Огрызок

Солнечная суббота ослепляла лучами сверхзвезды на безоблачном небе, что радовало глаз насыщенной синевой. Ближе к полудню, незащищённые головы начинало припекать, и я, с неприсущим мне удовольствием, отдавалась этим ласковым тёплым лучам, нежась на лёгком ветерке. Мне нравилось думать, что это всего лишь следствие спёкшихся мозгов, а не эйфорический кайф от возможности вздохнуть полной грудью. Руки сжимали ремень пустой сумки, в которой ранее лежало заявление об отгуле, и сердце грело то, что у меня получилось собрать на жалкий лист бумаги все подписи, а вышестоящее начальство приняло его и дало добро на неделю ровно. Я дышала так глубоко, как позволяли мне лёгкие, и от души улыбалась своей престижной старшей школе, с которой ненадолго прощаюсь. Позволяя себе вольность, в последний раз перед отъездом прохожусь по любимым старинным узким улочкам, вдоль парков и каналов. Полюбовавшись с мостиков видами карпов, прошлась вдоль современных улиц, заглянув в магазин и прикупив замороженный фруктовый сок. Увлечённо пожёвывая лёд, не торопясь, мыслями в сборах, добралась до дома. Процесс упаковки вещей много времени не занял в связи с небольшим своим количеством. Недолго думая, сразу же переодеваюсь в универсальную белую рубашку и джинсы, а в удобную спортивную сумку складываю спортивные штаны, шорты, толстовку, футболку и майку, прибавив спальную рубаху и сменное бельё. Припомнив фейсконтроль в банке, туда же складываю юбку, капрон и балетки. Не забыла и выпрямитель для волос, а также косметичку с прожиточным минимумом и средствами гигиены. Зависнув на кухне, подумала и написала сообщение матери с напоминанием о своём отъезде и прикрепила бумажку на холодильник. Ещё раз осмотрев квартиру и в сотый раз перепроверив собранный минимум, влезла в кроссовки и отправилась на поезд до региона Канто, только в вагоне вспомнив о забытой зубной щётке. Едва удержалась от фейспалма на людях, сделав мысленную пометку по приезду пересмотреть окружение и составить список покупок. Под мрачными мыслями я едва не взвыла с досады — где бы только взять денег? Йокогама встретила припекающим солнцем, выхлопными газами, пылью и духотой столицы-миллионника. Привыкнув к размеренности и избытку растений на квадратный метр, я попросту растерялась в более урбанизированной местности. Возникла необходимость быстро втягиваться в иной ритм жизни, чтобы не мешать окружающим со всех сторон прохожим. Пришлось сцепить зубы на жестокую действительность и молча стерпеть.Сунув руку в кармашек сумки, извлекаю блокнот. Адрес лавки мне передал банк в перерывах между грызнёй из-за коллекторов, но даже с ним найти остаток от семейного бизнеса оказалось той ещё задачкой с подвохом. Я была в лавке лишь один раз, и тот мы с матерью были на колёсах. Из того, что мне помнится, кондитерская находится в небольшом двухэтажном доме. По договору купли-продажи отец был вынужден выкупить одну сторону: рабочую под лавку и жилую над ней. Вторую же сейчас занимает магазин цифровой электроники на первом этаже и сдаёт в аренду комнаты на втором мелкий предприниматель. Здание стоит в тихом районе, где люди среднего и несколько более низкого достатка соседствуют с изобилием покинутых, заброшенных зданий. Наверное, потому лавка и держится на плаву за счёт тех немногих, что жертвовали кровные, лишь бы хоть как-то порадовать родственников. Из документов следует, что продавались в лавке исключительно вагаси по настоянию отца. Вот только тому же шоколаду у нас места не было, — это следствие черты характера отца я помню до сих пор, так как в определённые сезоны лавка всегда здорово теряла в прибыли ещё в Токио. Не так давно, правда, для удержания бизнеса, были введены и европейские десерты вроде пресловутых пончиков и пирожков, но нынешнюю печальную ситуацию они не спасали. Посмотрев на здание с облупившейся местами штукатуркой и, хвала Ками, целыми окнами, извлекла из кармана сумки связку ключей, переданную нотариальной конторой, от которой в своё время и пришло известие о смерти отца с последующей читкой посмертной воли. Не став долго думать, направляюсь к боковой стороне здания. Там, куда я шла, был неширокий проход между домами и чёрный выход кондитерской, соседствующий с пожарной лестницей. Последняя как раз поднималась вдоль стены к площадке, куда выходили две двери: первая — забытая соседская и вторая дверь квартиры отца. Нормальный вход, разумеется, был, но с прямо противоположной, солнечной стороны дома. Однако, в своё время отец здорово разругался с соседом из-за съёмщиков комнат и закрыл ту дверь, демонтировав вход и изменив изначальную планировку комнат. Теперь на небольшом балкончике со стороны улицы ходили лишь немногочисленные жильцы, и немногие знали, что когда-то там были далеко не горшки с цветами. Вздохнув перед старой добротной дверью, к которой давно никто не притрагивался, вставила один из ключей в замочную скважину и не с первого раза докрутила давно замерший механизм. Было видно, что хозяйственный отец своевременно смазывал петли и замок, подкрашивал дерево и белил стену, но теперь за «фасадом» некому было следить. Стоит ли исправлять? Или проще забыть и оставить как есть? Хм, думаю, время покажет, а пока это самая малость, о которой мне стоит беспокоиться. Неожиданно раздался щелчок, прекративший моё пыхтение, и дверь со скрипом пропустила новую хозяйку в затхлую, покрытую толстым слоем пыли квартиру. На ощупь отыскав выключатель и включив свет в коридоре, делаю пару шагов вглубь и вправо, заглядываю в продолжение прохода за углом, окидываю взглядом ряд закрытых дверей. Судя по тусклому свету в дальней стороне, прямо за углом, зеркальным входу, — результат демонтажа двери и особенность перепланировки, — находится кухня. Не став проходить вглубь, опустила сумку на пыльный пол в углу, извлекла папочку с документами, и уже хотела выйти, как передумала. Затхлость мне категорически не понравилась, вынудив пройтись по комнатам и открыть все окна. Кивнув самой себе, закрываю дверь и спускаюсь вниз. Мельком оцененное состояние квартиры дало представление о предстоящем фронте работ. В конце концов, мне жить там как минимум неделю. А уж что должно ожидать внизу… Передёрнувшись от страшного предвкушения, глубоко подышав и закашлявшись пылью непривычного города, иду к центральной двери лавки. Лавка отца… Когда мы с матерью покидали Токио, у него оставались лишь токийская лавка и эта. Он продал первую, на вырученные деньги сделал ремонт в последней, набрал дополнительного персонала, а остаток вернул на счёт в банке. Деньги со временем ушли за долги, хотя и было их всего ничего. Но первое время лавка цвела — агрессивная реклама, обеспечившая лавке известность по всей Йокогаме, красивая вывеска, приятное сочетание цветов и фактуры, качественные закупки продукции, новая техника, дополнительные руки на кухне и квалифицированный пригляд сделали заведение модным. Цены высоких традиционных сладостей скалили зубы, но полностью соответствовали отменному качеству продукции, чем вызывали множество восторгов. Широкий ассортимент позволял сделать выбор любому кошельку, приманив клиентуру и среди студентов, и среди школьников. Нынче в дань памяти некогда процветающему заведению сюда захаживали хорошо, если три человека на день. А в последнее время и того меньше… Вспомнив сбежавшего администратора и кассира по совместительству, прибравшего к рукам то, что ему не принадлежало, от души пожелала ему всех адских котлов, какие только существует. Звонко прозвенел колокольчик на двери, и я моментально отвлеклась от мыслей, сходу осматриваясь. Взгляд сразу же упёрся в стеллаж напротив входа. На стеклянной витрине с облицованным низом приглушённо освещалась скудная продукция. Умещаясь между стеллажом и стенкой, разделяющей кассу от подсобки, уголком тянулась стойка, образующая коробочку кассира. Под ней с лицевой стороны находилась касса, а сбоку — не так давно кофе-машина. По левую руку каждого вошедшего тянулась декоративная стена с почти выцветшим узорным рисунком, она разграничивает кухонную зону и общую, а по правую — небольшой зал с двумя столиками в окружении удобных мягких диванчиков. На первый взгляд помещение в тёплых шоколадных тонах казалось ухоженным, с особым старинным колоритом, хоть и явно староватым. Но присмотреться стоило. Мебель не новая, но ещё крепкая, хотя давно не лакированная. На столах и спинках имеются царапины, оставленные неловкими клиентами, лакированное покрытие потускнело от времени. Но невообразимо порадовало отсутствие следов умышленной порчи и пятен. Мягкие, с тёмной обивкой сидушки диванчиков оказались чистыми, без дырок, но с потертостями, опять же, от времени. Пол под ногами ровный, вымытый, представляет собой обычный дощатый, ранее выкрашенный в светлый цвет. Окна с тёмной рамой прекрасно пропускают свет, не имеют разводов на стеклах, а также банальных занавесок или прочих украшений. Растений в зоне доступа не обнаружилось ни одного. На звук колокольчика из кухни не сразу, подарив мне возможность приглядеться к лавке, выбежал мой последний кондитер, если правильно помню, — а я не могу не помнить, — Судзуки Горо. Несколько нетипичный по комплекции колоритный японец, не расстающийся с банданой, которой подвязывал собранные в махонький хвостик волосы. В своё время отец помог ему, и мужчина остался верен долгу даже после его смерти. Это обнадёживало и внушало доверие. — Добрый вечер, Судзуки-сан. Вы, возможно, меня не помните. Я Широяша Юкико, дочь Широяша Тетсуо, ныне владелец этой лавки. На мой неглубокий поклон мне обозначили ответное движение на той же грани приличия. И ответили густым приятным баритоном: — Я помню тебя, Юкико-сан. Ты приезжала с матерью в тот день. — Я принесла документы, подтверждающие моё вступление в должность несколькими месяцами назад. И прошу Вас передать мне устав для ознакомления и дальнейшего хранения. Мужчина мазнул взглядом по папке у меня в руках и отвёл взгляд, как-то неожиданно стушевавшись. Под моим заинтригованным взглядом потирая шею, он ответил куда-то в сторону: — Хорошо. Но не сейчас, пора вынимать тесто, а у меня адзуки ещё с сахаром не выварилась. Прошу простить, но анко у меня сейчас на первом месте. Задумчиво кивнув уже в спину стремительно удаляющемуся мужчине, я протянула: — Понимаю. Однозначно хорошо, что он остался верен долгу и данному слову. И кажется, даже ничего не имеет против. Почти. Он сам ещё не определился, как ко мне относиться, и эти эмоции у него выражаются слишком ярко. Я же нахожу его полезным, даже очень — такими кадрами только глупцы раскидываются, — хотя и специфичным. Доверие таких людей следовало заслужить, над этим стоило подумать. Ведь на одном родстве здесь точно не выехать. Не теряя времени понапрасну, ещё раз вдумчиво прохожусь по всей площади лавки, доступной посетителям, тщательнейшим образом осматриваю мебель и сам интерьер, заглядываю в почти девственно чистую подсобку и возвращаюсь к кассе. Брошенный на товар взгляд позволяет оценить наличие соотношение качество-стоимость. Внешний вид продукта приятно удивлял — пирожки получались аккуратными, нарезанные сладости ровными, горки аманатто то тут, то там являлись удачным украшением и решением вопроса пустующего пространства. В копилку достояний кондитера прибавилась находчивость, здорово добавив мне настроения. Под стойкой вдоль стены раздвинула створки шкафчика, полюбовалась на несколько пачек и баночек с различным видом кофейных зёрен и задвинула створки обратно. Без кофе-машины обойтись можно, но тогда нужна турка как минимум, благо плитка, хоть и однокомфорочная и видавшая виды, а подключена в уголке. Поставив себе мысленную галочку подумать над выходом из ситуации, в том же приседе поворачиваюсь. Опять же под стойкой, в этот раз у кассы и на соседней полке, обозреваю кавардак, какого я не видела, наверное, никогда в жизни. Задаваясь философским вопросом о том, как эта гора хлама уместилась в столь ограниченном пространстве, перевожу взгляд в сторону перехода до кухни. Наверное, стоило поставить дверь, чтобы не смущать проёмом в темноту и так немногочисленных посетителей. Но тогда кондитер окончательно перестанет слышать дверной колокольчик. Так что шторы из бусин лучше оставить. За шторами оказалось что-то вроде склада. Маленького такого, чисто условного. Прямо напротив прохода — чёрный выход, а вдоль стены — стеллаж от пола до потолка, разделённый на секции. К слову, едва заполненный, видимо, перетащенными из подсобки остатками богатства. Слева в углу уместился холодильник и узкий круглый столик, а через незанавешенный выход на кухню — ещё один полупустой подвесной стеллаж, под которым темнел отключенный от питания горизонтальный холодильник. Настроение колыхнулось в сторону минуса, но усилием воли удержалось на планке. Инспекция ещё не завершена, Юкико, рано расстраиваться. Сунув нос на святую святых, разглядела на удивление грамотно обставленное рабочее место и ни в одном углу не нашла захламления. Копилка Горо в очередной раз пополнилась. Фоном даже постучалась мысль, есть ли у моего единственного работника семья. Но также быстро забылась за осмотром. Сравнительно небольшое, облицованное светлой плиткой помещение обставлено полукругом по периметру техникой и столами, что давало возможность свободно маневрировать от одной точки к другой, не напрягаясь. Везде всё было достаточно чисто и цивильно. — Я пока занят, советую порыться пока под кассой. Там много чего лежит. Вроде, и печать даже должна откопаться… — вывел меня из размышлений голос кондитера, помешивающего почти готовую бобовую пасту на плите. — Печать? От глубокого офигевания я невольно округлила глаза. Какого, простите… Нет, не так. А почему вообще под кассой хранится такая важная хреновина, а не в сейфе вместе с уставом?! Спокойно, сейчас со всем разберёмся по порядку… — Скажите, Судзуки-сан, когда в последний раз была закупка товара? Заказ того же риса? — Дай-ка подумать… Месяца так два-три назад, а то и больше. Финансов не хватает, касса пустая, оплатить заказы нечем, вот и тяну остатки. Вовремя прикусив язык, чтобы в голос не ругнуться, подумала: «Ещё за свой счёт наверняка. Мрак». Зато стала ясна ситуация с разбросанными документами и горами хлама — оставшись один в лавке, Судзуки просто не находил времени навести полный порядок, выполняя лишь прожиточный минимум. Это позволяло не уронить остаток статуса лавки, ведь в первую очередь клиенты обращают внимание на внешний вид заведения и своё чувство комфорта, что в то же время удручало. Нестерпимо хотелось спросить: где же та радуга, о которой так красиво пишут в учебниках? Останавливало осознание того, что ответа я не получу, а попусту сотрясать воздух не в моих привычках. Постаравшись как можно менее трагично и максимально тихо выдохнуть, бросила взгляд на бегающего по комнате Судзуки и вернулась к кассе. Вздохнув на дцатый раз, принимаюсь за разгребание бардака. И у меня есть заявление! Та кипа упаковок, бумаг и канцелярии, что до сего покоилась на полке, а ныне на полу, ну никак не соответствовала размерам злополучных полок, окончательно дезориентируя моё неподготовленное сознание. Пока я вдумчиво медитировала на нечто невообразимое перед собой, откуда-то из-под листов выкатилась печать. Она имела все шансы добить меня окончательно, ведь я готова была поклясться, что когда вынимала стопку, её там не было! Из диссонанса меня вырвал звон колокольчика на двери. Клиент! — Добрый день! — Добрый, добрый, девушка, — добродушно прохрипел сухонький старичок, тяжело опираясь на трость при каждом шаге. Постаравшись как можно более незаметно отряхнуть ляжку и голенища, стараюсь приветливо улыбнуться пошире. — Вам подсказать что-нибудь? Или Вы пришли за чем-то конкретным? — За конкретным, за конкретным, — старичок не в пример искренне улыбнулся в ответ. — Мне, пожалуйста, четыре дораяки с собой, будьте так добры. — Конечно, одну секунду. Разобраться, где и что лежит, для меня, как человека с глазами, не было проблемой, как и упаковать, и посчитать. Но не успела я озвучить цену, как старичок уже протягивал мне нужную сумму. — Я постоянно беру четыре дораяки и знаю, сколько они стоят, — неожиданно пояснил он на мой удивлённый взгляд и продолжил откровения: — Это любимое сладкое моего внука. Вот и беру себе один, старушке один и внучку два. Он хрипло рассмеялся, заставив меня растеряться. Но благодушие моего первого клиента вселило в меня некоторую уверенность в себе, позволив вздохнуть свободнее и наконец-то искренне улыбнуться в ответ. Лукаво подмигнув улыбчивому лицу, принимая деньги, спрашиваю: — Любовь к сладкому у Вас передаётся по наследству? — Что-то вроде того, — ответил он, хохотнув. — Кстати, я Вас здесь раньше не видел. Надеюсь, Вы у нас задержитесь? — Я бы тоже этого хотела. — Как мне к Вам обращаться, милая? — Юкико-чан. — Рад знакомству, Юкико-чан. Зови меня Акио-сан. Старичок в свои преклонные годы казался бодрым и шебутным в меру сил, но красота имени отражалась в его внешности даже спустя года. Харизматичный, он легко располагал к себе и смущал одновременно, чем пользовался шутки ради. Один из редких постоянных клиентов, ради которых лавка всё ещё работала, зажигал в сердце надежду на благополучный исход. Даже после его ухода это чувство не испарилось, а, казалось, наоборот зацепилось и прочно удержалось в душе. Хотя вид кассы, в которой едва могла наскрестись тысяча звонких Рё, и попытался сбить настрой, но меня решительно закоротило на оптимистичную волну, запретив расстраиваться. Прорвёмся, мы им ещё покажем. Кому и, главное, что, а также кто такие «мы» я решила не уточнять даже самой себе. Разбор хлама под кассой увлёк меня так сильно, что счёт времени потерялся, а когда взгляд случайно упал на часы, откровенно ужасаюсь — впереди ещё столько дел, а я здесь засела. Из подсобки показался Горо с ведром и шваброй. Он только закончил наводить порядок на непосредственном рабочем месте и собирался заняться залом, красноречиво поставив у витрины ведро. — Всё нашла, что хотела? — Да, кроме устава. Последнюю мою проверку мужчина прошёл с блеском, хмыкнув: — И не найдёшь. Он в сейфе. Как домою, покажу, как открывать, и передам ключ. — Я могу как-нибудь помочь? — Нет. Сиди отдыхай, я сам управлюсь. Видно, что давно привычно, мужчина принялся за полы, выгнав меня на диванчик. Не став морочить себе голову по этому поводу, прихватила образовавшуюся после сортировки кипу бумаг и углубилась в максимально свежие накладные, договора и журналы. Особенно заинтересовала подшивка с дневной выручкой, на изучении которой Судзуки завершил вечернюю уборку и присоединился с пояснениями. Целый час пролетел незаметно, город поглотили сумерки, а вопросы не уменьшились. Пришлось сворачивать разговоры, закрывать кассу, собирать отсортированные бумаги, обновлять подшивки, снова искать печать и закрывать лавку. Попрощавшись с мужчиной, поднимаюсь наверх, с непривычки с трудом ориентируясь в кромешной тьме. Квартира встретила грязью и прохладой, заставляя ёжиться. Позабытые окна пришлось закрыть, а некоторые помещения после осмотра законсервировать обратно — из пяти комнат отец пользовал только одну, где я и решила остаться. Вообще, в силу широты пространств этажом ниже, комнаты в жилом секторе были больше стандартных и потому казались несколько непривычны. Дополнительным ударом была любовь отца к европейским стандартам: он не клал татами, во всех комнатах поставил кровати, да и в целом организовал всё не так, как нам привычно, но как было удобно и сподручно ему. Проинспектировав заново всю квартиру, оценив состояние помещений и составив список дел, направляюсь за водой. Требовалось в срочном порядке собрать с пола и прочих горизонталей пыль, чтобы можно было, наконец, разуться и дышать спокойно. Обнаруженные в санузле чистящие средства здорово порадовали и тут же пошли в расход. По итогу весь коридор, кухня, санузел и отцовская комната приняли пригодное состояние, избавившись от годовой пыли на всех тактически важных плоскостях. Всё прочее же было решено оставить на следующий день. Тяжко вздохнув, поправила на отцовской кровати сменное постельное бельё, найденное в одной из тумб. Давняя привычка родителя хранить вещи в упаковках здорово выручила меня, позволив воспользоваться всем чистым. Но всё это горечью воспоминаний оседало где-то внутри, подавляя мысли. Пока же тело методично работало, живот присосался к позвоночнику и настойчиво раз в десять секунд подавал неоднозначные сигналы заунывным воем. В запасниках квартиры даже мышь не повесилась, но в моём кошельке покоилась долго собираемая заначка. Голова всё думала, думала и никак не могла решиться, когда как живот всё более звучно затягивал очередной узел. Идти в круглосуточный магазин предстояло в соседний микрорайон, территория слабо знакомая, на дворе ночь… Но кушать хотелось сильнее. Собравшись с духом, натянула толстовку поверх футболки, давно сменившей рубашку, собрала необходимый минимум по карманам и вышла на улицу. Как и ожидалось, на новой местности я поплутала знатно, но нужный магазин нашла. Собрав в корзину незаменимые в быту зубную щётку и пасту, лапшу быстрого приготовления — на крайний случай всегда должна быть, — упаковку риса, десяток яиц, масло, немного овощей и зелени как свежей, так и маринованной, расплатилась, через силу сдержав слёзы, и вышла. Тут же потерявшись. Топографическим кретинизмом я не страдаю, но этот день, видимо, оставил мне слишком много впечатлений, раз из головы выветрилась карта местности. С максимально каменным выражением лица ушла с середины дороги к стене высотки, помотала головой из стороны в сторону, но так и не смогла найти какого-либо ориентира. Ни одна из улиц мной не узнавалась. Дома, скудная растительность и магазины казались одинаковыми. Обосновавшаяся на соседней улице шумная банда байкеров оптимизма прибавляла мало. Невольная паника подступила к горлу совершенно неожиданно, я с трудом сглотнула тяжкий ком. В голове сформулировалась лишь одна толковая цензурная мысль: «Что делать?» Уже с тоской оглядывая округу, примечаю молодого человека, выходящего с покупками из соседнего галамарта. В связи с пустыми улицами, — я ещё не настолько выжила из ума, чтобы просить помощи у пьяных байкеров, — и отсутствием выбора как такового, выдохнув, решительно подошла к нему и поклонилась: — Прошу простить. Мне нужна помощь, я заблудилась. Не могли бы Вы помочь мне? Гробовое молчание было мне ответом. Своей беловолосой макушкой ощущаю, как в ней пытается просверлить дыру взглядом несчастный черноволосый парень, которому просто не повезло оказаться единственным прохожим, и только ещё сильнее давлю на жалость, продолжая стоять в полусогнутом положении взглядом в пол. Магазины ярко горели множеством лампочек и вывесками, что делало отбрасываемые нами тени ещё темнее. Именно по тени улавливаю движение через долгие секунды томительного ожидания. Невольник почесал затылок, взъерошил короткие вихры, повертел из стороны в сторону головой, очевидно, пришёл к моим же выводам о благонадёжности, и шумно выдохнул. Я позволила себе едва заметно улыбнуться. Кажется, сопровождающий нашёлся. — Хорошо. Говори адрес. Аллилуйя, Ками-сама! Назвала адрес лавки, который намертво отпечатался в сознании, и ловлю удивлённый взгляд парня, который, однако, никак комментировать дорогу не стал. На протяжении всего пути мы ни о чём друг друга не спросили и в молчании дошли до закрытой кондитерской. Какое облегчение. Не скрывая удивление в голосе, мой невольный провожатый нарушил молчание возле запертых дверей: — Ты уверена, что адрес верный? — Да, спасибо большое, — очередной поклон. — Я Вам очень благодарна. — Да что тут… Опять вздохнув и отведя глаза, молодой человек с трудом подавил желание почесать затылок. Удивительно то, что мне он был приятен. Он ничего не говорил и не делал, не смотрел косо и звуков странных не издавал, но одним молчанием вызвал во мне симпатию. Это странно, но рядом с ним мне было на удивление комфортно находиться. Наше молчание затягивалось, живот красноречиво стягивало в узел. Завершаю невольную встречу, от души благодарно улыбнувшись неизвестному спасителю, и делаю несколько шагов в сторону своей подворотни. Неожиданно тот спохватился: — Подожди. Я тебя здесь раньше не видел. — Простите? На полные изумления глаза парень стушевался и, таки, почесал затылок, продолжив уже менее энергично и как-то в сторону: — В смысле… У меня есть младшие братья, и периодами… Ну, они любят сладкое, которое здесь продают, — кивок в сторону лавки. А как очаровательно у него задрожал голос! Но небольшого умиления мало, чтобы понять, почему уже второй человек в Йокогаме не может спокойно смотреть на меня в разговоре. Однако он продолжал начатую мысль: — И я не видел тебя здесь раньше. Ты приезжая? — Что-то вроде того. Моё имя Широяша Юкико, я здесь на неделю. Приехала по просьбе друзей. — А, вот оно что… Я Касамацу Юкио, рад знакомству. — Взаимно. Что ж, Касамацу-сан, ещё раз большое Вам спасибо и простите, что оторвала вас от дел. Спокойной ночи! — И тебе. Спокойной. Оказавшись в квартире, широким шагом направляюсь в сторону кухни, решив плюнуть на желудок и пойти на уступки собственной лени, заварив бичпакет. Томясь в ожидании, когда же мой будущий гастрит заварится, развлекаю себя мыслями о схожести своего имени и имени нового знакомого. А спать ложусь, ощущая себя убитой и морально, и физически. Заглядывая в будущее и гадая, что же меня там может ожидать, я не поймала момент, когда сомкнула глаза окончательно, погрузившись в непродолжительный сон.