Истории тёмного королевства

       Все говорят, что Париж — город любви, но Гермионе кажется, что это — город грусти. Эти меланхоличные улочки, по вечерам, когда смолкают толпы туристов остающиеся в каком-то пустом одиночестве, эта странная сентиментальность, что рвёт сердце на куски — Париж идеален для тех, кто потерял свою любовь, и не хочет двигаться дальше.        Гермиона ненавидит Париж. Её тошнит от запаха свежей выпечки, мутит от цвета сирени, что сыплется под ноги на асфальт. Она видит счастливых влюблённых, что гуляют за ручки вместе, — и опускает глаза.        Париж — не город любви. Это город грусти. В нём Гермиона всегда грустит особенно сильно.        Правда, начальству на это плевать, и, не слушая возражений, оно снова и снова посылает стажёра к французским коллегам в аврорат, сотрудничать и опыт перенимать.        Гермиона с работы домой бежит так быстро, точно она в марафоне участвует. Забегает в кондитерскую близ отеля, чтобы купить пару булочек с корицей к чаю, а потом — сразу в отель, в номер, который запирает на все замки, и окна которого всегда плотно зашторены.        Сегодня становится совершенно точно понятно, что в кондитерскую она пошла очень зря.        Он стоял у стеллажа с тортами. Лощённый, вычурный, дорогой. Платиновые волосы, собранные в короткий хвост сзади, исправно подражает папочке. Гермиона схватила пакет с булочками так, точно от них её жизнь зависела, и ринулась к двери — только чтобы он её заметил не хватало ещё.        — Грейнджер.        О нет. Всё таки заметил. Глаза у него, что ли, на затылке?        — Здравствуй, — нервно сглотнув, кивает Гермиона, пока он поворачивается к ней лицом, — Драко.        Он смотрит открыто, нагло, оценивает. Гермионе становится неловко. Одежда новая, чистая, ей идёт. Но простая. Простенькое платье, обычный пиджак. Тщательно зализанные гелем и пеной волосы, которые, хоть убей, выбиваются из причёски.        — Давно не виделись.        — Да.        — Ещё бы столько не виделись, правда? — губы складываются в кривую улыбку.        — Я не думала об этом, — отмахивается она, — отдыхаешь?        — Не совсем. Я здесь по работе. Нужно проверить пару вещиц, претендуют стать артефактами.        — Ясно.        Она мало что знала о нём. Только что у него своя антикварная лавка, и он считается лучшим экспертом-оценщиком древних ценностей. В прошлом году буквально испытала стресс, узнав, что он читает в качестве приглашённого преподавателя зельеврение в Хогвартсе. А ведь она сама от предложения МакГонагалл вести уроки трансфигурации отказалась — не смогла находиться в стенах школы, страдала от ужасных воспоминаний.        Она мало что знала о нём. Ходили слухи, будто у них в семье всё не так уж хорошо. Кое-кто говорил, будто он вообще с отцом порвал, но в это Гермиона не верила.        — А ты почему здесь?        От звука его холодного голоса Гермиона вздрагивает.        — Работа. Начальство решило, что кроме меня, перенимать опыт французского аврората, некому.        — Надолго приехала?        — Первого июня отъезд.        — Ясно, — он кивает, — сочувствую.        — Почему?        — Франция — страна меланхоликов. Я здесь буквально с ума от скуки схожу.        Он вдруг сгибает руку в локте:        — Пройдёмся?        Она вдруг (сама не понимая, почему), молча кивает. ****        Они говорят, говорят о многом, до самой ночи. Сидят на крыше её отеля, смотрят на огни Эйфелевой башни, пьют вино, и говорят. Она одна осталась, а Рон с Гарри напрасно пытаются помочь ей открыть сердце, желают влюбиться. А у него не семья, а так — рабочий союз.        Им грустно. Пазл жизни не складывается, и поблек.        Все говорят, что Париж — город любви, но Гермиона и Драко знают, что это — город грусти. А Франция — страна меланхоликов.        Таких, как они.