Истории тёмного королевства

       Это серия. Сомнений не осталось. Всё становится предсказуемо скучно — внезапно пропавший ребёнок, позже обнаруженный в одном из мусорных баков по всей Норвегии с вырезанной печенью и без обуви, никаких следов пальцев, ни одной зацепки, даже маленькой тропинки к преступнику.        Это серия. Сегодня третий ребёнок, десятилетняя Мелинда Браун, пропавшая неделю назад в Слотерварте, найдена в чёрном мешке на центральной мусорке, в самом крайнем к выходу баке, с вырезанной печенью, будто её и не было.        Харри сосредоточенно смотрит в пустые детские глазницы, словно ищет ответа: кто же убил тебя, детка, где печень? Харри отводит от заплаканных глаз матери Мелиссы виноватый взгляд — он бы сам предпочёл быть в мусорном баке похороненным, чем еще хотя бы раз в глаза осиротевшей матери посмотреть. Боль там, в омутах, такая, что утопиться можно, умереть.        Харри выходит из морга, так быстро, как умеет, почти бегом, неся на руках ослабевшую и несчастную мать, чью дочь убили, лишили печени и выбросили в мусорный бак. Кое-как догадывается, что надо напоить её водой и попытаться привести в чувства, хотя сам в чувство прийти не может.        Харри движет ощущение, мало понятное кому-то другому. Любопытство. Азарт. Ему до безумия хочется поймать того негодяя, который думает о себе как о Боге. Сказать, что негодяй, и что Бог здесь — не он, явно.        Харри знает, что ему одному не справиться. Он отрицал это после первого убийства, и после второго. Но маленькая Мелинда, черноокая красавица, поставила крест. Ему нужен помощник.        Ему нужен Шерлок Холмс.        Харри берёт в руки телефон, несколько минут смотрит в экран, жмёт на нужные кнопки и медленно подносит к уху… ****        Харри курит больше обычного и выпускает нервно дым в потолок. Трёт сухие ладони друг о друга и старается губы до крови не кусать. Шерлок Холмс, легендарный и великий, прибыл несколько часов назад, не успев осмотреть остывшую и навеки застывшую Мелинду Браун, как на одну жертву больше стало. Маленькая рыжеволосая Сюзи Спеллмэн, теперь навсегда ушла… куда? Её мать верит, что к Богу, а отец не хочет признавать что дочери больше нет.        Харри Холе никогда сентиментальным не был, плакать не умел, не страдать старался. Но сейчас, чёрт возьми, так и хочется страдать, заливаться слезами, точно маленькому ребенку, колотить руками об пол.        Он видел монстров в человеческой личине, задерживал негодяев и беспринципных подонков, которые смеялись ему в лицо даже когда вердикт был максимально строгим. Но никогда еще он не видел подонков, которые элегантно, не оставляя следов, уничтожают маленьких девочек, при этом, судя по всему, съедая их печень. Другого варианта, где может быть печень, даже не рассматривалось.        — Мы, как вы сами понимаете, мистер Холе, имеем дело не просто с талантливым преступником. Мы имеем дело с криминальным гением.        — Да, спасибо, — стараясь, чтобы это не прозвучало так, что он огрызается, — я это сразу понял, сообразительный, вроде. Мысли какие-то по поводу цепочки убийств будут? И так ясно, что действует в перчатках. На том всё.        — Для начала, — Шерлок казался незыблимым, точно скала, — организуйте-ка группу захвата вокруг всех мусорных складов и баков. Если еще не додумались. ****        Становится холодно и жутко. Харри до хруста ломает пальцы, выкуривая сигарету за сигаретой. Хладнокровие покинуло навечно и осталось в далёком прошлом. Харри кажется, что оно никогда больше не вернется. Даже дышать тяжело, будто огромная жаба на груди пригрелась.        Мистер Холмс же, наоборот, потрясающе спокоен, хладнокровен, точно ледокол. Его бы спокойной решимостью лёд колоть. Вторая неделя проходит безрезультатно, все версии, даже самые элементарные, никакой критики не выдерживают, а на окраине Амстердама, в бедном районе, у матери-одиночки пропал сын, десятилетний Квин Кэвинсон.        Харри чувствует себя ребёнком, брошенным акулам на растерзание, а ещё — нулём, пустым местом, серой массой. Итак, теперь под угрозой не только девочки. Теперь преступник и мальчиков убивает. Интересно, отличается ли женская печень от мужской по вкусу? Мистер Холле, разбитый, втягивает в себя коньяк, отвратный, дешёвый, но плевать. Не может унять дрожь в руках, пока снова и снова делает запросы во все клиники по пересадке — вполне возможно, преступник не каннибал-гурман, а практик, который печень на пересадку отдаёт, может, благодетель. Запросы во все клиники летят, точно почтовые голуби в войну, так быстро, как только возможно, у Холле пальцы болят и кожа красная, как будто её розгами били.        — Следы на теле указывают, что печень вырезали финским ножом.        — И да, я не могу быть уверенным в том, что он убивает своими руками.        — И вы, мистер Холле, пришли к такому выводу, потому что…        Холмс бросает мимолётный, но заинтересованный взгляд — первый, осознанный, с момента сегодняшней встречи.        — Труп нужно куда-то выбросить. Все мусорные баки и свалки страны оцеплены и хорошо охраняются. Общественный туалеты, уборные ресторанов и ночных клубов, все туалеты в местах потенциального скопления людей, под видео-наблюдением и переведены в режим усиленной охраны. За это время новых останков нет, а труп есть. Из чего можно сделать вывод, что у преступника есть собственное место краснодля отходов в особняке.        — Да, — подумав несколько секунд, степенно кивает легендарный сыщик, — весьма резонно. Впрочем, есть еще вариант, что у нашего кулинарного монстра есть собственный частный транспорт, в котором он отправляет останки подальше отсюда.        Харри встаёт, хрустнув предательски коленями. Подходит к окну, выглянув в надвигающуюся тьму.        — Что скажете, если мы проверим статистику владельцев частных самолётов в стране?        — Вы читаете мои мысли, мистер Холле. А я, тем временем, позвоню своему давнему знакомому.        Шерлок тянется рукой к телефону, нажимает на дисплей:        — Добрый вечер, Джим. Надо поговорить.        — А, Шерлок, — слышит в трубке театрально-приятный голос, растянутые ноты, — ты уже успел соскучиться по папочке? ****        Джим Мориарти не приехал, нет. Он с помпой высадился в районе полицейского участка. Вышел из самолёта танцующей походкой. Судя по движению челюсти, активно жевал жвачку.        Харри глядел в окно с мрачной обречённостью. Он думал, что за всю карьеру уже повидал всякого. Он садил за решётку мерзких ублюдков, неисправимых тварей, законченных хладнокровных маньяков и просто придурочных мразей. Кое-кого, в пылу гнева, пару раз окунал рожей в дерьмо во время посещения клозета. В целом, заслужил репутацию жесткого ебаря всех маньяческо-психованных ублюдков. Он хотел срать на придуманные ими порядки, ломал их с огромнейшим удовольствием и завидной регулярностью и трахал тараканов в их голове так жёстко, что они, блять, усами шевелить боялись в результате.        Но этот подонок, который пёр в его отделение походкой ебанного короля мира, — это было нечто особенное. Отчпокать эту гниду не выйдет, уж скорее, гнида сама кого хочешь отчпокает. Харри оставалось только офигевать от того, что Шерлок, великий гениальный хваленный-перехваленный нюхач, посмел вызвать отбитую скотину и короля ублюдков сюда. Харри, конечно, слышал, что Шерлок немного странный, но теперь смог удостовериться, что на самом деле он просто ёбнутый.        За последний месяц детектива Холе штормило — от абсолютного глухого равнодушия до желания выть от бессилия. Сейчас он был жуть как раздражён и, глядя на медитирующе-спокойного Шерлока, сидящего в кресле едва ли не в позе лотоса, мечтал лишь так сильно двинуть ему в челюсть, чтобы улетел в свою чопорную старуху-Британию.        Шерлок же был идеально спокоен, холоден, точно айсберг (видимо, он нагло спиздил всё спокойствие Холе) и, Харри мог бы поклясться, что на губах его мерцала улыбка. Как у кота, который бесхозную сметану увидел.        Гроза преступного мира, любезным флиртом заманенный гением следствия Британии, оказался низкорослым щупленьким человеком слегка за сорок, одетым с иголочки от этих всех раскрученных дизайнеров, о которых по телевизору говорят, а Харри срать на них хотел.        — Здравствуй, Джим, — поздоровался Шерлок, встав.        — Привет, детка, — растянув губы в мерзкой улыбке, ответил Мориарти, и стал расхаживать по комнате, точно новые лощенные шмотки разнашивая. — Смотрю, у тебя появился новый дружок?        — Детектив Холе, — процедил сквозь зубы Харри, с трудом сдерживая себя, чтобы не выплеснуть только что налитый коньяк этому денди в харю.        Следующие полчаса двое гомиков, мать бы их за ногу, только и делают, что пиздят о том, о сём, спорят как два старых супруга, доводя и без того раздраженного Харри до бешенства. Он тянется рукой к пистолету и страстно жаждет разбить двоим ублюдкам хари. Желательно — летально. Стрелять он, к счастью, пока не разучился.        От злости скрипя зубами, Харри начинает очередную (третью, кажись) сигарету. Мориарти капризно морщится, как дамочка во время сложного периода, демонстративно-показательно кашляет, и ноющим тоном декларирует:        — Фи, мальчики, как можно гробить свои драгоценные лёгкие такой дешевизной!        — Слушай ты, — Харри плюет смачно через плечо, подходит к ирландскому говнюку, и, схватив его за грудки, трясёт. Обезьяна с гранатой театрально-визгливо ржёт, — рожай быстрее выход из ситуации, тебя пригласили для того, чтобы ты свой гениальный уголовный мозг включал. У тебя пять минут на расколоться. Время пошло. ****        Новая жертва не стала неожиданностью, но стала неприятным сюрпризом. Особенно для Шерлока, который — видимо, впервые в жизни, находился в отчаянии. Отчаянье выражалось ступором, в который он впал. Сосредоточенный взгляд, буравящий всё вокруг, часто зацикленный на одной точке, хруст пальцами, искусанные почти до крови губы.        Сюзи Спеллберг, девятилетняя ученица колледжа для одарённых детей, лауреат музыкальных конкурсов, талантливая пианистка, судя по количеству грамот, висящих на стене в комнате, которая была её детской. Единственный ребёнок своих родителей, уже очень немолодых. Восемь лет жизни прервались от руки маньяка. Печени не было, из следов — только острие ножа, уже не финского, но английского. Позавчерашний рейд полиции и изъятие всех частных коллекций у всех жителей города помог мало. Только орудие преступления сменилось.        Харри лупил кулаком об стену, расхаживая из одной стороны комнаты в другую. Матерился, выдавая каждый раз потрясающие новинки языка и творчества. Хотел убить всех к ебеням, взорвать город, чтобы точно знать, что тогда эти зверства прекратятся.        Четыре месяца следствия. Лучшие сыщики. И даже самый гениальный и продвинутый преступник в мире. А результатов по-прежнему ноль. Не понятно даже, каким образом маньяк отправляет жертв на тот свет. Следов удара в сердце нет. Предположение, что вначале негодяй убивает с помощью яда, а печень вырезает уже у мёртвых. Но следов яда не обнаружили. Никаких. И следов снотворного, как предположил Харри, тоже не было.        Замкнутый круг.        — У меня ощущение, что следующими жертвами будем мы. Он и нашу печень сожрёт и следов не оставит.        Холе выдохнул, нервно стуча по коленям. Он был почти уверен, что Шерлок такого поведения не оценит. Назовёт это пустой истерикой или что-то в этом роде. Краем глаза он наблюдал за детективом, поклялся себе, что, если тот хоть что-то сейчас подобное сделает, даст ему в морду. С ноги. Изо всех сил. Потому что уже очень давно был дико зол.        — У меня есть приглашение на ужин к одному из лучших судебных психиатров. Завтра мы туда идём. И позовите коллег, мистер Холе. Мы имеем дело, пожалуй, с самым опасным, изворотливым и гениальным преступником. И нам нужно подключать того, кто знает таких людей, как свои пять пальцев ****        Доктор Лектер, хозяин ужина, производил впечатление крайне спокойного, уверенного в себе человека и был, вне всяких сомнений, человеком умным.        Они очутились в красивом особняке, сидели за богатым столом из чистого красного дерева, богато накрытым. Черная икра, аппетитное мясо, потрясающие ароматные специи. Запахи, от которых у Холе, к изысканным яствам равнодушного, в животе «Богемская рапсодия» звучала.        Он ел медленно, запивая лакомства дорогим выдержанным коньяком. Говорил медленно, нарочито растягивая слова. Иногда стучал большим пальцем по изысканной скатерти, будто выбивая ритм одному только ему понятной музыки. Он выглядел как король на троне, в белоснежной рубашке и идеально отглаженных брюках сидя на мощном дубовом кресле и смотря на всех со спокойным равнодушием.        — Определенно, коллеги, — слегка облизав верхнюю губу, произнёс доктор Лектер, — речь идёт о маньяке, которому хорошо знакомы проблемы в семье. За более чем двадцать лет практики, могу сказать со сто процентной уверенностью, что преступник — либо вырос в приюте, либо под гнетом деспотичных родителей, проявляющих недостаточно любви и ласки. Его убийства — это месть.        — Это понятно, — Харри набросился на мясной деликатес, к своему стыду, так, будто не ел лет сто, — что нам с этим делать? Мы проверили биографию всех возможных подозреваемых.        — А данные из приютов получили?        Шерлок смерил хозяина ужина высокомерным взглядом, в котором читалось возмущенное: «За кого вы нас принимаете?» и, легко поведя плечом, с холодком в голосе, ответил:        — Проверили всех. Не нашли ничего, крупнее мелких краж и попыток изнасилования. К тому же, мы оцепили аптеки и полиция моментально реагирует, когда кто-либо, даже имея рецепт, покупает препараты, попавшие под подозрения.        Лектер кивнул.        — У меня есть кое-какие мысли по этому поводу, коллеги. ****        Два гения частного сыска лакомились изысканным мясом, вдыхали изысканный букет вина, не подозревая, что знаменитое чутье, феноменальная интуиция и великолепная логика на сей раз их подвели. И что печень, которой они с таким аппетитом лакомились, принадлежит маленькому Дину Томрюсу, десятилетнему артисту балета. И что совсем скоро они уснут, чтобы больше никогда не проснуться.