Последний дракон

Эсгарот оказался довольно милым и гостеприимным городом. Построенный всего несколько лет назад, он был рад принять под свою крышу всех переселенцев, лишь бы те знали толк в каком-нибудь ремесле и приносили пользу общине. Немногие из людей Дейла остались в живых после нападения Смауга, и те, кто выжил, как раз и воздвигли Эсгарот. Вокруг города громоздилось несколько смотровых башенок, и на них постоянно дежурило несколько стражей. Они должны были предупредить горожан, если со стороны Одинокой горы появится дым и пламя, а то и силуэт летящего дракона. Кто бы мог подумать, что еще один дракон въедет в город, сидя на простой повозке среди тюков тканей? Бильбо с интересом осматривался, крутя головой. Пока повозка пересекала длинный мост, связывавший Озерный город с берегом, у дракона было время оглядеться и приметить, как хорошо построен город. Дома были красиво украшены цветами и резьбой, но особенно восхитило Бильбо то, что многие крыши были выкрашены в разные цвета и слегка искрились на солнце. «Как удобно для старины Смауга, если он захочет подкрепиться. Можно прямо-таки розыгрыш устроить: какой дом жжем сегодня, красный или синий?» Да, люди, кажется, совсем не умели учиться на своих ошибках. Они построили город посреди огромного озера и на том успокоились, полагая, что вода в случае чего защитит их. Только вот пламя дракона настолько горячо, что может запросто вскипятить даже озеро. Впрочем, Бильбо из смутного уважения к собрату-ящеру не собирался указывать людям на их промах. У каждого своя судьба, в конце концов. Если эти эсгаротцы готовы рискнуть и остаться в тени Горы, так тому и быть. Вот гномы поступили умнее и покинули эти края, хотя тоже могли бы соорудить неподалеку деревеньку или перебраться поближе, к родичам в Железные холмы. Когда небольшой караван наскоро прошел нестрогую таможню и достиг постоялого двора, Бильбо тепло распрощался с купцом и его семейством, напоследок посоветовав им в другой раз нанимать больше охраны. Не слушая дальнейших благодарностей и пары просьб сообщить напоследок хотя бы свое имя, он поспешил нырнуть под крышу трактира и затеряться среди местных. Останавливаться на постоялом дворе, впрочем, Бильбо не собирался. Он лишь побродил по темной задымленной зале, послушал чужие разговоры краем уха и немного покурил, ожидая вечера. Когда за оконцами стало темнеть, дракон выбрался наружу и уговорил одного лодочника за пару монет отвезти его на другой берег. Ему не особенно понравилось здесь — и причиной был не запах рыбы и высокая влажность, а большое количество людей. Дракон не любил людей. Они были почти так же неприятны ему, как и гномы с эльфами. Он отошел от берега на некоторое расстояние, чтобы из города его никто не заметил, и принял свой истинный облик. Каким наслаждением было вновь расправить крылья и взмыть в воздух, ощущая, как туго напрягаются мышцы плеч, толкая кожистые перепонки! Как чудесно было подняться под самые облака и моргать глазными перепонками, когда лицо обдувал сильный ветер! Воздух поддерживал его, помогал, как лучший друг, а глубоко в груди рождалось пламя. Если бы он захотел, то мог бы выдохнуть его и спалить и озеро, и город, и людей, возомнивших, что им ничего больше не грозит. У драконов отличное острое зрение. И даже отсюда, из-под облаков, Бильбо видел внизу обугленные останки прежнего города Дейл. Он сам не знал, что заставило его вместо того, чтобы лететь к Одинокой, приземлиться среди руин Дейла. Должно быть, сперва это было простое любопытство. Интересно было посмотреть, что оставил великий Смауг от этого поселения. Впоследствии Бильбо думал, что именно в этот момент он совершенно изменился. Та ночь стала переломной в его судьбе, в его мировоззрении. Странно, обычно драконам совершенно не свойственно сострадание или печаль за судьбы других. Но он видел обугленные тела, лежавшие кое-где на мостовых. Даже спустя несколько лет не всех еще успели вынести отсюда и похоронить родственники — у кого они остались. Дракон стоял на мостовой, и под его лапами и крыльями шуршала зола. Обломки домов, давно отгоревшие и потухшие, скалились в небо, как гнилые зубы. Повсюду были разбросаны кучи песка и куски строений, оплавленные огнем. У стены одного дома, скорчившись, валялся задетый жаром и мумифицировавшийся трупик маленького ребенка. В иссохшей костлявой руке черного скелетика до сих пор был зажат прокопченный плюшевый медведь. Дракон медленно сделал шаг и дотронулся крылом до трупика. Тот покорно перевернулся, совсем легкий, как пустая игрушка-пупс. Бильбо провел всю ночь среди руин Дейла. Он мог бы сменить облик вновь. Мог бы собрать оставшиеся тела и сложить их, чтобы сжечь окончательно и тем самым даровать им покой. Мог бы полететь, как и собирался, в Одинокую гору — но не для того, чтобы выразить восторг, а чтобы прогнать Смауга. Но он не сделал ничего из этого. Он просто бродил по разрушенным улочкам, пока не вышел на главную площадь перед бывшей ратушей, и там улегся, свернувшись клубком и впитывая запах пыли, грязи и невыносимую вонь горелой плоти. Когда же наступило утро, молодой дракон покинул развалины Дейла, покинул Север и устремился на запад, как можно дальше от Горы, Смауга и обоих людских городов — и целого, и разрушенного. Никогда с той поры он не принимал людской облик. И до сих пор, несмотря на то, что прошло уже более сотни лет, стыдился того, что ровным счетом ничего не сделал тогда, на развалинах Дейла. Прошло около двух недель, пока путники отдыхали в Ривенделле, среди тихой красоты этих мест. Гномы ворчали, конечно, что им не нравится быть среди эльфов, но больше по привычке. Торину, признаться, и самому тут в целом понравилось, хотя он никогда бы в этом не признался. Сады вокруг дома Элронда отчасти напоминали ему те, что росли когда-то у подножия Эребора, еще до того, как те места превратились в Пустошь Смауга. Невысокие водопады низвергались вниз, в долину, а осенний пейзаж успокаивал душу и радовал глаз. Торин мог бы отдыхать и спокойно насладиться этими недолгими спокойными деньками, тем более что ему в кои-то веки не надо было пока волноваться за племянников или подданных. Но его кое-что весьма смущало. И имя этому кому-то было Бильбо Бэггинс. Полурослик, кажется, воспринял очень серьезно их недолгое объятие. Он так и сиял, когда на другой день явился потренироваться с Торином в простом спарринге на мечах. И король стал то и дело замечать маленькие, но явственные знаки внимания, которые пытался оказывать ему житель Шира. То оставленная для него лишняя тарелка с вкусными кусочками рагу — и где только достал его здесь, в этой обители травоядных? То заботливо разложенные рядом с тарелкой приправы во время обеда — причем Бильбо отскакивал в другой конец залы с таким видом, словно случайно прошел мимо стула Короля-под-Горой. Еще Торина тревожили будто бы случайные прикосновения, которые мистер Бэггинс позволял себе все чаще во время их бесед или тренировок. Последней каплей же стал аккуратный букетик полевых цветов, обнаруженный им поутру на своей подушке вместе с блюдцем, на котором лежали еще теплые пирожные. Торин видел, как добродушно посмеиваются остальные гномы, от которых не укрылось возникшее у Взломщика трепетное отношение к Королю-под-Горой. Торин был немного взволнован и определенно растерян. Он уже забыл, когда в последний раз вступал в романтические отношения. Честно говоря, ему долгое время было не до этого — то государственные заботы, то скитания, а еще раньше — битвы и потери близких. Столько дел… И вдруг появился кто-то, кто не требовал внимания и заботы, а вместо этого заботился о нем самом. Такую доброту Торин помнил только от матушки и от родной сестры, но мать была давно мертва, а сестра с ее гордым характером и то не стала бы так опекать стареющего брата. - Понятия не имею, как быть, — вздохнул Торин, как-то вечером говоря с Балином. Они только что узнали от великодушного Элронда, что на тайной карте Трора указан вход в Гору, который может открыться в День Дурина. И, когда они обсудили, что стоит поторопиться, Балин вдруг осторожно заговорил о Бильбо и его явной симпатии к королю. — Довольно с меня и забот о походе и возвращении родного дома. - Признаться, я всегда думал, что ты останешься одиноким — и боялся этого, — заметил старый гном. — Вокруг тебя много подданных и даже друзей, и это прекрасно. Но твое сердце давно замерзло, мой друг, и это печалило меня. - То есть ты советуешь ответить на эти чувства? — проворчал Торин. — Я не из тех, кто дарит букеты и поет баллады под окнами, Балин. У меня есть только мой меч и самоубийственная цель в конце пути. - Я ничего не смею советовать тебе, мой король и друг, — грустно усмехнулся старик. — Лишь хочу, чтобы ты принял решение. Плохая будет помощь нашему походу, если ты станешь метаться душой и будешь в растерянности, как теперь. Если нет в тебе ответной теплоты, скажи Бильбо об этом, пусть мальчик не терзается. Торин задумчиво кивнул. Проблемы была не в отсутствии тепла, а как раз-таки в его наличии. Бэггинс нравился ему, по-настоящему нравился. Он будто нюхом чуял, в какой момент королю нужна поддержка, в какой — спокойное молчание, а когда будет уместна легкая шутка. С ним Торин ненадолго забывал о тревогах и становился самим собой — таким, каким он был до прилета Смауга и падения Эребора. Это было ни с чем не сравнимое чувство, и Торин не готов был его потерять. Но нужны ли самому хоббиту подобные отношения? Торин знал себя и знал, что он порой суров, мрачен и несколько эгоистичен. Он должен был главенствовать во всем, в том числе и в отношениях, иначе это не имело смысла. Не каждый партнер или партнерша готовы принять такого, как он. Скорее всего, Торин не стал бы прямо сейчас принимать решение и торопить события, тем более что полурослика, кажется, вполне устраивало просто оказывать ему некоторые знаки внимания. Но на другой день после разговора с Балином на глаза гному попались небольшие торговые лавки, которые эльфы открыли в долине. Некоторые из местных кузнецов и ювелиров продавали сородичам свои изделия, если это позволяло их мастерство. Торин мельком осмотрел лавки, и на глаза ему попались украшенные тонкой вязью ножны. Чтобы убедиться, король взял их в руки — так и есть, ножны были отделаны мифрилом! Должно быть, это прекрасное изделие сохранилось еще со времен торговли с гномами, поскольку добропорядочные эльфы Ривенделла не были ворами. Для длинного клинка ножны бы не подошли, а вот кинжал — или короткий меч, как у Бильбо — вполне поместился бы. Торину жаль было расставаться с внушительной суммой, которую запросил остроухий, и он немного поторговался, пока не сбил стоимость, но подарок в любом случае того стоил. Гном надеялся, что дороговизна и значение подарка лучше слов скажут полурослику о том, что его чувства небезответны. Он преподнес ножны хоббиту вечером, как раз накануне их отбытия из долины, пока остальные члены отряда паковали припасы и готовили пони. - Это в знак того, как сильно я благодарен тебе за спасение, — пояснил Торин, протягивая хоббиту ножны. — И как обещание… Он запнулся, не зная толком, как бы лучше выразить свою мысль. Проклятье, куда легче было уговорить толпу последовать за ним в логово дракона, чем просто сказать обычному хоббиту «ты мне нравишься». Бильбо бережно принял подарок и погладил тонкие завитки мифрила по краям ножен. Его ловкие пальцы обвели узор, погладили выпуклость драгоценной вязи и замерли, дойдя до клейма изготовителя. - Прекрасный и очень дорогой дар, — тихо сказал Бильбо. В голосе его мелькнуло явное сожаление. — Я благодарен за него, Торин, но будет лучше, если эти ножны пока полежат в мешке. Я не могу рисковать потерять их в пути. Мало ли, кого мы встретим по дороге — любой грабитель руку отдаст за такую красоту. Торин не знал, что главной причиной, по которой Бильбо не мог пользоваться его даром, было не только это. Дракон чувствовал далекие отзвуки алчности, поднимавшие голову в его мыслях. Да, в нем никогда не была особенно сильно выражена тяга к сокровищам, но мифрил, особенно ценные камни и чистое золото без примесей других металлов любому дракону вскружат голову. Поэтому он торопливо сунул ножны за спину, чтобы не смотреть на них. - Не понравилось? — досадливо поморщился Торин. — Ну да, ты ведь не гном… Увы, я не могу поднести тебе пирог или дорогую вышивку, так как не смогу их изготовить. - Я тебя научу, — озорно ухмыльнулся хоббит. «Раз уж даже я со своим огненным дыханием и когтистыми лапами научился…» — хихикнул он мысленно. И обнял короля, уткнувшись лбом в его плечо. — Спасибо тебе, Торин. Мне не нужны дары, чтобы следовать за тобой и помогать в походе, но мне правда очень приятно было получить подарок. Торин позволил себе довольную улыбку. Убедившись, что Бильбо не против, он бережно коснулся губами его волос у виска — безмолвная ласка и обещание большего. Хоббит вздрогнул, но не отстранился, только рвано выдохнул и, прикрыв глаза, поднял голову, доверяясь порыву короля. Они снова стояли у реки и снова обнимались, как несколько дней назад, только теперь это были объятия, подтверждающие зарождающуюся страсть.