Волчеягодник

Начиная с главного, хочу сказать, что кимоно неудобное. Вообще. Шёлк — это красиво. Бесспорно, при правильной покройке и фасоне, это ещё и удобно. Мягкая, прохладная ткань, струящаяся по телу, да, это чудесно. И стоит признать, сидеть действительно было удобно. Но, всё-таки, если говорить о элементарных движениях, то моё кимоно было неудобным. Во-первых, оно доходило до щиколоток, что сильно затрудняло то же самое движение. Во-вторых, в нём нужно крайне осторожно садиться, потому что можно запутаться. Сидели-то мы в позе сейдза*, пусть и с использованием подушек. Ладно ещё мои волосы, которые никто не собирался собирать в сложные традиционные причёски Древней Страны Огня. Только сбоку прикололи изящную лиловую заколку-цветочек, девичью-девичью. Вышло… изящно, да. Смею заметить, что это не устраивало меня больше всего. А так, всё как обычно, — сказал бы я, если бы думал, что ужин у Учих, – это самое обычное дело на свете. Мои догадки оказались верны, так как Итачи, помимо ежедневного надменного вида, сверкал на солнце чёрными ногтями. Как и я, собственно говоря. Образ той Наруто никто не отменял. Шисуи производил впечатление… Учихи. У него были абсолютно характерные для всех Учих признаки: чёрный, наверняка жёсткий ёршик волос и карие, почти такие же чёрные, как его волосы, глаза. Ярко выраженная мускулатура, полосы от бровей до щёк, как и у Итачи, хрипловатый голос, – всё это тоже у него имелось. Честно говоря, я не знаю чёткой цели нашего визита, но предполагаю, что меня явили на такие своеобразные «смотрины». Не в любовном плане, естественно. У кланов принято иногда ходить друг к другу на приёмы, смотреть на детей уважаемых и не очень людей, оценивать их. Хикару никогда даже не подразумевался как клановый ребёнок. Он был Намикадзе от и до. Знаете, хотя Хикару и гордится этим, я не думаю, что быть бесклановым сильно престижно. Поэтому на смотрины пришёл я, а точнее Наруто, психическая нестабильность которой немного поутихла. В принципе, я считаю, что и так неплохо было. Ей бы ещё ногти не в чёрный, а в красный покрасить и всё. А что? Красные волосы, красные ногти и лёгкая психованность – по-моему, весьма и весьма подходит роковой женщине. — Наруто-кун, хочешь ещё чаю? — спросил у меня Итачи, увидев пустую кружку, тясеко, у меня. — Да, конечно. «Наруто-кун» в такой ситуации является правильным обращением. Ни «Наруто-химе», потому что официально я не считаюсь химе; ни «Наруто-сан», потому что обращаться на «сан» к двенадцатилетней девчонки, которая даже ещё не генин совсем уж смешно; ни «Наруто-тян», потому что мы не так уж и близко знакомы, да и вообще, не принято на клановых приёмах «тянкаться», максимум по имени. А «кун» всегда был нейтральным вариантом, при котором невозможно никого обидеть. Насколько я помню, некоторые учителя чего бы то ни было частенько обращаются к своим ученицам, используя именно суффикс «кун». Всё протекало почти спокойно, пока не начались задушевные беседы о прошлых годах. Нескончаемые воспоминания юности, я вас ненавижу. — …вот так я и стала генином. Забавная история, если вспоминать сейчас, но тогда мне было не до смеха. Ох, Нару, никогда не повторяй моих ошибок. — Я постараюсь, мам, — улыбнулся я. — А ты, Итачи? Расскажешь что-нибудь? — спросила Микото, которая сегодня чересчур активно пыталась вовлечь Итачи в разговор. — У меня совершенно нет никаких интересных историй, связанных с этим событием. О, Шисуи, расскажи о том, как ты стал генином, кажется, в этой истории мелькало что-то забавное, — мгновенно перевёл стрелки Итачи. — Да, было дело, — едва-едва, буквально на минимальном уровне шипя, прищурил глаза Шисуи, — Изуми за день до этого попросила меня позаниматься с ней. Принесла свои конспекты и забыла забрать их. В те года, знаете, было такое нововведение, как письменный экзамен с углублёнными заданиями, направленными на несколько тем. Сейчас его убрали за нерентабельностью, хотя ходят слухи, что и в этом году поставят, просто видоизменённый. Но сейчас не об этом. Конспекты Изуми, которая тогда готовилась поступить в Академию и ходила на клановые курсы, я в спешке положил вместо своих. Так ладно бы только это, я бы и без всяких там повторений обошёлся. Однако, эти же пресловутые конспекты на входе досматривали. Ну, на наличие шпаргалок всяких или ещё чего-нибудь, разное бывает, — он усмехнулся, — как будто, если бы кто-нибудь хотел бы списать, он бы не списал. Впрочем, неважно. Содержание и примерный уровень этих заметочек Изуми, думаю, вы представляете. Я уже молчу о характерных цветочках, сердечках, звёздочек на полях, а, — он закатил глаза, — за фразочку на обороте, цитирую: «Когда-нибудь я выйду замуж за Учиху Итачи», меня едва не выгнали с эказамена. «Когда-нибудь я выйду замуж за Учиху Итачи». Вау. Изуми-Изуми, ну не так же надо действовать, ну не так. Как-то бы хоть… проявила интерес к его техникам, порасспрашивала о шарингане, книжки бы читала и пересказывала ему. Ой! Ой-йо-йой! Что это? Какое странное чувство. Знаете, такое лёгкое покалывание. Словно везде и нигде одновременно. Но если попробовать сосредоточиться, — что гораздо сложнее в этом состоянии, — то будто очаг этого покалывания концентрируется на кончиках пальцев, в области груди, языка и губ. Поводив языком по нёбу, с трудом справился с желанием продолжить. Как при поцелуе. Язык зажгло, и я тотчас же поспешил запить это чаем, скрыв замешательство за чашкой. О… как я раньше не замечал, какая же красивая Микото. А Итачи! Такие тонкие черты лица, какие нежные губы, наверняка ещё и мягкие, а схожесть с Микото… Хотя нет! Настоящая красота была у Шисуи. Если это красота, то только мужская. Едва ли в нём было изящество Итачи или плавность Микото, наоборот, присутствовала в Учихе эта сугубо мужская резкость. — «Ку, я, похоже, отъезжаю. Вообще ни о том думаю. И тело так расслабляется…». — «Побочные эффекты твоей методики по удерживанию одной эмоции. Хотя, я бы не назвал это побочным эффектом. Скорее, одним из так или иначе подразумеваемых твой новой техникой. Не переживай, постепенно ты привыкнешь, возможно даже, в состоянии покоя эти симптомы будут преуменьшаться. Сейчас они почти пропадут, можешь быть уверен, но ненадолго». Ну черт возьми! Это что, теперь постоянно будет? Я же так всеми подряд буду восхищаться и восторгаться. Даже врагами! — «В этом и смысл, Наруто. Как бы ты смог поцеловать человека, не имея хотя бы минимального физического притяжения к нему? Научишься контролировать это – будет действовать только на врагов». — «Уверен? Что-то мне не внушает доверие эта привлекательность всех вокруг». — «Уверен. Тебе это пойдёт только на пользу. Признай, Наруто, ты не разу не посмотрел ни на одну женщину со времени попадания сюда. Но ты не посмотрел и ни на одного мужчину. Будь тебе и впрямь двенадцать, я бы не удивился. Но тебе чуть больше двадцати. В это время гормоны, может быть, и не такие буйные, как в четырнадцать или шестнадцать, однако там подростки по большей части краснеют, а в двадцать и отношения серьёзные заводят. А это значит, что твоя личность в плане ориентации не победила личность Наруто, но и она не победила твою. Пусть ты и более опытен, но тело-то её. Продолжайся бы так, и ты бы мог остаться асексуален. Но тут в игру вступает ещё один фактор: тело Наруто – тело подростка. Будем откровенны, техника Фууки, безусловно, действительно может тебе подойти, но просто так такие мысли в голову не приходят. Толчок, вот что для этого нужно. Даже гениям нужен толчок для каких-либо открытий». — «Да… да, Ку. Наверное, ты прав. Но всё-таки, пока я не научусь контролировать это… притяжение, то вести себя абсолютно спокойно будет сложновато». И, нервно хихикая над очередной шуткой Кушины, я попивал чай, краем уха слушая дискуссию Микото и Шисуи на тему развития шарингана у женщин.

***

— Не думай, что если разок-другой сходила к Учихам, то сразу стала крутой, блаженная, — кривя губы, произносит Хикару. Вместо семейного пожелания удачи, прошу заметить. Кушина осуждающе глянула на него, а Минато лишь вздохнул. Не очень-то осуждающе. Кажется, он обиделся, что его не взяли в клан. Ну, как не взяли. Не пригласили. Сам Хокаге, бесспорно, мог вписаться в любой приём. Правитель же. Но его не пригласили, нет, вот в чём вопрос. Вопрос этики. Заявится без приглашения на клановый приём, конечно, можно, но что о тебе потом будут думать… А Учихи Минато не пригласили, ясно дав понять, что хотят видеть только меня и Кушину, дескать, мы птицы редкие, а Хокаге они и так каждый день наблюдают. Вот и остался дорогой Йондайме без приглашения и, что самое главное, без сочувствия. Кровавая Хабанеро не горела желанием слушать увлекательнейшие рассказы Шисуи и Микото о шарингане у женщин рядом с хмурым муженьком. Понимаю. — «Конечно, понимаешь. Рами говорит, что Кушина слушала о шарингане и его совместимости с другими геномами так, будто собралась пересаживать его себе. Или изменять Минато, как добавляет Куми». — «Изменять? Шисуи и Итачи молоды для неё, а Кушина как-то призналась мне, что, вообще-то, ей нравились и нравятся парни постарше, но в Минато она просто влюбилась. Тогда Фугаку? Холодноват он, холодноват, – Кушине нужна страсть. Эмоции. Не спорю, вполне возможно, что на самом деле внутри у Фугаку Буря чувст, страстей и эмоцией, но она не в том возрасте и не в том положении, чтобы тратить время на раскопки этой самой Бури. Остаётся Микото. Ну… всё может быть, всё может быть». — «Микото? Ох, Кушина-Кушина, ох мало я в тебе пожил, ох многого я не узнал. Микото! Ми-ко-то! Если эта информация подтвердится, то я заставлю тебя рассказать этому пафосному мстителю всю правду о его матери». — «Можешь попробовать». Но, видимо, я заболтался. Время замедляется, когда я общаюсь с Курамой, но всё же идёт. Поэтому, если я хочу ответить ещё одному тринадцатилетнему-почти-четырнадцатилетнему-очень-пафосному-мальчику, то уже пора бы и отвечать. — Учихи? Если я не ошибаюсь, приёмы, а, в данном случае, скорее, походы в гости к кланам, совершенно не соотносятся с экзаменом, а уж тем более с силой и крутостью. Будь ты, — до боли широко улыбаясь, — братик, поумнее, ну, или хотя бы помолчаливее, то пошёл бы тоже. А теперь задумайся, почему это блаженную-то пригласили, а нашего обожаемого Хикару – нет. — Наруто, — предупреждающе шипит Намикадзе. — Впрочем, — проговариваю, не глядя на Йондайме, — мне всё равно, вот честно. Удача мне если и понадобится, то только от чистого сердца, а склонность к пустым словам я не питала никогда, уж простите, если это не в характере Намикадзе. — А тебе, мам, правда спасибо. Мне очень приятно, — исключительно искренне. Ответом мне послужила улыбка. *** Недоуменно смотря на то, как Сакура пытается впихнуть Саске бумажку с ответом на какой-то устный вопрос, думаю уже о своём билете. Формат экзамена действительно несколько изменился. В билете один вопрос по теории, один по практике, а один… непонятный. 1) Кто такой Учиха Мадара? Чем он знаменит? Когда и сколько жил? Опишите его философию. Чем она отличалась от философии Тобирамы Сенджу? 2) Выполните Технику Клонирования. Скомбинируйте её с любым приёмом, выполнимым на достаточном уровне, чтобы поразить цель или залечить себе рану (лёгкую). 3) Заплачьте. Третий вопрос вообще ввёл меня в ступор. Простите, что? Заплачьте? Заплачьте?! Ну-ка, это у всех так или только у меня одного? Качнул туловищем немного вбок, наклоняя голову вперёд. У Кибы в принципе нет третьего вопроса. У Сакуры вопрос о преобразовании медицинской чакры в другие, атакующие техники. У Саске он о внушении противнику чего бы то ни бы, о разграничении реальности и выдумки. Эти вопросы были ещё у нескольких человек, но что там написано, я не разглядел. При всём при этом, людей с третьим вопросом не спрашивали в упор, пока не выйдут люди без него. Кстати, о них. Последний человек уже вышел. Экзаменатор секунд десять смотрел бесклановой девчонке вслед, скучающе перевёл взгляд на нас и исчез в шуншине, видимо, ещё и дымовую шашку запустив, а иначе я не могу объяснить, как дым заполнил абсолютно всю аудиторию. Неясные оттенки предчувствий, наконец, обрели чуть более ощущаемую и осязаемую форму теней присутствия других людей. Весьма неплохо для девочки-которая-ещё-не-генин. Не сопротивляющегося меня ловко подхватили на руки. Не властно, слабовато, но проворно, я бы сказал. Женщина. Шуншином переместившись в комнату, расположение которой я не знаю и даже знать не хочу, меня отпустили в шести сантиметрах от стола. Не достаточно, чтобы почувствовать боль, но вполне хватает для имитации грубости. На понт берёте, АНБУ-тян? — Сдавайся! — приставив кунай к горлу. О! А голос-то знакомый. Ну точно Анко-тян на понт меня берёт. Разве что, не хватает коронного гангстерского «сучка». А что? Вполне в её стиле. Ну, раз у на все такие пафосные, то и мне можно повыделываться. Принимаю удобную позу, слегка сгибаю одну ногу в колене, одну руку оставляю вдоль туловища, другую кладу под голову, демонстрируя внутренюю кожу запястья и чёрный браслет на ней, волосы разметались по столу, но не закрывают шею. На лице спокойная улыбка, взгляд из-под полуприкрытых ресниц. Всё с кунаем у горла, между прочим. Кунай почти вплотную придвинулся к сонной артерии. — А? А-а-а, да, точно. Сдаюсь я, сдаюсь. Анко от разочарования даже маску сняла. О, похоже, я ей такую веселуху загубил, что и подумать страшно. По их плану молоденькая (почти) куноичи, очевидно, должна была испугаться, начать вырываться, кусаться и всё в таком духе. А она бы мне потом речь толкнула на тему пафосного просвещения молодёжи. Я примерно себе это представляю. — И всё? — печально выдыхает Митараши. — Ну почему сразу всё, — смеюсь я, — если хочешь, то я и за тебя могу сказать. Приготовься, сейчас ты будешь, — киваю ей, — вот, ты меня бросаешь на стол, я вырываюсь. Ты откидываешь чёлку со лба и, искоса смотря на меня, голосом бывалого ветерана-курильщика произносишь: «Эй, девчоночка, в мире шиноби всякое бывает. Ты должна паниковать из-за куная, только когда он у тебя в горле, но не когда его видишь. У тебя будут сотни ран, сотни битв и сотни сюрикенов в животе. Поверь мне, рано или поздно ты научишься спокойно смотреть и на кровь, и на трупы». Так? — Ну, в общем и целом… да, — усмехается Анко. — Отлично, — хлопаю в ладоши, — а сейчас, может быть, билеты? — Давай, — пожимает она плечами, — но после того, как ты хотя бы сядешь и прекратишь изображать из себя порнозвезду из журналов для педофилов. — А я так и не делаю, — выговариваю, поднимаясь. Анко иронично выгибает бровь, как бы выражая недоверие по отношению к этой реплики. — Мадара Учиха был легендарным лидером клана Учиха. Он основал Деревню Скрытого Листа или Коноху вместе со своим другом и соперником, Хаширамой Сенджу, с намерением положить начало мирной эпохе. Когда они двое разошлись во взглядах, как именно достичь этого мира, то сразились за главенство над деревней в битве, которая завершилась смертью Мадары. Мадара родился во времена Эпохи Воюющих Государств и был старшим из пяти сыновей Таджимы Учихи. Он и его братья росли на поле боя, вовлечённые в бесконечную войну Учих против их вечных соперников: клана Сенджу. Трое братьев Мадары погибли ещё детьми, из-за чего у него остался лишь один-единственный брат, Изуна… — Стоп! Стоп-стоп-стоп-стоп! Я не собираюсь терпеть биографию Мадары ещё двадцать минут. Вижу, основное ты знаешь. Лучше покажи мне Технику Клонирования. — Без проблем. Как это иронично. Иллюзорный клон. Прямо как в тот раз, однако сейчас я могу сделать иллюзорного клона. Иллюзии, гендзюцу – всё одно. Впрочем, ладно. Тигр, свинья, бык, собака… да! Передо мной предстала полная копия себя, но, к сожалению, ей, в отличие от теневого клона, надо было управлять. Что ж, мой уровень позволяет сделать это без замедления собственных движений. Однако, не теряем время. Лёгким движением меняюсь с клоном, заставляя его ударить Анко снизу, вынуждая ту подпрыгнуть, и клон бросила кунаи вверх. Она, естественно, их отбила, но не тут-то было. Клон, воспользовавшись заминкой Анко, метнул сюрикен в ногу, а я всё же ударила её по бедру. — Молодец, верно просчитала движения противника, — похвалила она. — Стараюсь, — скромно ответил я. — Ну, а теперь… заплачь, — сев на стул и сразу как-то став серьёзнее, приказала Анко. — Заплачь? Мне заплакать? С какой, простите, целью? — возмутился я. Анко закинула руки за голову. — Для того, чтобы я понимала, насколько хорошо ты контролируешь свои эмоции, и можешь ли ты их сыграть. Достоверно, правдиво сыграть. Сейчас сыграть, позднее – пережить. Вот как. Значит, я буду специализироваться на этом. Понятно. Сейчас команда, но только для прикрытия, не более. Там такие способности, как проявление несуществующих чувств, не особо-то ценятся. АНБУ. Вот где это ценят. Диверсия, шпионаж, проникновение, захват информации, – всё строится на лжи. Не самые нравственные миссии, но мы шиноби, а я служил в АНБУ, уже должен понимать. «Цель оправдывает средства», как говорится. Позволяю себе усмехнуться чуть более горько, чем надо. — Заплакать красиво или разрыдаться? Анко изображает задумчивость, резким движением выхватывая данго. — Красиво. Красиво так красиво. Что же, вполне оправданно. «Красота спасёт мир», не так ли? О, давай, Наруто, вспомни что-нибудь ужасное. Печальное. А что у нас печаль? Разочарование, одиночество, чувство вины за один факт твоего рождения. Помню. Памятные качели, одинокая фигура смотрит на силуэт счастливый родителей и их ребёнка. Шёпот за спиной: «Демон, демон, демон». Камнем по виску и крик в спину: «Это ты во всём виноват!» Сломанные рёбра в чёртов никому не нужный день рождения. По щеке катится словно стеклянная слеза. Потом опять одна, затем снова и ещё раз. Хрусталём разбиваясь о пол, впитываясь в бинт на ноге и оставляя влажные пятна на краю юбки другой. Губы против воли растягиваются в печальной, до боли знающей улыбке. — Да… да, хорошо, — кажется, тогда теряется Анко. Не ожидала? — Если всё, то тогда я пойду, ладно? До встречи, АНБУ-тян. Ухожу, не оглядываясь, но улыбаюсь на растерянно брошенное вслед: — До встречи? *** — Теперь нет того меня, но нет и другой меня. Но одновременно с этим есть и я тот, и я другая. Бессмыслица какая-то. Я – это я, и так было всегда. Но я до этого, и я после этого разные, хотя мы и одно целое сейчас. Боже, как это запутанно. Лёжа на траве и закрывая лицо руками, я тихо бормотал. Анко разболтала мои эмоции, раскрутила все винтики самоконтроля, сама осталась там, а последствия расхлёбывал как всегда я. О, чёрт возьми, я и правда попал в параллельную реальность! О, чёрт возьми, я и правда теперь девчонка! О, чёрт возьми, мне и правда тринадцать! О, чёрт возьми, у меня и правда есть семья! О, чёрт возьми, мои родители живы, а вдобавок появился брат, но я вот не рад почему-то! Я был там. Я общался с мамой и папой в своём мире. Я понял, что они такие, о которых я мечтал. Но зачем сейчас всё это? Зачем? Это что, действительно мои родители? Неужели? Тогда почему всё… так? И… ой! Ну почему сейчас? Быстро сажусь, облизывая по-прежнему ядовито-солёные губы. — Ох, кажется, меня застали не в самом лучшем настроении. Уже пожалели или же и не собираетесь уходить? Послышался хрипловатый смешок. Голос, который у меня бы позже ассоциировался исключительно с самим голосом, но не с его обладателем, не слышь я его раньше (хорошее гендзюцу, кстати), сказал: — Не думаю, что твоё настроение настолько ужасное, чтобы заставить меня пожалеть. — О, поверьте, Вы мало обо мне знаете. Но Вы правы, у меня сегодня не такое настроение, и надеюсь, снова оно не наступит никогда. Обито хмыкнул. — То, что заставляет тебя плакать, не самое приятное в жизни, ведь так? Вспоминать легко, а забывать уже сложнее. Я засмеялся. — Верно. Мои воспоминания ни ужасные, ни отвратительные, ни жуткие, но неприятные. Не скажу, что со мной происходило что-то такое, чтобы мне приходилось плакать каждый день, но пока для меня и этого достаточно. — Пока? Понимаю. Люди не склонны к тому, чтобы желать себе зла. — Ага. В воздухе повисло молчание, в котором можно было раствориться. Настолько то было всеобъемлющее и… спокойное. Так и хотелось улыбнуться, а потом с такой же улыбкой заснуть и с ней же проснуться. — На прощание: это было правдиво. Я, наверное, поверил. Да, я поверил. Хотя это и было правдой, да? — Да… — запоздало. Улыбнуться, заснуть и проснуться. До вечера ещё много времени.