Писалось под:
t.A.T.u. — Мальчик-гей
Холод покрытого тонким слоем штукатурки бетона, на удивление, ощущается даже через плотную хлопковую ткань форменной рубашки. Однако прислонившийся спиной к школьной стене Рюноскэ, кажется, этого вовсе не замечает, поскольку стоит в таком положении уже больше двадцати минут. Он давно залип в телефоне и сейчас с каменным выражением лица без какого-либо интереса листает ленту фейсбука, лишь изредка переминаясь с ноги на ногу и периодически поглядывая на время. Уроки у старшеклассников закончились около получаса назад, а срочных дел у него на сегодня нет, так что ему определенно не нужно никуда торопиться. Наоборот, можно бесполезно прожигать свое, по видимому, не слишком уж и драгоценное свободное время, без дела топчась под дверью кабинета литературы. И совсем не важно, что этого предмета у него в расписании на сегодня вообще не было. Главное только, чтобы иногда проходящие мимо учителя не докапывались со своими вопросами по типу «Парень, а что ты тут делаешь?». Благо, все они пока что настолько заняты каждый своей работой, что не обращают совершенно никакого внимания на пристроившегося у стены ученика. Акутагаве же это только на руку, потому что этих людей он, в принципе, видит впервые, а знакомиться с ними у него, если честно, желания нет. Да и позиция молча и практический неподвижно стоять в стороне ему как-то больше по душе. Вообще, он сейчас скорее похож на статую, созданную талантливым скульптором, нежели на живого человека. Его бледное, сильно контрастирующее с угольно-черными волосами лицо будто сделано из мрамора. На худых щеках нет даже намека на румянец, что любой другой счел бы ненормальным для здорового человека. Две верхние пуговицы на идеально выглаженной рубашке расстегнуты — это сделано для того, чтобы воротник не так сильно сдавливал горло, причиняя сильный дискомфорт, и можно было нормально дышать. Неизменная черная сумка привычно перекинута через плечо. Под тяжестью общего веса всех сложенных в нее учебников и тетрадей она уже не в первый раз норовит сорваться с плеча и упасть. Молодой человек, не отрываясь от мобильника, машинальным движением свободной руки вовремя поправляет единственную лямку и поджимает потрескавшиеся из-за постоянной сухости губы.
Где-то минут десять или даже пятнадцать назад на всю школу раздался ненавистный многими учениками звонок, оповещающий всех учащихся и их учителей о начале первого урока для второй смены. За ним тут же, буквально в следующее мгновение, последовала волна громко выражаемого недовольства со стороны учеников и учениц. Однако, как и ожидалось, никакого результата это не принесло. Раздосадованные своим бессилием в данной ситуации школьники поняли, что деваться им, в принципе, некуда и, моментально утихнув, поспешили разойтись по кабинетам. А то, не дай бог, еще опоздают на урок, и тогда замечания от учителя им точно не избежать. Именно по этой причине практически все коридоры учебного учреждения сейчас привычно пустуют. По всей школе стоит настолько оглушающая тишина, что редкие шаги проходящих мимо учителей, эхом отражающиеся от стен, звучат невероятно громко. Невольно создается ощущение, что в данном учреждении сейчас нет ни души, однако, иногда выходящие в туалет во время урока ученики свидетельствуют об обратном.
Скучающий взгляд до сих пор немного сонных серых глаз как бы невзначай падает на четыре маленькие, совсем не примечательные циферки в левом верхнем углу экрана смартфона. Так и не сменивший своего положения Рюноскэ в очередной раз смотрит на время и, понурив плечи, тихо, даже скорее беззвучно вздыхает. Ноги у него уже порядком подустали и теперь противно ноют, причиняя пока ещё незначительный дискомфорт. Лямка сумки, что сегодня кажется непривычно тяжёлой, довольно сильно натерла кожу на шее, из-за чего та стала красной и немного горячей. Да и сама шея уже затекла так, что безболезненно размять ее никак не получается. Смирившись с этим, Акутагава громко хрустит шейными позвонками и, устало прикрыв глаза, мысленно прикидывает, сколько еще ему придется ждать. По счастливой случайности ответ сам приходит к нему в руки. Юноша даже подумать нормально не успевает, когда в следующую секунду рядом с ним, тихо скрипя, наконец-то открывается заветная дверь.
Изначально в коридоре показывается рыжая макушка, и только после — сам ее обладатель. Более бледный, чем обычно, Накахара на дрожащих то ли от сильного волнения, то ли от пережитого шока ногах неуверенно переступает порог своей, как он выразился ранее, «камеры пыток», и, вдруг запнувшись о него, едва ли не падает. Лишь по счастливой случайности ему все же удается сохранить равновесие и устоять на своих двоих. Голова из-за накопившегося стресса немного кружится. Слегка пошатнувшись, парень неосознанного закрывает за собой тяжелую деревянную дверь и отходит к ближайшей стене, после чего тут же прижимается к ней чуть сгорбленной спиной. Его всего трясет. Тонкие, как у музыканта, бледные пальцы до побелевших костяшек сжимают лямку закинутого на одно плечо рюкзака. Кажущиеся сейчас безумными светло-голубые, как небо зимним утром, глаза растерянно бегают из стороны в сторону, будто пытаясь что-то найти. В следующее мгновение ослабленные ноги ожидаемо подкашиваются, и Чуя медленно оседает на пол, продолжая прижиматься спиной к холодной стене.
Стоящий чуть поодаль от него Рюноскэ за ненадобностью прячет ранее используемый телефон в карман черных классических брюк и, выжидающе глядя на друга, по-прежнему молчит. Он специально не говорит ни слова, тем самым позволяя товарищу все хорошенько обмозговать и наконец прийти в себя после случившегося. И Чуя за это ему очень благодарен. Он на протяжении нескольких минут задумчиво рассматривает кафельный пол, на котором, собственно, сейчас сидит, и пытается у себя в голове сложить некий пазл происходящего. Спрятанные в мозгах шестеренки активно крутятся, помогая спутанным в один большой клубок мыслям выстроиться в длинную логическую цепочку. Лишь когда все окончательно встает на свои места, а взволнованное сердце в груди успокаивается, рыжеволосый юноша наконец поднимает голову, чтобы взглянуть на стоящего совсем рядом одноклассника. Его искусанные до крови губы расплываются в пьяной улыбке. Чуя устало прикрывает покрасневшие из-за постоянного недосыпа глаза и, откинув голову назад, с явным облегчением выдыхает тихое «Сдал».
Короткое, весьма простое и, казалось бы, незначительное слово производит потрясающий эффект. На вид твердые, как камень, плечи Акутагавы почти сразу заметно расслабляются. Сам Рюноске, уже менее похожий на статую, слабо кивает и, не в силах сдержать легкую улыбку, в знак предлагаемой помощи протягивает другу руку. По-прежнему сидящий на полу Накахара, улыбнувшись в ответ, благодарно ухватывается за нее и в тот же миг рывком поднимается на ноги. Стоять без какой-либо опоры ему удается с трудом. У него до сих пор трясутся конечности, но сейчас это не кажется ему таким уж важным. Радостная улыбка все не сходит с его лица. Кажется, он впервые за долгое время чувствует себя невероятно счастливым.
***
Старое компьютерное кресло издаёт громкий противный скрип, когда в него с разбегу приземляется низкорослый рыжеволосый старшеклассник весом под шестьдесят килограмм. Внутренне сгорая от нетерпения, уже порядком вспотевший и просто заебавшийся Чуя пытается впопыхах стащить с себя лишнее шмотьё. Он агрессивно крутится, как уж на сковородке, стараясь снять с себя ярко-красную безразмерную худи, но только лишь сильнее путается в огромных рукавах. Забытая на столе чашка с недопитым со вчерашнего вечера чаем едва ли не оказывается уроненной на пол, когда Накахара, в очередной раз сильно крутанувшись, по чистой случайности почти задевает ее рукой. Негромкие чертыхания разносятся по комнате одно за другим. Окончательно выбраться из плена одежды у бедного парнишки получается только где-то через несколько минут. Слегка раздраженный он небрежно отбрасывает ненужную кофту на стоящую неподалеку кровать и весьма неаккуратно ударяется коленом об угол письменного стола. Болезненное шипение вместе с едва слышными ругательствами слетает с тонких губ. Потирая ушибленное колено, Чуя от всей души проклинает весь мир и с забавным кряхтением придвигает несчастное кресло ближе к столу, после чего, вдруг резко забыв обо всякой боли, тянется своими загребущими ручонками к родному ноутбуку.
Одного легкого нажатия на круглую кнопочку, расположенную отдельно от клавиатуры, оказывается вполне достаточно, чтобы пробудить уже не новый компьютер ото сна. Первым делом начинает тихо шуметь встроенный в него вентилятор, а за ним монитор, как обычно, загорается ярко-синим светом. Каждое действие следует за другим в строгом порядке. Очередная загрузка занимает некоторое время. Переполненный необычайной радостью Чуя нетерпеливо ерзает задницей, сидя в кресле, и едва ли в ладоши не хлопает от восторга, когда элементы рабочего стола начинают активно прогружаться на экране: сначала появляется заставка, потом — иконки различных приложений, однотипных папок и некоторых документов. В левом нижнем углу привычно всплывает маленькое светло-черное окошко, оповещающее пользователя о том, что устройство готово к работе, и почти в ту же секунду исчезает из виду, постепенно растворяясь на фоне установленных обоев. Ловко орудуя тачпадом, или, говоря проще, сенсорной мышью, Накахара быстро избавляется от накопившихся уведомлений и также легко закрывает вдруг вылезшее извещение о недавней работе антивируса, гласящее о том, что новых угроз защитник не обнаружил. Ехидная улыбка в то же мгновение растекается по ранее искусанным губам. Юноша с наигранным вздохом театрально закатывает глаза и едва слышно хмыкает. Конечно же, не обнаружил. Осаму, как вирус, возможно обнаружить лишь в том случае, если он сам этого захочет. Иначе просто никак.
Кстати, о нем. Интересно, где сейчас прячется этот мозговыносящий хитрожопый ублюдок? Прищурившись из-за не слишком хорошего зрения, Чуя внимательно оглядывает каждую даже самую мелкую деталь на экране компьютера, стараясь заметить хоть какие-то изменения. Абсолютно ничего нового или странного не появилось, все как обычно. Видимо, в этот раз Дазай спрятался слишком хорошо, чтобы его точно нельзя было найти. Наверняка опять какие-нибудь козни строит или еще что по-хуже. Ну прямо злой гений, блин.
Непонятно по какой причине улыбнувшись собственной внезапно появившейся мысли, Накахара расслабленно откидывается на спинку кресла и поднимает обе руки на уровне лица, таким образом показывая, что всё-таки решил сдаться.
— Окей, ты победил, — на удивление спокойно и нарочито громко говорит он, по-видимому прекрасно зная, что его точно услышат. — Выходи.
И ведь сей метод действительно срабатывает. Ровно в следующую секунду прямо посреди рабочего стола без чьей либо помощи, как по волшебству всплывает белое пустое окно. В нем нет ни одного файла, и по размерам оно немного больше, чем предыдущее. Исключением является лишь одно маленькое «но» — где-то в центре идеально чистого, белого поля в позе лотоса гордо восседает Осаму Дазай, собственной персоной. В этот раз на нем нет той идиотской и немного нелепой пижамы с крабами. Вместо нее присутствуют его привычная светло-голубая немного свободная рубашка в полоску, коричневый жилет и песочного цвета классические брюки. Только светлого плаща почему-то не хватает. Немного помедлив, вирус открывает глаза, и, стоит ему завидеть своего собеседника, как его лицо тут же озаряет дурацкая, немного легкомысленная улыбка.
— О, Чуя, и ты вернулся! — радостно восклицает он, с тихим кряхтением поднимаясь на ноги. — А я уже соскучиться успел. Ну как все прошло?
Гордо восседающий на своем стареньком, немного потертом в некоторых местах кресле, словно король на троне, Накахара расслаблено кладет руки на подлокотники и прячет лихорадочно блестящие миндалевидные глаза за щекочущей переносицу челкой. Слабый румянец красуется на усыпанных веснушками холёных щеках. Юноша инстинктивно кусает уже порядком припухшие губы и какое-то время молчит. Его худое, чуть бледноватое лицо, не считая старательно сдерживаемой полуулыбки, остается по-прежнему невозмутимым, хотя на самом деле глубоко внутри него эмоции бушуют так, что кажется, они готовы вот-вот вырваться наружу. Ему самому, если честно, уже не терпится все рассказать, но он упрямо продолжает тянуть резину и ждать, пока его вежливо попросят.
В итоге, как, собственно, и ожидалось, уже через пол минуты не отличающееся большим запасом терпение у Чуи лопнуло. Мысленно он посылает все к чёртовой бабушке и с довольной лыбой поддаётся немного вперед, чтобы лучше видеть своего собеседника.
— Он его принял и сказал, что я хорошо постарался. Я сдал! Понимаешь? Сдал! Черт возьми, наконец-то! — невольно сжав кулаки, теперь уже вслух радуется рыжий, до сих пор не до конца веря свалившемуся на него счастью.
За все это время не произнесший ни слова Осаму на подобного рода реакцию лишь издаёт тихий смешок и слегка качает головой, продолжая довольно улыбаться. Конечно, иначе и быть не могло. Он всегда знал, что его Чуя очень умный и способный мальчик, хоть и упёртый до ужаса.
— Что ж, поздравляю, — беззвучно вздыхает вирус, упирая руки в боки. — Теперь наш маленький Чуя-кун подрос и научился справляться с проблемами.
— Ой, заткнись, — показательно фыркает рыжий, в защитном жестве скрещивая руки на груди. — Между прочим, кое-кто по крупному задолжал!
— Да? — растягивая гласную, наигранно удивленно спрашивает Осаму, делая вид, что понятия не имеет, о чем идет речь. — И что же такого я тебе, прости, должен?
— Фокус! — интуитивно выпятив грудь, гордо заявил Чуя. Его лицо в этот момент было очень довольным. — Ты на днях сам сказал, что если учитель примет мое сочинение, то тогда ты покажешь мне фокус! Давай же, Осаму! Или ты струсил?
— Я?! — театрально возмутившись, Осаму изогнул одну бровь. — Еще чего! Хорошо, ты сам напросился! Закрывай глаза. И чур не подглядывать!
Пребывая в сладостном предвкушении, Чуя по-удобнее устраивается в кресле и по-честному закрывает глаза. Он сидит так в течении нескольких долгих минут и молчит, покорно ждет. Однако через какое-то время мучительное ожидание слишком уж затягивается. В рыжую голову начинают медленно закрадываться мысли о том, что Дазай просто решил его наебать. Успевший порядком возмутиться Чуя уже хотел было открыть глаза и покрыть своего собеседника отборным матом, как вдруг пробежавшийся по шее сзади холодок заставил его сильно вздрогнуть и тут же напрячься. Чьи-то холодные большие ладони аккуратно легли на его глаза, поверх опущенных век. Сердце в груди бедного, чуть ли не до смерти напуганного мальчика пропустило удар и, кажется, вовсе замерло. Чуя шумно сглотнул и с опаской накрыл чужие кисти своими. Ощущение бинтов… Стоп. Что?
— Чу-у-уя-кун, угадай, кто? ~ — сладко пропел бархатный знакомый до боли голос прямо на ухо.
Ахуеть. Ну просто ахуеть.
— Дазай? — дрожащим голосом спросил Чуя, не решаясь убрать чужие руки и открыть глаза. — Но как… Разве такое возможно?
Тихий смешок, раздавшийся где-то совсем близко, заставляет всю спину голубоглазого юноши покрыться крупными мурашками и холодным потом.
— Малыш, ну я же тебе уже говорил, — Осаму сам осторожно перемещает руки на дрожащие плечи молодого человека, — Я — не обычный вирус. Вспомни хотя бы тот номер с твоим телефоном. Разве может обычный компьютерный вирус проникать в чужие телефоны? Думаю, ты и сам знаешь, что нет. И у меня в запасе еще мно-о-ого фокусов, о которых ты даже не догадываешься.
Сидя, будто статуя, Чуя нервно теребит край своей растянутой серой футболки и взглядом буравит свои же колени. Ему просто не верится, что все это на самом деле. Что все это реально происходит с ним сейчас.
— И что же, — юноша быстрым движением руки стирает капельку пота, скатившуюся с виска на щеку, и по-прежнему боится обернуться, — мне стоит тебя бояться?
— Ни в коем случае, — голос Осаму звучит наигранно легко, хотя сам он говорит вполне серьёзно. — Ну как могу я обидеть такую прелесть как ты? Это выше моих сил!
— Значит, я прелесть? — с непривычной робостью спрашивает Чуя и невольно вжимается всем телом в спинку кресла, когда его разворачивают к себе лицом.
— Ну конечно, — мягко улыбается Осаму и помогает рыжему подняться с насиженного места.
Ноги у того дрожат настолько сильно, что стоять на них почти невозможно. Невольно вцепившийся в чужие предплечья Чуя уверен, что точно бы упал, если бы не крепкие руки, наглым образом обвившие его талию. К слову, сам же он стоит, задрав голову, и с ног до головы оглядывает представшего перед ним Дазая.
В жизни шатен оказывается еще красивее, чем был на мониторе. Он высокий и худой, но ни капельки не тощий. Рельефные мышцы на руках, спине и груди виднеются из-под просвечивающей тонкой ткани рубашки, что со стороны выглядит весьма соблазнительно. Слегка вьющиеся шоколадного оттенка волосы, обрамляющие худое лицо с едва заметным румянцем на впалых щеках, кажутся невероятно мягкими. Скулы же на вид такие острые, что невольно создаётся впечатление, будто о них с легкостью можно порезаться. Отливающие на свету золотом карие глаза невероятно глубокие. Чуя внезапно ловит себя на мысли, что готов провалиться в них. Они смотрят на него с теплотой и нежностью, от чего и так беспокойное сердце в груди вовсе пускается в пляс.
Поддавшись внезапно нахлынувшему порыву вдруг пробудившихся чувств, которые до сего момента были надежно спрятаны глубоко в груди, Чуя осторожно кладет свои маленькие, хрупкие на вид ладошки на чуть порозовевшие щеки шатена и, глядя тому прямо в глаза, неуверенно поджимает истерзанные дурной привычкой губы.
Признаться честно, он уже не один раз представлял себе их с Дазаем поцелуй. Понимание того, что этого, в принципе, никогда не случится раз за разом крутилось в сознании, но Накахара никак не мог отказать себе в том, чтобы поддаться искушению и немножечко пофантазировать. Даже если разум неустанно твердил, что делать этого не стоит просто потому, что блядский Дазай
ненастоящий. Однако теперь, когда все оказалось совсем иначе, его ранние представления не выглядят так глупо, как до этого считал он сам. Возможно, это судьба?
На протяжении некоторого времени в комнате воцаряется абсолютная тишина. Она, беззвучно ступая своими невидимыми босыми ногами по гладкому паркету, окружает двух молодых людей со всех сторон и, кажется, разрастается еще больше. Осаму, будто чувствуя ее тяжесть на собственных плечах, на несколько секунд прикрывает глаза и ежится, желая сбросить неприятно давящее чувство.
Вот только это не особо помогает. Он мысленно чертыхается, как и прежде ощущая угнетающе нотки в воздухе, и, моментально вернув на лицо маску простачка-дурачка, решает самостоятельно разрядить обстановку. В голове, не заставляя себя долго ждать, рождается очередная шутка на тему сложившейся ситуации. Не прерывая долгого зрительного контакта, вирус воодушевленно открывает рот, но так и не успевает ничего сказать.
Наконец набравшись смелости, Чуя из-за заметной разницы в росте интуитивно поднимается на носочки и решительно тянется к чужим губам, заставляя шатена тем самым наклониться ниже. Возможно, это странно, возможно — неправильно. Но кого это сейчас, блять, вообще волнует? Тем более что Дазай, кажется, даже вовсе не против.
И ведь действительно, тот сам весьма охотно поддаётся навстречу и, в наслаждении прикрыв блестящие в полумраке восхищением глаза, встречает приоткрытые манящие губы на половине пути. Сердце в груди будто замирает.
Первый поцелуй выходит невероятно сладким и нежным, от чего у юного Накахары начинают сильнее дрожать руки. Обвив ими чужую шею, он рефлекторно сцепляет костлявые пальцы в замок и не совсем осознанно прижимается к широкой груди своей, желая быть ближе к партнёру.
Как ни странно, его желание оказывается взаимным. В открытую наслаждающийся процессом Дазай плавно спускается руками по чем-то похожей на женскую талии ниже и как бы невзначай оглаживает аппетитные бока своего любовника (?), подсознательно придвигая свое «сокровище» ближе к себе. В груди у него разливается приятное тепло, а в подсознании бьёт только одна мысль: «Моё! Моё! Моё!».
Языки обоих сплетаются все теснее, а налившиеся кровью губы без остановки терзают друг друга. Секунда тянется за секундой, и вместе они постепенно переходят в минуты. Пребывая в состоянии некой эйфории от новых головокружительных ощущений, Чуя до невозможного мило жмурится, как котенок, и ни как не может найти в себе силы оторваться от немного сухих, потрескавшихся уст. Они кажутся ему чем-то нереальным, чем-то, что находится за гранью досягаемости — персональным раем, если так можно выразиться.
Проходит еще немного времени прежде, чем болезненное чувство вдруг сдавливает грудную клетку из-за нехватки кислорода в легких. Громко охнув прямо в поцелуй, Чуя не глядя берет шатена за руку и делает неуверенный шаг назад, в сторону кровати. Его разум в этот момент был затуманен дымкой наслаждения, а мыслей в рыжей голове почти не осталось. Было ясно только одно — им обоим безумно хочется чего-то большего.
Ранее взявший всю инициативу на себя Осаму также ощущает непривычное ему покалывание в груди, однако, не придает этому особого значения. Всё, кроме Чуи и его сладостных и немного горячих губ, кажется ему сейчас совершенно неважным. Увлеченно обводя своим юрким языком ровный ряд белоснежных накахаровских зубов, вирус нисколько не сопротивляется, когда его за руку тянут за собой. Он, ни на секунду не отвлекаясь от поцелуя, делает несколько машинальных шагов вперед, после чего оба парня, опьяненные охватившей их страстью, падают на заправленную с раннего утра кровать.
В маленькой комнате быстро становится жарко. С каждой секундой все больше ощущая острую необходимость сделать хотя бы маленький глоток свежего воздуха, Накахара торопливо берет лицо шатена в чашу из ладошек и как-то слишком резко отстраняется, прерывая французский танец их языков.
Тонкая ниточка слюны тянется между ними и мгновенно разрывается, стоит только Чуе сомкнуть губы и откинуться назад. Распластавшись спиной на постели, он часто дышит и, прикрыв глаза, дабы немного прийти в себя, буквально чувствует, как у него пылает не только лицо, но и шея.
Прозрачная капелька слюны катится по острому подбородку. Дазай, лежащий где-то под боком, строит обиженную моську, словно маленький ребенок, и, недовольно глядя на своего возлюбленного, заботливо стирает ее шершавой подушечкой большого пальца.
Его нахмуренные брови кажутся Чуе немного забавным. Тихо смеясь, рыжий приподнимается на локтях и тычет указательным пальцем в складку у шатена на лбу. Та незамедлительно разглаживается, а на бескровных губах вируса появляется слабая полуулыбка.
— Чу-у-уя! Почему ты мне раньше не говорил, что так классно целуешься? Если бы я знал, то намного раньше попытался бы сделать это, — тихо хохочет Осаму, принимая сидячее положение.
Его и без того вечно взлохмаченные каштановые волосы сейчас еще больше растрепаны, что со стороны выглядит просто чертовски сексуально. Рыжий юноша, чувствуя странное покалывание в груди, там, где расположено сердце, нетерпеливо ерзает на чистых простынях и неосознанно обводит кончиком розового языка покрасневшие губы. Глубоко внутри вдруг зарождается непонятное желание, которому Накахара просто не может
и не хочет противостоять. Немного помедлив, он неуверенно тянется рукой к шелковистым темным волосам, чтобы просто заботливо заправить выбившуюся шоколадную прядь за ухо, но его тут же хватают за запястье и силой тянут на себя.
Бедный юноша, еще не до конца восстановивший сбитой дыхание, даже ойкнуть не успевает, когда его внаглую усаживают на чужие бедра. Что-то выпуклое упирается ему между ягодиц. Он в удивлении складывает губы буквой «о», но не успевает и слова произнести, как осознание стрелой пронзает его голову.
— Осаму! Какого хера?! — возмущённо вопит мгновенно покрасневший то ли от стыда, то ли от смущения Чуя.
В эту самую секунду ему страсть как хочется порвать обнаглевшего мужчину на маленькие кусочки.
— Прости. Просто ты такой милашка, что я совершенно не могу себя контролировать, — состроив ангельское личико, невинно хлопает глазами Дазай. По одному только взгляду на него становится ясно, что никакой вины за собой он не испытывает.
«Ой, ну разумеется, блять», — громко фыркает собственный голос в рыжей голове. Сам Накахара, опираясь ручками на чужие широкие плечи, на это только привычно закатывает глаза и вдруг неожиданно громко вскрикивает. Успевший забраться своими шаловливыми «граблями» под свободную футболку рыжего Осаму только что ущипнул его за бок и теперь довольно лыбится во все тридцать два зуба, взглядом пожирая тонкую девственную шею.
— Ауч! Мне, вообще-то, больно! — больше обиженно, нежели злобно шипит школьник, по-детски дуя губки и инстинктивно потирая пострадавший участок тела. — Придурок.
Улыбка на бледном лице вируса становится шире. В груди разливается приятное тепло, а казалось бы несуществующее сердце галопом пускается вскачь. Решив-таки поддаться соблазну, Дазай рывком притягивает свою «жертву» ближе, вплотную к себе, и не медля припадает губами к соблазнительной шее.
Темно-бордовые пятна, словно цветы, распускаются на молочного цвета коже, постепенно переходя на выпирающие ключицы и покрытые едва заметными веснушками плечи.
Тем временем тонкие аккуратные пальчики зарываются в мягкие каштановые кудри, перебирают и слегка тянут их, лишь сильнее распаляя. Воздух вокруг будто накаляется, лишая обоих парней возможности нормально дышать. Но это сейчас не так важно.
Для большего удобства запрокинув голову назад, Чуя сам охотно ластится к обнимающим его забинтованным рукам и, еле сдерживаясь, тихо постанывает от вновь нахлынувшего на него удовольствия. Словами не передать, как ему хорошо сейчас.
Дурацкая футболка, скрывающая юное, немного угловатое тело, ужасно мешает и раздражает. «Нужно сейчас же снять её!» — настойчиво шепчет на ухо невидимый голос разума, и Дазай с ним мысленно соглашается. Весьма неохотно оторвавшись от своего уже полюбившегося занятия, вирус несколько раз чертыхается себе под нос и торопливо стаскивает лишний кусок ткани с несопротивляющегося рыжего парня.
Стоит только Накахаре наконец выпутаться из широких рукавов, как шатен тут же с громким рыком откидывает ненужную вещицу куда-то в сторону, после чего вновь поддаётся вперёд и обводит острым языком выпирающие ключицы.
С каждой секундой хрупкое тело голубоглазого начинает напоминать картину художника-абстракциониста — фиолетово-бордовые пятна одно за другим расцветают на его шее, плечах и груди. Наставив несчитанное количество ярких засосов, Осаму с упоением продолжает метить своего новоиспеченного любовника, до крови впиваясь зубами в его острое плечо, желая оставить как можно более отчётливый след от укуса. Он впервые испытывает подобного рода чувства.
Внутри все будто горит огнём. Стоящий колом член неприятно трётся о грубую ткань и настойчиво просит ласки, как и Чуя, так доверчиво подставляющий свою шею и, кажется, готовый зайти дальше. У шатена от этого голова идет кругом, а перед глазами сыпятся искры. Ему едва удается сдерживать себя, чтобы не наброситься на парня прямо так.
А вот Чуя, наоборот, даёт себе волю в действиях. Утопая в непередаваемом наслаждении, он дрожащими от волнения пальцами суетливо расстегивает маленькие темные пуговки на облегающем стройную фигуру жилете. Одна, вторая, третья пуговицы достаточно легко проскальзывают в петли и так до последней. Служащий сейчас лишь помехой жилет рывком срывают с мелко подрагивающих плеч и без промедления отбрасывают вслед за футболкой.
Удовлетворенный результатом собственноручно проделанной работы Накахара резко отрывает мужчину от себя и, довольно скалясь, с вызовом смотрит ему в глаза. Нежная кожа вдруг покрывается мурашками, а в горле тут же становится сухо. Осаму, задрав голову, упрямо глядит в ответ и едва не давится слюной, пальцами впиваясь в чужие бедра настолько сильно, что потом явно останутся синяки.
Все внутри рыжего словно переворачивается. Его покрасневшие щеки и нос, на которых так красиво рассыпались веснушки, сливаются с цветом волос, а небольшой выразительный рот чуть приоткрыт. Юноша с трудом дышит, судя по его часто вздымающейся грудной клетке, и слегка дрожит. Вот уже в течение нескольких долгих секунд он смотрит пристально, будто пожирая глазами своего визави. В его ледяных очах пляшут черти. Внутренний голос как будто специально нашептывает, что еще не поздно остановиться и все прекратить, но Чуя без всяких раздумий мысленно шлет его к чертям собачьим, после чего грубо хватает шатена за воротник еще не снятой рубашки и резким движением притягивает его к себе. В тот же миг их уже припухшие губы сливаются в новом, более страстном поцелуе. Мокро. Дико. До ужаса прекрасно. Распаленные они безжалостно и сладострастно терзают друг друга, не желая упустить возможность доминировать.
Громкие чмоки заполнили маленькую комнату в одно мгновение. Внизу живота вдруг сладко потянуло и заныло, а в самом паху появилась приятная тяжесть. Все больше теряя контроль над собственным телом, Чуя нетерпеливо ерзает задницей, бесстыдно потираясь ею о чужой, выпирающий через брюки пах, и глухо стонет прямо в поцелуй. Дазай же, свободно хозяйничающий своим длинным языком в горячем рту охотно отвечающего на все ласки школьника, буквально готов взвыть от того, насколько ему охуенно-хорошо. Чувствуя весьма ожидаемый прилив энергии, он собственнически кладет свои большие мозолистые ладони на упругую накахаровскую попку и тут же жадно сжимает сочные ягодицы, намереваясь оставить на них четкие следы от своих пальцев.
От столь откровенных действий Чую резко бросило в жар. Яркий румянец вновь окрасил его лицо и шею, стоило только теплым губам сомкнуться на мочке уха. Инстинктивно вцепившись пальчиками в рельефные предплечья шатена, Накахара невольно прогибается в спине и наконец позволяет вибрирующему стону вырваться из груди. Это заводит Дазая еще сильнее. Не теряя времени, он за долю секунды расстегивает ширинку на школьных штанах рыжего и уже собирается запустить под них сразу обе руки, но голубоглазый юноша, ловко перехватив их за запястья, так не вовремя его останавливает.
— О-Осаму… подожди… — умоляюще просит он, глядя в потемневшие из-за возбуждения карие глаза, и, немного помедлив, принимается расстегивать путающимися пальцами мелкие пуговицы на его рубашке.
В груди разливается странное тепло, которому немного обескураженный Дазай не может найти никаких объяснений. Мысли в каштановой голове превращаются в кашу, так что разобрать хоть что-нибудь становится почти невозможно. Решив разобраться с этим позже, мужчина наконец возвращается в реальность и сразу же замечает на себе вопросительный взгляд небесно-голубых глаз. Сердце, кажется, пропускает несколько ударов. Чуя выглядит таким милым, таким невинным, что шатену до безумия хочется заклеймить этого чудесного парнишку, присвоить его себе. Слабо кивнув, он кладет ладони на узкие бедра восседающего на нем Накахары и, не удержавшись, начинает осыпать его щеки, лоб и подбородок мягкими поцелуями. Невидимые они расцветают на молодом лице, вызывая легкую щекотку. Чуя на это лишь тихо хихикает, но отстраняться даже не собирается. Ему до чертиков приятно.
И вот, когда злосчастная рубашка наконец снята и за ненадобностью отброшена к остальным вещам, у Осаму срывает все тормоза. С грозным рыком прижав к себе дрожащее юное тело, он без промедления запускает обе руки парню в штаны и прямо через ткань нижнего белья ласкаючи поглаживает его эрегированный член.
Неконтролируемое пламя страсти окутывает обоих, заставляя окунуться в происходящее с головой. У Чуи перед глазами взрываются фейерверки, а позвоночник пронзает волна приятного тока. Все тело ломит от блаженных ощущений, тем самым лишь подливая масла в огонь. До хруста прогнувшись в спине, парень издает первый громкий стон и до невозможного мило жмурится, что есть мочи вцепившись пальчиками в сильные плечи.
Слабая боль от впившихся в кожу ногтей отчетливо ощущается даже через плотный слой пропитавшихся потом бинтов. Утопая в какофонии неописуемых чувств, разом нахлынувших со всех сторон, Дазай несдержанно шипит и, по-прежнему сжимая в руке обильно истекающий природной смазкой накахаровский член, подушечкой большого пальца ненавязчиво оглаживает его покрасневшую головку. Сердце в груди колотится так сильно, что, кажется, вот-вот готово пробить несчастные ребра. Над самым ухом раздается рваный стон, за которым сразу же следует еще один.
Очередной разряд тока пронзает все подростковое тело. В удовольствии зажмурив глаза, Накахара неосознанно приоткрывает рот и наконец дает волю чувствам. Невероятно горячо и пошло. Кровь бурлит в жилах, а адреналин зашкаливает. Впервые за все время шатен громко матерится и, не до конца контролируя свои действия, беспощадно кусает рыжего за плечо, буквально впиваясь острыми зубами в мягкую плоть. Собственный каменный стояк болезненно ноет и пульсирует, настойчиво пытаясь привлечь к себе внимание.
Терпение, которым Осаму в принципе не обладает, уже достигло крайней отметки и вот-вот должно лопнуть совсем. Пушистая челка пропиталась потом и теперь неприятно липнет ко взмокшему лбу. Стараясь сохранить последние крупицы самообладания, шатен медленно прикрывает глаза, глубоко дышит через нос и мысленно считает до десяти. Сначала это в какой-то степени помогает, однако, когда над самым ухом раздается жалобный скулеж и тихое: «пожалуйста», Дазай понимает — сил ждать у него больше нет.
Окончательно плюнув на все с высокой колокольни, он ослабляет внутреннюю хватку и всё-таки позволяет животным инстинктам (хотя казалось бы, откуда они у него) взять над собой вверх. В голове вдруг что-то громкое щёлкает, и сознание почти мгновенно отключается. Все последующие события происходят как в тумане.
Испуганный писк сам собой сорвался с искусанных почти до крови губ. Сбитый с толку Чуя практически давится возмущением, когда его весьма грубо опрокидывают на спину и, не дав опомниться, бесцеремонно вытряхивают из штанов, стягивая те вместе с бельем. Лицо и шея горят не по-детски. На мгновение прикрыв затуманенные похотью светлые глаза, Накахара агрессивно трёт пылающие щеки и даже вскрикнуть не успевает, как снова оказывается усаженным на чужие бёдра. Взгляд невольно падает ниже, и парень в ту же секунду отдергивает себя, мысленно давая себе звонкую пощёчину. Если бы можно было покраснеть сильнее, у него бы это точно получилось.
Со стороны наблюдавший подобную реакцию Дазай, ранее успевший расстегнуть и даже припустить собственные брюки, довольно улыбается, как мартовский кот, и с нескрываемым интересом медленно обводит томным взглядом контур молодого лица. В груди полыхает самый настоящий пожар, активно распространяющийся по всему телу и переходящий вниз, прямо в штаны. Закусив уголок губы, Осаму с осторожностью, будто боясь спугнуть, накрывает своей большой влажной ладонью алую веснушчатую щеку и нежно проводит по ней большим пальцем, второй рукой заботливо придерживая старшеклассника за талию.
— Я хочу тебя… — слова сами вырываются наружу, и шатен вовсе не замечает, как произносит их.
Все когда-либо существовавшие возражения за долю секунды стираются из заточенной учебой и возрастом памяти. Почувствовав, как екнуло трепещущие сердце, Чуя отбросил все сомнения и принял решение действовать.
Окрыленный радостью Дазай едва успевает глотнуть воздуха, когда вдруг взявший на себя инициативу Накахара смачно целует его, обводя юрким языком потрескавшиеся губы. Мурашки бегут по коже, а порхающие бабочки глубоко внутри бьются своими хрупкими крылышками о стенки желудка. Растворившись в ощущениях, мужчина обвивает длинными руками талию своего любовника и прижимает его к себе, не желая отпускать.
Вот только Чуя, восхищенный собственной решимостью, понимает этот намек по-своему. Стараясь не отрываться от сладостных уст, он с трудом привстает, опираясь руками на мощные плечи партнёра, и, вильнув аппетитной задницей, пристраивается аккурат над покрасневшим дазаевским членом. Уверенность растёт в нем также быстро, как тесно сплетаются их языки.
Наконец набравшись смелости, подросток непроизвольно царапает ноготочками мраморную кожу и начинает медленно опускаться. Нотки страха закрадываются в душу, от чего на лбу и спине проступает холодный пот. Сжатое колечко мышц практически касается обильно покрытой предэякулятом малиновой головки, от чего Накахара внутренне весь съеживается и уже готовится к пронзительной боли, но не успевает насадиться ни на миллиметр, потому что Осаму, вовремя догадавшийся о его намерениях, не дает ему этого сделать.
Удивление, растерянность и страх смешиваются воедино, создавая мощнейший отрезвляющий коктейль. Широко распахнув изумленные глаза, Чуя в последний раз проводит кончиком языка по чужим деснам и рефлекторно сглатывает накопившуюся во рту слюну. Ему всё-таки приходится немного отстраниться от шатена, чтобы тут же одарить его вопросительным взглядом.
— Ты…
— Нет, нет, малыш Чу, не так, — выглядящий невероятно довольным Дазай спокойно улыбается и, пытаясь восстановить сбитое дыхание, заботливо заправляет медную прядь юноше за ухо. Немного помедлив, он возвращает голубоглазого парня на его место и выставляет перед собой согнутую в локте руку с тремя оттопыренными пальцами. — Сначала оближи их. Мы ведь не хотим, чтобы тебе было больно, не так ли?
Рыжие брови взлетают вверх. Глуповато хлопая длинными пушистыми ресницами, Чуя на протяжении некоторого времени откровенно пялится на Осаму, как на умалишенного, пытаясь мысленно переварить ранее услышанное. Разум будто специально долго отказывается фильтровать подобного рода информацию, однако, это все же происходит. Когда до Накахары наконец доходит весь смысл сказанного, он старательно прячет бегающие туда-сюда глаза и пытается понять, как лучше ему поступить. Слова вируса до сих пор крутятся у него в голове, как заевшая пластинка, противным эхом отдавая в ушах.
Все приведенные, но неозвученные аргументы один за другим буквально рассыпаются на глазах. Смирившись с мыслью о том, что без этого действительно никак не обойтись, Чуя посылает свои принципы в пешее эротическое (куда вскоре отправится сам) и немного неуверенно берет протянутую руку шатена в свою. Сгорая от стыда, он неторопливо погружает длинные крючковатые пальцы в свой горячий рот и немного давится с непривычки. Шершавый язык сначала проходится по всей длине, а после старательно обводит каждую фалангу. Парень работает добросовестно и ни сколько не скупится на слюну, ведь понимает, что старается для себя.
У Дазая, что с жадностью наблюдает за этим со стороны, не имея возможности хотя бы на секундочку отвести взгляд, самого текут слюнки от того, насколько его возбуждает столь податливый Чуя. То, с каким старанием он посасывает его пальцы невозможно описать словами.
Во рту резко пересохло, а в паху болезненно потянуло. Не очень приятное чувство, надо сказать. Шумно сглотнув, Осаму стискивает зубы и предупреждающе рычит, когда Чуя, так невинно хлопающий своими очаровательными глазками, свободной рукой обхватывает его член у самого основания. Все тело будто прошибает током. У шатена самоконтроль не вечен, а подростку это только нравится. Он, будто рыжий демон-искуситель, специально соблазняет, уговаривает предаться греху. Вирус на это только хмыкает и хищно скалится, другой рукой сжимая покрасневшую ягодицу. А ведь его и уговаривать не надо — сам охотно согласится.
Накопившийся в животе жар равномерно распространяется по всему телу. Прозрачные капельки пота друг за другом катятся по подтянутому животу, стекая в самый низ. Невольно заметив, как дернулся чужой кадык, Чуя устало прикрывает глаза и, прежде чем выпустить обильно покрытые слюной пальцы из своего рта, в последний раз обводит их языком.
Согнутые в коленях ноги начинают потихоньку затекать. Намереваясь хоть как-нибудь изменить свое положение, Накахара нервно ерзает и, поддавшись чуть вперед, хмурится. Его глаза по-прежнему закрыты. Пальцы исчезли изо рта, а Дазай как-то странно затих. Не к добру это.
Проходит еще несколько секунд, и парень всё-таки решает открыть глаза, но, увы, не успевает. Вместо этого уже в следующее мгновение он сильнее жмурится и раскрывает рот в немом крике, когда в него погружают первый палец. Все чувства в миг обостряются, а в том самом месте слегка жжёт. Не сказать, что больно, но довольно неприятно.
Рука сама рефлекторно сжимается на чужом члене. Ранее выглядевший невероятно довольным Осаму хрипло стонет, откинув голову назад, и едва не кончает, как какой-то подросток. Лёгкое покалывание внизу живота заставляет его взять себя в руки и поторопиться.
Палец свободно скользит внутри, и к нему вскоре добавляют еще один. Напрягшись всем телом, Накахара громко вскрикивает и часто-часто дышит, стараясь привыкнуть к новым ощущениям. Со вторым пальцем уже приходится повозиться — он входит туже, но по-прежнему без проблем. Внутри невероятно узко и горячо. Сдерживаясь из последних сил, шатен добавляет третий палец и без промедления разводит их в стороны.
А вот это уже больно. Будто в бреду Чуя кусает припухшие губы и неосознанно пытается отстраниться, уйти от неприятных ощущений, но рука, успокаивающе поглаживающая по спине, и хриплый голос, шепчущий на ухо всякие милые глупости, не дают этого сделать.
— О-осаму…
— Тише… Еще немного, Чуя, еще немного… — ловко перебирая спутанные огненные кудри, шепчет Дазай и на пробу делает первый толчок.
Болезненное шипение над самым ухом в совокупности с впившимися в кожу ноготочками не останавливают его. Позволяя рыжему комочку нервов царапать свою спину, вирус с бОльшим энтузиазмом двигает пальцами внутри. В какой-то момент вместо шипения с пухлых уст срывается громкий протяжный стон, а сам Накахара до невозможного прогибается в спине и мило поджимает пальчики на ногах.
Внутренне ликуя от того, что наконец нашел заветную точку, Дазай делает еще несколько движений рукой под тем же углом, стараясь попадать по тому же месту.
Душа уходит в пятки, а сердце беспрекословно следует за ним. Охотно плавясь в сильных руках, Чуя уже самостоятельно насаживается на пальцы внутри себя и только и успевает стонать, забыв обо всем. Его тело периодически пронзает разряд тока, от чего юноша только сильнее старается подмахивать бедрами.
— Да… Еще… Пожалуйста, сделай так еще раз!
Отточенная годами выдержка противно трещит по швам. Не имея больше сил терпеть, Осаму решает, что уже достаточно растянул Чую, чтобы ему не было так адски больно. На удивление легко вынув пальцы, он проводит ими по оголенному бедру любовника, неосознанно размазывая по тому остатки слюны, и подставляет пульсирующую головку к хорошенько разработанному анусу.
Внезапная пустота внутри приводит юношу в чувство. Неожиданно даже для самого себя распахнув свои чудесные глазки, Накахара недовольно хмурится и на протяжении чуть меньше двух секунд сверлит шатена обиженным взглядом. Тот в ответ только хитренько улыбается и, покачав головой, делает «ход конем».
Резкий толчок в самое нутро выбивает из парня не только все недовольство, но и дух. Цепляясь дрожащими пальчиками за чужие плечи, как за спасательный круг, Чуя запрокидывает голову и громко кричит, безжалостно раздирая собственное горло. И не важно, что подумают о нем соседи. В самом низу все жжет и горит, будто в него не член вошёл, а целая бейсбольная бита. Однако, странно даже не это, а то, что ему почему-то
нравится. Подобного рода осознание сбивает с толку и не даёт полностью погрузиться в процесс.
Пот градом льётся со лба на глаза и нос. Невзначай проведя рукой по раскрасневшемуся лицу, Дазай вместе с липкой челкой смахивает несколько солоноватых капель и в один момент случайно замечает некое смятение в холодных очах напротив. Не тратя время на раздумья, он, тяжело дыша, бережно притягивает запыхавшегося юнца ближе к себе и с громким хлюпом входит до самого конца.
Мощный разряд уже привычного тока вновь пронзает все тело, только в этот раз он оказывается гораздо сильнее. Теряясь в ощущениях между жгучей болью и райским наслаждением, Накахара блаженно стонет и, доверчиво прижавшись к крепкой забинтованной груди, интуитивно смаргивает выступившие на глазах слезы. Невольно умилившись подобному жесту, Дазай большими пальцами стирает все-таки скатившиеся по щекам две одинокие солоноватые капельки и ласково целует в нос и губы. Поцелуй больше похож на детский — такой же невинный и искренний.
Странное нежное чувство заполняет грудь и окутывает сердце, заставляя то биться сильнее. Послав прочь все свои сомнения, Чуя целует мужчину в ответ и, качнув бедрами, самостоятельно делает первый толчок. Прочный узел внизу живота затягивается еще туже. Осаму, уткнувшись носом в бархатную щеку, сдавленно стонет и кое-как успевает подхватить рыжего за бедра, когда тот насаживается на него так, что аж яйца звенят.
Вначале неуверенные толчки постепенно учащаются. Пошлые хлюпки кожа о кожу заполняют комнату вместе с характерной духотой. Мышцы у обоих парней напряжены до предела. Пот ручьем стекает с разгоряченных тел. Низкие и высокие стоны смешиваются в одно целое и ласкают слух лучше любой музыки. Страсть между любовниками накаляется также быстро, как изнывающий член проскальзывает в сжимающееся колечко мышц.
Проходит неизвестно сколько времени, когда Чуя вдруг улавливает приближающуюся разрядку. Желая хотя бы ненадолго отложить приближающийся конец, он обводит языком ушную раковину шатена и рукой обхватывает собственный напряженный до предела член у головки, другой сжимая накачанное предплечье.
Явно расценивший этот жест иначе Дазай накрывает его руку своей и делает пару быстрых движений по стволу. Радостная улыбка украшает его заалевшее лицо, когда резко напрягшийся всем телом Накахара с очередным оглушающим криком кончает в его кулак.
Белесая жидкость течет по пальцам и костяшкам, капая на постель и оставляя темные пятна на простыне. Охваченный крупной дрожью юноша укладывает вмиг потяжелевшую голову на липкое от пота плечо возлюбленного. Он устало прикрывает глаза и в последний раз сипло стонет, чувствуя, как горячее семя заполняет его изнутри.
Кожа покрывается мелкими мурашками. Содрогаясь всем своим существом, вирус в усладе закатывает глаза и обеими руками прижимает к себе обмякшего юношу. Исчерпав все свои силы, он падает на спину и, растворившись в накатившей слабости, утыкается носом в медно-рыжую макушку.
Чуя на это только вздыхает и невесомо касается сухими губами обнаженной кожи на шее.
— Если это сон, то я не хочу просыпаться, — спустя долгую минуту молчания недовольно бурчит он и отводит смущенный взгляд, когда шатен поворачивает голову в его сторону.
Звонкий чистый смех согревает лучше тяжелого колючего пледа.
— Не бойся, малыш Чу, у нас впереди будет еще много возможностей повторить полученный опыт. Теперь-то ты от меня точно не отделаешься! — на последних словах вирус игриво закусывает губу и двигает бровями, за что тут же получает локтем меж ребер.
— Придурок!
