***
Далер идет к двери своего номера по длинному коридору, пол которого устлан толстым зеленым ковром, заглушающим все звуки, и невольно прислушивается к ощущениям в левой ноге. Всё в общем-то нормально, ну, может там действительно есть едва ощутимая болезненная точка, но в принципе это не больнее обычного синяка, которые любой футболист получает постоянно. Если бы Паша не надавил куда-то там в глубине, он бы и не знал, что что-то серьезно не в порядке. Не стоило раздувать все это из-за такого пустяка. Он не может отогнать от себя мысль, что если бы подобное произошло с кем угодно ещё из игроков Зенита, врачи реагировали бы менее возбуждённо. Никто точно бы не стал мять задницу того же Дзюбы, Ивановича, да кого угодно, вот так при всех, в ресторане. Ладно. Он знает, что по некоторым причинам медицинский штаб Зенита к нему несколько более внимателен. Он сам давал на это согласие, это было одним из условий его контракта. Но разве там был пункт о таких вот почти насильственных медицинских осмотрах в публичных местах? Он уверен, что нет. Надо будет сказать об этом Гришину, когда он зайдет с мазью, попросить больше не устраивать подобных шоу, тем более из-за такой ерунды, как синяк. Да, всего-навсего какой-то синяк, пусть и глубокий. И при этом он уже не в 100% форме, в первый же день сборов. Обидно… Он входит в номер, закрывает за собой массивную деревянную дверь, бросает ключ и айфон на маленький консольный столик при входе. Внутри темно, теперь, когда солнце зашло. Какое-то время Далер стоит в темноте и тишине, привалившись спиной к двери, закрыв глаза и стараясь ни о чем не думать. Через слегка приоткрытую балконную дверь, которую он забыл закрыть, убегая на ужин, слышно громкое ночное пение цикад. Это красиво. Можно, в принципе, попробовать заснуть с открытым балконом, не включая кондиционер… Далер вздыхает, отрывается от двери, включает основной свет, но это слишком раздражающе-ярко и он гасит его, заменяя на мягкий и тёплый жёлтый свет небольшой лампы на прикроватном столике. Он стаскивает кроссовки и носки, бросает их там, где они упали, не заботясь сейчас о какой-то аккуратности и порядке, и буквально рушится на огромную кровать, все же чуть морщась, когда его зад касается матраса. Неужели он наконец-то один… Он устало трет лицо ладонями. Это не первый раз, когда его на сборах поселили в номере без соседа, но раньше это всегда был стандартный номер с двумя отдельно-стоящими кроватями, и он занимал одну из них. Сейчас же это типичный номер в восточном стиле, с огромным king-size монстром на пол-номера, увенчанным высоким резным деревянным изголовьем. Далер обводит взглядом интерьер. Всё это не совсем в его вкусе, все эти яркие краски, вычурная резьба, причудливые цветистые стенные панели, почти десяток подушек разной формы, ковры и коврики. Хотя… Он зарывается голыми пальцами в толстый пушистый ковер под его ногами, падает спиной на мягко пружинящую под ним кровать, раскидывает в стороны руки и замирает, глядя в потолок. Возможно, он мог бы к этому привыкнуть. Он закрывает глаза и лежит так какое-то время, вяло размышляя, что надо бы встать, раздеться и пойти в душ греть ногу, как сказал Гришин. Но, наверное, лучше пока подождать, пока врач не принесет мазь, вдруг он из душа не услышит стук в дверь. Его мысли опять привычно соскальзывают к Андрею. Даже Гришин заметил, что Лунёв как-то излишне сильно отлупил Кузяева сегодня. Спросил, всё ли у них нормально. Да, врач не называл имен, но было ясно, кого конкретно он имел в виду. Как много времени займёт, чтобы и все остальные в команде что-то заметили? И что ему после этого делать? Уходить? Куда? Да и кто ему позволит уйти из «Зенита» при действующем контракте? Мог ли Кузяев представить полтора года назад, что, составляя соглашение с клубом, нужно было туда включить пункт о досрочном его расторжении в случае безответной любви? О да… Крайне необходимо будет включить подобное условие в новый контракт, ха-ха. Далер горько усмехается своим мыслям. Хотя ситуация, в которую он сам себя загнал, ничуть не смешная. А может и правда уйти? Только не в Россию, он точно не перенесёт встречи с Андреем на поле в качестве соперников. В Европу? Да. Там пункт о несчастной любви к партнёру по команде не вызвал бы удивления, а может и был бы одобрен. Осталось найти клуб, который согласится купить не самого звездного 26ти-летнего полузащитника, влюбляющегося в партнёров по команде, да еще и действительно не умеющего нормально дышать. Нет, никто на это не подпишется. А это значит, что надо будет продолжать выживать здесь, в «Зените». Что автоматически означает, что его затянувшуюся проблему с Лунёвым рано или поздно придётся решить, хочет он этого или нет. Тянуть с этим еще полтора года, когда закончится срок его трёхлетнего контракта с Зенитом, нельзя. Он просто сойдет с ума. Ладно, на самом деле проблема под названием «Андрей» возникла не полтора года назад, а немного позже.***
Первые несколько месяцев после перехода Далера в «Зенит» все было совершенно нормально. Временами он был даже счастлив. В его жизни случилось то, на что он почти перестал надеяться. Настоящий топ-клуб не просто обратил на него внимание, а купил его, невзирая на имевшиеся у него небольшие проблемы с физикой и здоровьем. Да, он знал, что берут его не за его игровые качества, что его подписание во многом было связано с формальным требованием наличия в заявке на каждую игру так называемого «доморощенного» игрока, и что есть большая вероятность надолго, если не навсегда, присесть на скамейку. Он всё это знал. И также прекрасно знал, что это возможно его единственный шанс в жизни, чтобы добиться чего-то действительно серьёзного, что-то выиграть. А впереди был домашний Чемпионат Мира… Далер сосредоточился исключительно на своей цели. Пробиться в основу «Зенита». Попасть в Сборную. Играть на Чемпионате Мира. И возможно когда-нибудь попробовать себя в большом европейском клубе. Цели были грандиозными. Для него, еще совсем недавно признанного бесперспективным для большого футбола и никому не нужного, кроме дворовой студенческой команды "Шиповник", это был вызов. В первую очередь самому себе. Он знал, что очень многим придется пожертвовать, и он был готов к этому. Такими жертвами стали в итоге его общение с партнерами по «Зениту» и личная жизнь. Возможно, он был не прав. Возможно, ему следовало больше контактировать с одноклубниками, особенно в первые месяцы его адаптации в клубе, когда любая команда приглядывается к новичкам. Надо было соглашаться на какие-то общие встречи, что-то рассказывать о себе, да просто попробовать быть более открытым. Но все это, по мнению Кузяева, означало бы неизбежную трату времени, энергии, сил на что-то еще кроме футбола. Ему же первое время пришлось полностью сосредоточился на тренировках. На режиме. Сказать, что нагрузка в Зените была больше, чем всё, испытанное им во всех предыдущих клубах, это не сказать ничего. Он едва доползал до кровати. А ведь была еще и учеба в Университете, которую перфекционист Кузяев точно также старательно тянул на максимальном напряжении всех сил. Куда тут было впихнуть какое-то общение, дружеские встречи, свидания? Да и что интересного он мог бы рассказать о себе товарищам по команде во время этих общих тусовок? О лекциях по экономике? О полном крахе его личной жизни, потому что никакая женщина так и не согласилась занять последнее место в списке его приоритетов после футбола и учёбы, и он в какой-то момент просто перестал делать попытки кого-то найти? Какие общие интересы могли быть у него — неженатого, бездетного одиночки, даже не имевшего поначалу водительских прав и ездившего на тренировки на метро, и у остальной части команды, где почти у всех были жены, дети, персональные фанаты и фанатки, любовницы, элитный личный автопарк и куча прочих интересов? Да у него даже нет своего инстаграмма, о чём с ним вообще можно разговаривать?! Поэтому он молчал. Старался поддерживать со всеми ровные отношения. Тренировался. Играл. Работал. Так и получилось, что с первых же дней его пребывания в «Зените», о нем быстро сложилось мнение, как о чрезвычайно замкнутом, напряженном, необщительном и вообще весьма скучном человеке. Но, неплохо играющим в футбол и полностью себя отдающим игре. Надёжная и незаметная рабочая лошадка. Он заслужил уважение партнеров по команде, но не более. К нему почти никто не подбегал поздравить с забитыми голами. Его перестали звать на дни рождения и прочие общие мероприятия. Если Далер пропускал тренировку по причине простуды или лёгкой травмы, никто из команды кроме врачей клуба не звонил ему поинтересоваться как он. Его просто особенно никто не замечал. Было трудно. Но если это была цена за попадание в топ-клуб, что же, он готов был её заплатить. Он продолжал жить и идти к цели, день за днём. Терпел и тренировался. Приезжал на тренировки первым, первым же уходил с поля в раздевалку, пока вся команда обнималась и шла на аплодисменты к болельщикам, часто успевая переодеться и уйти до того, как остальные игроки вернулись. Принял как норму нейтральное отношение команды к его голам. Принял то, что друзей в «Зените» у него нет и не будет — кто бы захотел дружить с явным аутсайдером? А потом возник Андрей. Ну как возник, он вроде всегда был где-то рядом, но, как и прочие зенитовцы, долгое время был для Далера лишь партнером по команде. Пришедший в Зенит за полгода до Кузяева и являющийся таким же новичком, Андрей к моменту появления в клубе Далера был уже одним из лидеров, причем без малейших усилий с его стороны. Открытый, лёгкий, харизматичный, с потрясающим чувством юмора и постоянной широкой, доброй улыбкой, популярный и любимый всеми, Андрей был полной противоположностью Далера. Противоположности интригуют. Притягивают. Постепенно Далер начал ловить себя на том, что всё чаще улыбается при виде Андрея, и что шутки с его стороны не ощущаются такими раздражающими, как подъебочки тех же Дзюбы и Кокорина. Он быстро понял, что внешняя, чуть простецкая манера общения Лунёва на самом деле скрывает под собой яркий и цепкий ум. Что его попытка выглядеть в глазах окружающих эдаким местным гопником не более чем удобный образ, позволяющий просто чувствовать себя комфортно в специфической спортивной среде. К его удивлению, Андрей временами будто бы даже проявлял некий интерес к держащемуся в стороне от всех Кузяеву. Во всяком случае, он единственный, кто со временем стал звонить или подходить к нему, чтобы поболтать. И только в разговоре с ним Далер не запинался и не замолкал после двух-трех коротких фраз. Его тянуло к Андрею. Не каким-то сексуальным образом, а как тянется очень замерзший человек к источнику тепла. Постоять рядом, посмеяться издалека его шуткам, умереть от смущения, не умея смешно ответить, когда Лунёв пытался втянуть его в какой-то веселый разговор. Просто погреться рядом. Так бы наверное продолжалось и до сих пор. Но потом внезапно случился вызов в сборную, причем одновременно и для Далера, и для Андрея. Хаос эмоций и впечатлений. Новые люди, новые партнеры, эйфория и невероятное напряжение, запредельное испытание себя на прочность, стойкость. Андрей был рядом. Не покровительственно, но надежно. Когда надо поддерживая, когда надо ругая и жёстко встряхивая. Где-то за пару недель до начала Чемпионата, выйдя однажды вечером с базы Сборной погулять по вечерней Москве, куда его разумеется вытащил опять Лунёв, Далер наконец-то признался себе, что Андрей стал его очень близким другом. Это было счастливое время. Всё как-то совпало — Сборная, эйфория Чемпионата, вручение ЗМС и Кремль, невероятный драйв и пост-чемпионатский кураж, возвращение в клуб уже не молчаливым аутсайдером, а уверенным игроком основы Сборной, доверие нового тренера Зенита, голы, победы, победы… И Дружба. Он научился болтать ни о чем, научился не смотреть ежесекундно на часы, живя в постоянном нервном напряжении, научился даже просто гулять в Удельном парке, около которого, как внезапно выяснилось, жил и Андрей. Научился ходить в гости и смотреть какие-то бессмысленные комедии и боевики. А потом произошла катастрофа. В один из ноябрьских дней, когда у команды был выходной после сыгранной накануне игры, Далер проснулся дома с достаточно нормальной для каждого молодого здорового мужчины утренней эрекцией. Ничего необычного, ничего нового. Ничего такого, с чем он не привык справляться самостоятельно за годы одинокого существования. Он залез в душ, и стоя под теплыми струями воды, стекающими по телу, уперся лбом и левой рукой в стену, опустил правую к паху и собрался по-быстрому покончить со своей задачей. Еще полусонный, он вяло пытался вызвать в голове привычные вкусные фантазии, но через минуту с удивлением понял, что почему-то сегодня ничего из этого не работало. Он нахмурился. Немного подтолкнул воображение. И вдруг там был Андрей. И это уже не рука Далера скользила по его промежности, лаская яйца, это была рука Лунёва между его ног, его рука поднималась к соскам и сжимала, скручивала их, его рука держала член Далера, уверенно гоняя нежную плоть по жесткому стволу. Он получил, возможно, самый интенсивный оргазм в своей жизни. Его ноги отказались его держать, и он сполз на каменный пол душа, тяжело дыша, с широко раскрытыми от ужаса глазами. Он только что подрочил, думая о своем друге. О партнере по команде. С которым ему будет необходимо ежедневно встречаться, общаться, переодеваться в раздевалках, пересекаться в душевых. И всё это — помня о сегодняшнем почти шокирующем своей интенсивностью оргазме. Смотреть ему в глаза. Улыбаться. Болтать, ходить в гости, проводить время вместе. Обманывать, фактически использовать его. Нет, он не мог. Андрей был Друг, он не заслужил такой подлости и лжи. И он не мог обманывать себя тоже. Он знал, что его тело будет требовать повторения этого пиршества, что он сделает это снова, и снова, и что там будут и другие фантазии, но все теперь с участием Андрея. Более того, сейчас он мог признаться себе, что не так уж сильно шокирован произошедшим. Что где-то на подсознательном уровне он знал, что уже давно влюблён в Лунёва и что сегодняшнее утро — это просто неизбежная потеря строгого контроля над собой, своими истинными мыслями, желаниями. Выход был один. Необходимо было отказаться от общения с Андреем. Ради самого Андрея и ради сохранения хоть капли уважения к себе самому. Стараясь не вызывать лишних вопросов и не желая обидеть Лунёва жесткими действиями, Далер постарался всё сделать осторожно. Нет, я сегодня занят, много заданий по учебе. Нет, на следующей неделе тоже никак не смогу, нужно будет много ездить в Универ, встречаться с преподавателями, скоро ведь сессия. Я хотел бы, но правда не могу. Прости, я пропустил твои звонки, был занят. Нет, после тренировки мне надо будет убежать, дела. Нет, выходные все распланированы, родители просили помочь. Нет, сообщения тоже пропустил, извини, был уставший, отключил звук. По времени это совпало с совершенно адским календарем «Зенита», так что всё, в общем-то, выглядело совершенно правдоподобно. Даже если бы не решение Далера, у них бы вряд ли хватило сил и времени на какие-то хождения в гости и общение вне поля. Он снова сосредоточился только на футболе, бился в каждой игре, как будто это был финал Чемпионата мира, становясь лучшим игроком из матча в матч. Доводил себя до полнейшего изнеможения, в надежде придушить свои никуда не исчезнувшие желания и фантазии рейтинга 18+. Не то, чтобы это как-то помогало. Для освобождения от сексуального напряжения его тело упрямо продолжало требовать визуальные образы только одного конкретного вратаря питерского «Зенита». По подозрительным и напряжённым взглядам, что бросал на него Андрей, было ясно, что он что-то замечает и всем этим недоволен, но не может понять причину отдаления от него Далера. У Лунёва самого этот период был не простым — пропущенные мячи в воротах Сборной, начавшаяся безвыигрышная полоса в Зените, ошибки в матчах с «Арсеналом» и «Рубином». Далер видел, что Андрей переживает, и как отчаянно ему хотелось в это время быть рядом с ним, поддержать, как тот всегда поддерживал в трудные минуты его самого… Он не мог. Да и было у Андрея кому его поддержать. Это только у Кузяева был, по сути, один единственный друг. У нормальных людей, таких, как Лунёв, друзей и просто хороших приятелей для общения всегда было много. Не то, чтобы Далер ревновал, нет… Но слышать, как Андрей всё чаще и чаще рассказывает в раздевалке о великолепно проведённых вечерах в компании старых друзей и подруг, было больно. Отделаться от мысли, что эти вечера они могли бы провести вместе, как было еще совсем недавно, ему не удавалось. Как-то, они все дотянули до долгожданного зимнего перерыва. Он отчаянно надеялся, что этот месяц вдали от Лунёва поможет ему справиться с собой. Он видел его звонки, сообщения, иногда коротко отвечал, чтобы не выглядеть совсем уж хамом. Всё болело внутри от желания наконец-то нормально поговорить и посмеяться, как прежде, но он держался. Так было надо. Так было правильно. А потом… Медосмотр, встреча в коридоре, его нелепые ответы и невероятно глупое, идиотское согласие подыграть этому провокатору Денисову. И вот он снова был там же, где и пару месяцев назад, и ровным счетом ничего не изменилось. За тем исключением, что теперь отдохнувший Лунёв ясно дал понять, что не собирается мириться с таким публичным игнорированием со стороны Кузяева. Плюс оживившиеся после отпуска Дзюба и прочие командные любители не всегда уместных шуточек, охотно вцепившиеся зубами в новую кость под названием «Луняевы». Пытка продолжалась. Выхода не было, попытки спустить ситуацию на тормозах, удержаться в рамках чисто рабочих отношений, или вернуться к этапу, когда он просто тихо обожал Лунёва издалека, не помогали. Ничем хорошим всё это закончиться не могло, Далер это знал…***
Он открывает глаза, подскакивает на кровати и ищет глазами часы посмотреть время, понимая, что погрузившись в грустные размышления, чуть не задремал. Встаёт, доходит до консольного столика у входной двери, где бросил айфон, видит, что с момента его возвращения в номер прошло почти двадцать минут. И где Гришин? Может он забыл про мазь? Вряд ли стоило на это надеяться. По закону подлости, врач точно придет в ту самую секунду, когда Далер устанет ждать и всё же залезет в душ. Ладно, пусть так. Но валяться на кровати в одежде и дохнуть от мрачных мыслей тоже не вариант. Можно хотя бы раздеться и доразобрать вещи. Медленно, Далер стягивает с себя одежду. По тому, как пара мест на его спине протестуют против даже такого неактивного движения, он догадывается, что там тоже обязана быть парочка синяков. Он достаёт из чемодана маленькую сумку с душевыми принадлежностями, идет в ванну, включает свет, аккуратно расставляет собственные средства рядом с отельными. Можно было бы не таскать с собой ничего, но по прошлому опыту пребывания в восточных отелях, он знает, что большинство тамошних шампуней-гелей слишком уж благоухающие, а Далер это не очень любит. Он смотрит на отражение в огромном зеркале, поворачивается и проверяет спину. Да уж. Если завтра Гришин и его команда увидят это, тоннель точно на долгое время попадет под запрет. Его взгляд скользит ниже и он чуть изгибается, стараясь разглядеть тот самый синяк под его задницей, который вызвал столько проблем. Вот и он, и даже не совсем внутренний. Осторожно, Далер нажимает на большое чёрно-фиолетовое пятно под своей молочно-белой ягодицей. Это больно. Это несправедливо. Где, чёрт возьми, Гришин со своей мазью?! Он хочет уже скорее покончить со всем этим и лечь спать. Далер упирается ладонями в край холодной мраморной столешницы, свешивает голову между плеч, смотрит угрюмо перед собой. С чего Лунёв вообще на него так взъелся? Он умный парень, мог бы понять, что если Кузяев решил прекратить их дружеские отношения, значит у него есть на то причины. Если он такой друг, то обязан уважать его выбор, а не вести себя как ребенок. И какого хера он так поощряет всю эту «луняевщину» от Денисова? Это что, такая маленькая месть с его стороны? Неужели ему самому это действительно так нравится, что он давно и так охотно подыгрывает их клубному сммщику? И значит ли это, что он, возможно, допускает такую возможность, что он и Далер могли бы быть вместе? Да нет, бред. Кто угодно, но не Андрей. На это даже смешно надеяться. Яркий, веселый, с кучей друзей, с постоянно вьющимися вокруг него потрясающе красивыми девушками, зачем ему Кузяев? Ну пообщаться, глянуть фильм, прогуляться вместе, да и то это всё очевидно было только потому, что они соседи и живут неподалеку друг от друга… Ни для чего более Кузяев не нужен. Хотя… Да, над Кузяевым можно замечательно поржать, он всё равно не ответит. «Луняевская» тема для этого чудо, как хороша. Далер начинает чувствовать нарастающее раздражение. Хотя нет. Это не совсем раздражение. Он весь день сдерживал эмоции, заставлял себя терпеть и не реагировать ни на что, сейчас он зол, устал, обеспокоен и разочарован, всё его тело словно сжатая пружина. И он наконец-то один, он голый и отчаянно нуждается в расслаблении, иначе никакого нормального сна ему не видать. Его взгляд падает на стоящий перед ним лосьон от загара. Хоть он и был только что в Эмиратах, но это Катар с таким же палящим солнцем, а сгорает белокожий Далер быстро. Поэтому и привёз с собой этот небольшой оранжевый тюбик. Он задумчиво протягивает руку к лосьону, уже чувствуя лёгкое покалывание в паху, бросает нервный взгляд в сторону входной двери. Похоже, что Гришин и правда забыл, ведь прошло уже, наверное, полчаса. Надо покончить с этим быстрее. Он выдавливает на ладонь каплю пахнущего кокосом белого лосьона. Думает об этом проклятом синяке, этой метке, что оставила на его теле нога Лунёва. Да, это Лунёв во всем виноват… И эта сволочь даже не попросила прощения. Он закрывает глаза и перед его внутренним взором уже рисуется необходимая его телу картинка. Он представляет себе лёгкий стук в дверь, вот он открывает её, видит за дверью Андрея. —Эээээ… Далер, слушай, я просто зашел извиниться,— Воображаемый Лунёв улыбается ему своей типичной однобокой ухмылкой и чуть смущенно пробегает пальцами по коротко-стриженным волосам, — Впустишь? Далер упирается в зеркало перед ним, берёт член и проводит маслянистой и пахнущей кокосом ладонью вверх по нижней части, прижимая его к животу. Он делает это снова, и снова, держа лицо Андрея в мыслях, уже чуть дрожа, и чувствуя, как его тело нагревается от возбуждения. Он работает ленивыми, медленными движениями, покачивая головку между большим и указательным пальцами при каждом проходе вверх. Большие руки его воображаемого Лунёва двигаются при этом по его бёдрам, он теперь на коленях и он, оооо даааа… он просит прощения самым великолепным из всех способов на свете… Далер проводит большим пальцем по гладкой головке, собирает жемчужную бусинку смазки, втягивает ноздрями острый запах собственного возбуждения и уже всерьез начинает работать над членом. Кусает губы, подавляя стон, двигая нежную кожицу по твердому стволу всё быстрее и быстрее. Еще немного… — О чёрт, — Далер хрипло дышит и плотнее закрывает глаза. Он дрожит, близкое удовольствие уже искрится по его позвоночнику. Громкий, требовательный стук в дверь ловит его именно в этот момент. Дерьмо, дерьмо, дерьмо! Его глаза распахиваются и Далер в ужасе смотрит на свою эрекцию, на покрытое испариной покрасневшее лицо, отражающееся в зеркале. Он хватает сложенное на каменной столешнице у раковины белое полотенце, попутно задевая стоящие рядом пузырьки с шампунями-гелями-кремами, которые с грохотом обрушиваются на каменный пол. Судорожно глотает, оборачивает полотенце вокруг паха, но обнаруживает, что полотенце оказывается не большим банным, а всего-лишь одним из маленьких дополнительных, его размера хватает, чтобы едва покрыть зад. Отбрасывает его в сторону, ищет нужное, срывает с полки над душем, наконец-то заворачивается. Стук повторяется. Далер делает глубокий вдох и шагает к двери, но замирает у большого настенного зеркала, мучительно осознавая, что стояк хоть немного и уменьшился от волны внезапной паники, но по-прежнему великолепно и абсолютно очевидно выпирает из-под обернутого вокруг талии полотенца. Он смотрит на дверь. Может сказать Гришину, не открывая, чтобы тот оставил мазь под дверью, а он потом заберет? Дать войти, а самому нырнуть в дверь ванной? Нет, такое поведение только сильнее заинтересует врача, еще решит, что Далер скрывает какие-то другие травмы. Надо просто вести себя естественно. Да черт возьми! Чего ему стыдиться?! И перед кем? Гришин такой же мужик, как и он, ему ли не знать об этом вполне нормальном для каждого половозрелого мужчины способе снятия стресса? К тому же он врач, полжизни проработавший в окружении молодых, сексуально-активных, переполненных тестостероном самцов-спортсменов, вряд ли он сильно удивится или оскорбится при виде одного из его подопечных в таком состоянии. Стук повторяется. Ладно. Плевать. Даже если Гришин и получит сейчас некоторое забавное шоу, у него безусловно хватит деликатности и ума, чтобы не рассказывать об этом никому. Далер набирает в грудь воздуха, медленно выдыхает и решительно нажимает на дверную ручку, изо всех сил стараясь выглядеть спокойно и естественно. В следующее мгновение его рот пересыхает, он перестает дышать. — Эээээ… Далер, слушай, я просто зашел извиниться… — стоящий перед ним Лунёв улыбается ему типичной однобокой ухмылкой и чуть смущенно пробегает пальцами по своим коротко-стриженным волосам, — Впустишь? tbc