I Have Died Everyday Waiting For You

Джэ вcегда нравились истории про вампиров. В его глазах они были намного интереснее всего, что когда-либо случалось на Олимпе. Конечно, для кого-то Олимп был идеален - для его сводного брата Геркулеса, например, от которого все были без ума, и который, в общем-то, присвоил один из семейных пантеонов исключительно для оргий, жизнь в этой утопии была просто сказкой. Удовольствие, приправленное удовольствием. Для богов с горой обязанностей, таких, как друг их семьи Тор, который обычно навещал их из Асгарда и одалживал пару колизеев, чтобы спрятать девушек, которых, как он боялся, мог украсть Локи (вход в Олимп запрещен по распоряжению #852455258), обычно, кстати, встреченных им после пары фокусов с Мьельниром (Джэ все еще кажется странным то, что все обращались к нему как к человеку, хотя на его памяти он всегда был молотом) - для них Олимп был убежищем. Хороший воздух, отличная инфраструктура, еда и питье в неограниченном количестве. Не то чтобы Джэ не пытался взять все от этого "идеального" мира. Он знал с самого начала, что ему нравились парни, и совершенно не планировал заводить потомство, обрекая его на такую же невеселую жизнь. У него были интрижки с какими-то другими полубогами (только если он был уверен, что у них не было никаких родственных связей), даже флиртовал с некоторыми смертными, посланными на Олимп для какой-то сделки, празднования или другого дела божественного уровня. Но в итоге все ему надоедало: не было этой прочной связи, не за что было удержаться. Потому что насколько идеальным не был бы Олимп, для Джэ, унаследовавшего свою вспыльчивость и никакущий объем внимания от отца и упрямство от матери, умершей при родах, дух которой потом каким-то образом перепихнулся с его дядей, самим Богом Подземного мира, этот мир был его личным адом. Тем более, он всегда был будто в заложниках у отца как козырь в спорах с его дядей Аидом: постоянные "если ты тотчас же не освободишь Персефону, богом клянусь, я сделаю Джэ стражем ворот вместо Сонджина" или "если ты не дашь мне запасной ключ к темнице Титанов, я заставлю Джэхёна спуститься к вам на своём Пегасе и сразиться с Сонджином и этой тупой трехголовой собакой". Из-за этого и того, что его отец, сам Бог Грома и Молний (что всегда было непонятным для Джэ, потому что его оружием были лишь молнии, не издающие ни звука) полный неудачник, полубог постоянно был в тупике: у него было слишком мало обязательств, чтобы нормально жить, потому что он всегда должен быть под рукой, если вдруг его отцу захочется поспорить с Аидом (такими темпами Джэ взялся бы и натягивать тетиву на долбанном луке любви Эроса). Но в то же время их было слишком много, чтобы по-настоящему веселиться в свободное время (его постоянной обязанностью, занимающей добрую часть его времени, была перевозка металла, который Гермес, по его словам, не мог удержать - сам способный поднять целое здание, Джэ собственными глазами видел - в кузницу его очередного сводного братца Гефеста. Единственное, что радовало Джэ, это когда его все-таки ссылали в преисподнюю, чтобы сразиться - по крайней мере, притвориться - с Сонджином. Потому что хоть он и никогда не признает этого, лишь Сонджин по-настоящему понимал его. Хоть Аид и был отличным дядей - он бы не задумываясь переехал к нему, была бы возможность - Джэ должен признаться, что в плане обращения с детьми, как с заложниками, он был не лучше Зевса. Кроме того, его с Сонджином мать, даже в облике души, даже заключённая в замке в подземном царстве, была невероятно упрямой, и Аид бросил все попытки переспорить её где-то между семидесятым днём рождения Сонджина и рождением Цербера. Для этого он использовал своего сына в качестве посредника, трос, на который они могли вывесить свои обиды, своё грязное бельё. Довольно иронично, что Сонджин, будучи в практически противоположном от Джэ положении в плане наличия братьев и сестер, чувствовал себя очень схоже с охотником. Ему, как и Джэхёну, было не с кем поговорить. Поэтому они погрузились в книги, скульптуру, свитки, обменивались друг с другом всем, что могли найти. Это был их вариант сближения через контрабанду - грязные истории, украденные из рейтинговых файлов Афродиты во время очищения хранилищ по поручению отца со стороны Джэ, ужасные истории из архивов Нефилимов со стороны Сонджина. Таким образом, несмотря на ссоры и навязанное противостояние, несмотря на то, что виделись они лишь в полнолуния и грозы, лишь каждые несколько затмений и вспыличвых-огненных-атак-на-врата-Олимпа, они считали друг друга братьями больше, чем показывали. Только они понимали оковы друг друга, только они понимали одиночество, сопровождающее богов без власти, человечности которых хватало лишь на то, чтобы чувствовать боль. Только они нашли способ освободить друг друга. И когда Сонджин сбежал, украв Вонпиля и через реку направившись в лабиринт, он также освободил и Джэ, потому что на этот раз их отцы объединились, чтобы вернуть его назад. — Я не думаю, что он может это сделать, - говорит Аид, нахмурившись. Его темные глаза изучали Джэ с головы до пяток. — Не пойми меня неправильно. Ты крутой малый, Джэ, но это не просто полет на Пегасе через весь город Хефу или поездка в Голден Вудс для наших совместных дел. Мы говорим о том, чтобы спуститься на Землю, где эти пробки, убийцы и всякое такое. Джэ закатил глаза. — Да блин, ну дядя. Ну серьезно, кого другого ты собираешься туда отправить, кому Сонджин сможет довериться? Это очень хитроумно. Он точно не ожидает, что ты отправишь меня. Кого, блять, угодно, но не меня. Через всю комнату Джэ посмотрел на суровое лицо своего отца. Взгляд Зевса метался между его сыном и Аидом, во время их спора, и Пак знал, что если его отец медлит, обдумывает, что сказать, то он уже победил. Единственная слабость отца: он не мог согласиться со своим братом. — Малой дело говорит, - отвечает Зевс, проводя рукой в воздухе и создавая один из щитов Гефеста. Он бросает его Джэ, и тот ловит, словно фрисби. Щит уменьшается, пока не становится настолько маленьким, чтобы можно было прицепить на застежку пояса. — Мы должны отправить его. — Ты вообще слышишь себя? Ты говоришь это только, чтобы поспорить со мной. - закатил глаза Аид. — Слишком много ты о себе возомнил. - нахмурился Зевс. Молнии начали трещать в небе вокруг них. — Я бы не стал рисковать безопасностью своего сына только ради того, чтобы выиграть в споре. Джэ ухмыльнулся про себя. Проще простого. — Ну смотрите, если вы, ребята, не хотите, чтобы я шёл... — Джэ. - угрожающе сказал Зевс. — Видишь? - сказал Аид, показывая на Джэхёна. — Он даже не особо и хочет идти, он блефует... — Ты называешь моего сына трусом? С этими словами Зевс бросил молнию через всю комнату, открывая портал. Он поднял руку, ветер зашумел в комнате, призывая Пегаса. Его шерсть была белой и сияла как мрамор в комнате. Крылья его были яркими, когда он спускался с небес. — Ты же знаешь как работают мотоциклы, сынок? Джэ изо всех сил постарался не закатывать глаза на это ласковое обращение, которое, как он знает, только для показухи перед Аидом. — Конечно, отец. - отвечает Джэ и, взбираясь и дважды приглаживая гриву Пегаса, произносит заклинание Зевса. Издав ржание Пегас превращается в белый, с серебряными вставками, мотоцикл. Джэ сидит и его глаза не могут оторваться от портала, открытого перед ним. — Господи, мне не двенадцать. — Хорошо, - произнёс Зевс, кивая. — Когда надо будет вернуться, просто открой портал в нужном месте. Я оставлю к нему доступ. — Понял. — Не заставляй меня пожалеть об этом. — О, он заставит. - вздохнул Аид. — Ну я погнал тогда. - ухмыльнулся Джэ. Его дядя всегда знал его лучше. Он посмотрел на них, салютуя. Джэхён завёл мотор, беря щит и кидая его в портал. Он размышлял до тех пор, пока земля не стала уходить из-под его ног. — Увидимся позже. Больше, нахуй, никогда не увидимся.

***

— Всё будет в порядке, - в который раз говорит Сонджин Джэ, он не уверен, пытается он убедить его или же больше самого себя. Надо сказать, что ему немного страшно самому появляться на Олимпе: где бы ни был Зевс, там же будет и Аид, несмотря на то, что братья постоянно ругаются. Сонджин вздыхает, поглядывая на ночное небо над степью, которую они сейчас проезжают. Они приближаются к месту, в котором открылся портал, и Джэ пытается вспомнить, как же в него, блять, зайти, потому что он не планировал возвращаться в принципе. — Конечно, всё будет в порядке. Только я знаю, что он не будет меня слушать, - отвечает Джэ, цокая языком. — Он закатит мне трёхчасовую лекцию даже до того, как позволит мне объяснить, что я делал в Голубом Дворце. — Или, - прерывает его Брайан, почёсывая голову Доуна, лежащую у него на коленях. — Всё будет не так уж и плохо. А может, к тому времени моя мать разрушит королевство твоего отца, и тебе не придётся ничего объяснять. — Ну, если это считается плюсом, - говорит Вонпиль, подходя к небольшому импровизированному столу с их ужином - овощным супом, к сожалению Доуна, – и пакетиком холодной крови для Брайана, — то мы точно и бесповоротно в пизде. — Люди с родителями странные, - начинает оборотень, хмуря брови. — Своих я не помню, и люди в темнице, - ну, те, которых не съели сразу же, - всегда говорили, что это грустно, но, по-моему, так даже лучше. Звучат они ужасно. — Ага, - Джэхён пожимает плечами и кидает взгляд на Брайана. — Не так я представлял знакомство с родителями, да? Кан ухмыляется и обнимает Джэ за талию, раздражая этим Доуна. — Если честно, я планировал жениться на одной из семей благородных Нефилимов и всю свою жизнь провести без любви и страсти, поэтому уж лучше так, чем однажды... Сонджин притворяется, что его тошнит. — Прямо перед моим супом? Вонпиль смеётся, но его глаза буквально светятся, и Брайану понятно, что тот читает мысли Сонджина. — Как будто бы ты не волнуешься по поводу того, что скажет твой отец. — Нечестно, - Пак хмурится, — никакого чтения мыслей за ужином. — Твою мать, - Джэ отхлёбывает из чашки супа, когда слышит это: он понимает, нутром чувствует. Пак закрывает глаза, чувствует уколы молний на кончиках пальцев; а над ними молния трещит в облаках, и ночное небо разрывается. Он судорожно набирает полные лёгкие воздуха. — Мы на месте.