Почему?! Что он творит?!
Горячее дыхание Нацу опаляет жаром девичью кожу. Сухие губы всего на мгновение неощутимо касаются запястья. Сердце Заклинательницы пропускает удар. За что этот странный Нацу целует руки? И почему же Люси так приятно от этого незначительного знака внимания? Щекам до жути горячо, как в сорокоградусную жару. И девушка скрывает свое смущение за улыбкой. Нацу сжимает зубы до треска. Ему омерзительно то наслаждение, что он получает лишь, касаясь ее кожи; ему омерзительна та дрожь, что вспыхивает в его нутре лишь при взгляде на ее улыбку; ему омерзительна та сострадательная грусть, что плещется в ее единственном коричневом глазу;Ему омерзительна Люси.
Но Нацу уже ничего не может с этим поделать. Его взгляд пронзителен и остр, когда Демон вновь смотрит на ту, что ошибочно счел жертвой. — Мне ни к чему ни ты, ни твоя жалость, — грубо говорит Демон, — Я не знаю, какие цели ты и Игнил преследуете, но я не собираюсь так просто вестись на весь этот фарс. В Люси впервые за долгое время вновь просыпается страх. Она тяжело сглатывает и мысленно давит это удушающее и холодное, как объятья змея, чувство — еще чего не хватало. Если сейчас девушка поддастся, даст слабину, то Нацу так просто это не оставит. Демон сомнет ее и сожрет, издеваясь и наслаждаясь каждой секундой ее страданий. И из-за чего светловолосая решила, что это существо ценит ее? Сейчас в глазах напротив, что прежде были даже чуть заботливы и теплы, лишь неприкрытая ненависть. Почему именно сейчас? Неужели Нацу пожалел о том, что с горяча наболтал Люси? Девушка не может знать причины его нестабильного поведения, но зато она знает то, что может успокоить его огненный темперамент. Взгляд Демона, стоило ему лишь увидеть Демоническую часть Люси, потеплел — всего на секунду, но златовласая уже отложила этот факт у себя в памяти. Значит для того чтобы привести его в чувства, девушке всего лишь надо надеть на себя маску ледяного равнодушия. Ту самую маску, которую Люси Хартфелия носила всю свою жизнь в отцовском особняке; Ту маску, что она уже не сможет позабыть никогда — маску ледяной аристократки. — Как я могу жалеть того, кто отнял не одну сотню жизней? — равнодушно замечает она, пряча прежнее тепло за напускным равнодушием. Не один Драгнил может играть в такие игры, — Или же ты считаешь, что я настолько глупа и добра, что буду сострадать твоей детской трагедии? Нацу отшатывается от девушки, будто та залепила ему почещину. Люси видит, как он вновь старается сыграть в безразличие, но все его маски трещат по швам: уголки губ опускаются, брови приподнимаются в жалостливом выражении, а глаза горят тусклым серовато-желтым огнем. — Врешь, — хрипло шепчет он, прижимая руку к своей разгоряченной щеке. — Ни капли, — холодно улыбается ему девушка, — Ты сам обманщик — говорил, что не поведешься на мой фарс. Крылья носа Нацу раздуваются от всепоглощающей злости. Да что с ней?! За пару дней Демон уже был абсолютно уверен, что знает эту Смертную как облупленную, но она лишь вновь показывает глубину его заблуждений. Холодный непривычный для нее тон, равнодушный взгляд… Кто перед ним сейчас? Нацу не знает ответ на этот вопрос. Люси, все еще Люси или уже нечто большее? Пусть сейчас нутро Демона переворачивается от злости, он чувствует, как все его тело заполняется эйфорией вперемешку с приятной дрожью. Ее нынешний холод так похож на тот, что дарила ему девушка из снов: такой же отрезвляющий и всепоглощающий, перемешанный с едва заметным пламенем страсти. Эта судьба лишь одна из множеств, но та самая — сны с которой были отдушиной Демона во время сплошных кошмаров. Но об этом никто кроме Нацу конечно же не узнает. Связанные непонятной даже самому Драгнилу нитью, неощутимой и неподвластной Смертным, их судьбы были переплетены. Их пара была обвенчана Богом на бесконечном небе. Их пара была обречена на счастье. Но Демон сделает что угодно ради того, чтобы сны остались лишь глупыми снами, ненужными ему даже в самых жутких кошмарах. Ведь это лишь пережитки ушедшей жизни, пережитки Драконьего прошлого. Теперь и отныне, когда Нацу потерял свои крылья, розоволосый не может быть никем кроме Демона — бесчувственного, беспощадного существа, незнающего ценность жизни, избравшего путь вечной мести, на котором нет места таким понятиям как любовь и привязанность. Он во чтобы то ни стало порвет нить, их крепко связывающую! Разорвет их общую Судьбу — даже если для этого придется стереть в порошок нынешних глупых божеств. Демон никогда не допустит у себя слабых мест. Нацу сжимает свои руки в кулаки настолько сильно, что ногти распарывают кожу ладоней — пальцы холодят черные ручейки ихора. — Фарс? — злость свою он прячет под улыбкой, делая смелый шаг навстречу той, кто посмела бросить ему вызов. Люси не отступает — она уже все для себя решила. Даже если небеса упадут на землю, девушка не потеряет перед Демоном своего лица, больше не покажет свою слабину. Нацу открыл для златовласой свой истинный облик, и потому теперь ее очередь прятаться за масками. Она поджимает губы и насупливает брови. Пусть даже сейчас между ними не больше десяти сантиметров, Люси не дрогнет и не отшатнется, не потеряет свое равнодушие. Драгнил видит решимость, подобную стали, в ее разноцветных глазах. И эта решимость окончательно выводит Демона из себя — он готов уже на что угодно, лишь бы стереть это выражение превосходства с лица Люси. И повинуясь порыву, вспышке ненависти к собственным чувствам; повинуясь желанию вернуть ту теплую златовласую девушку, что еще пару минут назад стояла перед ним, Нацу целует ее. Его руки, болезненно саднящие от мелких ранок полумесяцев, теряются в светлых волосах, окрашивая их в черные тона. Холодные мертвые губы впиваются в теплые, еще живые коралловые уста; жестоко сминают, неистово пытаются подавить и подчинить. Люси в первое мгновение кажется, что она спит: поцелуй — последнее, что можно ожидать от любого из Нацу, с которыми девушка знакома. Но когда его руки, грубо тянут ее за волосы, вынуждая открыться его ледяным ласкам, златовласая понимает, что все происходит наяву; даже возбуждение вперемешку с истомой, неожиданно скрутившее низ живота; даже томное волнение, заставляющее ее сердце биться чаще; даже бабочки, крыльями ласкающие ее внутренности — все происходящее до жути реально и опасно. Что творит этот обезумевший Демон?! И почему, черт возьми, Люси получает от этого удовольствие?! Секунда замешательства сменяется злостью. Она вспыхивает в девичьей Душе подобно пожару, сжигая все лишние мысли. В этой войне златовласая победу не отдаст. Девушка отстоит свою честь и независимость, не проявив тех эмоций, которых ждет от нее Драгнил. Хартфелия ответит полукровке той же монетой. Девичьи руки нахально тянут на себя воротник Драгниловской жилетки, а губы отвечают на ледяной поцелуй. Кровавый взгляд напротив полон удивления. Руки Демона крепче прижимают к себе хрупкое девичье тельце. От каждого его касания по ее коже расползаются холодные мурашки. Ни Нацу, ни Люси не закрывают глаз — им важно узнать победителя этой негласной дуэли. Прежде невинное прикосновение губ углубляется: холодный язык первым проходит по ряду жемчужных зубов, тут же получив в отместку за наглость болезненный укус. Вязкая жидкость, горчащая на языке, тут же заполняет горло Люси, и она непроизвольно сглатывает. В горле остаются тысячи вкусов, но самый яркий из них — приторно-медовый. Кровь этого проклятого Демона была подобна мифическому нектару амброзии — лучшему, что в своей жизни способен попробовать человек. И, поддавшись этому искушению, Люси вновь укусила розоволосого — в этот раз за губу. Нацу, почувствовав резкую боль и сладковатый привкус ихора на своих губах, ухмыльнулся и отстранился, признавая свое поражение. То, что Демон совершил в этот раз, поддавшись мимолетным эмоциям — ошибка. Возможно самая худшая в его жизни. Ведь та нежность, что Нацу ощутил, та связь, что на короткий момент соединила их, подарила такое удовольствие, что он не мог не возжелать этого наркотика вновь. На мгновение, утоление этой противоестественной потребности для Демона было важнее всего на свете. Ради этого поцелуя Нацу был готов самолично сжечь все свои принципы на погребальном костре, напевая реквием за их упокоение. Но стоило ему отстраниться от манящих губ, как наваждение взвыло с новой силой. Закусив щеки с внутренней стороны, Драгнил сдержал себя от необдуманных действий. Даже самое сладкое наваждение не стоит его мести. — Больно, черт возьми, — ехидно произносит он, глядя на тяжело дышащую, распаленную девушку, — Где тебя научили так кусаться? — Там же где тебя целоваться, — недовольно отвечает Люси, стирая тыльной частью ладони вязкую черную кровь с покрасневших губ. Ненависть, подобно замерзшему котенку, сворачивается в клубок и временно теряется где-то в глубинах сути. Нацу касается своих губ кончиками пальцев, чувствуя отголоски недавнего тепла, что затопило его, как цунами с головы до пят. Что за странное чувство? Демону казалось, что еще чуть-чуть и что-то произойдет — потому он признал поражение в войне, что объявил самолично. Это неестественное тепло ему… приятно? — Это был мой первый раз. — Неудивительно, — хмыкает Люси, туша последние очаги злости в Душе. Демон, услышав ее ответ, лишь хмыкает, ничего не отрицая. Настроение Нацу все такое же непредсказуемое. Интересно, все же почему он поцеловал ее? Потому, что хотел таким образом отомстить? Или потому что поддался секундному порыву? Люси уже устала разбираться: причинно-следственная связь попросту не работала в его сторону. Нацу, как раньше противоречил всем законам психологии, так и сейчас продолжает им противоречить. Любит он ее или все же ненавидит? Сердце девушки медленно, но верно затихало и успокаивалось, переходя в свой привычный ритм. Губы ее до сих пор чувствовали холод его губ, и с этим было уже ничего не поделать. Люси пообещала себе, что больше никогда не допустит подобных вольностей с его стороны. Но взгляд ее все же ненароком возвращался к нижней части лица парня напротив. Молчание, воцарившееся между ними, было настолько естественным, что никто не решался нарушить его. Было слишком странно отступать, когда их близость так очевидна. Нацу рассеяно улыбнулся. Его вполне человеческие ногти резко потемнели и чуть заострились, став когтями. Большим пальцем Демон медленно провел по нежным девичьим пальчикам. Его взгляд задержался на таких, похожих на его собственные, черных коготках. Он, тихо хмыкнув, вложил чешуйку обратно в Люсину ладонь и отпустил ее руку. Последний раз заглянув в растерянные уже полностью карие глаза, Нацу отвернулся и направился в прежнем направлении. Заклинательница, почувствовав текстуру чешуйки в своей руке, удивилась. Люси значит тут старается принять более приятный для любого Демона облик, как этот самый Демон приравнивает все ее усилия к нулю. И опять уходит. Драгнил, что только что отправил ее восвояси? Отдал чешуйку для сокрытия облика и удалился, как бы говоря, что сейчас девушка сама по себе? Тот поцелуй был его не очень галантным прощанием с надоевшей девчонкой? Или Люси вновь что-то не так поняла? Нацу, будто услышав мысли Заклинательницы, останавливается, поворачивая голову к ней: — Неужели мой первый поцелуй был настолько хорош, что даже выбил почву из-под твоих ног? — привычно холодно уточняет он, приподнимая острые брови. Люси хмуриться. — Еще чего! Мне показалось, что ты хочешь меня сожрать. — Я всегда открыт для новых знаний. Губы его посещает холодная полуулыбка, пока взгляд пристально следит за девушкой, нагоняющей его широкий шаг. — Цена за обучение тебе не по зубам, — отмахивается от Нацу златовласая. И прежде чем Демон успел поинтересоваться стоимостью, Люси переводит тему, — Далеко до деревни? — Не очень, — хмыкает Драгнил, решив не акцентировать внимание на смене темы. Некоторое время они идут в полной тишине. Нацу краем глаза глянул на порой мелькающее за деревьями цветочное поле, и его взгляд естественным образом вернулся к златовласой. Люси первой решается разорвать вязкое молчание. — Можно вопрос? — уточняет она, скрещивая руки за спиной и стараясь лишний раз не смотреть на своего сопровождающего. — Спрашивай. — Почему… — девушка неловко запинается, но берет себя в руки и продолжает. Нацу замечает, как щеки ее при этом мило краснеют, — …Почему твоя кровь такая вкусная? — Наверное потому, что это не кровь? — Не издевайся! — хмуриться Люси, — Этот ответ я уже слышала, придумай что-нибудь поинтереснее. Закидывая руки за голову, Нацу расслабленно хмыкает. — Твое горло уже перестроилось под новый рацион. — Новый рацион? — Ох… Так я не говорил? — неожиданно спохватился Драгнил и, словив подозрительный взгляд Люси на своей персоне, продолжил, — Ты зависима от моего ихора недоДемонесса. Потому для тебя он вероятно будет неописуемо хорош на вкус. — Я получается стала вампиром? — подозрительно уточнила Хартфелия. — Получается стала, — поддакнул ей Нацу. — И насколько же часто я буду испытывать… жажду? Нацу смотрит на Люси как на идиотку. — А мне-то откуда знать? — И правда… — признает она правоту Демона. На том их диалог и стихает. Демон ненароком косит взглядом на свою попутчицу. Девушка чуть отстает от его широкого шага и плетется позади, размышляя о чем-то своем. И как можно быть такой невнимательной? Она разве настолько доверяет Нацу? Разве она вообще должна ему доверять? Странная… Солнечные блики благодаря листве, подобные хаотичной сетке, играют на золотых волосах. Драгнил заворожен этой редкой невинной красотой Люси. Тут же Нацу сбивается с шага, вспоминая, что что-то подобное уже происходило. Тогда Темный решил просто сменить свой облик на Драконий, сбежав от лишних мыслей. Но поступить сейчас также, у него нет ни малейшей возможности. Так что Демон решает просто отвести взгляд, изучая дорогу перед собой. Ровная протоптанная кем-то узкая тропка ведет к деревне. Нацу чувствует запах паленого все ближе и ближе. Они уже совсем рядом с Рутой. Оценив беглым взглядом свой внешний вид, Нацу, для большей схожести с человеком, вносит последние правки и отпускает все эмоции, становясь привычным ледяным собой. Вот из-за деревьев выглядывают колья грубо сколоченного забора. Нацу хмыкает. Скромная защита против обитающих в округе монстров. Особенно если этот монстр он сам.