До самого вечера мне не давали и шелохнуться, дабы мне опять не стало плохо. Мама все время хлопотала вокруг меня, то и дело отдавая приказания Анне. Но когда время перевалило за шесть вечера, моя сестра, все это время сидевшая рядом, стала все чаще поглядывать на часы. Сначала я не понимала, в чем дело, но потом в голове щелкнуло и я вспомнила про ужин с нашими, возможно, будущими родственниками.
— Мам, — начала бодро я, привстав в постели на локтях. — Во сколько вам нужно быть у мистера и миссис Локвуд?
Мама посмотрела на меня так, будто я сморозила полнейшую глупость, но я лишь невинно похлопала ресницами.
— Ну что ты, милая, мы ведь тебя не оставим одну, да еще и в таком состоянии. — она подошла ко мне и прикоснулась ко лбу.
Я резко села, но тут же пожалела об этом — голова, от долгого пребывания в лежачем положении, закружилась. Но я постаралась не подать виду и, моргнув пару раз, нахмурилась.
— Ну мне же не два года и… — мне не хватило воздуха, чтобы выразить свое возмущение. — И я буду не одна, со мной Анна.
Анна остановилась в проеме, переводя взгляд то на меня, то на маму.
Мама вздохнула и тоже нахмурилась. Будь я сейчас в другом расположении духа, я бы уже давно подскочила и разгладила морщинку на ее переносице и чмокнула в кончик носа как когда-то в детстве. Но я сдержалась и облокотилась на изголовье кровати. Кованые розочки, которыми оно было украшено, болезненно врезали свои металлические лепестки мне в спину, но я не обратила на это внимания.
— Мам, все правда будет хорошо, — сказала я совершенно спокойно.
После нескольких секунд буравящего взгляда, мама сдалась.
— Хорошо, — сказала она, сдавливая пальцами переносицу, будто при сильной головной боли.
Я ничего не ответила, лишь прикусила нижнюю губу, пытаясь подавить улыбку.
Почти весь остаток вечера я в одиночестве просидела в библиотеке. Анна несколько раз заходила ко мне под каким-нибудь глупым предлогом, например, чтобы смахнуть пыль с полок и книг, — причём раза три — но я прекрасно понимала, что это не так.
Во-первых, полки почти всегда были идеально чисты, ведь их протирали раз в день, а во-вторых, перед отъездом мама явно попросила ее приглядеть за мной.
И вот, в одну из таких Анниных проверок, я не выдержала. Громко захлопнув книгу которую читала, я встала и, демонстративно развернувшись на каблуках, вышла из комнаты.
Поднимаясь по лестницы, я неожиданно поняла, что устала. Глаза болели и слезились. Я широко зевнула.
Сделав еще несколько шагов, я остановилась. Нет, что-то было явно не так. Живот стянуло от боли и, чуть склонившись, я прижала руку к рту. Внутри будто что-то перевернулось и появилось чувство предвкушения.
Голова пошла кругом и я вцепилась в деревянные перила лестницы. Не знаю, сколько времени я так простояла, но когда передо мной появилась Анна, я уже сидела на ступеньках, вся мокрая от испарины.
Еще в сознании Анна еле как довела меня до спальни и помогла лечь в постель.
— Эй, — позвала меня Анна. — Эй, вы в порядке?
Это был очень странный вопрос, но, ни смотря на свое состояние, я кивнула.
Перед глазами все замерцало и поплыло точно рябь на воде. В голове пульсировала боль и, кажется, будто голова сейчас расколется на куски. Я вцепилась пальцами в простыни. Мигрень была жуткой, но я терпела.
Помучавшись ещё некоторое время, я все же уснула. Мне снилась Синтия. Только сестра почему-то показалась мне старше, чем на самом деле. Она плакала и что-то говорила мне, но я не могла разобрать что именно, будто у самого моего уха были сотни людей, говорившие одновременно. Я попыталась подойти ближе к ней, но у меня не вышло. И тут я поняла, что разговаривала она вовсе не со мной — с Чарльзом. Его лицо было пунцовым и перекошено от злости. Он занёс руку и ударил Синтию по щеке. Она уперлась спиной в стену и зарыдала ещё сильнее. Он занёс руку ещё раз, а потом и ещё раз, метя то по спине, то по лицу или шее сестры. Я не могла сдвинуться с места и была свидетельницей этой картины. Я прекрасно понимала, что это всего лишь сон, но проснуться не могла. Он был слишком реалистичен и не отпускал меня.
Не в силах смотреть на удары обрушивающиеся вновь и вновь, я согнулась пополам, прижимая руки к ушам и завопила: «Проснись. Проснись».
— Проснись! — вскрикнула я и села, обшаривая глазами вокруг. Я вздохнула с облегчением: я находилась у себя в комнате.
Время уже перевалило за полночь и в комнате царил сумрак, а предметы, на которые падал бледный свет фонаря за окном, отбрасывали причудливые тени.
Я встала с постели и ноги обожгли холодные половицы. Все ещё находясь под впечатлением от своего сна, я тихонько выскользнула из комнаты в коридор. На цыпочках пробралась к двери в сестринскую комнату и приоткрыла ее. Синтия спокойно посапывала у себя в кровати и я вздохнула с облегчением. На глаза набежали слезы и я улыбнулась. С ней все в порядке.
Но все-таки, этот сон кажется мне слишком реалистичным.
В раздумьях, я вернулась в свою комнату и забралась в постель. Спать не хотелось, поэтому я лежала и смотрела в потолок, стараясь привести мысли в порядок, потому что мне совсем не нравилось то, что со мной случилось за эти сутки.
Вскоре, наверное, ближе к двум ночи, ноющая головная боль прошла. Я закрыла глаза и в этот раз спала без сновидений до самого утра.
***
На протяжении двух недель меня не отпускал тот сон с участием Синтии и Чарльза. Я ходила как на иголках и каждый раз, когда видела их вместе, то и дело нервно посматривала на сестру. Всеми силами я уговаривала себя забыть о нем. Но он был настолько реалистичен, что не выходил из головы. Все мои старания пошли крахом, когда в конце декабря Синтия заявилась домой воодушевленней, чем обычно и болтала без умолку. Она докучала мне и родителям весь вечер, а когда во время ужина я тактично попросила её замолчать, огорошила нас новостью — Локвуд официально сделал ей предложение. И, как бы в достоверность этого факта, сестра протянула напоказ левую руку: на безымянном пальце блестело тоненькое золотое кольцо, с небольшим камешком в центре. Оно красиво отражало ламповый свет.
Я пришла, мягко говоря, в ужас и моя рука, со сжатым в ней стаканом, застыла в паре сантиметров от губ. Судя по всему, Синтия не правильно поняла выражение моего лица, потому что поспешно добавила, что она, как любая приличная и уважающая себя девушка, обещала ему подумать.
Мама оказалась вполне довольна таким раскладом событий. Только отец в начале с наигранной суровостью добавил, что он тоже намерен обдумать сие предложение.
На меня никто не обращал внимания, поэтому я негромко кашлянула и вмешалась в разговор:
— Меня что, тут одну смущает тот факт, что они знакомы лишь… — я запнулась и подсчитала в уме. -… лишь пять с половиной месяцев.
Три пары глаз уставились на меня, как на умалишенную. Я приподняла брови, напоминая, что все ещё жду ответа.
— Мари, — мать вздохнула и сложила столовые приборы.
— Элис, — интуитивно правила её я, но она не обратила на это внимания.
— Я не смогу объяснить тебе всего, если ты сама не захочешь этого понять.
Я подавила желание закатить глаза. Я знала, что она скажет: «Девятнадцать лет — хороший возраст для замужества». Но мама промолчала.
Всё остальное время мы молчали. У меня сложилось впечатление, будто остальные боялись нарушить тишину.
***
На протяжении последующих двух месяцев меня несколько раз посещали ведения — именно так я условилась их называть. Некоторые до такой степени меня пугали, что я попробовала рассказать о них родителям, но ничего хорошего из этого не вышло. Мама испугалась за моё здоровье в целом и каждый раз с придыханием ложила руку на мой лоб, а отец просил не говорить чепуху и говорил, что это вызвано дневными переживаниями.
И я поняла, что некоторые из них сбываются!
Одним из самых пугающих было видение с участием нашего с Синтией кузена Гарри, маминого племянника. В тот момент мы с сестрой возвращались домой из парка. И на глазах у всех прохожих меня вдруг «накрыло» новое видение: Гарри был у себя дома, сидел в кресле и читал книгу, но он только делал вид, что читал, потому что взгляд его был расфокусирован и выглядел он как будто немного пьяным. Он протянул руку и взял из пачки сигарету, — он всегда курил только «Лаки страйк» и я частенько шутила, что с ним компания по производству сигарет никогда не разориться — сдавил её зубами. Взяв спичку и чиркнув ею по коробку, Гарри уже собирался поднести спичку к кончику сигареты, как вдруг все вспыхнуло. Перед моими глазами возникла пламенная пелена.
В ужасе, я поняла, что цепляюсь за сестру обеими руками, словно за спасательный круг. Она была напугана и, оглядываясь на прохожих, что-то говорила и пыталась поставить меня на ноги. Я поняла голову и поняла, что все и правда на меня смотрят, а вокруг собралось небольшое количество зевак. Я спохватилась и поспешно встала, отряхивая снег с пальто.
Не обращая ни на кого внимания, я потянула сестру домой. Синтия молча поспевала вслед за мной.
Когда мы пришли домой, я заметила напряженную обстановку — как оказалось, отец с матерью вновь поссорились.
Позже, они немного успокоились и отец непринуждённо разговаривал с мамой. Но когда дело дошло до сегодняшнего, скажем так, происшествия, напряжение вернулось вновь. Когда я все рассказала, а Синтия, как обычно, подлила масла в огонь, рассказав, как ужасно я выглядела, глаза Элизабет округлились от ужаса — мама была недолекой и чувствительной женщиной. А отец разозлился, хоть и постарался не показывать этого. Как и следовало ожидать, тогда они мне не поверили.
Но через два дня, к нам в дом позвонили. Гарри Дейвис, мамин племянник, сгорел заживо в собственном доме из-за утечки газа и самовозгорания.
Но самым шокирующим было то, что меня обвинили в том, что я прокляла своего собственного кузена!
Случилось это через день после похорон. На протяжении всего дня я ловила на себе косые взгляды от родителей. А потом моё терпение лопнуло. Я спросила, что случилось. Мама посмотрела на меня и хотела что-то сказать, но её губы задрожали и она расплакалась. Но отец держал себя в руках. Он назвал меня «ведьмой, проклинающей членов семьи» и я, не желая слушать его брань и ругань в мой адрес, вскочила и умчалась в свою комнату.
С того самого дня отец начал задерживаться на работе, а мама все чаще и чаще ходила с покрасневшими глазами.
С того самого дня моё доверие к родителям впервые пошатнулось
