А ДАВАЙ ВАРИМ С ОХУМОРОНОМ СНИМЕМ?

— Я не... — Ваня распахивает глаза возмущённо, и даже не успевает сообразить, как горячие пальцы уже оглаживают скулу, а чуть полноватые губы приближаются слишком быстро. Он замирает, дышать всё-таки, кажется, перестаёт и прислушивается к своим ощущениям. Въебать Федорову совершенно не хочется, зато, когда он отстраняется, хочется податься вперёд. Но Светло настолько пригвожден к месту, что лишь рот приоткрывает, обдавая дыханием чужие губы. Он слушает внимательно собственное сердце, что мигом чечётку отбивать стало, ведь такой адреналин он, кажется, в сравнении ни с чем ещё не испытывал. Окси его поцеловал. Сука, да кому рассказать и мало того, что ему не поверят, так ещё и в дурку за фанатизм определят. А Ваня далеко не его фанаткой был, даже не так. Он вообще ничьей фанаткой не был, а тут... Ахуеть. — Твое признание звучит как...м..."будем творить хуйню вместе"? — Ваня сгладить неловкость пытается, хотя замечает ебливую ухмылочку на губах мужчины, что свидетельствует о том, что уж кто кто, а он в этих сглаживаниях не нуждается, это Ванька сам себе спасательный круг кидает, надеясь, что Федоров просто угарнет и они продолжат методично напиваться. — Нет. Я творю хуйню. Сейчас перестану, — обещает Мирон, целует снова, настойчивей, уже в меньшей степени свое желание скрывая. Надо просто взять. И прекратить. Не цепляться рукой за шею Фаллена, не проситься языком внутрь. Просто остановиться, отдышаться, — Извини. Глупое слово, повторенное ради собственного успокоения. Федоров улыбается. Прикусывает слегка нижнюю губу Ваньки, смотрит ему в глаза и откидывается назад, падая спиной на диван. Складывает руки под головой. Разглядывает потолок белый, чистенький. — Прекратил, — Оксимирон смеется по-мальчишески заливисто, вздыхает шумно, — Лан, правда сорян, не мог отказать себе в удовольствии попробовать. Федоров приподнимается на локтях, смотрит Ваньке в глаза невинно. Попробовал? И...как? — дыхание у Ваньки вдруг тяжёлое становится, а по телу разрядами возбуждение пробегает, словно ток распространяется. — Я же не изверг, просто очень любопытный. Уладили? Оксимирон творит хуйню второй раз, вновь подаётся вперёд, накрывая губы Ваньки, а тот лишь выдыхает жарко, глаза пуще прежнего распахивает - не верит. Этот поцелуй на обычные касания походит, только более требовательнее что ли, жарче, да ещё с лёгкими укусами. Кукуха Светло машет ручкой и съебывает в неизвестном направлении, оставляя парня. Он отлипает от своего места, куда вжимался все это время, на колено опирается, под себя ногу кладя и ближе к Федорову пододвигается, гонимый порывом. Он рассматривает рэпера, который точно кот, объевшийся сметаны сейчас выглядит и закусывает губу. — А можно мне...? — он ладонь на предплечье Яновича кладет и пальцы чуть сжимает, показывая, что нихуя он не шутит, ему тоже интересно. — Мне понравилось, я бы подписался, — Федоров ржет, разглядывает Ванечку. Кажется тот нервничает. Или в смятении. Или еще что. Совсем разъебался, паренек, даже жаль. — Ну, бля, за подписку это другой разговор. — хмыкает и глаза закатывает, теперь сам над мужчиной нависает, второй рукой за спинку дивана придерживается и решает, что удобнее ближе пододвинуть. Наверное стоило бы просто уложить его спать, передернуть втихую и самому вырубиться. Увы, еврей — не самый добропорядочный человек, поэтому пелену дружбы сбрасывает. Рассматривает Светло, откровенно, прямо, собираясь поиметь хотя бы взглядом. — Смотри, ты сейчас вот нихрена не по тянкам. Как же так? Что-то случилось? Может заболел? — Мирон корчит из себя обеспокоенного и руку умиротворенно на шею парня забрасывает. Только умалишенный в подобном положении решит быть святым. Окси — обычный мужик и у него на Светло скоро встанет, так хуле не позволить парню посмотреть на все это дело? Светло перекидывает одну ногу через колени Федорова и как бы то ни было - садится сверху, по всем, блять, законам жанра. Смотрит в усмехающиеся глаза и короткими ногтями царапает его плечо, как бы взывая к разуму. — Ага, заболел. Ты меня сломал, кажется. И психику мою... — Фаллен руку с предплечья на грудь мужчины перемещает, опираясь и прикрывает глаза, слепо тыкаясь своими губами в его, пресекая дальнейший пиздеж не по делу. — Можно тебе. Что ты там хочешь сделать. Такой охуительно понятный, когда бухой. Пиздец, — еврей губы облизывает, морщится игриво, —Вань, ты только не пугайся, когда в тебя что-то упираться начнет. Такое. Твердое. Ну знаешь, биология иногда правда работает. Антихайповец сам себя не понимает, особенно то, от чего его так переебало резко, что он сейчас - вполне себе здоровый, гетеросексуальный парень, сидит на коленях другого мужика и норовит засунуть свой язык ему в рот. Ваня по губам мироновским ведёт влажно, а после проскальзывает в рот, по-наглому вторгаясь, а хуле нет то. Если играть, то играть по-крупному, так же говорят? Рука ебучая, та, что с колесом Сансары, так по-хозяйски и правильно на своей шее ощущается, что Фаллен теряется на мгновение. Медленно по кромке зубов языком ведёт, пока ему позволяют это, а то кто ж там этих биполярных тараканов знает в головушке лысой, может ему самому сейчас по морде не хило прилетит, а Окси скажет, что мол рофлил, но на это откровенно похуй. — Завали ебало, Мирон Я-но-ви-ч. — медленно произносит Ваня в чужие усмехающиеся губы, нарочно растягивая правильно произнесенное отчество и вновь припадает к его губам. Мирона долго уговаривать не надо. Он позволяет поначалу Ваньке в его рту заправлять, только шею парня слегка сжимает пальцами, когда тот слишком увлекается. Федоров не против инициативы, но он то не впервые с мужиком, ему ни к чему эти страстные школярские поползновения. На свое имя-отчество Окси только брови поднимает. Мол, зачем, ты, глупый мальчик, пытаешься взывать к силам, которые тебе пока не по зубам? Точно идиот. Кидается из огня да в полымя. Пьяный, жаркий, постироничный. Свободная ладонь неотвратимо ложится на ширинку Фаллена, исследуя, прощупывая член сквозь плотную ткань. Мирон напоминает, кто здесь император, а кто ведущий кулинарного шоу. Целует с напором, надавливая на шею, чтобы натурал не смел выебываться и отстраняться. Светло то особо и не рассчитывал, что ему долго править балом позволят, хотя секунду. Он вообще не рассчитывал, что поддастся и сам полезет лобызать пиздливый рот. От грубой хватки на шее, Ваня рот беспомощно открывает и глубоко вздыхает, а стоит Федорову коснуться его ширинки - так вовсе в прострацию выпадает, глухо простонать. Тяжесть веса Вани отзывается эрекцией, Федоров дышит чуть рвано, улыбаясь ошалело. ЧСВ напоминает, что все случилось, как они и предполагали. — Тебе уже достаточно вкатило, чтобы не обосраться и подрочить мне? — Мирон под футболку Светло сразу двумя руками лезет, проводит медленно вдоль торса — успокаивает, внушает, что все нормально и никто тут не собирается сразу Ваню на четвереньки ставить. Можно и с малого начать, — По глазам вижу, что в мастурбации ты мастер. Рассчитываю на оргазм. Задачу понял? Федоров смотрит весело. Ох, как ему все это доставляет. Даже тупо шутить тянет. А, ну и еще выебать Светло, как же без этого. — Я и не ссал, я просто... — "был натуралом" Фаллен решает не озвучивать, итак это на ебучий ситком смахивает. — Сейчас ты сделаешь это. И если справишься хорошо, я тебе завтра утром отсосу. Как мотивация, подходит? — про то, что минет от Оксимирона предполагает лишь демонстрацию во имя минетов самому Оксимирону, Мироша решает умолчать. Завтра Ванечка все сам узнает, а Федоров наконец сможет держать руку в его волосах не просто так. Ебучие игры слишком далеко зашли, а Ваня слишком поздно это понял, поэтому сейчас ему остаётся только пытаться продохнуть, пока мужчина собственнически изучает его рот. Фаллен ошалело смотрит на довольного хозяина квартиры и склоняет голову в бок, размышляя. Отсос этими блядские губами - отличная прерогатива ручной работе. В самом деле, Ванька, что не дрочил что ли никогда? Дрочил, конечно, только себе. И без жидовских насмешливых глаз. Он вздрагивает от обжигающих прикосновений к своему телу, изучающих, приободряющих и кивает мелко сам себе. Ёрзает задницей на коленях, ниже спускается, чтобы удобнее было, ладони на бедра опускает, сжимает немного, привыкая. В голове это выглядело куда проще, чем оказывается в быту. Он взгляд опускает, как нашкодивший ребенок, пальцами собачку на джинсах ловит и тянет вниз, края оттопыривая. Сомневаясь, закусывает губу и мельком глядит на Федорова, что кажется и сам не верит, что Ваня так легко сдался, подчинился. Губу собственную кусает, вынуждая приподнять задницу его и тянет джинсу вниз, на резинке трусов замирает, оглаживает дорогое белье, даже на ощупь это видно, и не давая себе шанса передумать, пока просто ныряет под них, тут же встречаясь ладонью с горячим полувставшим членом. Федоров содействует всячески. Привстает, смотрит спокойно, будто ничего особенного не происходит, будто Ваня ему уже тысячу раз дрочил. И сейчас может это сделать с закрытыми глазами, параллельно придумывая текста для группы своей. "Ежемесячные" кажется. Мирону невероятно смешно от того, как замечательно он проводит время с представителем Антихайпа. — Молодец, — выдыхает шумно Мирон, когда Ваня наконец дотрагивается до члена, Федоров бедрами в ладонь поддается. В глаза смотрит Светло пьяно, — Не бойся. Ты мне нравишься, я тебе тоже. Обычно тем, кто нам нравится, мы делаем приятно, так? Федоров поддается торсом вперед, целует шею парня, отвлекая от осознания происходящего. Оставляет пару засосов, которые будут напоминать о внезапной (нет, Иван, это было очевидно) бисексуальности. Ласкается, как влюбленный школьник, подстраиваясь под волну "первого раза". Мирон накрывает ладонь Вани своей, поглаживает, направляет, задавая темп и демонстрируя, как будет приятнее. — Да не боюсь я... Просто знаешь, Мир, не каждый день мои руки по елдакам чужим гуляют. — он фыркает, недовольный, что с ним как с ребенком обращаются, поощряют зачем-то. Он воздухом давится, когда на его собственную опускается уверенная ладонь Федорова. Ваня ещё пару ударов сердца пропускает и обхватывает мироновский член, руку расслабляет, позволяет показывать, как нравится самому Окси. — Ты мне правда охуеть, как нравишься, — Окси не врет, но говорит по большей части, потому что после этих слов все сомнения партнера скатываются к "о боже, это же отец русского баттл-рэпа, выеби меня поскорее". Еврей оставляет руку Светло в одиночестве, а сам стаскивает свои боксеры на уровень бедер. — Ты... Ты мне, кажется, тоже, Мирон. — тихо выдыхает и опускает голову, в чужую шею утыкается и глаза зажмуривает, словно озвучил что-то из ряда вон выходящее, но руку не останавливает, а лишь быстрее двигать начинает, пытаясь нащупать, понять, как нравится Оксимирону. Он нервно сглатывая, стараясь не смотреть вниз, размер члена он итак прекрасно ощущает, так же как и ощущает, что тот в худой ладони необъяснимо быстро начинает твердеть. "Я очень, очень плохой человек", — как-то быстро пролетает в голове. Мимолетно. Мирон даже осмыслить не успеет, лишь неприятный осадок чувствует. Это же чудесно, что он Ваньке тоже нравится. Значит, не принудил. Просто подтолкнул к правильному выбору. А то, что этот выбор напрямую связан с оргазмом еврея — это незначительные детали. — Я... Боже, блять, мой. — на колени упирается, привстает немного и своими губами чужие находит, вновь целоваться лезет, отвлекая от собственной шеи, ему сейчас это необходимо, чтобы хотя бы не свихнуться. Пальцами очерчивает крупные вены, по длине всей проходится, большой палец вжимает в головку, ногтем уретру чуть царапает. Услышав довольный вздох в губы, Фаллен вновь к стволу возвращается, задавая свой собственный темп, пальцы по очереди разжимая, сжимая. Федоров гладит Ваню по голове, сжимает между пальцами пряди волос. Губами утыкается куда-то чуть выше уха Фаллена, улыбается, дышит возбужденно. — Немного грубее, — приказывает Мирон и в поцелуй вовлекает вновь. Жестко целует, страстно, стремясь всего Ваню заполонить собой. Хотя бы рот, пока до всего остального не допускают. Он стонет в губы Фаллена, когда тот особенно удачно рукой проводит, лбом прижимается к его лбу. Глаза закрывает, сосредотачиваясь на своих ощущениях. Надо признать, что приказ со рваными вдохами с губ Мирона действуют как флейта на кобру на Светло. Он подчиняется, сглатывает вязкую слюну и сжимает пальцы сильнее, крепче, задевает головку небрежно и прикрывает глаза то и дело кусая свои губы. У Светло явно было одинокое юношество, иначе объяснить умелость не получается. Окси так хорошо с этим кулинаром, что даже не тянет придумывать себе кого-то вместо фактического партнера. Мирон кончает, обняв парня крепко одной рукой, а второй рот собственный прикрывая рефлекторно. В этот момент Ваня и сам на стон срывается неожиданно и лишь глупо усмехается, смотря на расслабленного, обмякшего мужчину, что валится на подушку. Он взгляд кидает на запачканную ладонь, боря в себе сумасшедшее желание облизать пальцы и лишь вытирает ее о собственную футболку. Усталый, но чертовски довольный еврей прижимается к спинке дивана. Смотрит благодарно. — Ты для меня открыл готовку, а я для тебя радости содомии, — Федоров усмехается иронии этого обмена и рукой с сансарой вертит, — Хочешь немного буддизма в твои штаны? — Знаешь, Мирон Яныч. — с предыханием шепчет, — Готовка и содомия - ахуеть как рядом стоят, оказывается, да? Он смеётся не громко, говорить тоном выше даже не хочется, но удивлённо вскидывает бровь в жидовской манере. Типо он удивлен, он то думал, что в одни ворота играл и все такое, а тут такое великодушие. — Вай нот? Буддизм - заебись. — Фаллен пожимает плечами показательно прикусывает собственный язык, — Кажется, ты меня всё-таки, сломал, дядь. — Ничего я тебя не ломал, просто ты пидр. Говорю же. У меня чуйка. Мирон заставляет Ваню на колени встать. Джинсы его расстегивает, смотря на все это дело с каким-то азартом и нетерпением. Даже к паху наклоняется и целует сквозь белье, тут же его стягивая. — Сам ты пидор, пидор. — глаза закатывает обыденно, словно они не первый день знакомы, словно годами уже шутейки такие гоняют между собой, как и члены друг другу. — Хотел бы я выпросить у тебя завтрак, но дома нет исходников, — еврей ухмыляется, подталкивает Светло, чтобы тот ближе сел. Окси ладонь свою облизывает и, не терпя по сути своей долгих прелюдий, обхватывает член Вани у основания. Оглаживает, по-хозяйский исследует, рассматривая заинтересованно. Он как бы изначально планировал все это проделать, чтобы любопытство свое удовлетворить. — Да, ты определенно везде симпатичный, — совершенно обыденно произносит Федоров. Издевается, конечно. Ему смущенный Ванечка доставляет дико. Буквально валить и. Ну с этим все ясно. Мирон шутника вырубает, в поцелуй втягивает, чтобы для Светло культурным шоком рука рэпера не стала. В этот раз поцелуй выходит смазанным, жадным, Ваня лижется так, как ни с одной телкой не лизался, мокро, влажно, так, что в уголках губ слюна скапливаться начинает и они даже несколько раз неуклюже сталкиваются зубами. Одну руку на бритый затылок перемещает и ногтями короткими ведёт, отдаленно жалея, что у Окси нет хоть какой-нибудь шевелюры, чтоб пальцами зарыться и оттянуть немного. Рука Мирона останавливается на головке парня, особенно бережно касается, показывает — смотри, Иван Иваныч, если ты будешь хорошим, я буду зайкой, котиком, какие там у тебя зоофилийские предпочтения. Ваня на коленях стоит шатко, ноги напрягаются, руками же в плечи рэпера упирается для надёжности и громко охает, стоит влажной ладони коснуться члена. Вообще, вид сверху, как Мирон вылизывает свою ладонь - можно отнести к отдельному виду искусства, Ванька уверен в этом. А ещё уверен в том, что за оргазмом долго не встанет, ибо те самые руки, на которых Фаллен пол дня залипал теперь неторопливо отдрачивают ему, через чур нежно отводя, лаская головку. Светло разрывает поцелуй, чтобы наконец продышаться и резко нагибается, языком по чужому кадыку размашисто ведёт, наконец, себя полностью отпуская, принципы, морали и всякую другую чепуху. Лёгкий укус оставляет под тем же кадыком, вновь лижет старательно и опаляет мокрую кожу жарким дыханием. Мирон думает, что, кажется, Светло опидорасился даже слишком быстро. Или все это время наебывал Окси по полной. Нет смущения, робости, тупых отмазов. Целуется яростно, как на погибель бьется. У еврея его отчаянные касания холодком по позвоночнику проходятся, заставляя вырубить лень и выкладываться, не осторожничать, тянуться ближе, теснее. Это даже не лизания какие, борьба языками, деснами, кто кому глубже и проворнее в глотку практически язык засунет и от этого колени начинают подрагивать, кажется, у обоих. Федоров чуть Ваньку с дивана не сталкивает, особенно рьяно борясь за право доминировать в поцелуе — за поясницу ловит, сжимает футболку зло. Рука лишь на миг останавливается, когда Светло решает укус на шее оставить. Император стон проглатывает, обещает себе парня за эксперименты на чувствительной коже отчитать после: нехорошо будет, если Женя завтра заметит признаки удачного продолжения банкета. Федоров требовательно лицо Вани поднимает, не дает отдохнуть, избежать поцелуев. Дрочит так, словно всю жизнь только этого шанса и ждал. Готовился, учился, высматривал Иванушку в толпе, чтобы на лицо его кончающее полюбоваться. Мирон на руку свою изумленно смотрит, проводит еще пару раз по инерции вдоль члена Вани и в глаза парню смотрит, стекающую по руке сперму слизывая. Член давно болезненно сводит сладкой истомой и несколько особо четких, жёстких даже движений - сам Светло себе так не дрочил - доводят до разрядки слишком быстро. Он губы кривит, рот приоткрывая и выругивается громким "Мирон!", тут же обмякая и вновь руки на плечи мужчины перенося. Еврей же целует легко, ловя тело безвольное, руку о футболку Вани вытирает, оставляя новые белые пятна рядом со старыми. Ванечка отдышаться пытается и смотрит на испачканную руку Императора, который без всяких заморочек слизывает капли спермы, а после вновь вовлекает в поцелуй, заставляя почувствовать свой собственный вкус. — Не...ну ты... Ахуел. С тебя футболка, дядь. — Фаллен все дыхание сбившееся к чертям, усмирить пытается, успокоить, и с досадой цокает языком, когда Мирон вытирает ладонь о его футболку, как сделал до этого сам парень, — И только попробуй дать какую-нибудь "Империум", ею же и по роже наглой еврейской надаю. Ругается Светло лениво, ласково даже и, опускаясь задницей на пятки, одним движением стягивает футболку с себя и скидывает на пол, обессиленно откидываясь на спинку дивана, а после скатываясь по ней на жида, ибо нехуй. — Могу предложить мерч каждого артиста Букинг Машин. Но мой тебе пойдет больше всех, — абсолютно серьезно говорит Федоров, наслаждаясь сладким вкусом победы. Вообще-то это вкус спермы Фаллена, но и так сойдет. Мирон дышит еще рвано, боксеры свои обратно натягивает, а джинсы скидывает нахуй. Они ему вообще ни к чему сейчас. — Да что ты говоришь. Подойдёт больше всех твой... а может я хочу футболку с оскалом твоего бэка, а? А? Как тебе такое? — Ване нравится, что не смотря на произошедшее, Федоров на него не налегает со всякой там моралью или глупыми разговорами, потому не может себе отказать общаться в своем привычном русле. Ванька горячий, уставший. Приятной тяжестью оседает рядом, еврей даже внезапно для себя хочет с ним понежничать. Пообещать какую-нибудь хуйню типа свиданки или дружбы. Вместо этого Мирон вскакивает на ноги, резко отнимая у Светло опору и хватает его за запястье. — Со мной будешь спать, — фактически это своеобразный комплимент, но звучит как приказ. Но от комплимента касательно шмота, он правда смущается все же, а потом вовсе ахуевает, когда горячая живая опора пропадает, а его куда-то тащат, едва дав трусы надеть. Попадая в другую комнату - спальню, Светло шокировано на окно смотрит, за которым ночь непроглядная уже давно, и лишь огоньки города мигают. Следующим его привлекает огромная, неебических размеров кровать и в голове сразу вопрос возникает - а не жирно ли для одного почти щуплого еврея такое ложе. И сам же отвечает - не жирно, Ванька же сейчас здесь. Он внимательно слушает приказной тон, а после плечами пожимает. Комната с огромным окном, чудовищно просто, ,широкой кроватью, шкафом и рабочей зоной. Зачем Мирону рабочий стол и два набитых книгами шкафа, если он все равно работает на кухне, а читает с телефона — загадка. Император широким жестом сбрасывает с кровати покрывало, снимает с себя футболку и подталкивает настойчиво Ваню: давай, не тупи, ложись. — Я сплю справа, ты спишь где-то рядом. Можно на мне частично. Будильник прозвенит в пол восьмого, в душ я иду первым. И не дай бог, ты завтра решишь это забыть. — Так футболку дашь, нет? — Ваня все не ложится ещё, хотя очень хочется, особенно с разбега, особенно в таком состоянии, в котором он после оргазма и литра алкоголя на ногах стоит, — Э... А нахуя так рано? Тебе куда-то надо утром? Он правда не понимает, да и отвык уже по большей степени вставать так рано. Если, конечно, Гриша с пяти утра по нему скакать не начнет. А так, конечно, Фаллен и до обеда не прочь порой поваляться. — Бля, возьми сам в шкафу. Только с полки с мерчем или рибок какой-нибудь. Хрен я тебе свои дизайнерсие отдам, — Федоров в родную кровать валится, устраиваясь поудобнее, подушку свою на привычное место кладет и от сна его отгораживает только отсутствие горячего тела рядом. — Ну вот, сначала утипу, а потом зажимаешь дизайнерские шмотки. Охуморон - одним словом, что уж тут говорить. — Светло к шкафу подходит в попытке открыть и только со второго раза вкуривает, что двери раздвижные в стороны. Мирон смотрит на Светло, как на ебоната, услышав вопрос. Видимо юных рэп-игроков не учат элементарным вещам. — На работу. Вань. Я как бы. Работаю, — может это прикол такой и антихайповец рофлит? Да нет, ебало недовольное, — У меня офис, артисты, проекты разные, плюс все еще попытки в новые треки. И это при условии, что мы не вспоминаем определенные условия, из-за которых я максимально зожником должен быть. Заветное "биполярочка" Федоров не произносит. Это. Неприятно. Он ходит по врачам, пьет таблетки, старается жить по определенным правилам. Скучная жизнь пенсионера, а не того чувака, к которому в койку бросаются бездумно. Мирон призывно бьет ладонью по месту рядом с собой. — Светло, я злится начинаю. Тащи сюда свою тощую задницу. Игнорируя слова чужие, Ваня с сомнением поглядывает на аккуратно сложенные вещи и находит максимально смахивающую на нормальную - черную, вроде бы однотонную. Вытаскивает ее из стопки вещей и натягивает не глядя, закрывая дверцы. Она ему предсказуемо велика немного, но в целом неплохо. Он разворачивается к Мирону, чтобы тот заценил его выбор и видя едва не ржущую морду, опускает взгляд. Ну, сука, надо же было из всех которые существуют, выбрать именно ебучий "Империум". Где-то Ваня поднасрал карме явно и теперь она возвращает должок. Но рыться дальше в шкафу он не хочет - лень; вальяжно к кровати зато проходит и хмыкает, опускаясь на мягкую перину. — Спешу напомнить, уважаемый Мирон Яныч, что вы то как раз и запали на эту самую тощую задницу. — он шлёпает, прикалываясь, себя по бедру и падает рядом, на подушку, смотря в потолок несколько секунд, самому себе скорее брякнув недовольно, — Ну, офигеть. Теперь с утра пораньше тащиться домой. Разочарованно стонет, поправляет задравшуюся футболку и прикрывает глаза, руку под голову закинув. Федоров лицом благосклонным к Светло поворачивается и вместо объятий кладет руку на тощую задницу Фаллена, бесцеремонно ее гладя. — Не ной. Сам согласился остаться, — Мирон руку принципиально теперь не уберет. Так даже лежать не слишком удобно, но если уж еврей прям "запал" на что-то, то это что-то выпускать не собирается. Еврей глаза прикрывает, честно собираясь спать, — Надеюсь, кто-нибудь из твоей тусы увидит эту футболку. Фаллен сначала возмутиться в своем репертуаре хочет, скинуть лапу жидовскую с себя, но передумывает, оставляет на "как-нибудь потом" это и закрывая глаза, практически сразу погружается в сон Морфея. Мирон засыпает быстро. День выдался насыщенный, богатый на приключения и открытия новых талантов. Так что снится тоже ровным счетом ничего. И слава богам. Не хватало еще ночью лицезреть какое-нибудь ебало Гнойного, отчитывающее за совращение заядлых коммунистов. Ваня тоже снов не видит, не помнит даже, зато слыша надоедливую трель будильника - готов сам встать и выключить, но к счастью, тот затихает. Рядом прогибается кровать и слышно, как шаркают ноги по паркету. Ванька же на другой бок переворачивается, лишенный чего-то теплого и согревающего, кутаясь в одеяло, не желая мириться с наступившим утром.