19:34

Сандер устало смотрит в окно, наблюдая, как листья на деревьях стремительно покидают свой дом: они резко обрываются ветром и медленно опускаются к земле, оставаясь там на какое-то время. Сандер тоже как эти опавшие листья: эпизод мании резко вырвал его из привычного мира и медленно опустил в психиатрическую клинику, где сидеть ему как минимум несколько дней. А потом, наверное, ветер снова погонит его куда-нибудь прочь. Куда-нибудь подальше от дома и подальше от сердца. Подальше от Робби, потому что в эфире по-прежнему густая и неловкая тишина. Робби не отвечает ему. Робби молчит. И Сандер прекрасно его понимает – кому он такой бракованный нужен. В очередной раз грудь сдавливает противное и такое знакомое чувство ненужности. Его никто не воспринимает всерьез. Никто не считается с его чувствами, все принимают его за импульсивного идиота, словам которого априори нельзя доверять. Никто не видит в нем обычного человека, со способностью любить и открывать свою душу. Никто Сандера не полюбит. Совершенно никто, и поэтому Робби молчит. Но так много слов хочется донести до него – гораздо больше, чем вмещает стандартное сообщение. Пусть даже он не ответит, зато у Сандера появится такое же противное и знакомое чувство завершенности. В первом ящике прикроватной тумбочки лежит тонкая тетрадь для заметок и простой карандаш. В отделении нельзя хранить большинство вещей, которые могли бы принести какой-либо вред, и пишущие предметы тоже входят в этот длинный список запретов, но Сандер здесь такой частый гость, что ему идут на уступки. Только тетрадь и только простой карандаш – большего он и не просит. Расположившись у изголовья больничной койки, Сандер задумывается на несколько секунд, а потом огорченно вздыхает. Надо было сказать ему раньше, чтобы не пришлось говорить об этом сейчас. Но теперь выбора нет. Он крепче сжимает карандаш между пальцев, чтобы почерк казался ровнее. «Привет, милашка. Представляешь, сегодня мне на завтрак принесли бутерброды с плавленным сыром, потому что знают, как сильно я их люблю. Сразу вспомнил о тебе, если честно. Не знаю, почему, просто вспомнился пляж и наша первая встреча. Ты тогда показался мне таким потерянным и я очень сожалел, что не могу тебя при всех обнять или поцеловать. Никто бы не понял, в том числе и ты, поэтому мне пришлось сдерживать себя что есть силы. Так хотелось к тебе прикоснуться, помню, что использовал для этого все подходящие моменты. А ты ничего не подозревал. Я так люблю тебя, ты себе не представляешь...» Сандер смотрит несколько секунд на короткое письмо, а потом вырывает листок и отбрасывает его в сторону. Принимается снова: «Ты знаешь, я привык к тому, что от меня отворачиваются. Но если это будешь ты, то мне, наверное, не выжить...» И снова вырывает листок. «Я хотел рассказать тебе с самого начала, еще тогда, лежа на твоей кровати, но почему-то не решился. Мне казалось, что ты прогонишь меня, поэтому я испугался. Наверное, это самая первая ошибка, которую я совершил. Второй ошибкой было остаться с Бритт, но я снова испугался, хотя меня это не оправдывает, прости. Я понимаю, что такой тебе совершенно не нужен, я к этому уже привык, ты не переживай. Но все-таки... может быть, у нас есть хоть какой-нибудь шанс? Пожалуйста, не отталкивай меня. Я этого не переживу...» И снова клочок бумаги летит на кафельный пол. «Я подвел тебя, извини. Мне правда очень жаль, что не сказал тебе раньше. Такое, обычно, не говорят при первой встрече, но потом было уже слишком поздно – я влюбился в тебя, и мне стало страшно. Кому я такой нужен, Робби? У меня постоянно крышу срывает, я не могу контролировать свои мысли, иногда мне кажется, что в моей голове живет кто-то другой и дергает меня за ниточки, но я никогда не ошибаюсь в собственных чувствах. Слышишь меня? Никогда! Я люблю тебя больше собственной жизни, и это действительно мои слова. Это не мания, не приступ, это я! Кто бы что не говорил... я тут и я умею влюбляться, как и все люди. Я буду скучать по тебе, милашка. Прости, что всё так вышло, я не хотел». Вырвав очередной листок, Сандер на этот раз складывает его вдвое и пишет на обратной стороне адрес и короткое имя. – Миссис Скривер, можно вас? Мне нужна помощь, – говорит он, нажав на кнопку вызова медсестры. Вскоре дверь в его палату открывается, и женщина с приятной улыбкой и в белом халате заходит к нему, тихо шаркая подошвой о пол. – Что такое, мой хороший? – заботливо спрашивает она. – Вы могли бы отдать это моей маме? – Сандер протягивает медсестре сложенный вдвое листок. – Только маме и больше никому, пожалуйста. Пусть она передаст это письмо человеку, который здесь указан. Очень прошу вас, это моя единственная просьба. – Ну, меня очень радует, что твоя депрессивная фаза проходит гораздо легче, чем в прошлый раз, поэтому, мне кажется, что сегодня мы можем нарушить одно правило, – она подмигивает украдкой. – Но только сегодня! – Спасибо, – тихо благодарит Сандер, – для меня это очень важно. Миссис Скривер уходит прочь, взъерошив на прощание его и без того растрепанные волосы. Сандер смотрит ей вслед, а внутри зарождается глубокая и черная пустота. Депрессивная фаза не проходит легче, чем в прошлый раз. Она просто еще не началась...