How much does this puppy cost?

      Влетевший в парадный вход запыхавшийся Сокджин был сродни урагану, однако на эту роль больше подходил Чонгук, рычащий и мечущийся из стороны в сторону. Стол перевёрнут, плазма разбита, шкаф превратился в отдельные детали до сборки. Альфа бесится, пытается успокоиться, но не выходит. Потому что сладкий запах омеги долбит по рецепторам, инстинктивное соперничество с ещё одним альфой подогревает и без того накалённую ситуацию, а явный приоритет Юнги окончательно добивает. Чон импульсивней, чем спокойный Юнги, однако в данной ситуации и Мин даёт слабину. Первый привык вымещать эмоции в открытую, чтобы сразу внушать явное превосходство, а второй — драться с мыслями в своей голове, внешне сохраняя относительное спокойствие. Однако проткнутая когтями обивка дивана с вылезшей по следам набивкой говорит о многом, как и их алые радужки.       В замкнутом пространстве, заполненном до краёв сгустившимися аурами обоих альф, идёт война на два фронта: инстинкты борются с разумом, а два друга между собой.       Джину трудно дышать, трудно выдерживать такое эмоциональное напряжение. Он видит неутешающее состояние обоих, их редкие, убивающие взгляды друг на друга, и понимает, что предпринять хоть что-то просто жизненно необходимо. — Куда залезть, чтобы прекратить ментальное измерение членов, а?! Хватит уже! Вы — вожаки. Вы обязаны держать себя в руках, принимать обдуманные решения и действовать рационально, а вы напугали молодняк до чёртиков, что все выйти боятся и хоть как-то обстановку разрядить! Я — человек, но даже мне сейчас стоять здесь трудно! — парни виновато дёрнули головами. — Вам обоим нужно успокоиться, иначе разборка до добра не дойдёт. Я буду с Чимином, дедушка Хосок с остальными оборотнями. Ваша задача — остыть.       Испепелив серьёзным взглядом парней, Джин поспешил к Чимину, прихватив сумку с препаратами и приличным запасом воды. Перед тем как войти, он подал голос и постучался, хоть и понимал, что его уже узнали и без этого, а после обеспокоенно заглянул в комнату. — Как ты? — медленно проходя и ставя сумку рядом с кроватью. — Как я? Ха, смешно.       Чимин лежит в промокшей насквозь растянутой футболке, по вискам сбегает пот, глаза прикрыты и грудь часто-часто вздымается. И он правда не знает, какое прилагательное сможет кратко и ёмко описать всё, что с ним происходит. Ему жарко, словно он в бане, где каждую минуту выливают ещё больше воды в каменку. Ему жутко влажно в трусах, что уже полностью промокли, соответствуя футболке. Стыдно, потому что ещё и свербит в одном месте, которое не должно хлюпать и выделять прозрачную субстанцию. Непонятно и страшно, что давит на психику. — Что это за слизь? — боязливо интересуется, ведь в Википедии про это не написано. — Ты не улитка. Это смазка, а не слизь. Я говорил тебе про это. Она предназначена для обеспечения лучшего проникновения, и для альф имеет специфичный аромат, что башку срывает напрочь, — хён достаёт пачку таблеток и бутылку воды, половину которой Чимин мигом выдувает. — М-м-м, блядь, — Пак болезненно морщится из-за непонятного внутреннего утяжеления между животом и пахом. — Скоро должно чуточку полегчать, — Ким заботливо укладывает голову Пака на свои колени и успокаивающе перебирает его волосы, спустя некоторое время отмечая, что дыхание новоиспеченного омеги стало тише. — Тебе нравится Намджун. Почему тормозишь? — тембр размеренный от накатившей слабости по всему телу. — Он не… — хён растерялся от неожиданности. — Чёрт. — И ты ему нравишься тоже. Хватит тянуть кота за яйца. — Всё запутанней, чем ты думаешь, — следует тяжёлый вздох и запах сомнения. — Мы пару раз целовались… В большей мере с его подачи, когда обоим что-то в голову херачило. Всё спонтанно происходило, а после открыто ничего не обсуждали, не ходили на свиданки и прочее. — Не знал, что ты зоофил, — на ошарашенный взгляд Сокджина поясняет: — Ну, получается, что Намджун — комар, насосался и улетел, — ситуация трудная, но постебать хёна хочется всё равно. — Да иди-ка ты в… лес! — Я уже тут. — Так, остряк, а ну прекращай. Смотрю, уже полегчало? — Не совсем, — коленки сводятся в попытке прикрыть эрекцию и хоть как-то облегчить зуд. — Хён, как это остановить? — Этот вопрос волнует каждую омегу на протяжении всей многовековой истории оборотней. А если проще, то никак. Месячные у женщин тоже не остановить — это физиология. Можно лишь облегчить неприятные ощущения. — И как это сделать? — Таблетки, пальцы, некоторые затариваются в секс-шопе, — Пак на это цокает и закатывает глаза. — Добро пожаловать к оборотням, мой друг. Просвещайся давай. Ты теперь рожать можешь, а это моментик очень важный. Кстати, о важном. Ты и Юнги встречаетесь? — Ну, как бы да. Только это неофициально пока и… — А что с Чонгуком? — А он причём? — Не юли. Я вижу, как ты на него смотришь. Чем-то напоминаешь Джуна. «И хочется и колется» называется, — хён заметно погрустнел. — Я-то не омега, более того — человек, а Ким — альфа, оборотень. У нас в каком-то смысле всё проще, но и сложнее одновременно. А чего ты боишься или что тебя тормозит? — Я… — мозг итак плавится, а тут ещё и разговорчик непростой. — Я не знаю… Мне нравится Юнги, но и на Чона не наплевать. Возможно, это лишь потому, что он дорог Юнги. — Окей, ладно. Не буду давить. Так, блокаторы можешь не пить, вода в сумке. Шума снизу не слышно, поэтому, надеюсь, эти олухи немного успокоились. Обязательно закройся. Душ принимай почаще, можешь раздеться и лечь. Потом поменяешь постельное бельё, — Джин встаёт с кровати, целует Пака в лоб, отодвигая сырую чёлку, и уходит.       Прохладный душ сбивает жар, что приносит небывалое облегчение, однако от не к месту накативших воспоминаний о Чоне узел внизу живота почему-то тяжелеет, и свербит сильнее. Чимин не знает, куда себя девать, потому что перепробовал уже все позы лежания в надежде, что это как-то поможет. Помогло, но не в том, в чём нужно. Просто в очередной раз секундно охладило голое тело. Он даже попробовал подрочить, вспоминая Юнги, а после матерясь себе под нос, потому что так и не смог кончить, а зуд лишь усилился.       « Дело в том… что ты будешь хотеть не вставить, а чтобы вставили тебе» — и от понимания этого хочется откровенно скулить, швырять мебель, крушить, ломать. Это как терпеть укусы от комаров со связанными руками и ногами, только те сконцентрированы в одном деликатном месте, и как ещё один плюс — испытывать при этом возбуждение, а руки всё так же связаны.       На одеяле приличная по масштабам лужа, рука по-прежнему на члене, а тело дрожит от колоссального возбуждения. Желание засунуть себе пальцы в одно место достигает апогея, а сил противиться нет. Он смотрит в белый потолок, смиряясь с внутренним поражением, раздвигает ноги и на ощупь ведёт рукой ниже. Краска заливает лицо, когда подушечки пальцев улавливают припухшие края дырочки, что призывно начинает сокращаться, а смазка выделяться сильнее. Чимин, попуская всех богов, проникает одним пальцем и замирает. Потому что зуд чуть стих, потому что приятно, мать его, а самое неутешающее — одного мало. Он вводит ещё и второй, рвано выдыхает и простанывает, и продолжает ласкать член другой рукой, притянув колени к груди.       Он слышит, как Джин подходит к двери и заносит кулак, чтобы постучаться, а после уходит, интуитивно почувствовав, что не вовремя. И стало бы стыдно, за свои непотребства за стенкой, но сейчас как-то не до этого. Пальцы могут делать чертовски хорошо, отчего сознание укатило на Бали без хозяина, а проскуливать имя Юнги, представляя вместо пальцев то, о чём после мы будем молчать, совсем не стеснительно.       И Чимин бы в очередной раз сладко кончил, представляя мятного альфу, если бы не стало вдруг больно. И дело не в уставших и сведённых пальцах обеих рук, затёкших спине и ногах. А в показушно громких криках бесячей шлюшки со второго этажа и противному скрипу мебели, что режет слух.       И Пак плачет. Кончает и плачет.       Потому что «Ах, Чонгук!».       Потому что «Как хорошо, Чонгук!».       Потому что «Быстрей, Чонгук!».       Потому что, сука, именно на него не похуй, когда уже есть Юнги.