Death with your face

Старое радио шипит где-то в комнате, разбавляя звенящую тишину музыкой и бубнением ведущих. Этот шум слился воедино с темнотой, обволакивая разум в пуленепробиваемую капсулу, отстраняя его от протекающего мимо времени. По стене проскользнул яркий луч фар паркующейся во дворе машины, вырвав из прострации. Он поднялся на слабеющие ноги, чтобы подойти к приоткрытому наверху окну. В маленькую щёлку вместе с ветром залетала мелкая ледяная крупа, еле слышно сыплясь на подоконник и тут же тая. Оторвав взгляд от чужой машины, зияющей тёмным пятном на свежем снегу, он, цепляясь за подоконник, опустился обратно на пол, прижимаясь к тёплой батарее. Темноту больше ничего не тревожило и мысли снова начали слипаться в ком. Дрожь, напомнив, что он сидит так уже непозволительно давно, начала бить где-то под дыхом, распространяясь все дальше по телу. Прижимаясь к батарее, он уже не чувствует тепла, только обжигающую отстраненность. Он вновь поднялся к окну, вглядываясь в морозный воздух по ту сторону стекла. Снег в темноте казался оранжевым от света придорожных фонарей, вокруг не было ни души. Он ждал. Ждал, когда на вытоптанной тропинке к подъезду появится знакомая фигура в распахнутой куртке, будто сейчас и не минус двадцать пять. Ждал, когда он услышит на лестнице знакомый спешащий топот, прерываемый тихой руганью, когда его обладатель в полумраке спотыкался о ступеньку. Когда в замке грубо и нетерпеливо закопошится ключ. Чьи-то шаги за дверью привлекли внимание, оторвав от созерцания сугроба. Это он? Неужели проглядел, как он вернулся? Взгляд упал на дверь, а сердце наивно забилось чаще. Шаги стихли, оставшись где-то в стороне. Снова тишина, снова одинокое шипение радио. Холодная ночь, тянущаяся за таким же холодным и пустым днём и за вереницей подобных. Подняв со стола стакан воды, он заметил, как трясутся руки. Сухие губы уже собрались трескаться. Ткнул пальцем в экран телефона и прищурился от яркости. Полтретьего. Холод, пронизывающий насквозь — будто кости вытащили, подержали в морозилке, а потом вставили на место. Холод обволакиет как кокон. И эта тишина. И ночь. Сопротивляться сил особо нет, смысла тоже. Смысла вообще ни в чём нет, в последнее время. Пройдя несколько шагов, он опёрся о стену. Пустая, темная комната даже не отдаёт признаками жизни. Достав из тумбочки пакет, он уходит обратно на кухню. Ампула, ложка, зажигалка, шприц, жгут. Ничего нового. Хотя, кое-что изменилось. Рука колеблется, прежде чем завершить действие. Трясёт уже не только от ненасытного голода, уничтожающего его годами изнутри. Трясёт от страха и беззащитности. Точно ли хорошо подумал? Шприц летит в ведро, жгут падает на пол. Дыхание становится чаще, озноб не отпускает. Мелькает мысль о том, как он опустился, следом за ней — о том, как ему плевать на это. Следом за ними появляется боль, напоминающая о том что когда-то у всего был смысл, а даже если не было, была причина его находить, придумывать. Шипение радио вновь проступает сквозь мысли, отвлекая. Он собрался, было, пойти и выдернуть его из розетки, но голова закружилась, а конечности налились слабостью. Прижавшись спиной к батарее, он почувствовал, как она обжигает, но не греет. Глаза закрыты, и, разноцветные круги перед глазами поочерёдно то расплываются, то превращаются в дикие, озлобленные глаза, следящие за тобой откуда-то из закоулков собственного сознания. Минуты, заплетаясь друг за другом, исчезают где-то вне поля зрения, не оставляя даже следа в воспоминаниях. Он поднялся с жёсткого пола, на котором лежал, и кое-как уселся на табурет, облокотившись на стол. Щёлкнул кнопкой на смартфоне и так и не смог понять, сколько времени. Уже светлее. Вещество, подмешанное в кровь продолжает нещадно вырубать из сознания, а внутри всё скручивает в узел. Подняв голову, он успел только наклониться вбок, прежде чем его вырвало. Чем — непонятно, он не ел и трёх суток. Но, это тоже не имеет никакого значения. Стакан с водой выскользнул из пальцев уже после пары глотков, с грохотом скатившись куда-то под стол. Расфокусированный взгляд зацепился за светлое пятно напротив, прежде чем голова вновь оказалась покоящейся на столе. — Ты пришёл, — язык не особо слушался, но кажется, было достаточно и одной мысли. Подняв глаза, он попытался разглядеть силуэт точнее. Он дождался. — Не обольщайся, — голос будто и не звучал, как голос, но это не имело ни малейшего значения, кого или что он слышит. — Забери меня. Я устал. Зацепившись взглядом за холодные, безразличные глаза, он вздохнул. Это был не острый укол боли, это был глухой удар всем телом о бампер на скорости сто пятьдесят километров в час. — Мэтт. Фигура уже удалялась, даже не думая оборачиваться, пока не остановилась где-то возле дверей. Ноги не особо хотели слушаться, как и остальное тело, потерявшее ориентацию в пространстве. Поднявшись следом, он сразу же грохнулся на пол, чуть не перевернув на себя стол. Внутри всё жгло и ныло, ослабшие руки скользили по полу, а мир крутился вокруг оси. Растянувшись, он поднял голову, чувствуя, как суставы начинает выворачивать, а к горлу плывет ком. Фигура всё так же отчуждённо стояла спиной. — Не уходи. Без меня. Пожалуйста. Силуэт исчез, а вслед за ним и всё остальное, обволакивая напоследок разум, словно кокон. Старое радио шипит где-то в комнате, разбавляя звенящую тишину музыкой и бубнением ведущих. Но его больше никто не слышит. Да и смысла в этом тоже нет.