Жизнь первая: Кошка, которая умеет плакать

      Уже несколько месяцев прошло с того момента, как я живу в психушке. Сама ума не приложу, почему до сих пор вменяема. Вокруг меня люди разговаривают со стенами, иногда бегают голыми, пытаются совершить самоубийство, орут песни, и при всём при этом они трезвые! Сама я живу в одной комнате (меня переселили) с очень миленькой бабушкой. У неё, как и у меня, проблемы с памятью, но у неё всё чуть хуже… Она считает себя пилотом и иногда «летает» по комнате, врезаясь в стены… Сама она просит называть себя Терешковой. Я с ней очень даже хорошо общаюсь. Она не плохой человек, просто мыслит чуть-чуть иначе. Каждое утро к нам приходят работники психбольницы и приносят нам еды, а после сажают меня в инвалидное кресло, берут Валентину Владимировну под руку и ведут нас на прогулку. Все пациенты, живущие здесь, носят полосатую форму, как в тюрьме. Некоторым она нравится, а некоторым нет… Например, есть у нас один мужик. Он не знает своего имени, но мы называем его Матроскин. Он очень добрый и милый пухляш. Вот недавно он выклянчил у одного работника матросскую шапочку с красным пумпошкой и теперь ходит и поёт песни про море… Поёт, кстати, очень хорошо! Но есть пациенты, которым не нравится полосатая форма. Например, есть один, вечно хмурый Инкогнито. Он обзывает нас всех зебрами и ходит голый… Странный он. В прочем, как и все здесь находящиеся…       Живём мы в одинаковых маленьких комнатках по одному, по двое или даже по трое. На каждом окне комнаты есть решётка. Штор нет. В нашей комнате стоят две кровати, крепко прибитые гвоздями к полу, чтобы нельзя было сдвинуть. Больше здесь ничего нет. Только окно с подоконником, где я сижу по утрам, и две кровати.

***

      Я открыла глаза. Каждый день, как по будильнику, я встаю под гудёж и жужжание Валентины Владимировны. Самое необычное, что она встаёт раньше меня абсолютно всегда! А если вспомнить, что я встаю в полпятого…       Приподнявшись на руках я села.       — Здравствуйте, Валентина Владимировна! Как полёт?       — Скоро сядем в Амстердаме! — резво ответила старушка. Я улыбнулась: «Какая же она всё-таки милая!». Свесив ноги с кровати, я, придерживаясь за краешек кровати, встала. Надо сказать, после перелома позвоночника я в тайне от врачей начала учиться ходить, выделив под это дело утреннее время. Врачи всегда приходили нас проведать в восемь утра, так что времени у меня было навалом.       — А у тебя уже лучше получается… Бегать научишься, возьму тебя к себе в самолёт, будем вместе летать, — сказала Валентина Владимировна, видя мои успехи.       — Конечно! — улыбнулась я.       Одолев восьмой круг по комнате, я, уставшая, села обратно на кровать и, помогая себе руками, упрятала всё ещё плохо слушающиеся ноги под одеяло. Валентина Владимировна тоже завершила свой утренний полёт и присела на краешек своей кровати. Я свесилась с постели, протянула руку под кровать и вытащила оттуда книгу. За всё время, что я здесь нахожусь, я перечитала эту книгу раз сто и уже знала её наизусть. Но, так как делать мне было нечего, я принялась за сто первый. Бабушка подсела ко мне, поэтому пришлось зачитывать вслух.       Спустя несколько часов к нам зашли дежурные. Я быстро сунула книгу под подушку. Работники принесли мне ведро яблок, которое поставили рядом с моей кроватью. Потом один из них взял под руку Валентину и увёл на завтрак в столовую. Я в столовой не ела. Не знаю, почему… Может, просто боялась?..       Второй санитар сел рядом со мной и, как всегда, начал расспрашивать о самочувствии. Рассказывать мне было нечего. До сих пор я ничего не вспомнила, а тот факт, что могу ходить, я скрывала. Санитар, как всегда, покачал головой, попрощался и ушёл, оставив меня наедине с ведром яблок. Эти невероятные фрукты моя слабость. Я просто обожала их.       Протянув руку к яблоку, я уже предвкушала вкусный завтрак, как вдруг рядом с дверью раздался звук разбивающейся посуды… Яблоко выпало из моих рук… Словно стрела пробила мою голову… Этот звук напомнил мне, что забыла и не могла вспомнить уже несколько месяцев… Звон разбитой миски из-под яблочного десерта. Мысли завертелись, связываясь в единую цепочку, и я всё вспомнила… Я вскочила с кровати и, споткнувшись о ведро, растянулась на полу… Спелые яблоки покатились по полу… Всё вспомнила… Всё поняла… Айзава… Я же столько занятий пропустила! Меня почти год не было в академии… Теперь понятно, о каком самозванце разговаривали искавшие меня ученики и учителя академии! Всё это время кто-то навязывал мне плохое отношение к Директору… Но зачем? Агрх, не важно…       В палату влетели несколько врачей. Они очень перепугались, услышав грохот в моей комнате. Я хотела встать, но вспомнила, что «не могу», поэтому осталась лежать на полу и ждать помощи. Меня подняли и положили на кровать, я поблагодарила и, заверив, что всё в порядке, послала чересчур заботливых санитаров из комнаты, напомнив, что я не единственный пациент. Когда они все вышли, у меня появилось время всё обдумать. Одно я знала точно: надо бежать отсюда, чего бы мне это ни стоило.       Я еле заставила вести себя как обычно и не выдавая своего волнения дождаться вечера. Наконец ночь вступила в свои права. Рядом посапывала Валентина Владимировна. Я аккуратно встала, чтобы не разбудить бабушку, и посмотрела на её морщинистое лицо. Я знала, что вижу её в последний раз, поэтому улыбнулась… Это было прощание: тихое, незаметное, наполненное грустью разлуки. Пересилив себя, я мысленно напомнила себе, где нахожусь и где мне надо находиться, быстро совладала с собой и, придерживаясь за краешек кровати, подошла к окну. Вдруг я вспомнила, что у меня, вообще-то, есть причуда. Я тихо приказала окну:       — Откройся.       Путь был практически открыт, оставалось только убрать решётку.       — Отвались, — приказала я, вовсе не подумав о последствиях… Железяка полетела вниз со второго этажа. Я зажмурилась в ожидании грохота, но… НИЧЕГО НЕ ПРОИЗОШЛО! Решётка упала в кусты, которые заглушили шум. Я облегчённо выдохнула. Теперь надо придумать, как слезть… Решив долго не размышлять, чтобы вообще не передумать, я осторожно влезла на подоконник и, стараясь не особо напрягать и без того уставшие ноги, прыгнула… Приземлилась удачно: ещё бы чуть-чуть в какую-нибудь сторону, и я бы либо разбилась о землю, или напоролась на решётку. Я вылезла из кустов и, задрав голову наверх, приказала окну закрыться. Не хватало ещё, чтобы Валентина Владимировна вылетела утром в открытое окно! Потом, с чистым сердцем, я подошла к забору, приказала ему отогнуться и влезла в получившееся отверстие. Сработала сигнализация, но было поздно. Я была на свободе и мчалась что есть духу, забыв об усталости и о непослушности ног, уже забывших, что такое бег. Страх подстёгивал меня и гнал в вперёд, ветер свободы свистел в ушах, трава приятно покалывала пятки. Я бежала прочь, всё дальше и дальше от этого места.