Птица-гром

"- Голдштейн, Порпентина Эстер!" - громко объявила седая волшебница в голубой мантии, и ее голос усилился, отразившись от каменного двора, по периметру которого сейчас стояли школьники, и отдельной группой, в сопровождении старост - новоприбывшие первокурсники в ожидании распределения. От группы детей, которые по большей части стояли с серьезными лицами, одергивая непривычную школьную форму, отделилась худенькая высокая девочка с темной косой, уложенной на затылке в узел. День стоял не по-осеннему жаркий, а голубая мантия волшебницы, стоявшей на противоположном конце двора, казалась отколовшимся кусочком огромного неба. Одиннадцатилетняя Порпентина Эстер Голдштейн, или коротко - Тина, шла сощурившись и прикрыв глаза, потому что солнце светило прямо в лицо. Накануне она почти не спала, как и многие первокурсники, а за несколько дней до того очень расстроилась, что бабушка сама купила ей всё к школе, не взяв ее с собой в город. А ведь она так хотела хоть ненадолго покинуть деревню, где не было детей, кроме нее и Куинни, и не было других развлечений, кроме прогулок по обширным лугам и лесу, чтения книг, и игр с Куинни, что тоже становилось скучным, поскольку они переиграли во все известные им игры. Теперь же, идя по каменному двору, немного съежив плечи, она, кажется, и сама была не очень-то рада тому, что вокруг было много сверстников. Последние не обращали на нее никакого внимания: ни тогда, когда они отъехали от Нью-Йорка на "Серебряной стреле", ни теперь, когда затихнув, напряженно стояли в ожидании распределения. К Тине в поезде в купе подсели двое мальчиков и девочка с торчащими вперед, как у белки, зубами и пушистыми белесыми волосами, зачесанными в хвост. Они только сказали ей "Привет", кинули рядом с ней свои сумки, а сами плюхнулись на скамейку напротив. Мальчики говорили вполголоса, а девочка, похожая на белку, постоянно громко смеялась и говорила больше всех. Из соседних купе тоже доносился то и дело смех и шутки, и Тина не понимала, когда это все успели так быстро перезнакомиться и подружиться - ведь она-то даже не успела ответить этим ребятам "Привет"... Тина дошла до середины двора и встала на середину высеченного на круглой каменной плите узора, изображавшего сложнопереплетенный узел. Она опустила голову вниз, глядя на носки новых форменных туфель, которые жали и не давали забыть обиды на бабушку, купившую всё за глаза. Шерстяные чулки сбились и намокли от пота, и теперь начинали натирать. Тина тихонько ойкнула (ей казалось, что слышали все вокруг), вспомнив, что староста одного из факультетов, улыбчивая девушка с добрыми серыми глазами с медовой искоркой в правом, объяснила, что нужно смотреть прямо, на четыре каменные фигуры. Нужно максимально сосредоточиться, и...Тина почувствовала, что лица коснулась тень, и она, наконец смогла посмотреть прямо. Фигура огромной крылатой птицы расправила крылья. "-Птица-Гром!" - выкрикнула седая волшебница, и Тина Голдштейн сошла с узла, и пошла к группе уже распределившихся ребят, стоявших возле волшебницы. Длинный пергамент в морщинистых руках, унизанных серебряными кольцами, казалось, никогда не подойдет к концу. Волшебница продолжала выкрикивать имена, и от этого ли, или от стояния на солнцепеке, или от шпилек, которыми бабушка щедро нашпиговала тяжелые темно-каштановые волосы, у Тины разболелась голова. Ноги тоже болели все сильнее, а форменная блузка под шерстяным жакетом противно прилипла к спине. Тина пошевелила лопатками и приложила ладонь к волосам - они были горячие от солнца. Школьники, двор, колонны из серого камня - все подернулось желтовато-розовой дымкой, а звуки стали гулкими. "-Пошли, ты чего стоишь?" - толчок в локоть заставил Тину очнуться. Девочка с беличьими зубами легонько подтолкнула Тину и побежала вперед, в гущу ребят, заходивших в здание школы. Тина благодарно улыбнулась, войдя под прохладные каменные своды. Сейчас вся школа направлялась в Большой зал через длинную галерею. В сводчатых окнах галереи по одну сторону был виден огромный школьный двор с четырьмя статуями, обозначавшими факультеты, посередине; а по другую - огромное поле, полого спускающееся вниз к широкому озеру. Большой зал был словно соткан из света, но солнце, лившееся через огромные витражные окна, не слепило. С потолка свисали изящные кованые люстры, которые сейчас не горели, а стены были украшены гирляндами из осенних цветов. Тина заняла место за одним из четырех длинных столов, над которым свешивались полотнища нежно-голубого цвета с красной птицей посредине. Как в тумане она слышала голос седовласой волшебницы, рассказывавшей об истории школы и поздравлявшей всех с началом учебного года. Потом на столах появились многочисленные супницы, блюда с мясом и пирогами, вазы с фруктами и пирожными. Тина совершенно не хотела есть, но из вежливости положила себе мяса, и с жадностью выпила стакан воды, подкисленной лимоном. Она совсем немного поковыряла мясо, и тут вдруг увидела черничный пирог. Совсем такой, как готовила ее мама. Это было одним из немногих воспоминаний о маме. И сколько потом Тина ни просила бабушку приготовить такой пирог - та всё отмахивалась, говоря "у вас, девочки, недостатка в сладостях нет" - что было истинной правдой. Миссис Хайтсон, младшая сестра покойной миссис Эванси, матери миссис Голдштейн, мамы Тины и Куинни, заботилась о рано осиротевших девочках со всей ответственностью. У сестер не было недостатка в одежде, игрушках, и вкусном питании, однако бабушка практически не проявляла какого-то живого, сердечного участия в их воспитании. Сестры были лишены теплых объятий, сказок на ночь, разговоров и игр, и росли, фактически предоставленными сами себе. Они привыкли к отсутствию внимания к ним, и росли тихими и спокойными, практически не доставляя хлопот. Только Куинни, в отличии от Тины, любила иногда подбежать к бабушке и обнять ее, но делала это все реже, потому что бабушка и не обнимала в ответ, и не отстраняла от себя - а просто молча ждала, пока девочка отпустит свои объятия. И теперь Тина смотрела на круглый пирог, в котором глубоким фиолетовым цветом переливались бусинки черники, и мама, которая смеясь, брала ее, маленькую Тину, под мышки, и сажала к себе на колени, отрезая кусочек, в котором было поменьше теста и побольше ягод - мама как будто снова оказалась рядом, словно не было всех этих лет. Тине показалось даже, будто бы она чувствует ее запах - тонкий, запах сиреневых духов, а на шее цепочка с несколькими мелкими аметистами, словно черничинками... Тина протянула руку, чтобы взять пирог, и вздрогнула от того, что какая-то приземистая учительница в бархатной зеленой мантии крикнула ей практически в самое ухо: "-Поторапливайся!" Тина оглянулась на уже уходящую волшебницу, которая через плечо на ходу выговаривала надсадным голосом: "-не сидим, не сидим, не спим! Быстрее, не копайся!" - и подбородок с несколькими длинными черными волосками и оттопыренной нижней губой, раздраженно трясся. Тина испуганным резким движением дернула сумку, из которой все посыпалось под стол и лавку. Тина полезла под стол, успев краем глаза увидеть, что зеленая учительница уже скрылась в дверях, и в зале осталась она одна. Когда же она торопливо собрала все тетради, учебники и перья, сделав вид, что не заметила разбившийся пузырек с чернилами, то стихли даже голоса. Тина побрела к выходу из зала. У выхода налево и направо расходились две лестницы, а прямо была галерея. Тина слышала собственное дыхание, да курлыканье невидимого голубя под одной из балок. Сейчас она вдруг со всей остротой ощутила, что уже успела соскучиться по Куинни, по их большой комнате и даже по бабушке. Казалось, что все это было давным-давно, в какой-то другой жизни, и сложно было поверить, что вчера, в это же самое время, они с Куинни качались на качелях на заднем дворе, и пытались левитировать в прыжке с качелей, совершив в воздухе красивую фигуру и изящно приземлившись. "- Везет тебе" - говорила Куинни с глазами, полными слез. "- Я целых два года буду совсем одна!". Тине и самой было каждую секунду не по себе от того, что рядом нет Куинни, и ее не покидало от этого ощущение того, что она что-то забыла или потеряла. Но вчера Тина не плакала, не желая еще больше расстраивать сестренку. Она развернула ее за плечи к себе, и раздельно проговорила: "Я буду писать тебе, каждый день, и все рассказывать! Обещаю!" - и крепко обняла сестру, чуть не задушив ее, сглатывая комок и стараясь не заплакать. Куинни же оставила ей мокрое пятно на воротнике платья. Неизвестно, сколько бы Тина еще полусидела, облокотившись на выступ стены, но тишину нарушил громкий стук каблуков, отдававшийся эхом в сводах и спугнувший голубя, и звонкий голос: "Вот ты где! Ну что ты потерялась, надо со всеми держаться, пока не знаешь еще, что где!.." Голос принадлежал той самой старосте с пятого курса, с волнистыми светло-каштановыми волосами, круглым лицом и добрыми серыми глазами. Сейчас ее тонкие брови были нахмуренными, но подбежав к Тине, она остановилась, и увидев растерянные и немного несчастные глаза девочки, сменила тон на ласковый, а складка на переносице разгладилась. "-Ну, что с тобой?" - улыбнулась староста. "-Меня зовут Кэти, я староста твоего факультета, и ты можешь всегда спросить меня, если что непонятно. Не пугайся, у нас хорошая школа, ты привыкнешь. Ну, пойдем в класс, сейчас деканы рассказывают о факультетах и дают расписание на неделю. Пошли, это интересно!". "-Мне туфли очень жмут" - неожиданно для самой себя смущенно сказала Тина. "-О, ну это совсем легко поправить" - рассмеялась Кэти, и достала волшебную палочку. Она сделала небольшое изящное движение, и Тина почувствовала, что теснота, сдавливавшая ноги, отпустила. "Теперь пошли!"- Кэти мягким настойчивым жестом взяла Тину за руку, и они пошли по правой лестнице. Тина ощущала теплую руку старосты и всю мягкую теплоту, исходившую от всего ее существа, и ощутила запах ее волос, легкими волнами разбежавшимся по спине и плечам, и впервые за весь день ее лицо отпустило напряжение. Кэти приоткрыла дверь класса, пропустила Тину вперед, кивнула учительнице, и побежала в свой класс. Тина села на лавку за стол в самом конце класса, ссутулившись словно бы затем, чтобы все 18 человек первокурсников, повернувших головы назад, не увидели ее. Тина даже немного съехала под стол, сидя на самом краешке скамьи, но не удержалась, и с грохотом свалилась. Она вылезла оттуда с красным от стыда лицом под дружный хохот класса и сдержанно-ироничную улыбку светловолосой полноватой волшебницы средних лет. "-мисс Голдштейн, пересядьте, пожалуйста, вот сюда!" - указав жестом на стол рядом с ней. "- Я декан вашего факультета, как все уже знают, повторю еще раз...мисс Голдштейн, возьмите пожалуйста..." - и протянула девушке книгу в красно-голубом переплете, с надписью "История Ильверморни" и книгу потоньше с надписью "Птица-гром". Такой комплект уже лежал перед каждым из учеников. "-Потом почитаете, мисс Голдштейн, сейчас слушаем меня!" - с нажимом произнесла декан, и Тина отдернула руку от книги, которую уже успела раскрыть. Сзади кто-то хихикнул. "-Итак, как я говорила, наш факультет-это наш дом и семья, Птица-Гром - это покровитель волшебников смелых, устремленных ввысь, к звездам, планетам и солнцу... Это люди смелые и решительные, не боящиеся трудностей..." Тина почувствовала, как к ней возвращается пульсирующая головная боль в правой части головы. Декан еще долго что-то говорила, и когда, наконец, разрешила встать и идти в спальни, то Тина почувствовала, что с огромным усилием заставляет себя подняться со скамьи, а руки словно набитые песком и совсем не слушаются, и "История Ильверморни" третий раз скользит мимо сумки. "-Голдштейн? Кэтрин, пойдите сюда..." Сухая ладонь декана коснулась лба. "-Кэтрин, у нее жар. Отведите ее в больничное крыло, пожалуйста..." Тина лежала, вытянув ноги под холодной хрустящей простыней, прижимаясь горячей щекой к прохладной подушке. Сквозь простыню ноги покалывало толстое коричневое шерстяное одеяло. Пожилая целительница в белом чепце дала Тине янтарно-золотистой жидкости, отчего головная боль отступила почти сразу, на две минуты зашла Кэти, но целительница дала ей понять, что для Тины лучше будет, если она останется на ночь в лазарете. "- Всего одну ночь. Ничего страшного,завтра пусть тоже отдохнет, они еще не успеют за один день пройти много. Это просто переутомление. Ах, птицы же... Ну с вами это бывает, сами знаете, мисс..." Тина не понимала, какие птицы, и закрыла глаза. "-Я не написала письма Куинни, я должна попросить... где моя сумка и пергамент? А как найти сову, где совы?...и через несколько секунд Тина провалилась в зыбкий полусон, в котором она никак не могла найти сову, и ходила по школе, по длинным коридорам с закрытыми дверями. Потом сова превратилась в Кэти, и Кэти сказала:"я же не могу передать письмо, я смогу это сделать только через два года, потому что я на пятом курсе..." Проснулась Тина, когда было уже за полдень, и снизу доносились запахи обеда в Большом зале. "-долго же вы спали, мисс!" - добродушно засмеялась целительница,и тонкие морщинки на желтоватом лице разбежались в стороны. "-Но это очень хорошо,это значит, что вы выздоровели и можете приступать к занятиям с завтрашнего дня. Тина встала с кровати. Ничего не болело, но немного кружилась голова. "-Аппетит наконец проснулся, верно?" - и подмигнув девочке, целительница наставила волшебную палочку на дверь, из-за которой медленно выплыл по воздуху серебряный поднос с тушеным мясом, супом из овощей, чаем и черничным пирогом. "-А это для повышения тонуса. Совсем немного, маленькая мисс, в лечебных целях" - и волшебница плеснула прозрачно-голубой жидкости с терпким травянистым запахом в кружку с чаем, аккуратно приземлившуюся на прикроватный столик. "-После обеда вы можете одеться, за вами придет староста, и вы отправитесь в вашу спальню" "Ну, вот и спальни девочек, так, здесь уже заняты обе комнаты, а здесь никого нет. Я думаю, профессор Эрдени позволит нам расширить чуточку комнаты, чтобы ты не оставалась у нас одна, а пока что вот, будешь здесь сама хозяйкой!"- весело сказала Кэти Тине, и показала на кровать возле окна и стол, на котором уже стояли аккуратной стопкой учебники. Кэти собралась уходить, но повернулась в дверях и добавила: "Совятня по левой лестнице до самого конца наверх!". Тина поблагодарила Кэти, и найдя в сумке кусок пергамента, отправилась в совятню. Чувствовала она себя гораздо свежее и бодрее, чем вчера, и кажется, неприятности вчерашнего дня отодвинулись. Она с удовольствием подставила лицо ветерку, который обдувал винтовую лестницу сквозь раскрытые окна, и легко взбежала на самый верх, где пахло сеном, птичьим пометом и свежим воздухом с поля и озера. В совятне находилось еще несколько ребят с разных курсов. "-Привет!" - громко и с улыбкой сказала всем сразу Тина. И ничего страшного не произошло. "-Привет!" - вразнобой отозвались Тине несколько голосов. Из-под потолка на плечо девочке опустилась пестрая коричневая сова, и выжидательно заглянула ей в лицо яркими желтыми глазами. "-Угости ее"- сказал мальчик-второкурсник со значком факультета Пакваджи на мантии, протягивая Тине коробку с совиным печеньем. Тина со смущенной улыбкой взяла половинку печенья и протянула сове. Сова благодарно ухнула, накрошив печеньем на плечо и пергамент Тины, где та, сев на перевернутый ящик, начала писать: "Привет, моя милая сестренка!..." Так началась жизнь Тины Голдштейн в Ильверморни.