Broken-hearted

На шестой день после ужасного возвращения Джека Янто просто обессилел. Моральное истощение от постоянного беспокойства за любимого человека повлекло за собой физическое, поэтому утром Джонс проспал, не слыша будильника. Проснулся он позже, от того, что кто-то ненавязчиво трепал его по плечу. - А? Который час? – пробубнил валлиец, поднимаясь на локте. Стоило ему увидеть, кто его будил, сонливость как рукой сняло. Перед ним стоял Джек. Одетый. Оделся сам. И с осмысленным выражением лица. Янто поспешно сел, скидывая одеяло, и капитан опустился на постель рядом с ним. - Янто… Это было обычное для последних дней приветствие из уст Харкнесса, но отчего-то Джонс чувствовал, что сегодня что-то изменится. - Янто… ты… я… Валлиец постарался остаться максимально невозмутимым и внимательным, пытаясь не показывать внезапно нахлынувшее облегчение. Нет, он не будет разрушать очарование момента, пока Джек подбирает слова, явно с усилием вспоминая, как они произносятся. - Ты здесь, - наконец выдохнул капитан. Янто кивнул и с полуулыбкой бережно накрыл ладонь босса своей. Джек тут же притянул его руку к себе, положил на грудь там, где явственнее всего ощущалось биение бессмертного сердца и повторил, прикрыв глаза: - Здесь. Ты… нужен… здесь. Не уходи. И… ты… просто… я… ты… Янто… - Тише, Джек. Не мучайся. Я понял, - прошептал Джонс, стараясь, чтобы его голос звучал твёрдо. Нельзя ему было расплакаться прямо сейчас, хотя слёзы уже подступали к горлу. Сглотнув, валлиец произнёс. – Ты меня напугал. - Всё… хорошо, - не то утвердительно, не то вопросительно сказал Харкнесс, и Янто кивнул, притягивая Джека к себе в объятия. Капитан нежно сжал плечи своего утешителя, и это был совершенно не тот судорожно-испуганный жест, который так ужасал. Теперь это была тёплая благодарность, разлившаяся по телу Джонса от ладоней обнимавшего его босса. Правда, валлиец всё-таки дал волю слезам, пока ополаскивался в ду́ше, чтобы выйти потом ободрённым и посвежевшим. То, что Джек воспрял духом, для Янто было чуть ли не важнее собственной жизни. Вся команда уже собралась на основном уровне. Когда появились Джек и Янто, все с тревогой оглянулись на вошедших и замерли в немом изумлении: улучшение состояния Харкнесса было видно невооружённым глазом. - Привет, Тош, - отрывисто, но вполне внятно произнёс капитан. Азиатка робко улыбнулась ему через плечо, и в глазах её стояли невыплаканные слёзы радости. - Привет, Оуэн, - Джек вёл себя немного по-детски, будто демонстрируя свои успехи в том, что он научился выговаривать сложные слова, а Янто на фоне всего происходящего выглядел гордым папочкой, который радовался за не совсем здорового, но горячо любимого ребёнка. Это было одновременно грустно и радостно, и оттого очень трогательно. Оуэн также постарался улыбнуться в ответ, но его цепкий профессиональный взгляд врача следил за реакциями босса и иногда косился на валлийца. - Привет, Гвен, - продолжил Харкнесс, и Купер с восторженным воплем бросилась ему на шею. Капитан резко отшатнулся от неё, не давая прикоснуться к себе и вцепился в руку Янто, пытаясь ею защититься от бестактного напора валлийки. Гвен отошла, прикусив губу, и в её взгляде сквозила неприкрытая ревнивая обида. Так началось постепенное выздоровление Джека Харкнесса. Джонс, видевший его первоначальное состояние, не был уверен, что его любимый станет однажды прежним, весёлым, незатыкающимся и вечно возбуждённым уроженцем 51 века, но в конце концов осознал для себя, что это и не нужно. Валлиец любил Джека и принимал любым, в любом состоянии, лишь бы капитану было хорошо. Психика – слишком тонкая вещь, и Янто до сих пор передёргивало от мысли, что такого страшного могло произойти, чтобы сломать любимого. Но он в любом случае решил, что останется рядом – всегда, пока он нужен Джеку. Прошло около месяца. Харкнесс продолжал вздрагивать при внезапных звуках, но быстро научился брать контроль над собой, и вскоре эта дрожь стала настолько незаметной, что её мог видеть только Джонс. Капитан по-прежнему был замкнут, избегал лишних прикосновений, если говорил, то изъяснялся короткими фразами и простыми словами. То, что раньше могло довести его до безумной истерики, теперь вызывало в основном ступор и слёзы. В такие моменты Джек прижимался к своему любимому, пытаясь спрятаться от каких-то своих страшных воспоминаний или ощущений. Так случилось, например, когда Янто точил карандаш и порезался канцелярским ножом. Так как работал он теперь в кабинете босса, чтобы как можно больше времени находиться рядом (Джек сам попросил его об этом), то понятно, что Харкнесс это заметил. Он вскочил, разбросав бумаги, и подбежал, взяв ладонь Янто в свою. По щекам капитана текли слёзы. - Джек, это всего лишь порез, - валлийцу импонировала забота босса, но он пытался научить его воспринимать некоторые вещи спокойнее. Джек покачал головой. - Боль, - сказал он, указывая на ранку на ладони. - Да я практически не чувствую, - искренне отозвался Джонс, погладив здоровой рукой любимого по плечу. – Сейчас я заклею пластырем и… - Боль, - повторил Харкнесс с нажимом. Потом коснулся своей груди и повторил. – Боль. Я видел плохое. Не хочу боль. Валлиец не знал, что ответить, поэтому просто поцеловал Джека в щёку – он делал это редко, потому что, как ни странно, последний не пытался до сих пор приставать к нему с настоящими поцелуями и тем более с предложением интима – и пошёл к Оуэну, попросить перекись водорода и пластырь. Но, так или иначе, всё-таки Джек явно чувствовал себя лучше, и только Янто знал, что ему до сих пор снятся кошмары, после которых капитан жмётся к груди родного Джонса, дрожа и боясь заснуть, и лопочет, как ребёнок, что-то типа: «Не уходи, не бросай, нужен, нужен… мне страшно, Янто. Не отпускай меня. Будь со мной…» Было очевидно, что Джонс необходим, что он должен быть опорой всегда такого сильного и смелого капитана. И он был. Им ещё повезло, что месяц этот оказался более-менее мирным. К тому моменту, как Джек был в полном адеквате, хоть и с некоторыми отличиями от себя-прежнего, Разлом решил по-крупному напомнить о себе. Такой активности давно не наблюдалось, и команда должна была ехать в полном составе, впервые за всё это время оставляя капитана в полном одиночестве. Янто забежал в кабинет Джека, где проводил теперь бо́льшую часть рабочего времени, накинуть на плечи пальто, а следом вбежали Оуэн и Гвен, на ходу заряжая более мощные, чем их обычные пистолеты (которые у них всегда были при себе), оружия и бросая один Джонсу. Харкнесс, наблюдавший эту привычную суматоху, внезапно встал и подошёл к валлийцу, положив руки ему на плечи. - Я с вами. Янто с тревогой посмотрел в глаза любимого и покачал головой: - Джек, тебе не стоит. - Я должен, - твёрдо и решительно ответил капитан. - Янто, быстрее! – окрикнули его из-за дверей, но валлиец не пошевелился на оклик, несмотря на то, что знал, что нужно спешить. Джонс чувствовал, что капитан хочет сказать ещё что-то, но от волнения не может произнести. Поэтому Янто не спускал с него внимательно-ободряющего взгляда, и это придало Джеку сил. - Я должен... Защищать тебя. - Ты уверен? – Янто осознавал, что уговаривать его передумать – идея бесполезная. Джонс волновался за капитана, но краем сознания понимал, что участие в операции, погружение в привычные условия и толика риска могут даже помочь Джеку оправиться, почувствовать себя лучше. Поэтому, несмотря на неспокойное сердце, валлиец кивнул, и они выбежали из кабинета вместе. Команда не скрывала недовольства, что Янто позволил себе принять решение за всех и взять босса с собой. Сейчас, даже при всей любви к капитану, торчвудцы воспринимали его как обузу, которая могла помешать ходу операции. На одной из окраин города Разлом выбросил яйцевидную капсулу размером с футбольный мяч, сверкающую ярко-синими молниями – явно опасную. Её надлежало поместить в надёжный саркофаг, из которого ничто не могло выбраться. Общими усилиями команде удалось это сделать, но артефакт словно почувствовал, что его хотят лишить свободы и силы и резко дёрнулся перед самым закрытием крышки, ударяя напрямую в грудь Джеку. Харкнесс тут же упал замертво, раскинув руки – похоже, его прошил неслабый разряд тока. Оуэн и Тош умудрились перехватить капсулу и всё-таки захлопнуть ящик, а Янто кинулся к капитану, прижимая мёртвую голову к себе и часто-часто дыша. Чёрт, первый выезд после жуткого возвращения капитана к полевой работе – и сразу смерть. Сердце валлийца заныло от чувства вины… он не должен был позволять Харкнессу поехать с ними, ещё рано, реакция не та… Резкий вдох, означающий возвращение Джека к жизни в следующую секунду сменился таким душераздирающим криком, что Янто вздрогнул всем телом и сжал любимого ещё крепче. - Джек!!! Джек, перестань!!! Ты слышишь меня? – попытался перекричать Янто. Капитан глубоко хрипло вздохнул, изогнув грудь колесом. - Не трогай его!!! Умоляю, кого угодно, только не его!!! – рвал глотку Харкнесс, никак не реагируя на отчаянные призывы. Не на шутку взбудораженный, Джонс крепко схватил Джека за плечи встряхнул, отчего тот посмотрел в лицо валлийца. – Ты!!! Здесь!!! Как ты можешь быть здесь, как… он убивает, он уже идёт, нет, нет!!! Не смей!!! Умоляю, нет… Капитан замолчал так внезапно, что у Янто от резко наступившей звенящей тишины чуть не выпрыгнуло сердце из груди. Кажется, Джек был снова мёртв или без сознания… но вот Харкнесс пошевелился, обвёл широко раскрытыми испуганными глазами окружившую его команду вкупе с Янто и зарыдал, прижавшись к последнему. - Джек, нам надо уходить отсюда. Поехали в Хаб, - нетвёрдым голосом произнёс Джонс, не будучи уверенным, что его услышат, но капитан с готовностью вскинул голову, а потом встал, пошатываясь. Все вместе в неуютном молчании они двигались в Хаб, и всё это время Джек цеплялся за Янто, как за якорь посреди бурного моря, чего не делал уже довольно давно. Валлиец не знал как себя вести – снова, он испытывал жуткие угрызения совести из-за того, что позволил случиться подобному. Но, когда они пересекли порог базы, и вся команда направилась в архив, Джек остановил Янто с мрачно-решительным взглядом. - Я хочу поговорить с тобой… мне надо рассказать тебе всё, - неожиданно ровно, без запинок и подбирания слов сказал капитан. – Пойдём, пожалуйста, в спальню. Когда они спустились, Джек, скинув шинель, лёг, свернувшись в позу эмбриона, жалкий и слабый, совершенно не притворяясь, что ему не страшно. Валлиец с секунду стоял в замешательстве, а потом решительно снял пиджак и лёг рядом с Харкнессом. Тот, казалось, этого ждал – он обхватил Джонса поперёк спины, вжимаясь лицом в грудь любимого, и тяжело задышал, пытаясь подавить рыдания. Чуть позже он отстранился и с болью в голосе заговорил: - Янто… это всё я виноват. На Земле происходили страшные события, и в этом виноват я один – когда я улетел с Доктором… я – аномалия, и из-за этого нас забросило на край Вселенной… но дело даже не в этом… Доктор всё исправил, он стёр произошедшее из времени, и никто из вас этого не помнит, потому что этого как бы и не происходило, но... но я всё равно знаю, что я наделал, что было с Землёй, что всё случилось с тобой по моей вине… Тяжёлые слёзы снова взяли верх над капитаном, и он замолчал, всхлипывая и подвывая, прижимаясь к Янто. Валлиец не торопил его. Он даже не был уверен теперь, хочет ли слышать эту исповедь, но знал: если Джек того хочет – он будет рядом, будет слушать и воспринимать всё, что любимый скажет. - Я был в плену у этого… того, кто поработил Землю и сотворил это с ней, - собравшись с силами, продолжил Харкнесс. Перед его глазами всё ещё стояли образы произошедшего. Так ярко, так невозможно больно, и только присутствие Янто, тёплого, живого, могло облегчить эту муку. – Он пытал и убивал меня для забавы… ему нравилось смотреть как я мучаюсь, и он изобретал всё больше и больше новых способов мучить меня… у меня помутилось в голове, и… однажды я начал в бреду звать тебя, и… он услышал это… поймал тебя… привёл… и мучал у меня на глазах, чтобы я видел, чтобы мне было больно, и мне больно до сих пор, Янто, мне больно, что тебе пришлось пройти через всё это! Я… я… он сломал меня… прости меня, я не хотел… Речь капитана превратилась в бессвязный поток слов, и он снова спрятал лицо на груди Янто, не сдерживая больше истеричных рыданий. Сам Янто с трудом мог переварить услышанное, он пытался уложить это в голове, осознать, осмыслить, и ему стало страшно до тошноты. Он крепче прижал Джека к себе, поглаживая его спину, и заметил, что его руки мелко дрожат. - И… это было… я был в плену ровно год… - с неимоверным усилием выговорил Харкнесс распухшими от слёз губами. – И к концу этого года, когда… когда он привёл… тебя… я потерял счёт времени… сплошная боль… пытки, кровь… ты… умер… до сих пор вижу это… Янто… Янто… Джонс всхлипнул, не имея сил сдерживаться, и тоже заплакал. У него было одно только желание сейчас – прижать Джека к себе и больше никогда и никуда его не отпускать. Вся та боль, весь тот страх, что они оба чувствовали подспудно, теперь выплеснулись наружу в виде слёз и отчаянно-крепких неистовых объятий. - О, небеса… как ты это выдержал… родной… - выдохнул валлиец в макушку капитана. Джек помотал головой, ничего не говоря, но Янто и так его понимал. Им обоим ничего не оставалось, как только цепляться друг за друга, чтобы не потонуть в этой бездне кошмара. *** Наконец, выговорившись, Джек действительно становился самим собой, день ото дня чувствуя себя всё лучше. И решающим фактором, подтолкнувшим его к окончательному выздоровлению, стало принятие Янто. Джонс разделил его горе с ним напополам, был рядом, помогал, поддерживал, утешал, но не жалел, а именно направлял вперёд, к свету, к радости жизни. Да и сам капитан после исповеди наконец-то поверил, осознал, что Янто жив, действительно жив и, более того, никогда не переживал тех ужасов. Конечно, пришлось объясниться и остальным членам команды, но сделали они это гораздо позже и, безусловно, не стали рассказывать всех подробностей. Харкнесс просто поведал о разрушенной планете и – в общих чертах – о собственном плене. Про то, что доломало его появление валлийца на борту «Валианта», он умолчал, и Янто почему-то был благодарен ему за это. Сам он с трудом представлял, что он смог бы выдержать всё то, о чём говорил ему Джек даже в самых общих чертах, а ведь там ему было наверняка гораздо хуже… С другой стороны, состояние Джека беспокоило его сильнее собственного, поэтому мысли о собственных пытках не задерживались в голове Джонса. Он радовался улыбкам капитана, первым шуткам, первым пошлостям, которые он отпустил в адрес Оуэна, его проснувшейся врождённой грации во всём теле. В конце концов Харкнесс вернулся к прежнему образу жизни, став целиком и полностью самим собой, неунывающим, весёлым и волевым, и единственное, что отличало его нынешнее состояние – это повышенная заботливость и внимательность к членам своей команды, и особенно, конечно, к его милому валлийцу. Джек стал осознавать, скольким он обязан Янто, как необходим ему этот человек, чтобы держаться на плаву, и жалел лишь о том, что понял это только сейчас. Капитан уже полностью исцелился, и даже ночные кошмары посещали его реже, пока он засыпал и просыпался в объятиях Джонса. Харкнесс часто замечал на себе его обеспокоенные, а так же полные тепла и надежды взгляды, и был неимоверно благодарен за это. Но повышенная тревожность за его бессмертную тушку теперь беспокоила уже самого Джека: он не хотел лишних переживаний своему Янто. Гораздо больше капитан любил Янто весёлым, невозмутимо-язвительным, расслабленным, а его беспокойство отнимало у него этот задор. А ещё он хотел провести с ним романтический вечер. Ведь с тех пор, как Харкнесс вернулся, они ни разу не побыли друг с другом наедине по-нормальному. Даже не поцеловались ни разу так, как они это делали раньше, и уж тем более ни разу не занимались любовью, хотя спали в одной постели. Янто всё ещё носился с боссом, как с хрустальным, и Джек решил вернуть, наконец, инициативу в свои руки. Это решение ознаменовало полное выздоровление. Джек спустился в архив, где Янто искал какие-то документы, привезённые им из Торчвуда-1. Уже вечерело, Разлом молчал, и капитан отпустил Тош, Оуэна и Гвен по домам, немного раньше положенного времени. Валлиец был так сосредоточен на поиске, что не услышал, как Харкнесс проник в полутёмное помещение. Джек усмехнулся, глядя на архивариуса, потом подошёл сзади и, нежно обняв за талию, положил голову на плечо. Джонс вздрогнул, когда губы коснулись чувствительного места под ухом. - Янто… ты такой замечательный… всё работаешь, работаешь… - пропел Джек. - Хоть кто-то здесь должен это делать, - притворно проворчал Джонс, поворачиваясь к капитану и натыкаясь на его широкую и радостную, и вместе с тем какую-то загадочную улыбку. – Что-то случилось? - Случился очень хороший вечер. Разлом спокоен, я отпустил всех, а на улице прекрасная погода, и ты рядом. Как насчёт… ну ты знаешь… поужинать где-нибудь? Прогуляемся… сходим, куда ты захочешь. Тень тревоги мелькнула в глазах валлийца, но потом он вздохнул и улыбнулся. - Я не против, только мне надо закончить здесь. Это пять минут, - успокоил Джонс, когда Джек нахмурился. - Жду тебя наверху, - просиял Харкнесс и, чмокнув любимого в щёку, поднялся наверх. Когда Янто появился из архива, Джек галантно подал ему пальто таким жестом, каким Янто обычно подавал ему шинель. Капитан уловил удивление Джонса, когда они вышли из Хаба на свежий воздух, и Джек приобнял его за плечи. А потом был ужин при свечах и тихая, ненавязчивая музыка, и вкусные блюда, и вино… «Свидание, - подумал Джек. – У нас с Янто настоящее свидание! Он заслужил этого… и даже большего». Капитан взял валлийца за руку, поглаживая костяшки пальцев. Он себе представил, что однажды возьмёт Джонса точно так же, какое-то время спустя – и нащупает золотой ободок обручального кольца. Эта мысль неожиданно вызвала у Харкнесса трепетную грусть: да, они могут пожениться, но это всё равно не поможет валлийцу остаться рядом навечно, провести с Джеком остаток его бессмертной жизни. Джек вздохнул, приободряясь и потянул Янто за собой. - Куда хочешь пойти? – участливо спросил капитан, не отпуская руки Джонса. Харкнесс провёл несколько месяцев, в течение которых прикосновения любимого были жизненно необходимы, и он настолько к этому привык, что и отвыкать-то не хотелось. Судя по всему, валлиец был не против. - Я бы хотел, наверное, пойти домой… я там давно не появлялся в последнее время, - нерешительно проговорил Янто, глядя на Джека виноватыми глазами. - А что, если мы пойдём вместе? – лукаво переспросил капитан, и прежде, чем Джонс успел что-либо ответить, запечатал его губы долгим поцелуем. Валлиец от неожиданности приоткрыл губы, позволяя скользнуть в его рот языком, что Джек сделал с некоторым внутренним замиранием… но он знал, что с Янто всё в полном порядке, раз тот разговаривает и ест, и не позволил панике взять над собой верх, углубляя поцелуй, вцеловываясь со всей возможной нежностью, благодарностью и обожанием. Пылкий ответ Джонса Харкнесс посчитал за согласие, но всё-таки им пришлось оторваться друг от друга, чтобы добраться до квартиры Янто. - Прости, у меня тут не прибрано… погоди минуточку, - смущённо забормотал валлиец, стоило им переступить порог, и кинулся наводить порядок, но был остановлен капитаном, который быстро положил ему руку на талию. - Хэй, - тихо выдохнул Джек, прижимаясь лбом ко лбу Янто. – Перестань. Неважно. Всё – неважно. У нас же свидание. - С-свидание? – от неожиданности Джонс поперхнулся воздухом, а Харкнесс подлил масла в огонь, проведя широко раскрытыми ладонями вверх-вниз по бокам валлийца, спускаясь на ягодицы и начиная их невесомо массировать. - А ты разве этого не понял, радость моя? – с коротким смешком переспросил капитан. Он потянулся снова целовать любимого, параллельно начиная расстёгивать пиджак быстрыми, уверенными движениями. Янто отвечал как-то робко, водил по груди Джека руками, касаясь лишь кончиками пальцев, и не спешил переходить к активным действиям. Поэтому Джеку пришлось отстраниться и заглянуть в глаза Янто. – Всё в порядке. Я не разобьюсь. Перестань волноваться обо мне и просто получай удовольствие. Бархатный голос возбуждённого Джека, глубокий и полный страсти, всегда лишал Джонса присущего ему хладнокровия. Поэтому и сейчас валлиец поддался этим чарам, отпуская себя и всецело отдаваясь безумному желанию. Они целовались жадно и порывисто, и Джек, каждый раз проводя языком по губам Янто, всё больше радовался их мягкости и сладкому привкусу, остававшимся на языке. Ведь когда Джонса привели на «Валиант», его губы были жёсткими, обветренными и горькими от плохой пищи и воды, которыми довольствовались беженцы. А когда нежные пальцы валлийца коснулись обнажённой кожи Харкнесса, избавившегося от рубашки, им обоим это показалось чистейшим блаженством. Капитан, оголяя торс возлюбленного, опустился ниже, лаская ртом его тело – не израненное, не избитое, с нежной бледной кожей. Даже несмотря на безудержную страсть, смешанную с безграничной любовью, Джек не пускал в ход зубы и не оставлял любовнику засосов. Нет, после всего пережитого он был уверен, что ещё нескоро захочет видеть краснеющие отметины на его коже. Потом, с трудом оторвавшись от живота Янто, Джек отвёл его в спальню и толкнул на кровать. Джонс с готовностью распластался, отдавая любимому полный контроль над ситуацией, и капитану пришлось сделать пару глубоких вдохов и выдохов, чтобы прийти в себя. Его завораживала и красота валлийца, и в то же время его хрупкость и беззащитность, напомнившая ему Год, которого не было. Но Харкнесс справился, успешно отогнав болезненные воспоминания, и снова склонился над возлюбленным, возобновляя ласки, от которых Янто стонал и выгибался. Добравшись до брюк Джонса, Джек снял их сразу вместе с трусами и принялся ублажать уже стоящий колом, налитой член: то заглатывал глубоко в горло, то отстранялся и дразнил, щекотал языком щель уретры, посасывал яйца, вылизывал внутреннюю сторону бёдер. - Джек, Джек, я хочу тебя внутри, пожалуйстааа… - застонал, не выдержав, Джонс, и его пальцы вплелись в волосы капитана. В ответ на мольбы валлийца Харкнесс издал довольный смешок, обдавая жарким дыханием возбуждённую плоть, и Янто снова дёрнулся от нетерпения, а потом и вовсе подпрыгнул на простынях, потому что Джек ввёл внутрь язык и стал энергично двигать им. Удовольствие и радость Янто были для Джека подобны целебному бальзаму, и это даже заставляло его забыть о собственной ноющей эрекции. - Джек, уивел тебя дери! – восторженно воскликнул Джонс, когда горячие губы капитана стали покрывать ягодицы короткими звонкими поцелуями. – Возьми меня немедленно! Подтянувшись вверх, Харкнесс опёрся на локоть и заглянул в затуманенные желанием глаза своего возлюбленного. - А если я хочу медленно? – проворковал Джек, чувствуя, как неконтролируемая волна жара поднимается внутри живота и поджимаются яйца. Да, капитан и сам был уже на пределе, но меньше всего на свете ему хотелось сейчас, чтобы это тягуче-мучительное наслаждение на двоих заканчивалось. Янто призывно раскинул ноги шире и качнул бёдрами, раскрываясь для своего любимого. У Джека снова невольно перехватило дыхание. Ведь Джонс всегда был таким… после той истории с Лизой, несмотря ни на что, умел отдаваться целиком и полностью, и в конце концов даже отдал жизнь – а Харкнесс не замечал этого, не ценил, пока его замечательный валлиец не оказался в эпицентре ужасных событий. Видя, что капитан замешкался, Янто затянул его в глубокий требовательный поцелуй, а сам расстегнул ремень на джековых брюках и стал массировать его возбуждённый член сквозь тонкую ткань трусов. Это мгновенно стёрло из головы Джека все горькие воспоминания, уступив место чистому блаженству. Аккуратно подготовив Джонса, капитан стал медленно толкаться в тугую глубину, и каждый новый толчок сопровождался вскриками, полными безграничного наслаждения, и Джек уже не понимал, принадлежат они ему или Янто, или им обоим. Подтянув валлийца за талию, Харкнесс отчаянно-быстро двигал бёдрами, и несколько минут комнату наполняли только нечленораздельные страстные звуки, хлюпающие шлепки кожи о кожу, жалобный скрип кровати и запах обоюдного наслаждения. Казалось, лучшего и представить себе невозможно, но, когда Янто содрогнулся, выплёскивая сперму между их разгорячёнными телами, Джек понял: вот она, вершина счастья. Его собственное, личное счастье – живой, счастливый Янто, раскрасневшийся от удовольствия, в пике оргазма выкрикивающий его имя. От этой мысли Джек и сам кончил, заполняя нутро любимого горячей липкой жидкостью. Харкнесс бережно вышел из любимого и лёг ему на грудь, слушая неистовое, постепенно успокаивающееся биение родного сердца. Это сильнее всего напоминало ему, что Джонс жив, что он рядом – поддержка, опора, забота и наслаждение от того, что на свете существует такой необходимый человек. С трудом придя в себя после крышесносного секса, капитан тяжело вздохнул и перелёг на подушку. Валлиец тут же повернулся на бок, лицом к нему, и Джек не мог не коснуться благодарно щеки, провести рукой по растрёпанным волосам, убирая со лба намокшую от пота чёлку, а потом ласково обнять, как самое дорогое, что у него есть. Янто устало улыбался, прикрыв глаза. - Янто… - Джек нежно чмокнул своё персональное чудо в кончик носа. – Я люблю тебя, - выдал он еле слышно на одном дыхании, отчего Джонс тут же распахнул глаза и пристально уставился на капитана. - Я тебя тоже люблю, - дрогнувшим голосом ответил валлиец, мгновенно посерьёзнев. - Спасибо… Мой милый, я это знаю. - Откуда? Джек невесело усмехнулся, прижимаясь к Янто, и тот привычным жестом обнял его, целуя в макушку. - Всё это время, пока я был не в себе – ты был рядом, ухаживал за мной, оберегал… и ты до сих пор готов в любой момент подставить мне плечо, если мне вдруг станет хуже – я ведь вижу, как ты на меня смотришь, когда думаешь, что я не замечаю… и я безумно благодарен тебе за это. И там… в плену… - голос Джека сорвался. - Я сказал тебе, что люблю тебя, наверняка, - понимающе кивнул Джонс. - Н-не то, что бы сказал… но… - Т-с-с, не стоит. Всё хорошо, не говори ничего. Я здесь, с тобой – и я люблю тебя. И готов говорить это бесконечно. - Спасибо… за всё. Я много должен тебе. И я очень хочу быть с тобой, - Джек вздохнул с горьким осознанием того, что валлиец всё равно не сможет с ним быть на протяжении вечности. А Джек не может умереть – даже такому изощрённому специалисту как Мастер, не удалось вытравить из него этот бич бессмертия. Засыпая в надёжных объятиях своего верного возлюбленного, Джек понял, что будет искать способ сделать валлийца если не бессмертным, то хотя бы долгожителем. Чтобы провести с ним ближайшую тысячу лет из бессмысленной вечности, которая уготована ему, потому что без Янто Джонса в его жизни теряется всякий смысл. В этом Джек уже убедился, и им обоим потребовалось пройти через ад, чтобы капитан понял это. Больше никогда, поклялся он себе, больше никогда Джек не позволит Янто страдать, теперь он будет оберегать любимого, и всегда будет с ним ласков и нежен. Сколько бы времени им не осталось провести вместе.