Вымогатель

      Самолет шел на посадку. Александр Гамильтон, как по будильнику, заворочался под тонким пледом, снял маску для сна и посмотрел в иллюминатор. Да, он был в Америке, чуть дальше был виден Вашингтонский аэропорт имени Даллеса. Он наконец был там, где на него не будут косо смотреть даже незнакомые люди.       Через минут двадцать он сможет встретиться со своим отцом и забыть тот позор, что преследовал его во Франции, как страшный сон, и снова наладить свою жизнь. С такими мыслями Гамильтон лениво похлопал пилоту, следуя примеру других пассажиров, и стал собираться для выхода из самолета. Он наконец-то был свободен от восьмичасового перелета.       Когда Александр достиг места выдачи багажа, его недавно включенный телефон оповестил его о новом сообщении. Мужчина тут же достал мобильник: он знал, что никто, кроме Джорджа Вашингтона — его папы — не напишет ему сейчас и с нежной улыбкой разблокировал устройство.       Александр, честно говоря, был благодарен ему сейчас куда больше, чем просто человеку, который вырастил его и даже смог отправить работать в другую страну. Когда он прибыл во Францию двадцать лет назад, ему предоставили множество возможностей, приглашали в научные содружества, компании были не прочь обзавестись сынком человека высокого чина. И, несмотря на все варианты, которые, казалось бы, сулили хорошую карьеру и такой заработок, что деньги перестанут помещаться в карманы, Гамильтон умудрился выбрать профессию простого учителя. А Вашингтон только поддержал желание сына заниматься любимым делом.       «Прямо у входа в аэропорт тебя ждет машина и скучавшие по тебе старики, сынок.» — гласило сообщение.       Улыбка стала смущенной и сияющей. Гамильтон не поленился подбежать к самому началу ленты, по которой медленно катался багаж пассажиров, схватить свою сумку и, как ребенок, побежать ко входу навстречу отцу. Сейчас все те двадцать лет во Франции схлопнулись в одно воспоминание и не имели никакого значения для него. — Сынок! — у Александра перехватило дыхание, когда он услышал хриплый, но все еще мощный голос отца и повис на его шее. — Я так скучал, — пробормотал Гамильтон куда-то в черный пиджак Джорджа. — Мальчики, понимаю, вы лучшие подружки на свете, но здесь немного холодно, — такая же счастливая Марта Вашингтон выглянула из-за спины мужа, коротко чмокнула Александра в щеку и забралась обратно в автомобиль. — Да, не думал, что вечером так похолодает. Садись в машину, — Вашингтон открыл дверь для сына и сел сам, сказав водителю ехать к ним домой.       Когда сумку Александра погрузили в багажник, а машина тронулась с места, Гамильтон неловко посмотрел на отца. Детская радость от встречи еще не прошла, но в животе комком скручивалось волнение. Им предстоял сложный разговор о его старом месте работы. — Итак, сынок… натворил ты дел конечно. Я думал, что воспитывал тебя немного по-другому, — добродушно усмехнулся Джордж, но Гамильтон все равно уловил в голосе нотку угрозы и упрека, вжал голову в плечи и уставился в красную обивку рядом с собой. — Не пугайся так, милый, мы с твоим отцом давно развели об этом несколько споров и Джордж успел выпустить весь пар, — весело махнула рукой старушка под укоризненный взгляд мужа. — Да, Марта права. Я не стану тебя ругать как маленького ребенка. В твои сорок лет объяснять тебе, как работает алкоголь, совсем не нужно. Но я настоятельно рекомендую тебе больше не выпивать столько, — Джордж не удержался от наставления, но тут же поправился и продолжил: — Я уже нашел тебе работу в Колледже Грин Ривер. Место хорошее, в коллективе работает два моих знакомых, на которых ты можешь положиться. Твоя главная задача — дать волю своим преподавательским способностям и не выкинуть ничего даже отдаленно похожего на то, что было во Франции. — Да хватит ему говорить об этом, он же взрослый мальчик! — заступилась Марта за Александра. — Сам разберется, что к чему. — Спасибо, мама, — Гамильтон тихо поблагодарил женщину и заверил отца, что больше такого не повторится. — Раз так, на этот вечер можешь остаться у нас и уже приступать к работе. Мы с Мартой уже нашли тебе неплохое место, думаю, оно тебе понравится. Мой личный водитель, думаю, справится с тем, чтобы отвезти тебя к колледжу, я прав? — Джордж повернулся к мужчине и тот утвердительно кивнул. - Я напишу ему адрес чуть позже, так что на этот счет тоже можешь не беспокоиться. — Мы с отцом думаем, что будет лучше, если ты будешь жить отдельно. Вдруг решишь завести себе подружку и ее наконец будут звать не экономикой? — с искренним интересом предположила Марта. — Мама! — возмутился Гамильтон, но его прервал Вашингтон. — Мы все еще надеемся на внуков, вообще-то. Пожить для себя — благое дело, но и ты нас пойми. Да дело даже не в детях: твоя работа и отсутствие личной жизни делает тебя несчастным, Александр. — Но я люблю свою работу! — возразил Алекс, даже чуть подался вперед. — Никто не сомневается в этом, милый, но приходить после работы в дом, где тебя ждет холодная гостиная и большая кровать, предназначенная только для одного человека — такой сюжет подходит несчастному старику, а не мужчине в расцвете сил. Нас это беспокоит, — Марта твердо посмотрела на сына. — Я справляюсь и один, — уже более спокойно сказал Александр, все же признавая правоту матери: каждый вечер для него заканчивался проверкой проектов в бессознательном состоянии и шумом телевизора. — Надо не так, как ты справляешься, а так, чтобы ты не умер от одиночества раньше нас, — отрезал Вашингтон. — Да, я понял тебя, — Гамильтон медленно кивнул.       Главное, что он сам не собирался активно искать себе пару, а что думают по этому поводу его родители — совсем другое дело.       Остальная часть пути прошла спокойно: Вашингтон посвятил Александра в некоторые правила его дома, что нужно будет занести его директору из бумаг и где будет находиться его новая квартира. У черноволосого на этот счет были слишком заниженные требования: одна комната с кухней и тихие соседи, поэтому Марта взяла ответственность за выбор жилья на себя. Сама проконтролировала, чтобы там было всего три комнаты и остепенившиеся семьи. Гамильтон еще во Франции попытался вставить свое слово, но быстро сдался, когда ему пообещали не выбирать что-то роскошное.       Возле дома родителей Александру помогли выбраться из машины и провели в дом. Их встретили две девушки, появившихся будто из ниоткуда, помогли семье раздеться и тихо удалились.       Не удивительно, что в доме там и тут сновали люди: особняк был просто огромен и его надо было держать в хорошем состоянии. С каждым годом, проведенным бок о бок с незнакомыми и безликими людьми, Алексу все больше не нравилось наличие слуг в доме. Все меньше он понимал, зачем платить человеку за то, что он поставил стирку или приготовил завтрак, когда это можно сделать самому. Он, несмотря на то, что рос в роскоши, был к ней совершенно равнодушен. — Ужин скоро будет на столе. Предпочтешь еще о чем-то поговорить, или пойдешь посмотришь свою комнату? — спросил Джордж у сына, уже догадываясь, что тот выберет. — Пожалуй, я бы не отказался посмотреть на свою комнату. Вы, кстати, не меняли ее с моего уезда? — Александр посмотрел в сторону лестницы, стараясь вспомнить, в какой именно стороне находилась его комната. — Я не позволила ничего трогать, кроме пыли! — довольно заметила Марта и пошла вглубь дома, в большую гостиную. — Мальчики, ищите меня уже за столом, сил нет с вами бродить по этому огромному дому!       Марта не соврала: картинка, отпечатавшаяся в сознании Александра, когда двадцать лет назад он покинул свое полупустое, но все еще уютное убежище, предстала перед мужчиной в прежнем виде.       На стенах сохранились вырезки интересных статей, у стола висели листы со справочным материалом, который Алекс использовал во время учебы. Несколько книг, которые он не взял с собой, все еще ютились на верхней полке большого шкафа возле стены. Кровать была аккуратно застелена, будто только вчера в комнате юрко убиралась какая-нибудь кропотливая слуга и меняла постельное белье. Гамильтон усмехнулся, когда взглянул на потолок: вместе с изучением трудов философов в свои четырнадцать он сумел сохранить совершенно детскую прихоть, от которой не отказался бы и сейчас. Это были светящиеся звезды на потолке, зеленой россыпью светящиеся в полумраке комнаты.       По лицу расплылась тоскливая улыбка. Он все еще чувствовал, будто по комнате только-только бегал трудолюбивый, неугомонный паренек и собирался ко следующему дню учебы. — Здесь хорошо. Странно, что здесь не стало так…холодно. Обычно, когда я уезжал к вам в редкие отпуска, моя квартира становилась мне чужой всего за неделю, — усмехнулся Александр. — Здесь часто бывала Марта, она тоже подмечала, что ты будто ушел на прогулку, а не улетел в другую страну, — кивнул Вашингтон. — Не хочу это разрушать, — тихо сказал Гамильтон и вышел из комнаты, поманив за собой отца. — Пойдем к маме.       За обедом продолжились обсуждения новостей. То и дело звучал громкий смех Марты и возмущенные возгласы Александра, прерываемые замечаниями Джорджа. Но, пожалуй, никто за столом не сказал бы, что он не был счастлив в этот момент.       Когда Марта махнула рукой и сказала, что ей по горло хватило этого общения и пора уходить спать, Алекс помог ей встать и довел до ее комнаты. Вашингтон подозвал молодого паренька и сказал, чтобы отвел Александра в его комнату.       Шустрый паренек провел его на второй этаж, в самый конец коридора, и указал на темную дубовую дверь. Гамильтон благодарно кивнул ему и слуга удалился к лестнице, оставив Александра наедине с самим собой.       Первым делом мужчина разобрал свою сумку. Он не стал раскладывать вещи по полкам, но достал туалетные принадлежности, сменный комплект одежды и отправился в ванную комнату.       Уже в ванной он думал о том, как распределить время на первом уроке, насколько послушные ученики у него будут. На самом деле он рассчитывал на воспитанность студентов в учебном заведении такого уровня. Во Франции, несмотря на статус университета, в котором преподавал Гамильтон, были довольно избалованные капризные дети. Александр был уверен, не случись инцидент с выпивкой, он бы все равно долго там не работал — максимум два-три месяца, а потом отказался бы от этого кошмара.       Мужчина встряхнул мокрыми волосами и грозно посмотрел на себя в зеркало. Еще немного, и он будет думать, что-то, что он натворил — не так уж и плохо на него повлияло. Он поджал губы, вытер длинные волосы и вышел из ванной комнаты в холодную спальню. Юркнув под одеяло, он выключил свет и дал себе слово, что сегодня выспится. Хотя бы один день.

***

      По ночной улице глухими ударами разносились биты из громких некачественных колонок, а несколько минут назад соседи шумной квартирки перестали пытаться докричаться до студентов, живших в маленьком двухэтажном доме в спокойном районе.       Пожалуй, те, кто постоянно проходил мимо этого дома, уже наизусть выучили имя владельца двадцать шестой квартиры: Томаса Джефферсона знали все по крикам его соседей. И каждый в колледже Грин Ривер знал, что в раз в неделю, может, чуть чаще, двери Томаса открыты для друзей, вечеринок и выпивки. Каждую такую ночь в его квартире вертелось человек пятнадцать, некоторые были даже не знакомы самому Джефферсону, но пока они тащили к нему колонки, еду и бутылки с сомнительным пойлом, ему было совершенно наплевать. Ничего вынести у него нельзя было, зато оторваться и забыть об учебе — пожалуйста, как только стемнеет.       Вот и сейчас Джефферсон прокричал сквозь громкую музыку паре своих друзей, чтобы следили за порядком, а сам пошел на кухню. Музыка стала там чуть тише и он мог позволить себе позвонить своему сводному брату — Гилберту. Как только Томас и его брат благополучно закончили среднюю школу и перед ними стоял вопрос, что делать со своими жизнями дальше, Лафайет тут же улетел во Францию, пробормотав что-то о культуре страны. Джефферсон предпочел остаться в Америке, но переехал в штат Вашингтон.       После трех минут долгих гудков и нескольких сбрасываний трубки, ему ответил довольный и утомленный голос его дорогого братца. Как только Томас понял, что монотонные звуки заменились сладким пропеванием гласных от француза, он оживился и стал шатко ходить по комнате. — Даже не буду спрашивать, как у тебя дела, все с тобой ясно. Но я жду отчет о том, что с тобой было на этой неделе, — немного пьяным голосом начал осмысленный разговор Джефферсон. — Я могу и обидеться! — фыркнули из трубки. — А так я бы не сказал, что было что-то интересное. Однако! Буквально три дня назад у нас уволили преподавателя, и ты себе представить не сможешь, почему! — Он опаздывал на уроки, или на него написал докладную студент с богатыми родителями? — попытался угадать Томас. — Не быть тебе пророком. Он напился. И, видимо, ему лучше быть трезвым вечно, потому что он избил ректора! И не то, что просто поставил фингал под глазом — намного хуже! Ты не представляешь, сколько ругательств он успел сказать за две минуты. У меня просто есть видео, оно длится как раз столько. Мне повезло быть на уроке директора, он вломился прямо в аудиторию и стал кричать, что он ужасно управляется с управлением университета. Подробности услышишь в видео, — злорадная ухмылка Гилберта чувствовалась через голос, — Не то чтобы он такой плохой, но это было крайне забавно. И смотреть на опухшую жирную рожу нашего ректора — одно удовольствие. — Могу я получить это видео? — заинтересованно спросил Томас. — Думаю, я смогу много моментов вырезать и сделать это смешнее. — О да, ты хорошо владеешь монтажом. Но все равно попрошу это отослать именно мне. Я пока не выкладывал это видео в сеть. Если ты будешь хорошим братцем, тогда сразу после разговора отправлю, хорошо? А теперь рассказывай, как дела у тебя, — Лафайет перепрыгнул на другую тему, поняв, что пока Томас не посмотрит видео, они не смогут это обсуждать. — Я в полном… — Джефферсона прервал очень громкий стук в дверь, — Прости, дорогой, у меня кажется образовались проблемы в виде копов под дверью. Созвонимся позже!       Томас сбросил трубку и подбежал к двери. Открыв ее, он и правда обнаружил злых соседей и двух полицейских. Слишком часто после таких вечеринок они к нему наведывались. Он неловко улыбнулся: эти дежурные частенько к нему заглядывали. Они устало кивнули Томасу и пробормотали привычные слова об административном нарушении. — Еще одна жалоба и мы будем вынуждены забрать вас в участок, мистер Джефферсон, — монотонно отчеканил один из копов и выписал Томасу большой штраф. — Продержитесь хотя бы до конца месяца. — Хорошо, сейчас всех разгоню и весь дом наконец отправится спать, — протянул хозяин квартиры, давно достав кошелек и отсчитывая нужную сумму. — Всего доброго, — полицейские чуть поменялись в лице, увидев, как Томас намеренно отсчитал лишние сорок долларов.       Кивком попрощавшись, Джефферсон пошел в комнату и выключил музыку. Пятнадцать пар глаз тут же устремились к нему с немым вопросом, кто-то даже разочарованно вскрикнул. Томас продолжал молча отключать колонки, всем своим видом показывая, что вообще забыл про толпу в комнате. Его наконец окликнули, но он раздраженно отмахнулся. — Тусовка заканчивается, а если вы выйдете прямо сейчас, может, вы даже успеете передать привет двум славным ребятам, которые нас всех не загребли. Теперь или ждем десять дней, или напиваемся в хлам до одиннадцати. Всем ясно? — Джефферсон слабо улыбнулся и, увидев, что никто не реагирует, более резким тоном сказал: — Пошли все вон.       Кто-то в углах комнаты начал вяло шевелиться в сторону выхода. Остальные тоже стали искать свои вещи, сумки, некоторые хватали стаканчики с недопитым алкоголем. Томас оглядел комнату, прикидывая, сколько он будет уговаривать Джеймса — своего лучшего друга и сожителя, уехавшего на пару дней к своей семье, на помощь в уборке.       Выгнав последних выпивох, которые еле понимали, где они находятся, парень уселся на большой диван и вздохнул. Он снова вытащил телефон, чтобы проверить почту и со спокойной душой вырубиться, так и не дойдя до спальни.       Первым делом на экране высветилось сообщение от Гилберта. Томас тут же нажал на уведомление и открыл видео. После долгой загрузки парень услышал шум аудитории, голос ректора Лафайета, эхом отдававшийся в просторном помещении, а потом появилась и картинка.       Изначально Гилберт снимал даже не ректора: камера перешла на крупного басистого парня, смеявшегося от поддразниваний брата Томаса и все время пытавшегося отвернуть от себя телефон. Потом в кадре появилась низенькая девушка с пухлым пучком на голове, в которой Джефферсон узнал Пегги — давнюю подругу Лафайета, чмокнула друзей в щеку и села рядом с Гилбертом. Она начала что-то говорить про то, что они занимаются на лекции не тем, но ее прервал грохот отлетевшей к стене двери.       Камера тут же перелетела на человека, вошедшего в аудиторию. Джефферсон отметил комично низкий рост мужчины, странный засаленный хвостик на голове и покрасневшее лицо. Он был похож на заучку, в которого насильно влили целую бутылку коньяка и отправили на геройства.       Студенты притихли. Пару минут мужчина стоял возле входа, пустым взглядом осматривая аудиторию, но ректор привлек его внимание и попытался подойти. Мужчина наконец отмер и сфокусировал взгляд на человеке перед собой. — Что-то не так, Гамильтон? — спросил ректор у преподавателя, будто в упор не замечая, что с ним «не так» буквально все. — Джон Адамс, — протянул Гамильтон и Томас поморщился от этого голоса — визгливого и такого пьяного, что Джефферсон — а за всю свою жизнь он побывал во многих клубах и был на многих вечеринках — отнес бы его к тому этапу, когда через несколько минут люди уходят выворачивать желудок в унитаз. — Александр, я думаю, что для вас будет лучше вернуться домой. Вы взяли себе три выходных, если мне не изменяет память… — Адамс сделал еще несколько осторожных шагов. — Чтобы я еще хоть раз пришел на эту блядскую работу и подтирал зад вам и вашим любимчикам? — крикнул Александр и шатнулся в сторону ректора, наугад целясь кулаком в лицо Адамса, — Только в ваших влажных снах вместе с вашей никчемной мерзкой и прогнившей системой, которая скоро рассыпется в прах, а вы все не перестанете ее насиловать!       Конструкция оскорбления заставила Томаса удивленно рассмеяться и он даже перемотал видео несколько раз. Этот маленький мужчина ему уже симпатизировал.       На записи раздались удивленные вздохи и подбадривающий свист от Гилберта. Когда Лафайет поднял телефон чуть выше, Томас увидел, как ректор нелепо пытается увернуться и закрыться от ударов, в то время как Гамильтон нацеленно пытается попасть ему в лицо и немного пухлый живот. Среди криков слышится трехэтажная брань Александра сразу на трех языках о том, насколько никчемен ректор. — Да прекратите вы! — Адамс наконец оттолкнул маленького человека и тот потерял равновесие.       Студенты снова начали затихать, встретившись со свирепым взглядом своего ректора. Он выглядел ужасно: растрепанные жидкие волосы были местами вырваны, на лице наливалось несколько синяков, нижняя губа напухла и оттопырилась.       Именно в этот момент Лафайет напугался, что его заметят и остановил запись. «Боже, почему я не учился у него?» — Томас тут же отправил сообщение Гилберту, но заметил, что тот давно не онлайн и отложил телефон. Этим видео он займется завтра.       Джефферсон даже не удосужился снять грязную одежду: просто свалился на бок, взял плед со спинки стула и укрылся им. Завтра снова предстояло переться колледж, отговариваться от невыполненного домашнего задания и терпеть головную боль от недосыпа, поэтому его организм перешел в состояние экономии энергии. Не то чтобы его когда-либо волновала эта учеба, но статус более менее приличного ученика надо было сохранить.       Ночь Томаса прошла как мгновение: он успел только задремать, когда воздух квартиры разрезало мерное пищание будильника. Джефферсон застонал, поднял, по ощущениям, свинцовую голову и стал аккуратно вертеть пушистой макушкой. Оказывается, кто-то вынес будильник в коридор. Парень аккуратно поднялся, нашел его и выключил.       Приняв на будущее болеутоляющие, Томас кинул в портфель бутылку воды, несколько тетрадей и пенал. До учебы оставалось еще полтора часа. Как раз столько, чтобы принять обязательный душ и успеть сесть на последний автобус.       Джефферсон довольно трепетно относился к своему внешнему виду. Его волосы раз в два дня подвергались тонне разных бальзамов и масок, а кожа увлажнялась кремами. Студенту нравилось видеть в отражении не прыщавое нескладное тело, какое имели некоторые его одногруппники, а привлекательного и энергичного парня. Но о его заморочках, однако, знал только Джеймс. Не потому, что Томасу было стыдно — просто это была для него и правда личная вещь.       Через час с лишним он выскочил из квартиры и побежал на остановку. Как по заказу к ней приблизился автобус и Джефферсон вошел в транспорт. Заплатив за проезд, он протиснулся на свободное сидение и прислонился к окну, наблюдая за тем, что происходит за окном.       До начала занятий оставалось минут пять, не больше, когда Томас приблизился к своей аудитории. Учителя еще не было, стоял гам, но даже сквозь громкие разговоры Джефферсон различил голос Джеймса, подзывавшего его на последний ряд. Как раз тогда, когда Томас рухнул на место рядом с ним, прозвенел звонок. Студенты лениво приготовились к уроку и продолжили разговаривать. Джефферсон тоже вытащил тетрадь по экономике и уставился на пустое место преподавателя.       Наконец дверь открылась и в аудиторию вошел Генри Нокс — директор колледжа, вместе с…       Томас поверить своим глазам не мог.       Этого просто не может быть!       Он даже удивленно вскрикнул, когда узнал низенького человека с видео, которое он получил вчера. Он заметно нервничал, переминался и все время оглядывался на Нокса. Тот подбадривающе улыбнулся в ответ и наконец заговорил. — Всем присутствующим желаю доброго утра и хорошего дня. Как вы помните, ваш учитель по экономике давно хотел уйти от вас и он все же выполнил свои угрозы. Я хочу представить вам вашего нового учителя — Александра Гамильтона, — мужчина легко наклонил голову на этих словах. — Прошу, покажите себя с лучшей вашей стороны, чтобы мы перестали менять наших некоторых учителей раз в полгода.       По классу прошлись легкие смешки, но Томас все еще сверлил взглядом Гамильтона, обдумывая, что ему теперь делать с видео и этим человеком.       но это определенно обещало быть интересным.