Violentine's collection

Путешествие было изматывающим. Через два дня после намеченного пути, ребятам пришлось сделать остановку в порту Венис-Гарденс, ибо дальше корабль был бесполезен. Нужно срочно было искать очередной транспорт. — И что дальше? — Рокингем была недовольна. Новые остановки не нравились никому, но делать было нечего. Ребята остановились в какой-то закусочной возле порта. Народу было не очень много, но вот жара была неимоверная — Эверетт с непривычки хотелось просто умереть, но только почувствовать какую-либо прохладу. Любимая кожанка давно валялась на дне сумки, а вот с черной футболкой и такими же джинсами ничего нельзя было поделать. Ее напарники были умней — они взяли некоторую сменную одежду, поэтому не страдали так сильно в своих шортах и майках. — Дальше по морю никак, — задумался Марлон, рассматривая карту на столе, которая по краям была прижата стаканами с лимонадом. По мнению афроазиатки тут он был ужасный. — Придется автостопом или же можно заказать билеты на самолет. — Были еще пропажи? — вопросительно смотрит Вай на мулатку, на что девушка отрицательно качает головой. Сегодня утром она связывалась с Хироном — пока все было тихо. Пропало только трое. Нет, пропало ЦЕЛЫХ три малыша. — Тогда автостопом? — Рискованно, — отрицательно качает головой рыжая, мешая лимонад трубочкой. После того разговора ночью Клем пыталась с ней лишний раз не пересекаться — слишком ужасное послевкусие. — Можно заказать билеты и быстрее долететь до Лос-Анджелеса. Нам же туда? Она обращается к дочери Аида, на что девушка кивает, но все же язвительно бросает: — Не все такие богатые, как ты, Рокингем, — мулатка отставляет стакан в сторону. — Или у тебя завалялась лишняя тысяча долларов для всех? Ребята опять тяжело вздохнули. Эти перебранки между двумя начинали надоедать. Даже Гидеон уже не могла мериться с этим, иногда не понимая, на чью сторону вставать. Ей казалось, что после той игры между девушками пробежала искра понимания, но все же…ей просто показалась. Ребята же просто смерились, потому что вставать между этими двумя было дороже. Надо отдать должное лагерю — каждая была натренирована так хорошо, что могла бросить вызов любому парню в лагере, не то что за его пределами. Минерва перевела взгляд на мулатку и прищурилась. Она вроде бы и понимала ее нападения, но все же не могла понять, почему Эверетт приняла их в штыки. Она ведь говорила правду. Не ее вина, что она сама не замечает своей причастности к смертям других. — Для моих друзей может и завалялась, ты же можешь по своим теням пройти, не так ли? — унизить Рокингем себя никогда не позволит. Тем более ей. — Ты же хвасталась своими силами, так давай так и сделаем. — Мини, прекрати! — Вайолет не выдерживает и хмурится на девушку, которая удивленно смотрит на нее. Парни поднимают взгляд с карты, в которую они хором уткнулись. — И ты, Клем! Что между вами происходит? Вы как кошка с собакой! Не понимая я вас! Девушки замолкли. Ребята переглянулись. В кафе стало слышно только переговоры с соседних столиков и вой вентилятора. И возможно так бы продолжилось дальше, если бы не голос Клем, которая встала с места и посмотрела на рыжую. Ребята напряглись, потому что не знали, какую реакцию ждать от дочери Аида. Даже дочь Афины чуть забеспокоилась, непроизвольно кладя ладонь на рукоятку своего кинжала. Она не хотела этого делать, но инстинкты… — Ладно, ты права, — кудрявая оперлась ладонями на стол и чуть склонилась к рыжей. Напряжение можно было почувствовать в радиусе метра точно. — Давайте так и сделаем, я не против. — Мрачная принцесса… — Луис неуверенно тянет, но Эверетт не обращает внимания. Она просто закидывает свой рюкзак на спину и выход из стола к выходу. — Да что же такое…? — Клем! — Гидеон срывается с места, оставляя ребят переглядываться между собой, а Рокингем тихо сжимать зубы, потому что именно тогда она чувствует первый звоночек. Вай не осталась, она пошла за ней. Неужели… Вайолет нагоняет Клем на переходе — дочь Аида почти заносит ногу над проезжей трассой, когда тонкая рука хватает ее локоть. Афроазиатка вздыхает и обречено переводит взгляд на дочь Афины. Клем не хотела, чтобы Гидеон видела ее такой — раздраженной и злой. Она была ее тренером, который учил спокойствию и стойкости — полным противоположностям тому, что она испытывала в данный момент. Вероятно были еще причины не показывать блондинке эти эмоции, но она не хотела думать об этом. — Клем, подожди, — девушка сжимает смуглый локоть чуть крепче и некоторое время не опускает — потому что ей кажется, что Эверетт легко может избавится от ее общества. — Слушай, Мини просто не в себе — Тен ее брат и ты, наверное, понимаешь, каково это ожидание неизвестности. Мы все боимся подумать о худшем. Пойми ее, прошу. Золотоглазая некоторое время смотрит на руку Гидеон, которую дочь Афины не спешит убирать, и качает головой. Была бы возможность, она бы рассказала Вай о том ночном разговоре, возможно бы даже рассказала о своих тревогах, но… это же Вайолет. Девушка, которую она хотела беспокоить в последнюю очередь, потому что… Признай, ты испытываешь давно уже не просто заботу по отношению к этой девушке… — Я понимаю ее, поэтому выполняю ее указание, — смуглая рука с мозолями покрывает бледную руку и аккуратно убирает ее в сторону. В этом движении — вся возможная нежность, на которую способна раздраженная дочь Аида. — Почему тогда ты так злишься на нее? — зеленоглазка прячет свою руку, до последнего чувствуя теплую сухость мулатки. — Объясни мне, Тина. Ведь так тебя назвала та сирена? Ты можешь мне доверится. Правда. Эверетт сглатывает, прикусывая щеку изнутри. Смотрит по сторонам, чувствуя удушающую некомфортность. Почему все стремятся залезть ей в душу? Зачем им это? Она ведь дочь Аида, они сами говорили, она не нуждается в психологах, она сильная, она справится… В итоги ты оказываешься самой слабой среди них… — Меня злит то, что она права, — мулатка выдыхает и смотрит на ту кафешку, из которой несколько минут назад они вышли. Чувствует, как все из нее начинает выходить. — Злит, что я не могу понять, откуда исходит опасность, откуда ждать врага, кто будет следующей жертвой? Злит то, что мир считает меня подушкой для битья — все всегда твердят, что я должна, я обязана спасти Олимп. Или же больше: погубить его! А что, если я не хочу? Я не хочу участвовать в этом вообще! Не хочу спасать мир, не хочу быть героем или же злодеем! Я просто хочу приезжать в лагерь как и вы, учится сражаться, заводить друзей, иметь семью, которой у меня почти никогда не было… Девушка тяжело вздыхает и отворачивается. Стало немножко легче, но видеть лицо Гидеон она не хотела. Было страшно и стыдно. Она выдала ей почти все, о чем думала последние лет пять точно. С того самого дня, как ее впервые отправляют на первый поиск, обвиняют в ее незаконном рождении и не считаются с ее мнением. Вот так просто пух, и человек узнает о твоей ноше. Странное чувство, но очень легкое. Вайолетт же только опускает взгляд. Ее признание — не открытие Америки. Дочь Афины примерно представляла ее позицию насчет всего этого, но даже она не могла подумать, что афроазиатка может быть такой…раненной. Гидеон в этих словах видела больше, чем просто крик помощи. Нет, это признание было больше похоже на громкий хрип раненного зверя. Этот зверь устал и хочет, наконец, отдохнуть, но Мир каждый раз ранит его все больше и больше. И всегда в одно и то же место — его тонкую, почти прозрачную душу. И дочь Афины не знает, чего она хотела больше в тот момент, когда услышала это хрип: позволить этому зверю избавиться ото всех невзгод и стать свободным или же возложить на себя ответственность в защите этой едва тлеющей жизни. Не хочу ее отпускать… — думает зеленоглазая и решительно поднимает взгляд. — Я считаю тебя своим лучшим другом, — почему-то последнее слово отдается горьковатым послевкусием на языке. Бледная ладонь поднимается в воздух и с нежным напором прижимается к смуглой шее мулатки сбоку. Удивленный золотой взгляд встречается с решительным изумрудным. — И ты, если считаешь меня таковым, не посмеешь исчезнуть, пока я не вернусь сюда через минуту. В глазах дочери Афины немое «Не смей уходить». В глазах дочери Аида немая благодарность. И плевать на остальной мир, на людей, которые косятся на них в данный момент. Слишком важное обещание… …которое Эверетт все же сдерживает, когда Гидеон спустя обещанную минуту возвращается обратно — уже со своим рюкзаком и последним вздохом на губах, которое таит в себе извинения перед Мини. Я хочу разобраться в этом чувстве. О, Мудрая Афина, помоги мне разобраться со всем этим. И мир перед глазами блондинки опять перестает существовать — в эту секунду всем ее миром становится благодарное лицо Клементины.