным. Теперь во рту сладко-солоноватый привкус, а подбородок измазывается в общей слюне. Они кусают друг другу губы, притираются животами и елозят по коже приоткрытыми головками, что дразнит их обоих. Пальцы зарываются в волосы, тянут и прижимают. Со стороны словно борьба за первенство, на самом деле — просто привычное взаимодействие, что доставляет обоим. Хитоши облизывает пигментированную нижнюю челюсть и тянется вниз, обхватывая рукой сразу оба ствола — его ладони и влаги после сногсшибательного минета хватает на двоих. Даби шумно выдыхает на ухо и дёргается, а в руке отдаёт размеренной пульсацией. Хитоши сначала плавно скользит, прислушиваясь к дыханию Даби. Тот лишь глубоко дышит, и Шинсо принимает правила игры. Обводит большим пальцем головку, давя на устье, и слышит хрипловатый вздох. Хорошо. Продолжим. Шинсо проводит по членам, ныряя меж ними пальцами, пытается коснуться каждого участка кожи. Он исследует путь отдельной венки, обводит по кругу венчик и венечную борозду. И совершенно никуда не торопится. Но Даби… Даби выдаёт себя с головой. Сцепляет зубы и сминает под пальцами ткань дивана. Рвано дышит и весьма красноречиво посылает нахер взглядом. Но больше ничего не делает. Не срывается и не перехватывает инициативу. Потому что одно дело дрочить себе, а когда это делает смотрящий на тебя вожделенно парень — слабовольно отдаёшься под пытки. Движения постепенно становятся размашистей, кисть набирает ритм, и тела входят в резонанс. Оба толкаются навстречу руке, подмахивая бёдрами в выведенный такт. Оба дрожат, обоих дёргает и трясёт. Грудные клетки с сосками-бусинками хаотично поднимаются и опускаются, на коже блестят капельки пота. В воздухе — запах мускуса, алкоголя и секса. Внизу живота — спазм, по телу — дрожь и волна удовольствия, под веками — россыпь сине-фиолетовых точек. И в квартире — два рухнувших уставших тела. Довольных и пьяных. Шинсо тянется за салфетками, валяющимися где-то на полу, передаёт парочку Даби и поднимает практически закатившуюся под диван бутылку. Тихо тянет «выпьем?» и, не дожидаясь ответа, отхлёбывает сразу с горла. Жжёт. Даби перенимает виски и пьёт так же. Ему тоже жжёт. Но им обоим так насрать, что они делают ещё по глотку и отставляют бутылку. Клонит в сон, и Хитоши с трудом держит глаза открытыми, смотрит и думает. Задаётся вопросами: как, зачем, почему и нахер вообще. Хитоши не может отыскать ответов, кроме одного очевидного — потому что день пиздец, и Вселенная дала ему поблажку. Хитоши беззвучно смеётся и представляет, сколько ему ещё за этот вечер надо будет отработать у Вселенной впереди. Но он понимает, что уже согласен, и просто валится в сон на узком диване. Завтра — будь что будет. А сегодня… а сегодня у него под боком Даби, и он ни о чём не жалеет.