***
— Нам поговорить надо. Гарри был уверен, что найдет Драко именно в библиотеке. ну, да, три часа ночи, где еще можно найти наследника Малфоев. — Погуляй тут пару минут, мне осталось десять страниц. — блондин даже не поднимает глаза на него, только медленно перелистывает очередную страницу. — Тем более я сам хотел поговорить с тобой о твоей книжной зазнайке. — Ты себя имеешь в виду? — Поттер убирает книгу из чужих ладоней и даже успевает удивиться тому, что это действие не вызывает у Малфоя раздражения. — Нет, я имею в виду Грейнджер. — Драко складывает руки на груди. — Она запустила остолбеней в Силю. Голубые глаза отслеживают любое изменение в лице собеседника, опускаются на шею и цепляются за красно-бордовые следы на коже. — Ты выбежал из ложа после бурного секса со своей невестой ради меня? Я удивлен. — Малфой усмехается и закуривает прямо в кресле, попутно доставая хорошо припрятанную пепельницу. Гарри закатывает глаза и садится напротив. Тишина между ними не напрягает и даже не заставляет говорить какие-то глупости, чтобы убрать неловкое молчание. Спорить и отвечать на нападки Драко не хочется, поэтому брюнет спокойно прикрывает глаза. — Что у них случилось? Я не верю, что Гермиона решила разбавить рождественскую атмосферу таким образом. Малфой усмехается и все-таки возвращается к книге, отвечать на вопрос не планирует в ближайшие две страницы так точно. А Гарри не торопит, он выжидает столько, сколько требуется. Считает размеренные стуки часов и мягко поглаживает материал обшивки кресла. — Мне кажется, что это было сделано из мести, но.. — Драко обрывает предложение на середине и снова утыкается в текст. Брюнет открывает глаза и пододвигается ближе. — Но что? У Поттера слезы на глаза не проступают, лишь краснеют так, кровью наливаются. Малфой молчит и сигарету, которую еще секунду назад в пальцах сжимал, ему протягивает. Просто, слишком легко как-то. И не понимает, почему презрения и ненависти к нему никакой совершенно не испытывает. Это было бы логично; Гарри ведь его не любит, даже слова эти специально медленной интонацией выделяет, доказывая снова и снова поцелуями с Уизли. А Драко устает, не может вытягивать раз за разом. На язвительные комментарии язвительно отвечает. И он не ревнует совсем, когда видит, как Поттер потом улыбается широченной улыбкой, обращенной совсем не к нему, а к девушке своей любимой. Малфой не просит о помощи больше, истерик не устраивает и даже кушает по часам. Он зубы стискивает и терпит, бурей разносит собственную жизнь, точнее первые ее зачатки. Наблюдает, как его, хотя Гарри никогда его и не был, соулмейт за чужие пальцы цепляется, чужие плечи обнимает и чужие губы целует. Драко бы уйти тихо, забыться и разобраться, что с самим собой происходит. А вместо этого он в карман снова лезет, пачку сигарет очередную достаёт. Ту, что, между прочим, для себя носит, но всю ее Гарри отдаёт, не задумывается даже. А брюнет спасибо и вовсе не говорит, лишь смотрит этим я-дурак взглядом. Малфой снова себе напоминает, что сейчас все закончится, выкурят они по сигарете или может по две, а потом Поттер уйдёт извиняться перед женой уже будущей. Лживыми мыслями Драко себя не кормит, в детстве наелся до сыта. Он же Гарри-то нужен лишь тогда, когда у того совесть ломается почти что пополам, замечая, как Малфой складывается точно так же во время поцелуев их пары. И хочется у Поттера в лицо спросить, сигарету, тлеющую в пальцах, забрать. Почему именно ему нужно все это рассказывать? Почему сигареты у него просить, ведь деньги у героя мирового точно есть? — Аккуратно, обожжешься. — нотки заботы в голосе вырываются будто интуитивно, но Гарри лишь кивает, окурок куда-то в сторону выбрасывая, дымом давится. Драко даже не спрашивает об очередной ссоре голубков, не говорит, что приглашение на свадьбу слишком простое для таких известных людей. А ещё не говорит, что на торжество идти совсем не хочет, он лишь улыбнётся сдержано и пообещает прийти. Хотя Поттер будто и сам все прекрасно понимает, поэтому Джинни больше к блондину не подходит, лишь записку передаёт, на какие цветы у неё аллергия, чтобы не дарил. А Малфой лишь смеётся тихо, бумажку пальцами рвёт, а потом по ветру рассеивает. достало его все это. Только этого он в лицо никогда не скажет, а улыбку натянет такую понимающую. И в этот раз ничего не меняется; Гарри спасибо не говорит, а Драко мысленно отсчитывает от десяти до нуля и уходит, закрыв за собой дверь. лживыми мыслями он же себя не кормит, а Поттер думает, что иногда нужно. — Ты исчерпал лимит доверия, Потти. Гарри растерянно моргает и пропускает момент, когда Драко резко встает с кресла и больно задевает его колени своими. — Подожди, давай поговорим, пожалуйста. — брюнет пытается взять собеседника за запястье, пытается посмотреть в глаза, пытается достучаться хоть как-то. Когда Малфой с отвращением отцепляет от себя его длинные пальцы, сжавшие ему предплечье каменной хваткой, Гарри понимает, что он тянется за своей волшебной палочкой, чтобы быть готовым защищаться. Своё мгновение гриффиндорец уже упустил, и тогда гнев нашёптывает ему другую подсказку к действию — применить силу, только вот Гарри не настолько низко падает. — Заткнись, Поттер.***
Когда Силиция слышит о свадьбе Рона и Гермионы, она улыбается. Когда Силиции протягивают приглашение, она его не принимает. Когда у Силиции интересуются причиной отказа, она увиливает от ответа и быстро прощается. Когда Силиция скрывается за очередной аркой замка, перед глазами появляется пелена. Арсон оседает на пол и закрывает лицо руками. Шторм эмоций ставится в разы сильнее, чем до беременности. Теперь очень много побочных эффектов действуют на нее: ей тяжело подниматься по лестницам на ненавистные пары по Истории Магии, ее тошнит после любимого тыквенного пирога, ей сложно концентрироваться на чтении глав и ее слишком бесит оранжевый цвет. Сказать любимой матушке о затруднительном положении пока не хочется, да и возможности пока нет. врет, она всегда может написать ей и знает же, что эмиля прочтет письмо в первую очередь Драко пока не требует рассказать, понимает же, что это все — лишь очередная проверка для семейных отношений Арсонов. как эмилия отреагирует на новость — один большой знак вопроса на полях. — Эй, все хорошо? Силиция вздрагивает, прежде чем поднять голову. Голос незнаком, но с первый же секунды он укутывает ее в какую-то непроницаемую мембрану. Будто спасает от внешнего мира. — Тебе плохо? — плеч касаются мужские руки, и Арсон мгновенно выпрямляет спину, уходя от прикосновений. — Кто ты? — она моргает, пытаясь поймать очертания лица парня, но из-за солнечного света натыкается лишь на белесые блики. — Я Патрик, а ты? Силиция моргает, и ей наконец-то удается увидеть незнакомца. Короткая темная щетина, голубые глаза и прямой нос, начерченный будто по линейке. — Арсон. — первой произносит фамилию будто на автомате. — Силиция. Силиция Арсон. — Красивое имя. — Патрик улыбается. Улыбается не дежурной улыбкой, не из вежливости и не так, когда хозяева дома приглашают войти в царские покои. нет, не так, а совсем обычно. по-доброму. — А ты..— Силиция пытается вспомнить его из множества однокурсников и студентов школы, но понимает, что находит еще один побочный эффект. — Кто ты? — Элернорд, если это так важно. — Патрик усмехается и присаживается рядом, накидывая на плечи собеседницы тяжелый темно-синий пиджак. Арсон расслабляет плечи и закрывает глаза. — эй, рыжий, ты не знаешь, где здесь туалет, а? — у незнакомки голос неестественно тихий с легкой хрипотой. — я тебе настольная карта или что? — у рона раздражение впрыскивается в каждое слово после этого ненавистного «рыжий». но как только он оборачивается на голос, как только у него в голове рождается мысль, чтобы послать новенькую куда подальше, и как только у него ладони инстинктивно сжимаются в кулаки — он останавливается после взгляда в ее глаза. они настолько прозрачны, что напоминают воду в белоснежной ванне. они настолько красивы, что ни одна картина в замке не может сравниться с ними. они настолько глубоки, что рон даже с радостью прыгает в их омут из-за головокружения. блондинка достаёт ему до плеча даже на своих высоченных каблуках, от которых она не хочет да и не может избавиться до конца из-за слишком маленького роста. даже все юбки специально с высокой посадкой в гардеробе имеет, лишь бы не казаться ещё ниже, чем есть на самом деле. — я покажу. — соглашается, даже не зная почему. — не думала, что здесь окажется хотя бы кто-то доброжелательным. — девушка улыбается, и у уизли сердце бьется в два раза быстрее в такт дыханию. когда он узнаёт ее имя, то сразу же пробует его на вкус. силиция — звучит мягко и как-то притягательно. а на вкус что-то вроде новой конфеты с непонятно сладкой начинкой, на которую у рона аллергия с детства. а когда он показывает ей замок, то обращает внимание на ее плавную походку и на то, как она уверенно держит плечи врозь. — куда хотела бы попасть? — уизли скрещивает пальцы за спиной и пытается выглядеть равнодушным, когда арсон безразлично бросает через плечо короткое: — слизерин. сдерживать разочарованный вздох — его привычное состояние. — а как тебя зовут? — она всё-таки оборачивается, и рыжего пробирает озноб, когда их взгляды встречаются вновь. они смотрят друг на друга дольше, чем положено, и он замечает в силиции огромный интерес. — рон. — приятно познакомиться, рыжий рон. от блеклого и совершенно чужого прозвища становиться впервые тепло а когда арсон закуривает прямо перед его лицом, уизли ни капли не удивляется. мятная кнопка смешивается с запахом ее дорогих духов, и это ещё раз вызывает у него озноб. духи её, может быть, сочетаются плохо со скромным чёрным платьем, но сколько же в этом вызова, она кричит, как сильно хочет запомниться ему. и она запомнится это точно — хочешь? — силиция делает аккуратное движение неестественно длинными пальцами и открывает пачку сигарет с тихим скрежетом бумаги. рон пожимает плечами и всё-таки берет одну. курить с какой-то очередной красивой новенькой ему непривычно. может быть, они ещё перекинутся парочкой слов или шуток, но это уже не настолько важно, как стойкий запах мяты и лаванды вокруг неё, который смешивается в строгой пропорции один ко одному. от всех слизеринок пахнет дорогими духами, и пусть ароматы изысканные, рону они не запоминаются — сливаются воедино в своих однообразно сладких нотах. а силиция арсон словно душится амортенцией — запах от неё невозможно описать, но что-то неведомой силой притягивает к ней всех, заставляет трепетать даже декана факультета и ластиться к ней чистокровных парней. ей это явно нужно, какая-то непостижимая власть над окружением. но она не использует её так, как это стала бы делать любая другая ровесница. она ни с кем не сближается, только подчиняет и использует, и по чужим шрамам проложена её тропа к цели. и когда они расходятся по разным дорогам в гостиные своих факультетов после ужина в большом зале, уизли все ещё ощущает этот аромат перечной мяты и цветков полевой лаванды от своей старой мантии. — Эй, у тебя все хорошо? — Патрик легко трясет за плечи и вежливо не заглядывает в глаза, будто дает Силиции время сморгнуть непрошеную влагу в уголках глаз. — Да, а ты.. — Арсон растерянно кивает. — Что ты делаешь тут? Элернорд подхватывает ее замешательство смехом, закрывает лицо и бурчит в большие ладони: — Если ты была бы мной, то оставила бы такую девушку одну? — Да, но.. — Силиция выпрямляет спину, но пиджак не отдает. — Такую это какую? Арсон готова услышать любое слово, описывающее ее восхитительную внешность. Любое слово, описывающее ее сладкую фигуру. Любое слово, описывающее ее мечтательный характер и меланхоличный темперамент. она готова услышать любой комплимент в ее сторону Комплименты всегда сыплются на нее огромными порциями. Именно из-за них она уверена в собственной привлекательности как ни кто другой. Патрик открывает лицо и пододвигается ближе, встречается с ее коленами, но не движется дальше. Будто в голове приводит допустимую линию, за которую воспитание не позволяет переступить. — возможно, ты полюбишь меня. возможно, ты возненавидишь меня. но исход один — я останусь в твоей памяти навсегда. — у неё до ужаса лукавая улыбка — так силиция не улыбается жертвам своих чар — и это поразительно преображает её лицо. рон смеётся над ее уверенностью практически постоянно, когда она грациозно машет ему рукой из далека при встрече под недоумевающий взгляд его девушки. рон смеётся над ее почти прозрачными блузками, которые дают возможность рассмотреть все прелести ее фигуры на занятиях. рон смеётся над ее родинкой на подбородке, скрывающейся под слоями тонального крема. рон смеётся над своей странной влюбленности к ней — мне кажется, что я тебя всё-таки возненавижу, арсон. — уизли щурится из-за яркого солнечного света, который отражается от ее блондинистых волос. иногда кажется, что такого белого цвета можно добиться только с помощью краски и старых заклинаний из книги бабушки, но у силиции оказывается какая-то магловская болезнь. альбинизм голубые глаза бледная кожа и странная аллергия на ультрафиолет — я сделаю все, чтобы так было. — она тушит сигарету о стеклянную пепельницу, которую принёс рон несколько дней назад специально для неё. — ты прекрасна, ты знаешь об этом? арсон вздрагивает, словно её коснулись не мягким комплиментом, а ударом по спине. ей легко отражать слова любого человека, но уизли не любой человек, и в этом смысл их связи. они как два исключения из одного правила, столкнувшиеся по чистой случайности, одновременно похожие и полярные. — наглость не даст пропасть тебе в этом мире, за тебя можно быть спокойной. но наглость здесь не при чём рон просто привязан к прикосновениям к тем предметам, с которыми взаимодействует его недавняя знакомая. сколько раз он брал в руки сигарету, надеясь подражать той, кто заполняет всё пространство вокруг себя перечным дымом. рон ненавидит сигареты. ненавидит с тех самых пор, как они оказались у него в первый раз. но жить без этой ненависти он не умеет. — отлично, дорогая. меня сохранит наглость. а я сохраню тебя. они улыбаются идеальности этого плана. эти слова для них как сладкое лекарство от продолжительного отравления. и признать то, что эта фраза обречена не быть правдой, было бы болевым проклятием для них, поэтому они оба будут делать вид, что действительность столь же красива, как белоснежные волосы силиции и золотые веснушки уизли на лице. — Потерянную. — Патрик грустно улыбается и набрасывает на ее плечи почти упавший пиджак. — Ультрамариновый, кстати, тебе очень идет, отлично подчеркивает цвет твоих глаз. Силиция смущается впервые, опускает взгляд и даже не замечает, как улыбка трогает ее лицо. — Не знала, что парни разбираются в оттенках. — Не знал, что мои познания когда-то смогут вызвать смущение у девушек. Элернорд касается ее ладони боязно, будто по-детски, дает несколько мгновений уйти от прикосновения, но Арсон руку не убирает. ее кожа холодная его кожа обжигает теплом — Если тебе нужно что-то, то я готов помочь.***
— Драко опять где-то бродит по ночам. — Панси обнимает себя за плечи, наблюдая за пляшущим огнем свечи. ей иногда одиноко рядом с блейзом Одиноко так, что она хватается за малейшее мгновение коснуться его, провести по плечам теплыми ладонями, быстро поцеловать его в щеку в перерыве между занятиями. Она хватается за все, что может ей дать хоть малейшее внимание к ней. А Блейз в последнее время отстранен. Его пристрастие к алкоголю теперь начинает напрягать не только его знакомых, но и его девушку. Он проводит досуг в компании бутылок и устраивает истерики, когда Паркинсон забирает бокал прямо из его рук. Хотя раньше, она аккуратно забирала у него шестой бокал огневиски, который он успевал опустошить наполовину за какие-то секунды. Она делала это так мягко, со слишком очевидной бережностью и заботой, чтобы сопротивляться ее, и Забини поддавался без уговоров. — Мне иногда кажется, что ты встречаешься с ним, а не со мной. — усмехается. Панси оборачивается и подходит ближе. Кладет голову ему на плечо и вглядывается в рукописный текст пергамента. — Я хочу поговорить. — она холодит дыханием шею и все-таки присаживается рядом. — Что происходит, Блейз? Забини закрывает глаза и сжимает руки в кулаки, пытаясь унять начинающую бурю в груди. — Мне стало неприятно, что ты не рассказала мне о том, что Поттер его соулмейт. Я узнал это от «героя», — кавычки в воздухе появляются в момент. — а не от тебя. Я думал, что мы доверяем друг другу. Панси закусывает губу и опускается перед ним на колени, чтобы поймать взгляд карих глаз. — Я доверяю тебе, но в последнее время мы перестали разговаривать. — Блейз кивает. — Я чувствую себя ненужной, неинтересной, отсутствующей. — Пэнс.. — Нет, стой. — девушка поднимает голову вверх, моргает настолько быстро, что перед глазами появляется пелена. — Я люблю тебя, но я не чувствую отдачи, понимаешь? Мне очень тяжело, Блейз. Забини откладывает пергамент и тянет ее на себя. Медленно проводит ладонью по спине и ведет вверх, зарываясь в волосы. Панси дышит рвано, но истерику сдерживает из последних сил, закусывая губу настолько, что чувствует железный привкус на языке. — Все хорошо. Прости меня. — покрывает поцелуями пылающие щеки. — Ты же знаешь, ты знаешь, что я.. — Я знаю. — кивает. Паркинсон, и правда, знает, что Блейз даже под круцио не скажет ей всего три слова. Она знает, что для него это — слишком тяжело, слишком больно, слишком..открыто. она знает, что пусть он ее любит не так, как она хочет, но он любит ее так, как умеет.