Прости меня

      Сколько еще ему будет можно ломать двадцатилетнюю девочку? Причём, знаете, ломать с такой силой, чтобы кости хрустели, трескались и превращались в пыль?       Сколько раз можно соврать любимому человеку и уйти, оставив ему только пустоту внутри и целый вагон приятных воспоминаний, от которых будет потом мутить при каждом удобном случае?       Анисимов — икона. Кошелева заметила это ещё с реалити, когда его треки взлетали раз за разом. А уже после проекта абсолютно убедилась в этом. Он же восхитителен. Вся эта его манера общения, кошачие замашки, стиль и мурлыкание, в которое, собственно и влюбилась Кристина. Он же такой простой, как советские пять копеек, а вроде и зубки-то свои сломать можно, обтачивая его привычки и несовершенства, хотя, по-моему, именно Крис считает его совершенным во всём. А может и нет…       Кошелева же — эдакая серая мышка, которая попала в сети этого Владивостокского кота. Маленькая девочка, которая к взрослой жизни совсем не приучена, только совсем недавно из родительского гнёздышка выбралась в Москву, холодную такую и чужую, работать и… жить с ним, ему помогать, его вытягивать из постоянной черной дыры, под названием «депрессия».       Но на деле вышла всё та же работа и вечная нервотрёпка, которая происходила всегда в рамках одного дня двадцать четыре на семь, словно запрограммированная циклом. Не этого маленькая Кристина Кошелева ожидала от Москвы и жизни с ним.  — Трущёв, я больше так не могу. — Дверь в маленькую уютную кофейню открывается с ноги, чем привлекается внимание посетителей. Девочка перед всеми извиняется и двигается по направлению к PLC. — Ну, сука, больше нет сил. — Она, отодвигая стул, садится напротив мужчины, попутно стягивая с себя шапку и расстёгивая парку. Не зря в каком-то интервью ляпнула, что именно эта фраза стала её девизом по жизни. В последнее время, по-моему, она только этим и пользуется. — Что стряслось, кошечка?       «Кошечка», только он, по-моему, и видел в Крис совсем не загнанного мышонка Джерри, а скорее ту самую крутую и отважную кошку, которая ещё в скором времени покажет всем, как умеет. Но это будет не сейчас, а через некоторое время, когда эта самая кошка-Кристина наконец разберётся с Владивостокским котом, который явно попутал все рамки и берега. — Он… Серёж, да это невыносимо! Я больше не могу. — Кошелева выдохнула, поправляя волосы. — Мне надоело постоянно его охранять, постоянно вытаскивать пьяного из клуба, спасать и быть для него кнопкой скорой помощи! — Девочка усмехнулась. — Я всё, Серёж, всё, не вывожу, устала! — Она сказала всё словами Анисимова, как тогда, ещё в башне, он ответил Сергею, рассказывая о том, что устал и всё это не для него. Так может, вся эта ситуация тоже не для маленькой девочки из Сысерти? — Коша, не кипятись, он же любит тебя. — Смотря на девочку, Краснодарский мужчина пытался собрать в себе все остатки самообладания и не сорваться с места, чтобы поехать домой к Свободе в Новокосино и рассказать ему о том, что ну… прихуел пацан малость. — Пожалуйста, поговори с ним. — Сколько еще раз говорить, Серёж? — Грея руки о горячую кружку с кофе, девушка прикрыла глаза. В глазах девочки давным-давно потух былой огонёк, который загорался при малом упоминании Свободы и сейчас они излучали только безмерную грусть и невыносимый холод, от которого по телу начинали бегать мурашки. — Сколько ещё? Десять? Двадцать? Сорок? Он же не слышит меня! — Кошелева нервно теребила в руках тканевую салфетку цвета крем-брюле и прикусывала губу. Эта Мартышка всегда так делала, когда много думала, либо нервничала. — Малышка, я всё понимаю, но и ты его пойми. — Мужчина выдохнул. — Это же Макс. Он со своими тараканами в голове, причём эти тараканы соразмерны слонам, но, Солнышко, он всё также любит тебя, просто дай ему ещё немного времени. — Трущёв постарался улыбнуться. — Если хотя бы через месяц ничего не изменится, то я тебе обещаю — куплю билет на самолёт бизнес-класса в твой Екатеринбург и полетишь домой, в полном комфорте. — Дослушав Сережу и кивнув на его монолог, Мартышка сделала пару глотков кофе, блаженно прикрывая глаза. Знаете, а она же всё так же слепо любит его и готова в любую минуту прийти на помощь, совсем неважно в какой точке Москвы он будет, ведь… такси всегда можно вызвать и доехать до любимого, вызволить его из этих зданий и спокойно вернуться домой, стараясь не устраивать истерик и просто принять то, что происходит. На утро же, она проснётся, а крепкие руки буду располагаться на талии и сжимать так сильно, что дышать будет тяжело, но приятно. И она обязательно повернётся к нему, поцелует, аккуратно выберется на волю, натянет на него одеяло и пойдёт готовит ему завтрак — крепкий кофе и какой-нибудь сендвич. — Мартыш, прости меня, дурака, пожалуйста. — Кошелева открывает глаза и видит перед собой красивый букет алых роз. — Крис, ты нужна мне, как никто другой.       И от этих слов снова хочется жить и верить, что в действительность всё будет хорошо, что его сотое «прости» в сто первый раз окажется искренним, а его двухсотое — «больше не повторится» окажется абсолютной правдой.

И всё-таки… двадцатилетняя девочка-мышка готова терпеть этого Владивостокского кота.