***
Каждое утро, если еще не ночь, Какёин начинал с встряски. Резкой, необузданной встряски всего тела и рассудка. По началу он метал взгляд по еще не залитой первыми теплыми лучами солнца комнатой. Растормошенный, точно он проспал свою остановку в автобусе и уехал в неизвестный город, он быстро перебирал руки на постели — то сжимая простыню, то ощупывая твердый матрац, то начинал тихо всхлипывать, прерывисто и надрывно вдыхая горчащий воздух. Еще пару минут Тенмей оглядывал комнату, дрожащими руками сминал простыни и накрывал мокрые от слез щеки ладонями. В последний раз протирая щеки от мокрых дорожек, Какёин садился на проминавшийся край кровати. Он проснулся. Разглядывая холодные тени складок, укладывающихся бугром на изумрудном одеяле, юноша разминал пальцы. Одеяло он вечно сбивал в угол во время сна. На утро зеленоглазый наблюдал помятую хлопковую ткань и с вечно обреченным, словно он глубокий старик, вздохом поднимался застилать кровать голубовато-зеленым одеялом. У него всегда были проблемы со сном, так что его родители заменили прежнюю мягкую, набитую пухом, на полную твердыми крупицами подушку, больше похожей по ощущениям на камень. Они упирались в затылок, из-за чего заснуть ничуть не помогали. Казалось, ощущение стойкой подкладки под затылком должно давать ему какое-то спокойствие и уверенность. Увы, ничего из этого он не испытывал и подавно, как бы не разъясняла его Мать всю пользу от такого сна. Зато его вечно ухоженная голова часто болела, и вскоре пришлось убрать эту незамысловатую подушку, вернув прежнюю, мягкую, такую теплую и нежную, какими были руки многих матерей. Но руки своей Матери Тенмей не помнил — ему думалось, что он и вовсе забыл то, как они выглядели. Потеря, конечно, была невелика, но от таких мыслей подросток впадал в отчаяние — он совсем не помнил нежности, что должны были ему дать. Может, и не давали ее вовсе — Какёин не мог вспомнить ничего из этого. Мысли о материнской заботе исчезали так же быстро, как и появлялись. Точнее, не исчезали — правильнее сказать, что те попросту заглушались в бесконечном потоке замыслов, желаний и обязанностей. Первым делом ему стоило почистить зубы. На небольшом будильнике, стоявшем на прикроватной тумбочке, которая, по необычному стечению обстоятельств, находилась у самого изголовья, стрелки показывали четыре часа утра. Не самый ранний его подъем и, к счастью, не самый поздний. Однако иногда Тенмей лишь покачивал головой — еще чуть-чуть и будильник, что пару недель назад работал каждый день и делал это исправно, покроется мхом и дикими травами. Тихо крадясь по комнате, юноша приоткрыл дверь в коридор, в котором все еще горел яркий свет от люминесцентной лампы. Немного морщась и быстро моргая, он быстрым, но все еще крадущимся на цыпочках шагом прошел до выключателя. Свет погас, возвращая комфортную темноту в большой и лишенный уюта дом. Гнетущая чернота глубоких коридоров казалась ему единственной вещью в этом доме, что была ему родной. Каждое утро, пока он умывался, завтракал, собирался в школу, все громче в его ушах раздавалась одна и та же фраза — ты здесь чужой. Тенмей не был уверен в том, что это он говорил себе сам, или же кто-то другой твердил это прямо над ухом. Упрямо шептал тяжелым басом, влекущим своим глубоким и праведным гневом. Но все разы, что он оглядывался вокруг, четкое осознание приходило в его ясную голову — это не мог говорить никто, кроме него. Все эти стены были незнакомы, места неизвестны, неизведано и расположение вещей. Он не знал этого места, а это место не знало его. Эти двое были чужды друг другу, мирились с каждодневным контактом, разделенным на их одинокие души. Только место не знало и капли тех страхов и переживаний, что испытывал Тенмей. Он тосковал по дому. Не знал, правда, где этот самый дом, как и не знал почему чувствует себя незнакомцем этому месту и людям. Они были не фальшивыми — все в этом мире было настоящим, живым и цветущим. Увы, этот самый мир был не его, а само это слово вызывало неприятные покалывания в животе, сворачивающиеся в невыносимый сгусток боли. И эта боль заволакивала серебристой пленкой все мысли о родном доме, который, как он сам думал, ждет его где-то не здесь. И никто не знал, дождется ли этот дом подростка. В холодильнике уже месяц не лежит ничего того, что приготовили бы его Мать или Отец, пускай он и не готовил никогда. Они уехали куда-то, не оставив ничего, кроме записки и денег. Где они сейчас были, как они, живы ли они — Какёин не представлял и малейшего понятия об этом. Все, что он слышал - это то, что те уехали отдыхать и вернутся, как видно, не скоро. Особой роли это не играло — что тогда, что сейчас. Все будет как всегда — поужинают в тишине и разойдутся по комнатам. Постучат Тенмею в комнату, чтобы он не играл на скрипке, когда пойдут спать. А дальше все происходило в его просторной и прохладной комнате, все его мысли и действия были сосредоточены в четырех стенах своей спальни. И он не жаловался, нет. Лишь пытался вспомнить, когда это все было по-другому, но память как отшибло. Он был таким рассеянным и забывчивым — не помнил, что ел сегодня на завтрак, где был вчера и что делал весь прошлый год. Одно, правда, забыть он не в состоянии. То, что мешало ему спать, и поднимало на протяжении нескольких недель посреди глубокой ночи. То, что отвлекало его от чтения книг в своем старом, потрепанном, но все таком же уютном кресле, заставляя вчитываться в каждое слово по нескольку раз, чтобы понять их смысл. То, что люди зовут снами, превращающими его жизнь в один большой кошмар. Тенмей не мог долго вспоминать эти сны. Все его тело охватывал жар, в легких не хватало кислорода, а чуть ниже живота сворачивался теплый сгусток, журчащий приятными ощущениями, которые описать он был не в силах. Стыд багровым румянцем и прикушенной губой выдавал всю его подростковую неловкость, что он испытывал как только просыпался. И как последний удар в без того сломленного бойца — сны всегда были разными, до безобразия яркими и запоминающимися. Теплые, большие ладони обвивали его талию, прижимали к себе трепетно и бережливо, точно держа в руках фарфоровую куклу. Они опускались чуть ниже, на бедра, едва впивались в них пальцами, сминая густо-зеленую школьную форму. Руки делали это так аккуратно, надавливая невероятно слабо, однако это отдавалось по всему телу покалывающим импульсом. Вздрагивающее тело изгибалось, тянулось к другому, более сильному и высокому. Ноги сплетались с чужими, таяли и подкашивались, оседая под Куджо, властно обрисовывающим тело подростка взглядом. Правая ладонь поднималась чуть выше, неторопливо доходя до шеи, оттягивая сжимающий воротник, плотно налегающий на липкую кожу. Рука задирала подбородок и оголяла шею, продолжая другой, левой ладонью, пальцами вжимать мягкую ткань школьной формы в тело, что не поддавалось никаким уговорам рассудка и умоляло прекратить томительные прелюдии. От этого Куджо лишь сильнее сжимал руки на чужом теле, все меньше прикасаясь пальцами к шее. Мягкие губы прикасались к нежной коже, отчего, словно слабыми разрядами электрического тока, по всему телу разливалась жгучая непривычностью нега. Мужчина резко схватил пояс штанов, оттягивая их на себя, вынуждая глотать вздохи и стоны. Пространство вокруг было полно тишины, в которой раздавалось сбитое, неритмичное дыхание, но в ушах стоял лишь оторопелый шум, заполняющий пространство монохромными помехами. Губы чувствовали прикосновение чужих, не таких искусанных, как его собственные, и млели от точных и выверенных движений, от теплого и быстрого дыхания. Они накрывали его собственные, резким щелчком открывая глаза. Темно-лазурный взгляд Куджо пьянил, кружил голову и вызывал палящий зной по всему телу не меньше, чем его прикосновения. В этих глазах читалось что-то особенное, так не достающее Тенмею. Что-то родное, будто бы в этом взгляде и был тот самый «дом». И он мог разглядывать эти чуть прикрытые, полные заботливой нежности и остроты ощущений глаза еще долго — и всей вечности не хватило бы, чтобы насмотреться на эти сводящие с ума темно-лазурных радужки, небольшие зрачки, второпях оглядывающихся вокруг себя и застывая на Какёине. Он бы так и делал, если бы чужая рука не скользила под брюки и, останавливаясь внизу живота, надавливала на ноющую плоть, выгибая Тенмея еще сильнее и срывая с губ первые приглушенные стоны. Он бы так и делал, если бы ровно в этот момент не просыпался, иногда даже от своего крика. Тело ныло сильнее, чем во сне, а рядом была лишь старая подушка, забитая неизвестными ему полевыми цветами и травами, горчащим запахом отдающими в нос. Во рту сохло, в горло отдавало надсадным чувством. Руки не слушались и не поднимали Тенмея с постели, приковывая его голову к подушке — еще чуть-чуть, и этот послесонный паралич, если так его можно было назвать, кончится. Перед глазами еще вспыхивали живые очертания. Это состояние Какёин не мог назвать бодрствованием или сном. Однако глаза его были широко раскрыты и четко видели всю комнату, а веки тряслись, норовя зажмуриться. Ему было ужасно страшно. Животный страх, пропитанный сочащейся багровым туманом паникой, застилающей рассудок, почти вырывался наружу из груди и выливался в жалобных хныканьях. От частых и раскатистых стуков внутри тело трясло; иногда дрожь доходила до холодный рук. Сосчитать удары своего сердца было так тяжело, что проще не думать про это совсем. Он мечтал об этом — совершенно не думать. В такие моменты оставалось лишь мечтать, ибо понять, откуда шёл весь этот испуг, было просто невозможно. Какёин прошелся в ванную, не закрыв ее дверь на защелку. Не от кого. Красноволосый поморгал пару раз, чуть позже рассматривая кухню, утопающую в раннем сумраке. Еле выцепив взглядом переключатель, он зажег лампы по комнате: один над столом, другой рядом с гарнитурой и третий, последний, в углу, над миской для кошки и цветочным горшком. По словам родителей, кошки у них никогда не было, но, кажется, Тенмея это никогда не волновало. Закинув два ломтика белого хлеба на сковородку, прежде политую маслом и достаточно нагретую, школьник замешал в отдельной глубокой тарелке яйца. После этого парень вылил всю эту массу на сковороду, случайно пролив пару капель себе на руку. Накрыв крышкой и оставив на плите омлет с хлебом, Какёин раскрыл шторы, разглядывая уже посветлевшее небо. Солнце еще не было видно на горизонте, но весь небосвод заливало приятное светло-лиловое однотонное полотно. В мыслях зеленоглазого на секунду проскочила идея о том, чтобы зарисовать это, но, глядя на свои все еще дрожащие ладони, парень моментально забыл о ней. Краем уха школьник услышал журчащее шипение масла и, заглянув в сковороду, увидел почти готовый омлет. Тенмей поспешно выдохнул, накрывая крышкой взбитые яйца: его желудок вывернуло бы наизнанку, съешь он хоть один кусочек чуть сырой стряпни. Через несколько минут омлет покрылся шоколадно-коричневой коркой по краям, у самых стенок сковороды. Красноволосый легким и не совсем аккуратным движением руки вывалил упругую массу готовых яиц на тарелку. К еде он так и не притронулся: один их вид вызывал рвотный рефлекс, желчь поднималась к горлу неприятным покалыванием. Отставив омлет в холодильник — что было интересно, омлет этот был не первым на полке, но сонного Какёина это мало волновало — подросток спустился вниз по лестнице и прошелся до входной двери. На улице было чуть светлее и яснее, чем когда он проснулся, однако по всем дорогам растекались необъятные лужи. Школьник даже подумал о том, что если наступить в них ногами, то можно провалиться куда-то вниз, под землю. Куда-то в ранее неизвестное место, в странный и чудесатый мир, о котором рассказывал Спилберг в фильме, который школьник увидел совершенно случайно. Проверять это он, конечно же, не решился. Пораскинув мозгами, парень решил, что в школу сегодня идти как минимум бессмысленно, а как максимум - опасно. Занятия отменили вчера, так почему не отменят сегодня? Какёин захлопнул дверь, считая свои рассуждения достаточно логичными. Как только дверь закрылась, преграждая путь на свежий воздух, едкий туман мыслей вновь плотной мглой заполонил все сознание. Каждая клетка тела горела от смешанных чувств, точно он летел с моста и не мог понять, закреплен ли на нем спасательный трос. Все мысли сменялись новыми, но все такими же запутанными и пропитанными жаром. В комнате было душно — вдыхать и выдыхать было легко, даже проще, чем обычно, но внутри все лишь сжималось, преграждало путь к воздуху и кровоточащими порезами насаждало легкие. Долго терзать собственные, выстланные глубоким, едким, неизвестным ему ранее чувством мысли не пришлось — в дверь постучали и раздалось три звонка. Тенмей вздрогнул, резко отпрянув от двери, чуть не сбив дорогую вазу напротив. Подросток пару секунд стоял в оцепенении, медленно моргая и практически не дыша. Кто, черт возьми, пришел к нему в такую рань? Человек за дверью продолжал настукивать странный ритм. Точнее, он бил постоянно, но в нем можно было услышать заедавшую в головах песню из рекламы восьмидесятых годов, что Какёин хранил на старых дисках и кассетах, оставшихся после его бабушки. Ему безумно нравилось слушать их в свободное от книг время: они казались ему такими родными. Хотелось бы ему однажды услышать голос своей ныне мертвой бабушки, чтобы хоть раз почувствовать себя важным и нужным. Дверь он открыл только спустя где-то две минуты — кто бы то ни был, он явно не собирался уходить. Увидев на пороге девушку, школьник мысленно поправил себя на «она». — Ты сейчас закроешь дверь, если я скажу тебе, что мы идем гулять? — Нана, стоявшая на пороге в глупом красном дождевике, стягивала капюшон со своего лица. Её рыжие волосы, торчащие из-под алого синтетического дождевика, прилипали к мокрым щекам. — Закрою, — школьник стал прикрывать дверь, но девушка выставила ногу вперед. — Нельзя вот так просто заваливаться к кому-то в пять часов утра, Нана. Пять! — Боже, Тенмей, дай мне хотя бы объяснить, — несмотря на свой обычно агрессивный настрой, Нана рассмеялась, облокачиваясь на стену. — Прозвучит безумно, но я вспомнила, что мы, вроде как, еще дружим. — Очень интересно, спасибо, что рассказала. Можешь идти, — Какёин сложил руки на груди, максимально демонстрируя свою незаинтересованность. — Очень смешно, ботан. Собирайся, ты давно не выходил из дома просто так. — Я не ботан и я выхожу из дома, — красноволосый нахмурился, слышать такую кличку от Ивасаки было обидно. — Школа не считается. — Почему? Этого вполне достаточно, меня все устраивает. — Этого недостаточно! — девушка наконец вспылила. К этому и вели все их разговоры в последнее время — рано или поздно кто-то выйдет из себя. И, на самом деле, не особо важно, кто именно. Подростки неловко переглядывались еще минуту. Зеленоглазый смотрел в соседнее окно, разглядывая глубокие и мутные лужи, полностью застилающие дороги. Засматривался на продрогшие от сырого ветра деревья, больше навевающие прохладу осени и ее тусклые цвета. — Прости. Мне не надо было тебя доводить, — первым заговорил красноволосый. Как всегда. — Не извиняйся, не за что, — девушка словно вышла из транса, махнула головой и оживилась. — О чем мы… Точно, да, прогулка. Тенмей, мы не конченные идиоты и заметили, что ты не в порядке. Какёин открыл рот, чтобы возразить, но, почувствовав осуждающий взгляд Ивасаки, не решился. — Я имею ввиду, блин, ты ходишь будто бы убитый! Ну и мы подумали о том, что стоит вывести тебя на свежий воздух, развеяться. Я слышала, природа помогает поразмыслить над многим. Зеленоглазый зажмурил глаза, протирая их и обреченно простонал. С трудом разлепив веки, он сонным голосом пробормотал: — Даже если я закрою дверь, ты не уйдешь, верно? Нана промолчала, лукаво ухмыляясь и играясь пальцами с краями дождевика. —…Будем расценивать это как «да», ладно? — Тенмей выдохнул и улыбнулся, помотав головой, — Дай мне десять минут и я приду. — Ты правильно мыслишь, ботан! Ждем тебя. Школьница уже спустилась по ступеням, как ее окликнул Какёин. — Погоди, ты говорила «Мы» и «Ждем». Там будет кто-то кроме тебя? — зеленоглазый хмурился, потирая правую ладонь. — О, ты будешь очень удивлен. Думаешь, я по своему желанию тебя вытаскиваю? Точнее, не только по этому. Тенмей остался стоять на своем пороге в неясных ему чувствах: с одной стороны все это выглядело чертовски забавно, а с другой ему придется выйти с Наной и неясно кем гулять. Так бесполезно Какёин давно не терял свое время. Хотя, если задуматься, в последние дни он только и делал, что прожигал время. Не спеша поднявшись на второй этаж и проскочив в ванную, парень стал укладывать свои растрепанные волосы. Выглядел он очень нелепо: огромная кофта и торчащая во все стороны прическа — такие носили только в восьмидесятых. Хоть красноволосый не мог похвастаться той же пышной шевелюрой, волосы его были достаточно послушными: прически распадались долго, а процесс укладки не так сильно напоминал борьбу с диким животным, как это чаще всего описывали его знакомые. Что было забавно, от парней он такое не слышал, так что в какой-то мере мог считать себя особенным. И это ему ужасно не нравилось. — Нана была права. Я выгляжу ужасно, — школьник грустно улыбнулся и, неожиданно даже для самого себя, стал говорить вслух. Мысли не могли оставаться в голове, вырывались наружу — внутри его рассудка было тесно и душно. Или же ему просто хотелось поговорить с самим собой. Впрочем, не так это было и важно и могло остаться без объяснения. Какёин вышел из ванны с уложенной прической, что представляла из себя незамудренно вьющийся свисающий локон и закрепленные лаком волосы чуть ниже затылка. Парень посмотрел на время, неохотно осознавая что прошло уже одиннадцать минут, и стал натягивать школьную форму быстрее. Отгонять от головы мысли о вспыхивающих образах и жгущими кожу прикосновениях не получалось — даже после сна они продолжали ощущаться на тонкой коже.***
— Это шутка такая? — Какёин вздернул одну бровь вверх, упираясь руками в бока. — У нас не такое ужасное чувство юмора, чувак, — Риота стоял по левую сторону от Наны, причем настолько близко, что они вполне могли взяться за руки. Красноволосый смотрел на свою подругу, что стояла рядом с парнем, которому обещала пересчитать все косточки не так давно. И стояла не просто рядом — меньше, чем один шаг отделял их. Они могли спокойно влезть в драку прямо сейчас, сломать пару костей и пролежать в больнице несколько недель, но продолжали улыбаться и смотреть на Тенмея, все еще смутившегося от непонимания. — Да, со стороны это выглядит безумно, но, — Нана сложила руки на груди и победно задрала голову, — Мы нашли общий язык. — Пока ты лежал в больнице, ну, она зашла ко мне извиниться, и мы стали чаще видеться. Она не такая раздражающая как казалась, — Риота тихо посмеялся и покосился на недовольную девушку. — А ты, к несчастью, такой же тупой, — рыжеволосая пошла к Какёину, лишь бы не видеть надсмехающегося над ней друга. С недавних пор друга. — И что это? — зеленоглазый недоверительно осмотрел Риота, стоявшего напротив. — Дружба, Тенмей. Люди называют это дружбой, знаешь? Когда два человека хорошо проводят время друг с другом, — Нана схватила школьника под локти, и стала уводить подальше от его дома — крыша была уже еле видна отсюда. — Да вы убить друг друга готовы, вы же дрались недавно и как собаки сцепитесь в любой момент, — парень растеряно смотрел на подругу, что даже не поворачивалась на быстрый лепет красноволосого, — А ты называешь это дружбой? — Да, а что? — Ивасаки давно так много не улыбалась ни Тенмею, ни кому-либо еще. Сейчас она выглядела искренне счастливой. Какёин хотел сказать что-то в упрек, но так и не нашелся со словами. Даже и не знал, что именно было во всем этом не так. На самом деле, много ли он знал о дружбе, чтобы судить их? Молча признав свою неправоту, зеленоглазый стал идти по тротуару, уже почти не подталкиваемый со спины Наной. Справа от нее стал идти и Риота. — Куда мы идем, кстати? — Я читала где-то, что прогулки по парку неплохо помогают при депрессиях… — Рыжеволосая чуть нахмурила брови. — Или же нет. Я не помню. Тебе что, так тяжело просто сходить куда-нибудь? — Может, мы сходим на причал? Там неплохо, — Игараси наконец заговорил. Проговаривал он слова четко, медленно и вкрадчиво, почти что шепотом. Он казался чуть задумчивее, чем тогда, у медицинского кабинета. Парень и девушка неплохо усмиряли буйные нравы друг друга. Они были как два минуса, но не отталкивались, а наоборот притягивали друг друга. Почти что все остальное время они прошли молча. Никто даже не кивнул на предложение Риоты, но причал с каждым шагом был все ближе и ближе. Но за все это время ни один не решился прервать тишину. На улице было чуть прохладно — сырость дождя давала о себе знать, необыкновенно тихо — никого не было видно и за версту. Можно подумать, что этот город — город мертвых. И все души, что здесь остались, не могут даже поговорить друг с другом. Разучились. Всего три никчемных души школьников в остатках цивилизации и разрушенном социуме. — Сегодня достаточно холодно, — Риота достал из кармана сигарету, отчего Какёин поморщился. Не сказать, что ему настолько не нравился запах табака. Ему отчасти нравился этот странный горячий дым, но едва ли не пары секунд хватало, чтобы начать задыхаться от непрерывного кашля. «Мне даже не нужно курить, ведь моё здоровье уже испорчено» — Ладно вы… Странно себя ведете. Мне не нравится это все. Какёин старался не поворачиваться в их сторону, но, мог предполагать, что они уже губы кусали от напряженной обстановки и школьница сдавленно кашляла в кулак, хотя совсем того не хотела. — Мне кажется, или там человек лежит? — Нана протянула руку и, игнорируя речь Тенмея, указала на силуэт мужчины на краю причала. Зрение зеленоглазого подводило, и не раз, но вот на очки денег не было. Да и что бы сделали родители, если узнали, что им опять придется потратить пару лишних тысяч йен на здоровье Какёина? Досаждать их своими нескончаемыми проблемами и вовсе не хотелось, так что красноволосый решил, что заработает деньги сам. По крайней мере, он надеялся, что сможет сделать это. Трое подошли чуть ближе к неясному силуэту. За пару метров до него Нана воскликнула, а Риота на секунды перестал дышать. — Господи боже, это же мистер Куджо! — кареглазая кинулась к мужчине, наклонилась и долго вглядывалась в лицо Джотаро. Тенмей стоял не дыша. Он боялся сдвинуться даже на сантиметр, или же, напросто не мог этого сделать: все его тело оцепенело, а мозг, ранее руководствующий холодной, но справедливой логикой, отказался разбирать хоть какую-то информацию. Все, на что он был способен — это бросить беглый, жалобный взгляд на стоявшего рядом Игараси, в надежде, что он оттолкнет его в сторону, чтобы хоть как-то вывести его из окутывавшей, бесконечно долгой паники. Руки даже не тряслись, словно они и не его были. Нана подняла напуганный взгляд вверх, чуть приоткрыла губы и тяжело втянула воздух. — Мне кажется, он не дышит. — Быть не может. Я даже отсюда вижу, что он дышит, — Риота выронил сигарету на асфальт от неожиданности и начал быстро лепетать. — Сам подойди и посмотри, — школьница развела руками, поджимая трясущиеся губы, нахмурилась. Парни переглянулись. Точнее, Игараси просто повернулся к до сих пор застывшему Какёину, что пытался сказать хоть что-нибудь. Он даже и не понял, как начал двигаться вместе с темноволосым школьником вперед, к Куджо. Ноги словно не хотели этого делать, но страх увидеть труп Куджо был намного больше, чем боязнь приблизиться к учителю. Приблизиться и понять, что эти сны сводят его с ума. Втроем они еще долго разглядывали ДжоДжо. Делали они это в тишине, но, через пару минут, зеленоглазый спокойно выдохнул. — Очень смешная шутка, Нана, но он жив. Тебе назло, — подняв глаза на девушку, красноволосый стал хмуриться. — Пошутить нельзя? — Глупая шутка, я же правда напугался, — их одноклассник отошел к краю и попытался закурить, но зажигалка лишь искрилась. — Прости, в следующий раз не буду задевать тонкие струны твоей души, неженка, — Ивасаки почти пропела это, лукаво ухмыляясь другу. — Сигарету неправильно держишь. Тенмей еле сдержал усмешку, пока Риота сжимал зубами другой край сигареты и, то ли смеялся, то ли сходил с ума от нервов. — Я и не думал, что ты у нас такой чувствительный, — зеленоглазый закрыл половину лица рукой, стараясь концентрироваться на фигурах. В глазах все плыло и кидало в жар. — Только что чуть труп не нашли! — Игараси недовольно вскрикнул, взмахнув руками и почти роняя сигарету. — Как тут вообще можно остаться спокойным? — Наверное, ты прав, — Какёин пожал плечами, рассматривая зажигалку и изредка поглядывая на Джотаро. — Естественно он прав! — рыжеволосая громко хмыкнула, убирая руки в карманы небольшого дождевика. — Такому и я бы удивилась. Только вот, ты какой-то больно счастливый. — Я уже что, радоваться не могу? Мы, знаете ли, уже давным-давно так вместе не были, — темноволосый скрестил руки на груди и, наконец, зажег сигарету. — Наверное, слишком давно, — Нана подхватила Риота, грустно улыбнулась и тут же перевела взгляд на место, где раньше был Куджо, и ее эмоции вновь стали чересчур отстраненными: глаза сощурено рассматривали чужой силуэт, а губы изогнулись в непривычном отвращении, смешанном с волнением. Тенмею даже не нужно было оборачиваться. Понять, что Куджо поднялся, он смог еще когда сквозь дымку жара почувствовал пробежавшийся по спине холод.***
Для того, чтобы прийти в себя, понадобилось не так уж и много времени — чужое пристальное внимание словно вытряхивало из привычного ему сонного состояния. Пару подростков и бьющееся с невероятной скоростью сердце — что может быть лучше? Джотаро не спешил резко вставать. Создавать еще большие нагрузки для и так порядком измотанного организма было бы очень глупо с его стороны. Биологом — прежним биологом — назвать его можно было с натяжкой: помятый плащ, мокрые, грязные, слипшиеся волосы, беглый, отчаянный взгляд. Да и в то время, пока находился без сознания, попал под ливень, и теперь был среди луж, и когда-то белый плащ стал похож на заляпанную тряпку для пола. Или чуть хуже, чем последняя. По удивительному стечению обстоятельств, — не в первый раз — кепка была в норме. Оценив свой внешний вид на отрицательное число, Куджо еще раз оглянулся. Перед глазами все еще сливались некоторые детали, однако разглядеть школьников было не проблемой. Проблемой был один из школьников. Нана, Риота и Тенмей. ДжоДжо хоть и был забывчивым, но за небольшой период времени запомнил их имена. Точнее, он записывал их на случай, если Какёин вдруг перестанет появляться в школе и выходить на связь. К сожалению, это больше не понадобится. Мужчина поднялся на ноги, старательно проделывая все свои движения точно и осторожно. Он не хотел пугать школьников, но и от идеи свалиться с ног восторгом не горел. Джотаро поправил свой, ныне грязный плащ, что было действием бесполезным, но придало немного уверенности и сил. Как раз таки силы сейчас и нужно было беречь — его нервы готовы были сдать уже который день, а душа отделялась от тела с каждым днем все сильнее и сильнее, затрудняя действия. Прочистив горло, голубоглазый поднял чуть упавшую на глаза кепку и убрал руки в карманы. Медленно оглядел всех подростков, стараясь, конечно же, не смотреть на Тенмея, и, наконец, заговорил. — Что вы здесь делаете? — вопрос был адресован, скорее, к Какёину, чем к остальным подросткам. Парни и девушка переглянулись. Нана в оцепенении лишь моргала от удивления. — Вы, вроде как, учитель, и лежите на причале в пять утра без сознания. Что вы здесь делаете? — Вас всех это не касается. Я не ваш учитель, — ДжоДжо сощурил взгляд. — Даже если бы и был, не ваше это дело. Ивасаки нахмурилась и цокнула, чуть заикаясь от недоумения. — Это чертовски странно и это наше дело, — рыжеволосая глядела на Джотаро исподлобья. — Такое нельзя списать на «нормальное событие». Не каждый день находишь учителей на причале в пять утра. Школьница подошла к учителю ближе, встав поровень с Тенмеем, что еще стоял и не смел сдвинуться с места. Поправив свои рыжие волосы, девушка схватила зеленоглазого за руку. Сжав предплечье, тем самым вернув Какёина в чувства, она заглянула в его бледное лицо. — Тенмей, тебе нехорошо. Подыши воздухом где-нибудь один, но не уходи далеко, хорошо? Мы скоро тебя нагоним. Поправив темно-изумрудный гакуран, школьник лишь сдавленно кивнул, развернувшись и пошатнувшись пошел в обратную от причала сторону. Биолог цокнул языком и нахмурился — что за странное недоверие к нему? Тенмей вряд ли рассказал бы произошедшее Нане, но, учитывая ее постоянно недоверчивый взгляд, она могла и сама догадаться. Сложив руки на черном пиджаке, с наполовину расстегнутыми пуговицами, она вздохнула. — Риота, ты тоже, — Ивасаки обернулась и, глядя на своего друга, почти прошептала, — Проверь, как он. Сходи с Тенмеем. — Ты уверена? Может, лучше ему побыть одному, — темноволосый подросток почесал затылок и громко, устало выдохнул. — Не смотри на меня так. Я понял, сейчас схожу. Нана еще десять секунд стояла молча, провожая одноклассников взглядом. Но через какое-то время повернулась, казалось, совершенно другая Нана: в ее глазах читалось отвращение и презрение, а прежнее волнение в голосе полностью исчезло. Он стал холодным и непробиваемым, точно броня, на пару тонов ниже, чем обычно. — Я знать не знаю, что вы с ним сделали, и знать не хочу, — Куджо подумал, что эта девушка предстает с разных сторон каждый раз. — Однако, только слепой не заметит, что он боится. Боится вас и меня это волнует больше всего. С вашего появления он стал вести себя странно. Таким он был и раньше, но, — первый раз за разговор ее губы дрогнули, и голос вместе с ними, — С ним что-то происходит. Что-то из-за вас. Девушка замолчала, и холодное море отчаянья, ранее бушевавшее в ее сердце, стихло. Сейчас она казалась Джотаро… напуганной? Словно ребенок, понимающий, что ничего не может сделать, вступился за жертву хулиганов. Ее ладони сжимали школьную форму, чуть грязную и помятую, — что случилось с ней ранее, ДжоДжо, к сожалению, не знал. Ровно через минуту она подняла лицо, лаконичным движением стряхивая с лица волоски. Глаза ее пылали ненавистью, хоть веки и дрожали. — Не приближайтесь к нему. Сразу после этого девушка развернулась и пошла обратно. Низ ее брюк волочился по земле, -почему-то они не были подогнуты, как обычно. На середине дороги школьница остановилась и развернулась, последний раз посмотрев на учителя. — Вам нужно в больницу? Я вызову скорую… Куджо, не ответив, цокнул языком, развернулся и пошел туда, куда глаза глядели. Он уверен — кареглазая простояла не больше, чем пять секунд, после чего побежала догонять своих. Вспоминать даже малейшие детали разговора было неприятно, а успокаивать себя тем, что она все еще обычный подросток и многого не знает — еще хуже. Исследователь и не догадывался, знала ли Нана о чем-то, или же просто испытывала неприязнь к Куджо. Как и не догадывался о том, как объяснить всем о том, что Тенмей явно не «просто мальчишка». По мгновению ока появлялась жалость к себе, а вместе с ней непередаваемый страх смешанный со злостью. Испытывать к себе жалость — последнее, чего хочет человек. ДжоДжо все еще человек. Стараясь забыть весь этот диалог и сосредоточиться на том, чтобы найти Джоске, голубоглазый вышел с причала, и в воздухе перестала витать душная морская влага. Джотаро заглянул в небольшой блокнот, в который он успел записать пару мыслей, перед тем как совсем выпасть из реального мира в забытие тогда, вчера вечером. На секунду он замер, разглядывая кривые буквы и все больше сжимая кулаки. «Найдено много трупов. Сколько найдут еще?» Примерные воспоминания промелькнули в голове, срывая с губ разочарованный вздох и прежнее «Ну и ну». В этот раз оно звучало чуть напряженнее — и точно не просто так. Биолог, пораскинув мозгами, решил, что дело слишком срочное, чтобы ждать, и отправился к Хигашикате. Школьник, скорее всего, еще спал, но то не было проблемой в глазах ДжоДжо — проснуться на пару часов раньше, чем обычно, совершенно не проблема, по сравнению с множеством трупов неповинных людей. Людей, что даже не обладали стандами. С Тенмеем и его сверхопекающими друзьями он разберется позже. Обязательно разберется, но только после того, как встретится с Джоске. До дома Джоске было недолго — 15 минут и он был у порога. Хигашиката открыл вместо матери, и он действительно еще спал. Глаза, сощуренно уткнувшись взглядом в помятый вид темноволосого, глупая и странная пижама, чуть взъерошенная прическа. В жизни Куджо появилось слишком много моментов встреч с неряшливо выглядящими людьми. Вспоминать, что будучи семнадцатилетним он спал в школьной форме, было просто абсурдно, но забавно. — Что-то срочное, мистер Куджо? — Хигашиката ерзал от холода, опираясь плечом на входную дверь. — Иначе не пришел бы, — ДжоДжо прошел внутрь, не дожидаясь приглашения. — Я не разбудил Томоко? — Нет, она все еще спит. — Тогда, не будем будить ее. Но дело и впрямь срочное. У тебя ведь есть телевизор? — темноволосый старался говорить тише, но, сколько бы ни пытался, его бас был чересчур громким и, казалось, что все, кто только мог, уже проснулись от такого. — Да? — Джоске протер глаза и чуть взбодрился, когда услышал про телевизор. — Но, зачем он Вам? — Хочу кое-что проверить, — ДжоДжо прошел в гостиную, включив новостной канал Морио. — Было бы неплохо, если бы ты еще включил радио. Подросток почесал затылок и поднял одну бровь вверх, но послушно отправился на кухню за радио. Джотаро же достал карандаш из стола и свой небольшой блокнот, положив его на стол. Джоске вернулся через десять минут с уложенной прической и школьной форме. Выглядел он намного свежее, чем пару минут назад, что не могло не настроить на продуктивную работу. Он сел рядом с голубоглазым, включая радио и поворачиваясь к последнему. — Так и, что мы делаем, мистер Куджо? — Вчера вечером мы нашли лишь пару трупов людей из фонда, — темноволосый укусил нижнюю губу и чуть прикрыл глаза, — И, почему-то, мне кажется, что на этом они не остановились. Хигашиката кивнул головой в знак согласия и немного призадумался, отводя взгляд в сторону окна. Но через пару секунд он повернулся и нахмурился. — Эй, только что Вы сказали «они». Почему так уверены, что это именно «они»? Может, то письмо, о сообщниках, было лишь прикрытием? Голубоглазый развернулся к подростку и спокойно выдохнул. — Потому что он вряд ли врал о его сообщниках, ему это просто невыгодно. Да и провернуть такое в одиночку слишком трудно. У них всех явно есть лидер, и у него-то большие планы, а все остальные лишь пешки. Парень приоткрыл рот, но задумался: мысленно, он давно согласился с догадками ДжоДжо. — Вполне логично, но, к чему им все это? — темноволосый откинулся на спинку кресла, закрывая глаза и потирая лоб. Куджо не стал отвечать: он и сам хотел бы знать ответ на этот вопрос. Увы, пока все, чем он может руководствоваться — это его догадки. Хигашиката долго молчал, вслушиваясь в радио и иногда переводя взгляд на жужжащий телевизор, после чего устало прошептал. — Мне стоит позвать Окуясу или Коичи? Голубоглазый отвлекся от небольших записей от того, что он услышал по радио, и посмотрел на выпуклый экран телевизора. — С Коичи все в порядке? — Джотаро сощурился, вспоминая вечер. — Да. Оказалось, он выгуливал собаку, — подросток цокнул языком, — Как всегда. В самые ответственные моменты по-другому не получается. — В любом случае, не стоит, мы управимся сами. Остальное время они провели молча. Пока Куджо записывал все в блокнот, иногда шуршание карандаша доносилось и до Джоске, сконцентрированного на небольшом полосатом экране. К концу записей вышло на пару страниц: на них всех были написаны озвученные жертвы, их особенности, где их нашли. Все это складывало общую, не особо радужную картину: убийства были, как один, похожи на самоубийства. Только вот Джотаро был уверен, что это не было и быть не могло самоубийством — все факты указывали на таинственную организацию «антагонистов», что так старались накромсать побольше беззащитных людей. Всего было озвучено около шестнадцати человек, но Куджо был уверен — на деле их было намного больше. Чтобы не поднять панику в городе, был введен комендантский час — до девяти все должны быть дома, а после школы не было никаких дополнительных занятий в другом конце города, и все школьники могли вернуться домой пораньше. Тогда что эти трое делали в такую рань там, на причале? Что там делал Какёин? Все эти новости звучали еще ужаснее с тем фактором, что теперь время, проведенное наедине с бессонницей у себя в отеле, стремительно росло с каждым днем. — Эй, эй, эй, я ведь, — Хигашиката резко вскочил, указывая на портрет погибшего мужчины, — Я ведь знаю его! Продавал цветы в магазине неподалеку, а вот он, — темноволосый показал на фотографию школьника, — Мой одноклассник! Подросток стоял, чуть приоткрыв рот, затем выдохнул и сел обратно, устало процедив сквозь зубы: «Мой бывший одноклассник». Джотаро покачал головой, убирая блокнот в карман плаща и поднимаясь с дивана. — Джоске, ты ничего не знаешь о них? Может, в последнее время было что-то не так? Подросток задумчиво разглядывал дверной проход за ДжоДжо и перебирал пальцы на подлокотнике пунцового кресла со сбившейся на сидении тканью. — Ну, — Джоске облокотился на руку, — Одноклассник… выглядел больным и… сонным, что ли? Может и раньше был. А вот продавец… откровенно жаловался на бессонницу. Я иногда заходил к нему, из вежливости, — Хигашиката провел пальцами под глазами. — Белки все красные были и сосуды лопались, жуть. Биолога как громом поразило. Быть может, в его странных снах и недосыпе виноват совсем не он и бессмертная память со скорбью? Мужчина спустился к входной двери, после чего остановился и сжал губы, убрав руки в карманы. — С тобой в последнее время все в порядке? — Вы имеете ввиду мой сон? — школьник почесал затылок. — Я лишь немного недосыпаю, как и все остальные. Думаете, станд может как-то влиять на сны? Куджо какое-то время молчал, после чего взволнованно выдохнул. — Спешу ли я с выводами или нет, однако, все факты указывают на это, — голубоглазый поправил козырек, после чего вышел на улицу. Солнце так и не вышло. Облака, кучными мягкими вихрами ниспадали с неба — такое чувство, что небеса упадут на них в любой момент. Тяжелые, залитые выцветшей, точно бумага, лазурью. Ни один луч не мог пробиться сквозь потоки голубоватых, серых бугров. Еще мокрая трава сгибалась под туфлями Джотаро. Он мог чувствовать прохладную росу, случайно попадавшую на его щиколотки. Холодало. — Мистер Куджо! — биолог почти завернул за угол, когда школьник окликнул его. — В городе теперь комендантский час. Я не хочу волновать Мать и пропадать по вечерам, — Джоске немного опустил голову. — Я буду видеть вас всех в школе. Если вдруг понадоблюсь — пишите. Сами не суйтесь никуда Хигашиката слабо кивнул и захлопнул дверь — вряд ли от этого он не будет геройствовать. Обстоятельства накалялись, и школьники, явно не ожидавшие подобного, уже устали от всего этого. Джотаро не мог не понять их. Следующим шагом был поиск Тенмея. Он не знал, что именно будет говорить ему — в голове слова просто не вязались, а язык заплетался. Извиниться? Было бы неплохо произнести хоть что-нибудь, не встать столбом, застыв перед и так испуганным подростком. Не хватало еще упустить единственную — пока что — возможность спокойно пообщаться с красноволосым. ДжоДжо просто не мог определить: был ли Какёин владельцем станда, или все-таки обычным школьником? Еще сложнее было игнорировать схожесть с Норияки. Окажись Тенмей просто мальчиком, беззащитным подростком, что будет делать Джотаро? Именно эти выборы и сбивали все мысли, заставляя нервно постукивать пальцами от собственной нерешительности. В какую сторону давить, если ты и не знаешь, кто перед тобой стоит? Все это казалось слишком запутанным, чтобы выбрать правильный ответ — а был ли он вообще? Куджо хотел бы знать. Время было еще раннее, и с Хигашикатой он был недолго, так что всех троих голубоглазый нашел в парке, неподалеку от причала. Девушка, завидев биолога вдалеке, зашла в ближайший магазин, что, по неизвестным причинам, уже работал. Это был завидных размеров магазин продуктов, так что Куджо потребовалось время, чтобы, виляя среди стеллажей, найти подростков. Нана недовольно покосилась на исследователя, что не особо волновало последнего. Тенмей чуть приподнял брови в удивлении и приоткрыл рот, но темноволосый заговорил первым. — Какёин, нам нужно поговорить. Наедине, — он посмотрел на двух школьников рядом, что недоверчиво разглядывали его. — Вы можете и тут, если что-то срочное. А иначе — он сейчас занят, — Риота подошел чуть ближе к Ивасаки, отходя от Куджо. Что эта девка наговорила ему про него? ДжоДжо, однако, даже не смотрел на них. Последние стояли чуть поодаль от Тенмея, так что его никто не загораживал. Подросток стоял ровно, чуть хмурясь и прикусывая губу, сжимая одну руку на предплечье. Он нервничал, но не боялся. Почему тогда, на причале, в его глазах метался почти что животный страх? — Не лезьте к нам, мистер Куджо. Школьники что, уже погулять спокойно не могут, — парень продолжал защищать Какёина. — Не в пять часов утра. И это не ваше дело. Джотаро взглянул на подростков и, через пару секунд, подошел к красноволосому школьник, схватив его за локоть. — Какёин, — слова стали забываться сразу же, как подросток поднял на него свой взгляд — печальный и запутанный. Темноволосый не смог произнести больше и слова, продолжая стоять и смотреть на чужие, широко раскрытые глаза. — Эй, мы же сказали, оставьте его в покое, — девушка, явно чувствуя что-то неладное, подскочила к мужчине и попыталась отдернуть зеленоглазого, но тот остановил ее свободной рукой. — Я сам решу, что мне делать, Нана, — во глазах Тенмея сверкнула невероятная решимость, которой никогда раньше не было. — Если он хочет поговорить — пускай. Я скоро вернусь. Двое в стороне переглянулись между собой. Однако, школьник в изумрудном гакуране продолжал упираться взглядом в прикрытые тенью от козырька, голубые, взволнованные глаза, быстро разглядывающие чужие черты лица. Не колеблясь, почти что не дрожа и смотря вперед, юноша вышел из магазина. Но темноволосый знает, вернее, догадывается, что сердце парня наверняка стучит настолько быстро и хаотично, что проще и не считать совсем — не поспеешь. По крайней мере, он хочет так думать. Иначе объяснить его хладнокровность очень и очень тяжело. Они отошли достаточно далеко и остановились между двумя магазинами так, что ни одно окно туда не выходило. Красноволосый паренек поправил рукава рубашки, чуть помявшихся от чужих прикосновений, и сложил руки на груди, оглядывая биолога сверху вниз, стараясь держать дистанцию. Джотаро глубоко вдохнул и выдохнул, чуть щурясь, произнес: — Прости меня. Мужчина хотел добавить что-то еще, но так и не нашелся со словами. Они стояли в тишине, как он запомнил, чуть меньше, чем две минуты, после чего Какёин неловко улыбнулся. — Ради этого стоило уходить за магазин? — Тенмей, хоть и улыбался, выглядел очень печальным. — Нет, — ДжоДжо достал из внутреннего кармана плаща кошелек, который все еще не был мокрым. Улыбка тут же пропала с губ подростка. — Сколько тебе нужно? Я не думаю, что могу покрыть все сейчас, но… Школьник, не дожидаясь окончания фразы, ударил голубоглазого пощечиной. Пощечина, правда, была не в полную силу. — Я не… проститутка. Мне не нужны деньги. Дрожащая губа разрушала всю его маску безразличия. Какёин впился ее, чтобы хоть как-то спрятать своё содрогающееся сердце, точно оно вот-вот выпрыгнет наружу. Взгляд был мрачным, разочарованным. Юноша тут же опустил лицо и прикрыл его под вишневой, переливающейся, точно на свету, прядью. ДжоДжо оскалился — с чего он вообще решил, что это будет правильным решением? —…Хватило бы обычного извинения. Стало тихо. Неестественно тихо. Весь шум, что был ранее, будь то шелест листьев от утреннего морозного ветра, или же звонко бьющиеся капли, или гул людей, ходящих туда-сюда по улицам в такую рань, просто стих. Не было ничего громче их собственного дыхания. Джотаро оскалился — до того непривычно было стоять вот так, напротив Какёина, пока он, еле содрогаясь, не смеет даже голову поднять. Даже Норияки не смотрел на него так. — Не хватит. Этого будет мало, — темноволосый шумно выдохнул и помотал головой. Сквозь полузакрытые глаза он видел, как резко вскинул голову Тенмей. — Мне больше ничего и не нужно. — зеленоглазый замолчал. Школьник сцепил руки, пытаясь сконцентрироваться на них, но потом вновь посмотрел на биолога. Посмотрел как-то жалобно, может, хотел пожалеть его. Только ни за что бы так не сделал. —… Хотя, есть одна вещь. Я ведь могу спросить у вас что угодно? Джотаро озадаченно поднял одну бровь вверх, но кивнул. Подросток вдохнул глубоко, скрипя зубами, и вновь замолчал. Чуть погодя, голос, с которым он говорил это, был полон уже знакомой Джотаро боли, от которой нервы сдавали и время просто переставало существовать, оставляя тебя одного, в неизвестном, пустом вакууме. — Почему вы это сделали? Его щеки были ужасно бледными, глаза мокрыми, и, казалось, что воротник рубашки сдавливал ему горло, отчего на нем выступали сосуды, хрипел голос. Но он продолжал говорить. — Это ведь… Было что-то вроде эксперимента, да? Я… Я как подопытная крыса, точно, — школьник снова улыбнулся. От этой улыбки можно было сойти с ума, увы, в плохом смысле, — Наверняка Вас интересовало, что будет делать загнанный школьник, куда он… — красноволосый замолк. Какёин больше не пытался улыбаться, лишь печально глядел на Куджо. — Куда он что? — Джотаро сжимал челюсти, пытаясь оставаться спокойным. — Договаривай. — Ответьте для начала. ДжоДжо покачал головой и продолжил смотреть ему ровно, в глаза, что были на голову ниже его. — Я поцеловал тебя потому что захотел, Какёин, — Джотаро спокойно выговаривал слова, убирая руки в карманы. Будь он на десять лет моложе, то, возможно, закурил сейчас. Скурил всю пачку, бросил на землю пустую упаковку, втоптал в землю. Достал новую. — Захотели. Что я должен думать? — Тенмей громко выдыхал, усмиряя буйное сердце и сбивчивый голос. — Что хочешь. Опустив зеленые глаза в пол, юноша облокотился на стену рядом, всем разгоряченным и липким от пота телом прижимаясь к холодному кирпичу. Этот пробирающий озноб можно было чувствовать даже через одежду, но школьник расстегнул первые пару пуговиц гакурана. — Вариантов, не так много, увы. Не любовь уж точно, может, странные способ вызнать что-нибудь? Куджо нахмурился, опустив козырек на глаза, и размял затекшую шею. — Много ли ты знаешь о любви? — А вы? — Какёин приоткрыл глаза, надменно рассматривая ДжоДжо. — Столько, что глаза на лоб полезут, — Куджо чуть оскалился, отчего Какёин тихо рассмеялся и помотал головой. — Ну и ну, мне не стоило в этом сомневаться. И все же, мистер Куджо…- — Почему ты пошел сюда, Какёин? Ты ведь мог не идти. Но ты пошел. После всего, — голубоглазый не спеша двигался навстречу подростку, — Что я сделал. Тенмей чуть приоткрыл губы, и неподвижно наблюдал за приближающейся светлой фигурой, что была на голову выше его. — Неправильно перебивать людей. Неправильно это. — А еще неправильно не отвечать на вопрос, — ДжоДжо остановился в двух метрах от стены, возле которой был подросток, — Какёин. — Вы тоже молчите на мои. Почему я не могу? Или, — подросток вжался в холодную стену, — Почему бы мне не врать, как это делаете вы? — Я не вру. — Вот опять, — Какёин слабо ухмыльнулся, мутными глазами разглядывая чужой плащ. — Зачем ты пришёл сюда? Джотаро медленно оглядел зеленоглазого школьника. Гордый, безумно гордый, стоял здесь, напротив него, не уходил. Не отвечал. Замолк, притворяясь немым. Раньше тишиной в ответ славился лишь Куджо. Только в такие моменты, исследователь замечал эти странные особенности. Тенмей был немного сутулым. Он уже не помнит, был ли Норияки таким — прошло столько лет с их последней встречи. Но было странно запоминать такое. Никто из них ведь не считал, сколько родинок было у ДИО? Или, сколько пар серёжек было у Какёина? Тенмей продолжал рассматривать стену напротив, изо всех сил пытаясь не встречаться взглядами с биологом. Он выглядел печальным. Печальным, каким может выглядеть только старик, повидавший за свою жизнь немало смертей. Старик, что остался в живых даже после ужасного урагана, прошедшего по небольшому городишке и унесшим бесконечное множество жизней. Сквозь чуть приоткрытые веки можно было рассмотреть изумрудное, неспокойное море, что стремительной волной могло накрыть все вокруг. Ужасающее бедствие, крадущееся медленно, осторожно, атакующее со спины. Атакующее и его самого. — Вообще-то… Я и сам не понял, что заставило меня это сделать. Куджо оскалился, словно подросток точно знал, куда нужно было давить. Он сжал кулаки и, развернувшись, направился к выходу. Солнце слепило глаза, так что тот натянул фуражку на глаза сильнее, в попытках спрятаться от надоедливых лучей — ему стоило радоваться этому солнцу, ведь последнего не было так давно, и вряд ли будет в скором времени. Однако, оно лишь раздражало своей яркостью. Подросток, все еще прижимаясь к стене, провожал Куджо взглядом так долго, как только мог. Как только мужчина ушел за угол, стойкость его духа пошатнулась и подросток упал на колени, глубоко вдыхая сырой воздух, больше похожий на запах от плесневелого сыра. В переулках никогда не пахло хорошо — на что он только рассчитывал? Школьник усмехнулся и прошептал уже для себя, озвучивая мысли вслух: — Почему бы мне не врать, как это делаете вы… Джотаро сотрясало от гнева. Ярость, что слепила похуже летнего знойного солнца, зарождалась внутри него уже долгое время. Тенмей, так похожий на Норияки, делал все еще хуже — своими действиями и словами вгонял в неизвестный ступор сильнее любого владельца станда, что не могло не вывести из себя. И он злился, к счастью, не на подростка. Наверное, на сам тот факт, что ему нужно игнорировать такие глупые совпадения, а иначе крышу срывало наглухо. — И почему ты просто не ушел, — Джотаро проговаривал каждую букву, скрипя зубами, вслух. Его никто не мог услышать: на улицах, несмотря на небольшую оживленность, было тихо. Увы, эта тишина не избавила его от стоящего в ушах звона, глубоко проникающего в каждый укромный уголок мыслей.