Violentine's collection

Путь до Калифорнии предстоял не маленький, особенно, если учитывать транспорт и не самых близких людей. Поэтому после целого дня на корабле, где не происходило ничего интересного и Клем, честное слово, готова была утопиться, Сулейман предложил сыграть в карты. Не просто карты, а «Правда и действие». «Сплошное веселье», — с тоской подумала мулатка, но сделала вид, что она в деле. Второй день медленно подходил к концу: лучи жаркого солнца становились менее агрессивными, а само солнце потихоньку пряталось за горизонт. Они в пути были второй день. По расчётам, в которых им помогли подручные Марлона, ребята должны были добраться до места назначения завтра к вечеру. И честно, Эверетт начинала задумываться как им стоит добраться до места, откуда они бы смогли попасть в Подземный мир. — Не спи, мрачная принцесса, — улыбается Лу, тасуя карты. Клем кивает, наблюдая как ребята садятся по кругу: Марлон присел слева от неё, а Ви с Минервой справа (она успела перехватить незаметную улыбку блондинки и, видит Зевс, она почувствовала странное покалывание в груди). — Играем в «Правда или действие». — С картами? — приподнимает бровь дочь Афины. — С картами, — кивает парень. — Победитель задаёт вопрос Клем. — Почему только мне? — защищается девушка. Это видно по нахмуренным бровям и сложенном рукам. — И что будет мне, если выиграю я? — Тебе, потому что мы хотим узнать тебя, — сын Гермес переглядывается ребята, некоторые из которые кивают ему. Всё, кроме Минервы. Она только поджимает губы, но молчит. — Если твоя карта будет выше, задаёшь вопрос тому, у кого ниже. Мы нового друг о друге уже точно не узнаем. — Кто знает, — фыркает сын Ареса, смотря в сторону. Мулатка вздыхает, но все же кивает: — Ну рискните. Парень раздаёт карты и в первом раунде выигрывает Марлон, а низкая оказывает у Клем. Она недовольно откладывает карту и внимательно слушает парня, на фоне которого Лу смешно улюлюкает. Марлон только отмахивается от него. — Мы все прибыли в лагерь после тебя, так вот у меня возникает вопрос, во сколько лет ты прибыла в лагерь? — В десять, точнее почти в одиннадцать лет, — поправляет девушка, выдыхая, что начали с чего-то незначительного. — Получается ты знаешь про богов уже почти шесть лет, — свистит Сулейман, который, как помнит Клем, прибыл в лагерь только в четырнадцать. — Именно, — кивает девушка, теребя молнию от кожаной куртки на своём поясе. — А вы? — Двенадцать. — Марлон краток и лаконичен. А что она ожидала от сына Ареса? — Мы с Минни и Софи прибыли вместе, в четырнадцать, — афроамериканец широко улыбается, вспоминая, как именно он встретился с сёстрами Рокингем. — Пятнадцать, — пожимает плечами Вайолет, единственная, кто не придаёт этому особое значение. Ребята снова берут по карте, и в этот раз Клем победно приподнимает уголки губ. Возможно, это будет интересно. Золотистые глаза делают круг, с надеждой смотрят на знакомую блондинку, пока с другого бока не слышится жалкое похлопывание. Это Марлон сопереживает другу, у которого оказывается шестёрка пика. — Мои же карты играют против меня, — надувается Сулейман, отчего Эверетт отпускает смешок. Возможно этот парень может быть забавным и милым. — Хотя, если меня выиграла Клем, то я польщён. Хотя, она, наверное, поспешила с выводом. — Дай подумать, — девушка понимает, что даже не думала о каких-либо вопросах. Что она могла спросить, а до чего лучше не доходить? Что она знала о Гермес такое, что могла бы узнать у его сына? — М-м, знаешь историю своих родителей? О чем она думает в тот момент, когда спрашивает об этом, она не знает. Возможно, люди всегда говорят о том, о чем наболело — отец никогда не рассказывал ей об её матери, не рассказывал о том, как они познакомились. Да, возможно это было слишком лично, но и спрашивать о каких-то глупостях не было смысла — наверное, она и правда хотела узнать ребят поближе. Парень не теряется — его шоколадные глаза становятся уже, а ухмылка шире. А Клем понимает, что не прогадала — у Лу не было трагичной истории в семье и она была рада за него, правда. — О-о-о, поверь мои родители встретились при очень масштабных обстоятельствах, — парень облокачивается на колени и начинает жестикулировать, что непременно добавляет в разговор больше жизни. — Моя мама, в то время только начинающий модельер, познакомилась с отцом на первом ее показе. И как она рассказывала, они невзлюбили друг друга с первой секунды — она ассистентка знаменитого модельера, стремящая создать свою собственную коллекцию и отец, — парень заминается, намекая на легкомысленность Гермеса. Ребята понимающе усмехаются. — Ну вы понимаете. Но даже несмотря на эту нелюбовь, мама признавала харизматичность Гермеса, которая смогла очаровать ее спустя время. И та-дам! Появился на свет такой милашка, как я! Ребята дружно хихикают и в помещении становится атмосфера становится более располагающей. Возможно, именно сила сына Гермеса так действует на полукровок, Клем не знает точно, но она не против. Им сейчас не хватает этой самой расслабленности. Третий раунд проходит уже более воодушевленно: старшая карта оказывается у Вай. Девушка некоторое время смотрит на мулатку (у которой, кажется, внутри все замирает), а потом ухмыляется. И Эверетт не знает точно, стоит ли ей боятся этой ухмылки. — Вопрос на миллион, как ты смогла приучить дитятко исчадие ада? Ну, которое привело тебя в лагерь, — уточняет она, вспоминая тот зимний день, когда мулатку принесла богиня Персефона, а за ними, верным щеночком, следовала адская гончая. Сказать, что Гидеон была поражена — ничего не сказать. Она до сих пор помнила лапища этой «собачки», которыми она могла снести крыльцо в лазарете. Мулатка смущенно отводит взгляд и пожимает плечами — Рози всегда вызывала такой ажиотаж у других, в то время как Эверетт настолько привыкла к этой наглой морде, что не считала ее уж настолько огромное. Она была всего лишь навсего щенком, который всегда стремился следовать за ней. — Адская гончая? — неверяще шепчет Марлон, от удивления выронив свою карту. Лу только смешно вытаращивает глаза, а Минерва хмурит свои аккуратные бровки. Об этом ей Вайолет еще не рассказывала. — Рози с виду такая страшная, на самом деле она милая девочка, — усмехается золотоглазая, неуверенно проводя рукой по шее. — Отец подарил ее мне, когда она, будучи щенком, увязалась за мной наверх. Сказал, что после этого путешествия она навряд ли отстанет от меня. Так мы с ней и подружились. — Подружиться с адской собачкой… — сын Гермеса нервно усмехается, а потом улыбается привычной чеширский улыбкой. — Круть! Ты крутая, мрачная принцесса! — Невероятно, — почти неслышно шепчет дочь Афродиты. Почти никто не замечает этого. Следующие два раунда проходят напротив напряженно. Минерва показывает туз трефы, а Клем почти незаметно поджимает губы. Чувствует, что последующий вопрос может быть не самым приятным. Пропадает то недавние озорство, которого смог добиться Лу. — Мой вопрос не станет для тебя новым, — рыжая откладывает уже ненужную карту в сторону и смотрит на мулатку. — Сирены. Мне любопытно узнать, откуда ты знаешь их? Мы все знаем, что сирены — ужасные существа. С ним не просто контактировать. А ты как-то смогла. — Мини, не надо, не дави, — Вай незаметно шепчет своей девушке, но данный шепот слышит каждый. И каждый понимает любопытство девушки. Клем откладывает карту и качает головой. Так она и знала. Минерва до сих пор пытается на ней отыграться. Выставить в не самом лучшем свете. Как же это в стиле детей Афродиты. Только она единственное не учла — Клем не боится говорить правду. Даже, если она причиняет ноющую боль в области груди. — Сара и Джейми были полукровками, — начинает девушка. Ребята в очередной раз переглядываются с удивлением. — Сара — дочь Тихе, Джейми — дочь Гермеса. Джейми погибла на миссии, Саре же помогла мать, пойдя против правил Богов. Еще вопросы? — Но ведь сирены в прошлом обычные девушки, которые совершили суицид через утопление, — не понимает Вайолет. Она читала о них еще в далеком детстве, когда только начинала изучать мифологию древней греции. Когда она даже не подозревала о существовании Богов. — Да, Джейн так и сделала после смерти Джейми, — продолжает Клем, прикусывая щеку изнутри. — Сара же стала сиреной, благодаря силе ее матери, которая не хотела терять единственного ребенка. — Черт… — печально изрекает Гидеон. И ребята молча соглашаются с ней, потому что последующий раунд становится последним на сегодня. Когда Клем не очень-то радостно машет старшей картой, не сводя взгляд с рыжей дочери Афродиты. Минерва пораженно вздыхает, смотря выжидающе на дочь Аида. К ней приходит странное осознание, что она примерно знает, какого вида будет ее вопрос. И она не прогадывает. Почти. — Определенно, действие, — мулатка встает с места и ребята напрягаются. Минерва же остается неподвижной. Наблюдает за тем, как золотоглазая оставляет незаконченные карты и надевает свою безвкусную кепку. — Избавься от двойных стандартов, Рокингем, и начни относится к Эй-Джею также, как ты относишься к Теннесси. Рыжая только качает головой. В тот момент она понимает, что она проигрывает Эверетт окончательно.

***

Шум океана убаюкивал. А сопенье дочери Афины рядом давал некое чувство дома, по которому Минерва скучала. Их общая каюта была стандартной: две кровати, между которыми был небольшой столик. Со стороны окна доносился шум волн и скрип корпусов, что в первую ночь не давало ей заснуть до самого утра. Возможно, сейчас была та же самая причина, Минерва не знала точно, но ей не спалось. Наблюдая за тенями на стене, рыжая слушала как ее девушка что-то бормотала. Мельком взглянув на Вайолет, девушка улыбнулась и поднялась с кровати. Найдя в темноте обувь, она поправила сползающее одеяло с хрупких плеч блондинки и вышла аккуратно из помещения. Свежесть ночи тут же набросилась на неё. Стадо мурашек прошлось по коже — самая тёплая кофта не спасала дочь Афродиты в эту ночь. Но даже это не заставило вернуться обратно под тёплое одеяло в каюту. Или же под бочок дочери Афины. Нет, она не могла спать спокойно, пока ее брат был в опасности, неизвестно где. Тяжело вздохнув, Минерва облокотилась на фальшборт и уставилась в темную гладь воды. Ей когда-то приходилось уже плавать на яхтах, поэтому она не чувствовала себя неуютно здесь. С самого детства отец давал ей с сестрой только все самое лучшее — лучшие няни, лучшие гувернантки, лучшая одежда и игрушки, которых не было ни у кого. Им определенно повезло родиться под счастливой звездой — их отец (Дэвид) был внуком Джона Дэвисона Рокингема, который в прошлом был первым официальным долларовым миллиардером в истории человечества. Родовая харизма и обаяние отца смогли привлечь даже саму богиню Любви, после чего на свет появились они — милейшие плоды настоящей любви. — Только любовь — слишком тяжелая вещь для понимания, — горько усмехается рыжая самой себе. Потом хмыкает и закрывает глаза, представляя на себе более теплую кофту. Одно из сильнейших качеств детей Богини Любви — любая одежда могла оказаться на тебе в любую секунду по-твоему хотенью. Конечно, данный навык проявлялся не сразу и его нужно было развивать, но спустя некоторое время практики рыжая со спокойной душой могла поменять одежду на себе. — Мило, — комментирует знакомый голос позади, отчего Мини вздрагивает. — Розовый тебе с лицу, Рокингем. Клементина выглядит такой же, как и днем. Да и честно, дочь Афродиты не может уже представить дочь Аида не в черном — слишком уже подходил ей данный стиль. Единственное, что мешало, по модному мнению рыжей, глупая потрепанная кепка с эмблемой «D». Но она решила умолчать об этом. — Мне все к лицу, — хмыкает рыжая, самодовольно растягивая губы в улыбке. Эверетт только возводит глаза к небу, но Рокингем замечает необычайную бледность мулатки. Даже в потемках было заметно, что девчонка кое-как держалась на ногах. Минерва даже в одно мгновение хотела подбежать, когда дочь Аида странно качнуло в сторону. Но сдержалась, понимая, что она не примет ее помощи. — Выглядишь так себе. Почему не спишь? — Аналогичный вопрос к тебе, — отбрехивается кудрявая, медленно подходя к высокой девушке и облокачиваясь рядом. — Темное время суток — мое время, поэтому вопрос исчерпан. — А я-то думала темное время суток — время детей Нюкты, — поддевает ее Рокингем, на что Эверетт пожимает плечами, бормоча о том, что привыкла к ночи. — Но выглядишь все равно хреново. Девушка на это замечание молчит, уставившись наверх — небо в море было чистым и было видно множество звезд. Девушки стояли в тишине некоторое время. Говорить о чем-то не было смысла — они не были друзьями и не имели каких-то общих тем для разговоров. Хотя, возможно одна имелась, но об этом рыжая почему-то не хотела спрашивать. Поэтому она просто ляпнула первое, что пришло на ум: — Я смотрю, вы с Ви хорошо подружились, — выдыхает девушка и смотрит на мулатку, которая задумчиво прикусывает губу, но кивает. — Я рада, что Ви имеет друзей вне нашей компании. Не обижай ее, а то познаешь весь наш гнев. — Не буду, — серьезно качает головой золотоглазая, но на дочь Афродиты не смотрит. Потому что боится, что та все поймёт. — Вайолет, она хорошая… Со своими тараканами, но хорошая. Рыжая усмехается. Ей-то не знать странностей её девушки! Временами она была упертой барашкой, которая могла признать только свою правоту, но в то же время Ви была самой преданной личностью в их компании. Данное качество было лучшим, но зная некоторых людей… Мини не хотела, чтобы дочери Афины причинили боль. Поэтому она оберегала её как могла — возможно это и стало причиной, почему они стали встречаться. Рокингем сжала губы. Она чувствовала сильные эмоции по отношению к блондинке: восторг, умиление, временами даже раздражение, но влечение перекрывало все. Ей хотелось защитить Гидеон, хотелось, чтобы блондинка приняла её защиту и никогда не отвергала… И она принимала и не отвергало, но мать Минервы была странно отрешена от данного союза. И дело было не в том, что они обе девушки — Афродита была выше глупых предрассудков и не осуждала за это, но отнеслась к словам дочери очень равнодушно. Возможно, некоторые подумают: «В чем дело? Мать же не убила тебя за каминг аут и на этом спасибо», но если ваша мать Богиня Любви, то вы должны быть готовы ко всему. Но Минерва не было готова к тому, что тогда ей сказала Богиня. Она слишком любила Вайолет и не хотела никого слушать. Рокингем вздыхает. Она не хотела об этом думать. Нет, только не сейчас и никогда больше. — Та сирена, которую ты притащила на корабль, — рыжая мнется спросить, но все же продолжает. — Она была твоей подругой? Клементина незаметно опускает глаза на перила и вздыхает. Думает некоторое время, а потом выдает: — Мы знали друг друга — Сара и Джейми были старше меня на три года и на момент моего прибытия в Лагерь они тренировались года два точно, — Эверетт хмурится, пытаясь вспомнить лицо Джейми. Её молочно-голубые глаза, дерзкую ухмылку и необычайно веснушчатое лицо. — Но это не была дружба как у вас — я не самый общительный человек, да и репутация моего отца идёт впереди меня, поэтому я знала их от кого-то, они же знали меня, как единственного ребёнка из Большой Тройки. Минерва качает головой, соглашаясь с её словами. — А Джейн? Почему она так остро реагирует на тебя? — невзначай роняет Рокингем, чтобы заполнить зарождающую тишину. Клем прикрывает глаза. Вроде бы это было так давно, но она до сих пор чувствует то странное покалывание, когда спустя время встречается с душой Джейми в Элизиуме. Она даже не чувствовала подобного, когда потеряла их в завалах камней. Это было что-то похожее на осознания смерти как таковой — все люди умирают, проходят суд и следуют дальше. Её тоже ждёт это. И это впервые для неё тогда показалось страшным. — Джейми и Сара погибли на моем поиске, теперь понятно, почему я не любитель командной работы? — выдаёт с горькой усмешкой кудрявая. Данное откровение удивляет дочь Афродиты. Она некоторое время стоит в замешательстве, медленно переваривая информацию. А потом хмурится. — Это глупо. Она обвиняет тебя в смерти сестры, хотя не ты была причиной её смерти? Клем хмыкает. Она не ожидала от рыжей поддержки. — Люди слепы в своей ненависти, — философски изрекает мулатка, усмехаясь этим словам. Со всеми этими Богами и их причудами она приучилась их словам настолько, что даже становилось как-то странно. Словно в её сознание сидело бессмертное существо, которое подсказывало ей, как быть и как относится. Она не чувствовала себя ребёнком лет с… одиннадцати? Наверное. — Разве тебе не проще свалить вину на кого-либо другого, чтобы стало проще тебе и людям, которые в этом замешаны? Ведь намного проще ненавидеть кого-то, чем себя любимого. — Только в том случае, если человек правда виноват, — вызывающе говорит рыжая, а брюнетка усмехается, но её мнение не критикует. Ей не хочется спорить. — Возможно, в их смерти была и твоя вина? Не успела или не доглядела, возможно поэтому? Клементина удивляется этой особенностью дочери Афродиты — как прекрасно она умела внушать людям вещи, которые могли причинить боль или просто напросто не нравились. И ладно бы свалить все на манипуляции (чего греха таить, Эверетт сама прибегала к этому), но Рокингем говорила это так, словно все это было делом обычным, посредственным. Незаметно давила, а потом душила в вине. — Возможно, — дочь Аида устала отрицать. Она всю жизнь только и делала, что отрицала: свое происхождение, свой характер, свои эмоции. Рокингем умела открывать глаза. Всё остальное время они стоят в тишине, прерываемой только шумом волн за бортом и скрипом корпусов.