Запретный плод

Бывают моменты, когда мир рассыпается острыми осколками, и приходится ступать по ним вперед. Все мы должны двигаться дальше, несмотря на эти преграды. У меня впереди была вечность на то, чтобы найти свой путь, своё счастье. Я должна была перебороть себя и быть сильной... Мне же не хотелось ничего. Ночной, безумно привычный пейзаж, не нёс обещанного успокоения. Лёгкий ветерок не уносил тяжёлые мысли из головы, а лишь распылял пожар в груди. Я впервые доверилась кому-то, а меня так предали... Люди. Те, кого я хотела понять, стать одной из них. Прав был папа, во всем прав. И дело было не только в Джонни, а во всех людях. Как оказалось, никакой деревни не было, и я уже даже понадеялась, что на самом деле люди хорошие... Но Джонни доказал обратное. Я обожглась, и мне было так горько... Прав был отец, как же прав. Как глупа я была, что не послушала его сразу. Его, Дракулу, самого мудрого из монстров. Самого-самого... Того, кто лишился своей любви. Из-за людей. Мне было проще — я почти не помнила свою маму, но Дракула... Только сейчас, после предательства, я ощутила малую часть его боли. Осознала, что он испытывал все это время. Как только он находил силы заботиться обо мне? Защищать, любить. Неужели я тот самый лучик в этом мраке? Зачем только я вела себя так? Почему не могла понять его раньше? Не поддержала... Слёзы полились пуще прежнего, в голове стоял шум, но я все равно услышала шелест плаща. Я спиной чувствовала его взгляд, невозможно было не знать, что это именно его силуэт возвышается на крыше за моей спиной. Наверное это даже выглядело красиво. Я всегда восхищалась его величию. — Пап...можно тебя попросить? — я поворачиваюсь лицом к нему, с болью глядя на тревожное лицо напротив. Так заботлив, так мягок... — Да, конечно, дорогая. Я все сделаю: говори,— хотела бы я сказать, пап. Хотела бы чтобы ты это сделал со мной. Хочу, отец, хочу. — Сотрешь мне память? — начать все сначала, ещё раз. Забыть глупости совершенные мною. Забыть людей, Джонни, глупые фантазии. Чтоб опять — только ты и я... — Нет-нет-нет, я не могу этого сделать — хочу, чтобы некоторые вещи сохранились в твоей памяти... — Ты обеспокоен. Мне и самой страшно. Я тоже не хочу забывать пап. Хочу помнить. Всю заботу, все тепло, всю любовь. Тебя. Но иначе я не могу, иначе я просто сгорю изнутри, от того, что бушует во мне... — Это "Дзынь", пап... — замолкаю не в силах продолжать. Заглядываю тебе в глаза и почти вою, как Вольфыч. В них горечь, боль, понимание и тоска, тоска, тоска... Прочти между строк, это же так просто. Это "Дзынь", ПАП. — У вас с Джонни? — Ты волнуешься, боишься, что сделал что-то не так. Это я виновата, я сглупила. И я почти не помню, кто такой Джонни. Зато помню как чудом успела спрятать глаза от тебя, чтоб ты не разглядел в них фиолетовые искры. Это было на рождество, помнишь? Тебе так шла шапка Санты. — Нет, только у меня... — отворачиваюсь и глотаю горечь. Только у меня, мне страдать. Ты же как потухший костер, но я хочу зажечь тебя. Твой "Дзынь" мертв, а мне просто не повезло. Глупая, глупая, наивная... Больше я не улечу, больше не оставлю. Я оступилась — мне хватило на целую вечность. Я боюсь представить и минуту без тебя. Я здесь навсегда. Только с тобой. Только твоя... "Бывает "Дзинь" лишь в жизни раз". — Пап... — я тянусь к отцу, касаясь кончиками пальцев его плеча. Я готова все отдать, только бы в глазах Дракулы не было этой боли. Я почти кожей чувствую его удивление, но он молчит. И мне так гораздо легче. Так глупо упускать свой шанс... Я отпускаю пальцы ниже, пока не натыкаюсь на ладонь своего отца. Прохладная и бледная кожа создаёт невероятный контраст с тёплым, почти наэлектризованным, воздухом. И с пожаром в моей груди. Дракула спокоен и растерян, поэтому не останавливает меня, когда я перехватываю его ладонь и прижимаю к своему лицу, наслаждаясь тем, как прохлада его кожи остужает пылающую мою. Я прикрываю судорожно блестящие глаза, и целую бледную ладонь, рядом с запястьем. Его большой палец очерчивает контур моих губ... Наши прикосновения далеки от прежних. Далеки от простой отцовской заботы и родственной любви. Да и дочь ведёт себя совсем не так, как положено дочери. В его глазах мелькает понимание. — Не глупи, — совсем близко выдыхает Дракула, его голос хриплый и тихий, но в нем нет презрения. Только понимание и опасение. Ну и пусть, пусть так. Пусть неправильно, пусть глупо, но...но я не хочу думать. Только не сейчас. Я первая касаюсь его губ своими, и изумленно выдыхаю, когда он не только не отталкивает меня, а наоборот — прижимает ближе, обхватывает руками мою голову, тянет за волосы и целует со всей пылкостью и заботой. Я наверняка задохнулась, если бы могла. В его руках таится обманчиво мягкая сила. Неправильно — когда он целует меня, нежно прижимая к себе ближе, хотя казалось, куда уж ближе? Неправильно — когда я сама, задыхаясь от страсти, тянусь к чужим губам, зарываясь руками в его слегка растрепанные чёрные волосы. Неправильно — чувствовать заботливые губы и осторожные клыки на своей шее. Так же, как и холодные изящные ладони, по всему своему телу. Так сладко, так жарко, так губительно... И казалось, когда до точки невозврата, до моего падения, оставался всего шаг — все остановилось. Остались только заботливые, ласковые, но держащие на расстоянии руки и мягкий поцелуй в макушку. И глаза. Красные, наполненные болью и магией... — Ты забудешь то, что происходило сейчас, ты все забудешь... Прости, мышка... — а дальше только темнота... *** Ты вернул ко мне Джонни, спасибо конечно, но стоил ли он твоих ожогов? Я так испугалась за тебя... Да и ушёл он через неделю. Точнее я его прогнала. Уже насовсем. А ты остался, как всегда. Только ты и я. Теперь уже точно. — Но почему, мышка? Он же так нравился тебе... — ты расстроен и удивлён. Помнишь чем закончилось прошлое твоё такое состояние? Я вот помню... — Потому что ЭТО "Дзынь", пап. И ещё потому что на вампиров не действует гипноз. А ещё... Потому что ты мой рай. Мне и искать не пришлось. Нужно было только не потерять...