Искупление вины.

//Исправила по сотому разу ВСЕ опечатки и тире-дефисы 23.мая 2021 /27.08.2023г/ Посмотрим как скоро они вернуться на этот раз./// Пока вся шумная компания уехала праздновать две свадьбы в "Любимую Кафешку" с имеющимися женихом (мужем) Тэхёном и его избранницей невестой (женой) Риной, теперь уже Ким Риной, начался как казалось по началу небольшой дождь. Когда шумная компания, заехав в супермаркет и прикупив нужных продуктов, напитков и конечно же тортов, добралась наконец-то в нужное место и начала приготовления, стало понятно, что дождик долго ещё не прекратится и что он превращается в ливень. Как ни как октябрь 2020 года на дворе. Отца Рины и её мачехи не было в городе, поэтому невеста расстроилась немного из-за того, что на её с Тэхёном внезапной свадьбе их не будет. А те в этот момент находились в одной из отдалённых деревушек. Поторговав с местными жителями, раздав заказанные в прошлый раз лекарства (конечно же не бесплатно) и житейские мелочи на вроде ниток, деталей, батареек, и много чего ещё, скупив то, что выращивали и делали мастера в деревнях, счастливые супруги пустились в обратный путь. На этот раз за рулём был сам Шивон, так как с большим животом итак не мелкая Джулия просто не входила за руль, даже после того, как кресло сдвинули ещё немного назад. Нет, входить-то она входила, но вот ноги отёкшие на педалях Джулия долго держать не могла, не смотря на то, что ноги у неё длинные-предлинные. Шивон заметил, что супруга с утра ещё была как будто не выспавшаяся и уставшая. Хотя они останавливались прошлой ночью в одной из деревень на ночлег. И вроде бы спали. Во всяком случае он сам спал, думая что и жена спит. Схитрив, Джулия убедила мужа, что рожать ей ещё через пару недель не раньше и поехала с ним вместе. А ведь он хотел ещё несколько дней назад отправить её в больницу или оставить дома, сказав, что отправится в поездку один. На самом деле она терпеть не могла больницы и наверное надеялась, что родит сама пока они будут ездить по деревням и посёлкам. Ведь рожают же как-то в деревнях женщины сами и её бабушка сама восьмерых родила. Да и в таких отдалённых поселениях были бабки-повитухи, которые помогали принимать роды, не во всех конечно. Но она нутром чувствовала, что нужно ей в эту поездку вместе с мужем, боялась расстаться с ним хоть на день. Отужинав, супруги вновь тронулись в путь. — Ты почти ничего не съела, Джули. Что случилось? — Так, просто не хочется. Наверное ребёнок давит на желудок - ничего не лезет, — успокоила она его. Но отъехав несколько километров, они попали в дождь. Через час стало понятно, что дождь не только не прекращается, но и усиливается, превращаясь в ливень и грозя размыть дорогу, которая итак не самого лучшего качества здесь. Шивон стал торопиться, прибавляя скорость, надеясь или проскочить до того, как развезёт дорогу или полосу непогоды. Не увидев камень, он направил дом на колёсах прямо на него. Наскочив на мокрое препятствие, трейлер нехорошо подпрыгнул сначала на переднем колесе, следом на заднем. Женщину кинуло на переднюю панель из кресла рядом с водительским, но она успела упереться руками и уже через мгновения оказалась снова в кресле. Ремень безопасности не был на ней пристёгнут в этот момент, так как она собиралась пройти вглубь и лечь на всегда расстеленную супружескую кровать, но не успела. Джулия ещё утром почувствовала странные тянущие слабые боли в пояснице и внизу живота, а мужу не сказала. Но сейчас, когда на мокрой дороге её растрясло, стало ясно, что это как раз то, во что она так не хотела верить. Схватки усилились, но привыкшая терпеть, женщина лишь морщилась и шипела, сидя на соседнем с водительским креслом. Шивон забеспокоился всерьёз: — Что? Началось? Я же вижу, что тебе больно! Схватки да?! Как давно, почему не сказала?! — он уже ругал её, а не спрашивал. — Да растрясло немножко, подумаешь! Да и какая разница где рожать? В больнице или здесь - дома? — морщась, ответила она. Он было остановил машину, но потом вновь завёл мотор и трейлер снова полетел по дороге. Шивон надеялся успеть доехать хотя бы до какой-нибудь мало-мальской деревушки. Уже стемнело. В свете фар были видны только крупные капли, разбивающиеся о капот и о лобовое стекло с грохотом, перекрывающим шум мотора. Наконец по правую сторону дороги мелькнули огни. Тусклые, размывчатые, но огоньки. Мужчина сбросил скорость, чтобы не проскочить своротку. — Почему ты остановился? — спросила женщина, пытаясь лечь на кровать. — Мы можем застрять на полпути. — Застрянем? Тогда я рожу прямо тут, — спокойно ответила она. — Да лучше тут, у деревни, чем посреди дороги! Здесь наверняка есть у кого-нибудь телефон, спутниковая антенна - связь есть! Вода наконец! — И что толку со связи? Ни скорая, ни тем более вертолёт в такую погоду не смогут добраться до нас! — она засмеялась, но тут же скорчилась от боли. Внутри было странное чувство. Джулия прислушивалась к ребёнку и тревога стала обволакивать её сердце. Что-то случилось, не хорошее случилось, но что именно она не могла ни понять ни объяснить. — Я в посёлок, узнаю насчёт связи и повитухи, а ты ложись поудобнее, родная! Я постараюсь побыстрее. Если что - сигналь клаксоном, он громкий, даже сквозь ливень услышу и на краю деревни! — укрыв жену пледом, Шивон укутался в дождевик, нырнул в резиновые сапоги, включил фонарь и выскочил наружу. — Хорошо, иди уже! — буркнула Джулия ему вслед. — Господи, что малыш? Что? Почему ты замер? Почему боль есть, а схваток нет? — сейчас ей по настоящему стало страшно. Если что-то пойдёт не так... А оно уже всё не так... То... Ей никто не сможет помочь родить. Навряд ли местная повитуха, даже если она найдётся, сможет помочь ей, а тем более сделать кесарево, чтобы спасти такого любимого и долгожданного ими малыша, вернее малышку. — Дура! Какая же я дура! Надо было оставаться в городе... Прошло около часа, но ей казалось, что прошла вечность. Наконец дверь трейлера распахнулась и внутрь нырнул Шивон с ребёнком, как подумала Джулия, на руках. Оказавшись на полу, "ребёнок" быстро скинул с себя дождевик, сунув его в руки мужчине и дрожащим голосом сказал: — Где тут наша роженица? — обернувшись к лежащей в странной позе женщине, попав в лучи света прикреплённой под потолком длинной лампы, ребёнок вдруг оказался маленькой старушкой. Она скинула куртку, кофту, вынырнув из сапог и по доброму улыбаясь присела на край высокой кровати, вскарабкавшись на неё с помощью Шивона. Морщинистая кожа старушки была мягкой, руки были прохладными, но это была приятная прохлада. — Здравствуйте, — пробормотала Джулия. Старушка стала раздавать команды и задавать вопросы. Первым делом спросила, ощупывая живот роженицы, есть ли соджу, на что получила отрицательный ответ: — Это плохо. Эх, водочку бы сюда сейчас! — выдохнула она. Удивлённые глаза женщины уставились на неё не моргая. — Водочку? Водку? — Да! Да! Русскую водку или спирт! — Во-водка кажется есть... — неуверенно пробурчала Джулия. Шивон возмущённо воскликнул: — Что? — мол, контрабанда опять?! Виновато глядя мужу в глаза, она продолжила: — Я не уверена. Просто сейчас вспомнила, что когда полицейские обыскивали прицеп с овощами, один тайник кажется не нашли. Припрятано было 6-ть бутылок водки, а нашли только пять. Значит или оставили себе или не нашли. Проверь пожалуйста, Шивон, над правым колесом задним, там под днищем... открутить пассатижами надо пару гаек... Прости, сама не могу я... — Да ясно-понятно что не можешь! Лежи уже! Сам проверю! — доставая пассатижи из чемоданчика с инструментами, ворчал супруг. — О, да! Водка - это хорошо! — хихикала старушка. — Русская водка - это очень хорошо! Как только мужчина вышел, повитуха выудила из роженицы всю нужную ей информацию, часть из которой только уточнила вопросом, увидев всё своим опытным, зорким взглядом. — Так значит это у тебя первенец. — Да. — Срок уже неделю как вышел или больше? — Да. Неделю... — Джулия виновато вздохнула. — Воды давно отошли? — маленькие проворные руки женщины ещё раз ощупали живот. — Воды? Какие воды? — Как какие — околоплодные. Вонючие такие знаешь ли. — Вонючие? Так это воды были? А я не поняла, спросонья подумала, что обмочилась... — женщина покраснела. — Ой! Обмочилась... Велика беда. При родах и по большому обделаться - не хитрое дело - бывает всякое! Детё ж на всё давит! Так когда? — усмехнулась старушка. — Рано утром сегодня. — Не кори себя, что в дорогу отправилась, что поберечься надо было. Оно может и к лучшему, что так всё обернулось... Там... — она ткнула корявым пальчиком в потолок. — ... виднее кого, куда и когда отправлять! — она уложила Джулию так, чтобы самой было сподручнее и стала снова ощупывать. От боли роженица выругалась матом по-русски. Радостным огнём осветилось лицо женщины: — Так ты русская? Из России?! — её русский был с акцентом, неуверенным, но понятным, как бы правильным. — Да... — растерялась Джулия. — А вы знаете русский язык? Откуда? — Ох, дочка! Я до раздела Юга и Севера там жила, — она махнула рукой намекая на Северную Корею. Оттуда меня в Советский Союз отправляли в медицинский институт учиться. Да-ааа! На акушерку и выучилась. В 18 с половиной присутствовала на первых родах. А на последнем курсе, когда на каникулы домой ездила, так свои первые роды самостоятельные приняла. Мальчишечка хрупкий был, длинный, такой смугленький, а мамочка как молочко беленькая... Как сейчас помню, как она плакала и благодарила. Роды её в дороге застали, быстрые, как раньше говорили. Да ты не бойся. Родишь! Я не одну сотню уж родов приняла. Не дрейфь- прорвёмся! В больницу бы ты сейчас попала, так тебя бы мигом располосовали - откесарили — она снова уже грустно засмеялась. — А нас учили сберегать и мамочку и дитя! — Здорово! Это правда неожиданно, что Вы русский знаете и что Вы акушерка - невероятно! НЕВЕРОЯТНО! Я так соскучилась по русской речи! — Джулия тайком вытерла слезинки. — Ты мне, голубка моя, лучше скажи когда дитё боком встало? Поперёк повернулось? НОрмальное же прилежание было? Головное? Так? — Несколько часов назад 2 или 3... Колесо на камень наскочило... Мы чуть не перевернулись, нас прицеп с овощами да с фруктами удержал... — Вот карга старая, глухая! Ничего не слышу! — отрывая сморщенную щёку и огромное для маленького личика ухо от живота женщины, ворчала акушерка. — Так малышка застряла? Она боком? — испуганно спросила роженица. Весь мокрый Шивон зашёл в трейлер и с порога протянул литровую бутылку водки. Довольная старушечья рука уверенно, умеючи схватилась за горлышко, вымыла быстрёхонько её, обтёрла и водрузила на стол. Мужчина снял сапоги, скинул мокрый дождевик и сел греться у обогревателя. Акушерка продолжала на русском прерванный с Джулией разговор: — Да ты не пугайся так! Всё не просто так делается, надо только следовать руководству высших сил и всё будет хорошо! — Ой, так внизу всё тянет... — застонала роженица. — Да, я говорю на её родном языке! Я знаю русский! — засмеялась старушка, глядя на выпученные глаза мужа своей подопечной. А узнав, что она ещё и акушерка со стажем, опытная, сопоставив всё это с тем, что они с женой случайно оказались именно возле этой деревеньки, Шивон вообще на время лишился дара речи — "Быть не может! Невероятно! НЕВОЗМОЖНО!" — думал он, и даже ущипнул себя и проморгался, но старушка продолжала лепетать на русском и по её движениям было видно, что она знаток своего дела. Акушерка велела откупорить бутылку со спиртным и плеснуть ей на руки, которые она только что к слову сказать тщательно вымыла. А так же велела и Шивону тщательно вымыть руки и приготовить пелёнки, простынь, таз с кипячёной водой, нож, пару полотенец, а когда всё было сделано, всплеснув руками запричитала: — А нити-то льняной у меня и нет! Вышла вся! — с этими словами отправила ошалевшего Шивона в деревню, поспрашивать у мужиков льняную нить или нить для ремонта рыбацких сетей. — Там надо то сантиметров десять- пятнадцать! Иди, родной, поторапливайся! Когда он вышел, укутавшись в дождевик, она достала из кармана ханбока пакетик с катушкой ниток, отрезала от них пару нужной длины кусочков, положила на тарелочку рядом с водкой и ножом. Отпив глоток прямо из горла, прополоскав рот, она выплюнула водку в раковину, плеснула на руки омыв их ещё раз и подошла к Джулии, которая стонала. Откинув простынку, которой была укрыта обнажённая ниже талии женщина, велела ей не двигаться, резким, скрипучим окриком, та замерла. — Ребёнок уже что ли? — Не гони лошадей, детка! Всему своё время! — снимая петлю из пуповины с высунувшегося запястья младенца и заправляя его ручку и пуповину обратно, ответила она. — Потерпи. Больно, знаю, неприятно, но терпи и не двигайся! Пристроившись чуть позже рядом с животом роженицы, она ловкими движениями рук стала гладить бока, но через некоторое время выдохнула: — Не получается! Придётся тебе ещё потерпеть! Я проникну в тебя и поверну ребёнка головой вниз, а ты терпи и не дёргайся! И дышать не забывай! Не шевелись! Можешь кричать, можешь полотенце кусать, но дыши, а то дитю воздуха не будет, и не дёргайся! Через долгие мучительные минуты, акушерка, уставшая немного, но довольная, пошла мыть руки, приговаривая: — Теперь точно родишь! Здоровенькую и крепенькую! Не дрейфь! — И что теперь? — прохрипела сорвавшимся голосом Джулия. — А теперь ждать будем! В эти минуты в трейлер ввалился Шивон, протягивая полиэтиленовый пакетик с разными катушками ниток. — Ох! Спасибо, родной! Раздевайся, помогать будешь! — Чем помогать? — испуганно переспросил он. — Поднять её надо, чтобы потопала она, походила! Надо так. Обессилившую Джулию осторожно, чтобы дитё снова не завалилось на бок, поставили на ноги и велели походить. Она мерила ставшее вдруг крохотным пространство трейлера маленькими шажками, переваливаясь как уточка: семь шажков от кровати до кресла в котором сидел Шивон и столько же обратно до кровати, на которую так хотелось сейчас упасть и не вставать. Через час примерно что-то как будто щёлкнуло в её организме, как будто он понял что от него требуется и она остановилась, со страхом в глазах выдохнула: — Я не знаю что... мне ... там внизу всё тянет! По команде старушки, Шивон помог Джулии снова лечь. Акушерка взобралась с ногами на постель, задёрнув штору, отделяющую кровать от остального пространства трейлера и стала тихо, спокойно командовать, приговаривать: — Так, ещё тужься, молодец! Не забывай дышать! Малышу там внутри воздуха неоткуда взять, сейчас ты за него дышать должна! Шивон зажал зубами кулак, весь сжался, заставляя по словам акушерки дышать и себя. Ещё через десяток минут старушка воскликнула: — А ты права была! Это девочка! — за шторой стонала Джулия, копошилась старушка, то и дело выглядывая и беря со стола что-нибудь из приготовленного заранее. И наконец раздался крик. Скрипучий, похожий на голос старушки, принимавшей роды. Взяв полотенце и намочив его, акушерка снова скрылась за шторой. — Приложи к груди-то! Первые капли в первые часы - это самое ценное! Да и молоко быстрей прибудет. После нескольких минут странных звуков, похожих на..., да нет же это причмокивание и есть! Шивон не верил своим ушам — "Только что родившееся дитя... несколько минут от роду, а уже учится сосать грудь матери?! - невероятно! Рефлексы- не рефлексы, а это непостижимо и удивительно!" — думал мужчина, мотая головой, стараясь заставить не слезиться глаза. Ещё через пол часа молодая мамочка (да какая разница сколько ей лет 16ть или 40?! Только что родила - значит молодая!) застонала, шепча: — Снова тянет! Но ведь ребёнок уже родился! Что это? — Так это детское место отходит, плацента! — смеялась тихо старушка. — Не бойся, всё хорошо! Ты умница, дочка! Ты справилась! — Если бы ни вы... Мы бы обе умерли... — послышались всхлипы. — НУ! НУ! Не пугай мужа-то! Слов на русском он не поймёт, но сердце-то всё узнает по твоим всхлипам, чай не каменный! Вон как вас любит! — старушка взяла малышку на руки и на встревоженный взгляд Джулии ответила: — Неужели он так и будет там один-одинёшенек сидеть?! Пора уже и папочке дочурку увидеть! А ты отдыхай! Вздремни, если сможешь, поспи, сил наберись! Вынырнув со свёртком на руках из-за шторки, старушка сползла на пол, прошлёпала к вросшему в диванчик возле стола отцу новорожденной, которой она помогла появиться на свет, и передав малышку в трясущиеся руки, устроилась рядышком, облегчённо вздыхая. — Поздравляю с наследницей! — тихо сказала она, поглаживая Шивона маленькой ладошкой по его большой спине. — Ничего, что девочка? Ты не расстроился? — заглядывая в слезящиеся карие глаза, забеспокоилась акушерка. — Небось сына хотел, наследника? — Нет, что вы, матушка! Я даже рад, что дочка! С девочками-то оно мне сподручней! С девочкой я умею обращаться, правда забыл многое! Давно старшая вот такой была! — Давно? — переспросила с интересом старушка. — 20ть лет назад! — Ох, так ты... Шивон рассказал как остался один с новорожденной дочкой на руках, как родители его умершей после родов любимой помогали ему. — А сам-то ты чей будешь? Сирота что ли или брошенный? — догадалась она. — Нас с бабушкой из горящего поезда высадили. Мы на север ехали, домой возвращались. Ей разрешили брата умирающего проведать... Сами знаете, из Северной в Южную Корею не очень-то пускали. Но её, старуху с трёхлетним внуком, пустили! Потом нас почему-то в полицию потащили, допроса мы очень долго ждали. Кто? Что? Зачем и куда ехали? Раз по сто спросили! Перед смертью уже она мне рассказала, что тогда было на самом деле. Бабушка услышала, как один полицейский другому говорил, что нужно найти хоть кого-нибудь кто связан с Северной Кореей, или жил там или недавно был там. Мол, нужно найти виноватого в диверсии, в поджоге поезда. А ещё им велели, как диверсанта найдут, расстрелять на месте, якобы при попытки побега... Тогда она и соврать решилась. Назвалась именем жены умершего брата своего, с похорон которого мы и ехали. Меня своим родным сыном назвала, то есть именем своего племянника, почти ровесника моего. Потом уже уехав дальше, в глубь страны, подала на восстановление документов, мол, в поезде сгорели. Как ей удалось - не знаю. Но вот получилось. Только фамилию она девичью взяла и меня своим внучатым племянником записала. Это всё что я знаю, что она перед смертью рассказала. Сам я из детства мало что помню. С рисовыми саженцами террасы. Больничные стены помню, большой больничный двор со старыми машинами скорой помощи. Мамины руки мягкие помню и её песни на странном языке. Отца совсем не помню и братьев. Братья были старшие, но сколько, имена - не помню. Мама меня всегда с собой везде брала, я без неё не оставался, только вот с бабушкой. Знаю ещё, что мама с бабушкой на Север от японцев сбежали, чтобы их на станции утешения не забрали. Маме даже пришлось волосы остричь и чем-то выжечь, уксусом что ли. Японцам, когда их с бабушкой схватили, они им сказали, заразные обе, бабушка пока маме ожёг делала и руки себе обожгла... Так и спаслись. Старушка слушала молча, украдкой стирая слезинки, поглаживая большое мужское плечо, а когда он замолчал, закончив рассказ, спросила, ошарашив Шивона: — Так тебя Чхве ВонШи зовут? — Да, ЧХВЕ, но не ВонШи, а ШиВон, — поправил он её. — Вы... ВЫ знаете мою семью? Раз Вы учились в России, то есть в Советском Союзе, значит жили точно на Севере! Значит Вы могли знать моих маму и бабушку, раз знаете девичью её фамилию! Вы знаете их? Не молчите, умаляю! — А ты очень сильно похож на своего отца малыш Вон... — её дрожащие пальцы стёрли слезы с его щёк. — Вот мы и свиделись, сынок! Я уж и не чаяла! Думала всё напрасно, не найду уже тебя... — Мама? Вы моя мама? Разве такое возможно? — мужчина растерялся, не мог поверить в происходящее. — Стара что ли? В матери тебе не гожусь? — она тихонько грустно засмеялась. — Нет, что вы! Дело не в этом! Просто это не... не бывает так! — Конечно я стара! Как говорят русские: и на старуху бывает проруха! Я тебя в 48 лет родила! Я до последнего поверить не могла что беременна тобой! — в доказательство своих слов, старушка раздвинула над виском жиденькие седые волосы, под которыми отчётливо были видны от ожогов уродливые старые шрамы. — А отец, братья живы? Сёстры есть? Почему вы здесь, а не на Севере? — засыпал её вопросами он. — У нас с мужем четверо дочерей было. Ты их может как сестёр и не помнишь, потому как они намного старше тебя были. А братья, то племянники твои, отцовского брата старшего внуки, постарше тебя. Жили мирно, потом отца призвали. Там конфликт на границе с Югом случился... Вернулся через год парализованный по пояс - позвоночник перебило, когда во время обстрела на него часть стены обрушилась... Год по госпиталям, потом вернулся к нам. Сначала запил, потом младшая дочка чуть не утонула из-за его пьянки, на лодке он её катал, да и чуть не утопли оба, как лодка перевернулась. С тех пор пить бросил. А больницы ты помнишь, так это я ж всю жизнь акушеркой проработала. Так отец твой на костылях всё меня с дежурства встречать ходил, ноги свои волоча. Потом придумал себе каталку, чтобы сидеть и руки чтоб свободны были. И начал в больнице-то мне помогать: то одно отремонтирует, то другое, то стулья отремонтирует, то колёса у каталки, что отвалятся, замки... Стал зарядку делать. Врачи-то на него рукой махнули, мол, не ходок он больше. А он всё не сдавался - заниматься стал сам. Снова на костыли встал, заставлял дочек помогать ему ноги переставлять...Через семь лет немного ногами стал двигать. Как оказалось не только ноги заработали... — она густо покраснела и засмеялась тихонько. — Вот и вышло, что мы тебя так поздно родили. Стыдоба была! Из-за войны я замуж-то рано выскочила. Вроде как замужних да с детьми на работы не угоняли. Так что у вас со старшей сестрой 26 лет разницы вышло. Мы с мужем всё шутили, что младшей дочке на свадьбу в подарок брата родили. — Прям как у нас с Джулией! Дочка с зятем свадьбу играют. А мы вот им в подарок сестричку родили! — он качал головой и тихо смеялся сквозь слёзы. — А то, что ты больницу помнишь, так это понятно. Родить тебя родили, а куда тебя девать? С собой вот и брала на дежурства. Пока я роды принимаю да на вызова езжу, с тобой санитарочки нянчились и медсёстры. Она взяла на руки малышку и стала напевать ей песни на русском одну за другой. — Так это же те песни, что ты мне пела... — он давился слезами, обнимая маленькую хрупкую старушку, когда-то подарившую ему жизнь и принявшую на руки сегодня его младшую дочурку. — Да, да! Они самые! Я их тебе часто пела! Я любила петь. Теперь голос уже не тот. А ты знаешь, ВонШи, что имя-то у тебя было русское, когда ты родился! ДА! — Как русское? — он не верил своим ушам. — Быть того не может! Вы шутите, матушка! Какое? — Я тебя Ванюшка назвала. Иван значит. А вот Иваном тебя регистрировать отказались. Тогда мы с отцом твоим решили тебя Ванюша назвать. Но муж сам регистрировать ездил и по-русски не говорил. Вот они и написали неправильно вместо Ванюша, записали ВонШи. Ты Пан ВонШи - это твоё настоящее имя. — Так вот почему меня так безумно ко всему русскому тянет! "Белая берёзка под моим окном..." Но как ты тут оказалась, матушка? Почему одна? — он обнимал её хрупкие плечи и не верил своему счастью. — О! Это длинная история, Ванюша, очень длинная! — А нам теперь с тобой, матушка, некуда торопиться. Разве я не прав? Ванюшку младшую родили, друг друга нашли... Я теперь тебя никуда не отпущу, мама! — Ты прав. Тогда слушай. Старшие дочки выросли, все замуж по выходили. Муж помер. На пенсию я вышла, а кому старики нужны, какому государству? Только обуза с нас. Вот я и надумала поехать тебя искать. Думаю: мать моя уж наверняка из жизни ушла, а сынок должен быть живой! Сердцем чувствовала, что живой ты! Дочки сколь смогли мне в дорогу денег собрали, чемоданчик купили. Вот я и приехала. Искала-искала - не нашла. Сразу после того, как поезд горел, говорили, что все в нём сгорели, мол, ночью все спали и дымом задохнулись. Потом слухи поползли, что тех кто из Северной Кореи в поезде был, всех расстреляли. Ну, думаю, не могли же они и дитя трёхлетнее убить! Верила, что жив. А перед моим отъездом стали сведенья о выживших находить и я решилась - поехала искать Ванюшку своего! И нашла! — она ласково потрепала Шивона по отросшим волосам и по щетинистой щеке. — Даже бородища густющая, как у отца! Тебе и фотографий его смотреть не надо, вон, в зеркало глянь и увидишь его! — А вдруг это всё совпадение? И мы вовсе не родственники? — усомнился мужчина. Тогда она сняла с шеи старенький, затёртый медальон. Открыв его показала фото. С одного из них смотрело серьёзное лицо женщины - он узнал сразу - "мама!", а со второго снимка смотрел на него с пронзительной улыбкой как будто он сам. Шивон погладил фото дрожащими пальцами: "Папа..." — прошептал одними губами и тут же поджал их, чтобы снова не дать волю слезам. — Надо же и впрямь, как в зеркало гляжу! Как же теперь нам расстаться то? Я не хочу вас терять, матушка! — заволновался Шивон. — Так чего думать и гадать? Забираем матушку с собой и точка! Думаю Тэхён с Риной против не будут, если матушка с ними будет жить, пока мы в разъездах, — Джулия сползла на край кровати, отдёрнув штору. Если захотите, сделаете тест на родство, ДНКа который. — Да куда ж я старуха поеду?! Я только обузой вам буду. — А ты что, любовь моя, думаешь? — спросила женщина, забирая проснувшуюся дочурку из рук мужа. Ливень прекратился. Забрезжил рассвет. Шивон взглянул в окно. — Что я думаю? Если честно, то я всю жизнь мечтал в деревне жить. Чтобы дети мои на свежем воздухе росли, по росам босыми ногами бегали... Не в такой глуши, конечно... Мечтал своими руками всё выращивать, чтобы вот свежее, только с грядки и на стол... Дом своими руками построить... — он замолчал, вздыхая мечтательно. Джулия улыбнулась: — Хорошо. Как рассветёт и подсохнет, глянем на этот райский уголок, подходит ли он для счастливой жизни семьи Чхве и для нашей наследницы. Может и впрямь нам лучше уже осесть на одном месте. Да и матушку одну не гоже оставлять. Она нашей дочке и мне сегодня жизни спасла, так что теперь наша очередь позаботиться о ней! Разве я не права, Ванюша, а? Да и как зимой в трейлере с младенцем? — Вы и правда останетесь? — губы старушки дрожали, по щекам катились слёзы радости. — В любом случае, матушка, мы вас одну не оставим! — Шивон обнял маленькое хрупкое тельце с могучим духом внутри и поцеловал. — Спасибо за жизни, матушка, что ты нам подарила! Ты хочешь назвать внучку? Хочешь твоим именем назовём? — Нет. Моим не надо. Я хочу ей русское имя дать. Вера. Только вера давала мне сил жить все эти годы. Или нет! — она взяла малышку на руки, подсев к Джулии и внимательно глядя на внучку. — Может назовём её... Умное Сокровище — РиДжин? — Мне нравится! — он посмотрел на жену. — А тебе? — Чхве РиДжин? Красиво звучит. Она и правда наше сокровище. Я согласна! а дома будем Иванкой звать. Или Ванюшкой, Нюшкой то есть. ----