съедобная валюта

Арсон цокает каблуками звонко, высоко и надменно, ловя ненавистные взгляды, которые ищут лишь изъяны в знаменитой биографии королевы Школы. Блондинистые волосы волнами спадают на худую спину и закрывают выпирающие позвонки. Обычная улыбка, спрятанная кровавой помадой, привычно натянута как струна новой скрипки, а чёрное платье искусно оплетает фигуру, подчёркивая все ее достоинства и пряча недостатки, хотя у чистокровной аристократки их нет и быть не может. Нить с мелким жемчугом никак не вписывается в образ школьной стервы, а молочный воротник будто подчеркивает миловидную внешность девушки. Силиция машет рукой своим псевдо-подружкам, растягивая губы в привычной вежливой улыбке. Несколько девушек машут в ответ, а потом отворачиваются, скрывая недовольный вид. они те ещё сучки Арсон открывает дверь туалета, встречаясь взглядом с какой-то пятикурсницей, но та быстро вытирает руки и уходит, ловя злобный взгляд блондинки. Силиция дожидается хлопка двери, а потом облокачивается на стол и смотрит в зеркало, впервые видя такое жалкое отражение себя. Платиновые волосы стали тусклей, потому они больше не задерживают солнечный свет, а лишь чуть пропускают его. Ее глаза больше не искрятся ненавистью к другим, а каким-то странным чертовым пониманием, что въелось в радужку, которую та хочет вырвать с кровью, которая вовсе не голубая. Привычный макияж выходит сейчас чуть хуже, чем обычно, но все это легко поправляется парочкой кисточек и большой косметичкой. Блондинка пару секунд роется в большой сумке, но всё-таки достаёт подводку и лишь слегка дорисовывает кончик стёртой стрелки. Арсон самодовольно улыбается своему отражению в зеркале, поэтому пропускает момент, когда чёрная подводка-фломастер падает на пол. все снова идеально только фальшью пропитано до серебряных ниток Ведь в груди белокурой красавицы сияет огромная дыра. Невообразимо бескрайняя, расширяющаяся изо дня в день, что кажется, будто вскоре совсем поглотит девушку. Силиции непривычно больно. До колотящегося загнанной птицей сердца, до липкого кома слёз в горле и дрожащих рук, побелевших, с выступающими венами. Она старается накрывающие лавиной чувства подавлять, заглушая их язвительным обращением с окружающими, тяжёлым ароматом духов, оставляющих после себя дурманящий шлейф фиолетовой лаванды, кроваво-бордовой помадой на пухлых губах и страстным сексом через день с королем Школы. Но с каждым шёпотом сплетен, с каждым ударом языка о зубы при выплёвывании в лицо обидно-правдивого «стерва» Арсон рассыпается. На фарфоровые осколки, пачкающиеся чёрными каплями потёкшей туши, которая, оказывается, не водостойкая. Силиция достаёт пачку сигарет и подносит лишь одну сигарету к губам, которых почти не видно за яркой помадой, которая уже въелась в чувствительную кожу. Никотин попадает на язык, и Арсон ощущает освежающий вкус ментола, который успокаивает. Блондинка мысленно аплодирует себе, ведь она смогла успешно стянуть у самого Мистера-Я-Не-Курю-Потому-Что-Аристократ новую пачку сигарет из его тайника. Это действительно успех. Арсон закрывает глаза, отдаваясь прекрасным ощущением, но через мгновение она вздрагивает, понимая, что в туалет кто-то зашёл. Блондинка быстро тушит сигарету, и слегка машет ладонью, сгоняя табачный дым. Перед ней стоит невысокая брюнетка в чёрной юбке и точно такой же по цвету кофте, но на ее ткани виднеется значок Гриффиндора. Гермиона Джин Грейнджер интересно Брюнетка стоит несколько секунд, губы поджимая и будто принимая решение: уйти или остаться здесь. Гермиона еле заметно кивает, а потом подходит к раковине, поворачивая кран. Арсон наблюдает, как та споласкивает руки водой, слегка приподнимая рукава кофты и показывая толстые шрамы на лёвом предплечье. Силиция хмурится, расправляя волосы, а потом забрасывает сигареты в сумку, будто делая вид, что Грейнджер ее совсем не интересует. — У тебя упало. Арсон оборачивается и замечает протянутую к ней руку, где между пальцев чёрная подводка. Силиция облизывает губы, а потом тянется к незнакомой ладони, оголяя своё левое предплечье, где красуется Чёрная Метка. Гермиона едва заметно вздрагивает при виде ее, но подводку все равно отдаёт, хотя ладони холодеют и покрываются капельками пота. Брюнетка отворачивается и в зеркало смотрит долго, наблюдая, как блондинка кладёт фломастер в сумку. — Ты со Слизерина, да? Силиция? Блондинка вздыхает, присаживаясь на край раковины. Гермиона почему-то даже ответа не ждёт, считает, наверное, что Арсон — стерва, которая с грязнокровками не общается. но как же ты неправа — Да. — выходит измученно и даже как-то стеснительно-грустно, что Силиция глаза прячет за толстой прядью белоснежных волос. Грейнджер поднимает бровь, скрещивая руки на груди, а потом рот открывает, но напрягается от продолжения фразы. — А ты Гермиона? Брюнетка кивает и легко улыбается. Силиция снова открывает сумку и достаёт пачку сигарет, проводя по упаковке длинным ногтем. В голове мысли путаются, но Арсон выдаёт то, что хотела сказать слишком давно и уже неважно кому. — Знаешь, шрамы — это вовсе не уродливо. Гермиона выдохнуть не может. Легкие будто горят огнём, а тонкие руки рефлекторно натягивают рукава кофты так, что ткань ладони закрывает. — Просто те, кто оставляет шрамы, хотят, чтобы люди так думали. Но мы должны возразить этому. — Силиция смотрит упорно, не отрывая взгляд, а потом подходит к Грейнджер, продолжая смотреть в ореховые глаза. У Гермионы в голове чертовы воспоминания, где она под круцио кричит во все горло и руками по полу бьет, а Арсон смотрит на неё, молча сжимая кулаки до тоненькой струйки крови и полумесяцев-синяков. тогда не помогла не вмешалась не знала побоялась, а сейчас говорит, что все это не уродливо сволочь, и правда — Мы должны считать все шрамы красивыми. — голос звучит уверенно и даже успокаивающие, поэтому Гермиона опускает маленькие кулачки от натянутых рукавов так, что ткань расправляется, оголяя паутину шрамов, которые скрывают главный. грязнокровка — Договорились? — Арсон уже стоит почти в притык, ощущая лёгкую дрожь собеседницы. Гермиона смотрит чуть вверх, прямо в глаза с крупицами злости, а потом в нос ударяет запах лаванды и ментоловых сигарет. — Потому что у тех, кто умирает, шрамов не бывает. Шрам означает: «Я выжил». — голос тише становится на последней фразе, и Силиция кладёт руку на шрам «грязнокровка» на лёвом предплечье и мягко скользит большим пальцем, будто успокаивая. Арсон в глаза не смотрит, а лишь время дает сморгнуть стоящие в ореховых глазах слезы, а потом убирает руку и шепчет почти неслышно: — Не нужно этого делать. Не надо. Силиция отходит резко, будто как крыса бежит с тонущего корабля, но ведь Грейнджер и правда тонет, только не в волнах океана. Арсон сумку в руки берет и последний раз кидает взгляд на брюнетку, у которой слезы всё-таки сорвались с темных ресниц. Силиции хочется подойти, обнять и шептать слишком долго: «пройдёт-пройдёт-пройдёт…», но это неправдой окажется, что бьет сильнее всех круцио. Блондинка ещё секунду стоит возле раковины, а потом уходит, не оборачиваясь и пытаясь в глаза не смотреть. боится ведь.

***

— Нам надо поговорить. Драко только делает шаг в свою комнату, как видит Пэнси, сидящую на кровати. Малфой хмурит брови, а потом проходит дальше, пытаясь успокоиться. Тонкие пальцы сжимают переносицу, но раздражение почему-то не уходит. Драко облокачивается на книжный шкаф, скрещивая руки на груди и выдыхая, спрашивает: — Что ты здесь делаешь? Паркинсон даже не оборачивается, что нервирует его ещё больше. Малфой не любит, когда его игнорируют, особенно Пэнси. Ведь девушка всегда отвечала ему, даже когда была обижена, хотя обидеть ее достаточно сложно. Брюнетка поджимает губы, но потом всё-таки оборачивается и смотрит на Драко настороженно. — Что у тебя с Поттером? — голос у девушки серьезный, да и вид тоже, поэтому Малфой не может рассмеяться и похлопать Пэнси по плечу со словами: «У тебя плохое чувство юмора, Панс.» Драко вскидывает брови, а потом натянуто усмехается и запускает руку в волосы, скрывая взгляд. Малфою до безумия хочется закричать: «Да я и сам не знаю!», но что-то сдерживает его. Он уже просто устал. Просто устал видеть эту татуировку за ухом, которую никто, кроме него, не видит. Устал замечать взгляды Поттера. Устал слышать предложения о помощи и получать письма от известных психиатров. это действует на нервы Единственное, на что Драко сейчас способен, это лишь произнести негромкое и ничтожное: — Что ты несёшь? Паркинсон смотрит обиженно и даже где-то яростно, но та быстро тает в карих глазах, поэтому девушка лишь смотрит на свои руки, поджимая губы: — Замолчи и послушай. — брюнетка шипит, словно змея, увидев новую добычу, но Малфой лишь сжимает зубы. — Паркинсон. — Я не спрашивала, когда ты не сдал Поттера в Малфой-Меноре, а потом и не докапывалась, увидя новые шрамы от круцио на висках. — Драко интуитивно прикасается к левому виску, проводя пальцем по метке. — Я не спрашивала, когда в суде Поттер яростно защищал тебя, а потом пытался поговорить после дела, но ты тогда убежал. Я всегда много говорила, но никогда не спрашивала и не требовала рассказать что-либо о ваших отношениях.— Пэнси останавливает тираду, переводя дыхание, но потом продолжает. — Ты пожертвовал ради Поттера всем, хотя он даже не знает об этом, но я не спрашивала! Он чуть ли не сжирал тебя взглядом, когда ты давился обедом, а потом Поттер вышел за тобой из зала, но я снова ни о чем не спрашивала. — в этот момент Драко захотелось возразить, но девушка снова его перебила. — И сейчас, Драко Люциус Малфой, я задам один вопрос впервые за эти чертовы годы, и ты ответишь мне, ясно? — Паркинсон.— ещё жёстче. — Я заслужила ответ на единственный вопрос, когда все зашло так далеко, — в ее голосе было слишком много уверенности. — и ты мне ответишь. И спустя вроде бы целую вечность Пэнси получает именно тот ответ, который хотела услышать: — Хорошо.