Divorce / Развод

Футбол? Серьёзно? Я не понимаю, в чём суть футбола. Я имею в виду, да, я понимаю, что предпосылка состоит в том, чтобы забить мяч в ворота команды-противника, но, честно говоря, как вид спорта он абсолютно бессмысленный для меня. Когда я стою здесь и наблюдаю за тем, как группа шести-семилетних детей бегают друг за другом по полю, я не могу не спросить себя, почему мой сын не может заниматься спортом, где присутствовала бы какая-нибудь цель? Просто группа детей, бегающих за мячом в надежде, что кто-нибудь из них попадёт в ворота. Какая здесь стратегия? Может кто-нибудь, пожалуйста, просто пнуть этот проклятый мяч, чтобы это побыстрее закончилось? Тренера окружают восемь детей, после чего он разделяет их на две команды. Каждый с энтузиазмом бежит в направлении, на которое указывает их тренер, а затем идёт Каллан. Он садится внутри вратарской сети и начинает читать National Geographic. Господи, и это мой сын. Хорошая новость в том, что, по крайней мере, он не из тех детей, которые едят грязь и ковыряются в носу. — Я не знаю, почему тренер Бенетт позволяет этому ребёнку играть, — ворчит мужчина в пяти метрах от меня, качая головой и выражая отвращение из-за того, что мальчик читает во время тренировки. — Он ведь просто сидит там. Я остаюсь спокойным, но подхожу немного ближе, чтобы послушать его. Они привлекли моё внимание, так как разговаривают о моём сыне. Пока что лучше держать язык за зубами. Иногда приходится держать рот на замке, потому что, в обратном случае, в девяноста процентов ситуаций я бы уже оказался в тюрьме. Парень рядом с ним смеётся, как будто наблюдение того мужика забавно для него. Наверное, так и есть, ведь они говорят не о своих детях. — Ты прекрасно знаешь, почему он позволяет ему это делать, Джефф. Это потому, что Мэдисон его мама, а Бенетт просто хочет смотреть на её сиськи и задницу каждый вторник и субботу. Я наблюдаю за тем, смогу ли я надрать им задницы. Они выглядят большими и свой вес набрали точно не в спортивном зале, а в ресторанах быстрого питания. Я запросто могу нанести удар. Я занимаюсь, по крайней мере, четыре раза в неделю, несмотря на свой загруженный график. Я всегда был в форме, так же, как и Мэдисон. Спорт важен для нас, а эти парни, полагаю, не видели спортзал в течении многих лет. — О ком ты говоришь? — спрашиваю я, шагая вперёд, чтобы включиться в их разговор, хотят они этого или нет. Высокий парень говорит первым, не смотря на меня. — Мама Каллана Бибера. У неё отличные сиськи и задница. Затем он смотрит на меня, его рука поднимается, чтобы заступить солнечный свет. Он осматривает меня с ног до головы. — Кто ты? Мы не видели тебя раньше. Мои губы растягиваются в усмешке, а руки скрещиваются на груди. — Отец Каллана. Вы знаете, как выглядят люди, когда они настолько потрясены, будто проглотили язык? — Правда? — и он смеётся, удивляясь. — Дерьмо. Мы думали, отец Каллана какой-то фрик. Интересно, как этот чувак относится к сломанной челюсти? — Как давно вы с Мэдисон разведены? Разведены? Эти парни действительно пытаются разозлить меня, не так ли? Мы слышим свисток на заднем плане, но никто на это не реагирует, мы слишком увлечены нашей беседой. Когда смотрю на этих мужиков, я понимаю, что они действительно хотят знать. Они будто собирают информацию, чтобы иметь возможность предложить Мэдисон поплакать на их плече, пока они будут глазеть на её грудь. — Мы не разведены. Во всяком случае, пока. И насколько я понимаю, никогда не будем, и мне всё равно на те бумаги, которые лежат на сидении в машине. — Ты работаешь за городом или что-то типа того? Моя рука поднимается к подбородку, почёсывая его. — Как ты сказал, твоё имя? — Я не говорил его, но я Кент. А твоё? — Я Джастин. И нет, я не работаю за городом. — Значит, вы не разведены, и ты не работаешь за городом, тогда почему мы никогда не видели тебя на тренировках или играх? — он улыбается, стараясь заставить меня почувствовать себя плохим отцом. Жаль, что он не знает, что уже поздно, и я уже чувствую себя как кусок дерьма. Но у них всё ещё нет шансов увидеть трещины на моей броне. И пока эти мысли атакуют мою голову, он всё ещё говорит. Что, чёрт возьми, он говорит? Правильно. Он указывает мне, какой я плохой отец. — Я управляю своим строительным бизнесом, и обычно у меня не хватает времени на подобные вещи. Посмотрите на них. Очевидно, они не знают, что такое тяжёлая работа. Без единого мозоля. Бьюсь об заклад, у них никогда не было грязи под ногтями. — Ну, это многое объясняет. Каллан немного маменькин сынок. Что за дерьмо? Маменькин сынок? Мой сын? Ну ладно, я думаю, он немного ближе с Мэдисон, чем со мной, но это не так важно. — Это так же объясняет, почему Бенетт всегда уделяет твоему ребёнку больше внимания. Эти идиоты смотрят друг на друга, обмениваясь понимающим взглядом, и начинают смеяться. Спросите, волнует ли это меня? И я отвечу, что нет. Конечно, никто не любит, когда над ними смеются, но этих парней мне просто жаль. Вероятно, сейчас они чувствуют себя так, будто выиграли жизнь. Но на самом деле их жизнь полное дерьмо. Посмотрите на их детей: один ковыряется в носу, а затем тянет палец в рот, другой шарит рукой в штанах, выискивая там Бог знает что. Как раз, когда я думаю о том, чтобы забрать Каллана с поля и попытаться объяснить ему тонкости любого другого вида спорта, тренер свистит. — Мы закончили, мальчики! Я иду вперёд и бью Кента по плечу. — Ты прав, у моей жены большая грудь и задница. Я не оглядываюсь на него, в этом нет никакого смысла. Я направляюсь к своему сыну с целью убраться отсюда. Когда я замечаю его, останавливаюсь. Видите того парня, идущего ко мне с разорванным журналом в руке и обеспокоенным выражением лица? Этот ребёнок начинает понимать, что он не такой, как другие дети. Это заставляет меня хотеть набить морды тем двум парням, которые решили, что моему сыну не место в команде. Я становлюсь на колени до его уровня, когда он бросает свой рюкзак к моим ногам. — Ты в порядке, приятель? — Я в порядке, — его ответ короткий, а щеки красные. — Мы можем уйти сейчас же, Джастин? — Называй меня папой, — отвечаю я, хватая его сумку и следуя за ним. — Эй, слушай, дружок, ты вообще любишь футбол? Мне хотелось бы услышать, что мой сын любит заниматься всеми видами спорта, но реальность такова, что, скорее всего, он ненавидит футбол. И меня, как его отца, волнует, почему мы должны заставлять его играть в то, что ему не нравится? Если он хочет читать, то пусть. Я понимаю, что ему нужна физическая активность, но он слишком пристрастен к окружающей среде. Каллан останавливается и с любопытством смотрит на меня, а на его детском лице играют лучи заходящего солнца. — Я думаю, да. Я имею в виду, мне кажется, что я должен этим заниматься, и это то, что мне нужно, — и тогда он пожимает плечами. — Я голоден. Можем ли мы поесть пиццу? Что мне делать? Мне не понравился его ответ, но я позволю ему уйти от вопроса. — Да, конечно. Когда мы оказываемся в машине, я думаю о том, что не могу просто так отпустить эту ситуацию. Он сидит на заднем сиденье и смотрит на свой разорванный журнал. Он нервничает, возможно, даже напуган. — Тебе не нужно играть, если ты не хочешь. — Я знаю, но все остальные занимаются спортом. Я чувствую, что должен играть. Дилан играет в футбол. Ах да, я вспомнил. Его лучшего друга зовут Дилан Коннер. Я сосредоточен на важной части того, что он сказал. Он чувствует, что должен играть? Я не уверен, что сказать ему, так как чувствую, что он делает это, чтобы нравиться другим, и меня это бесит. Он делает это, чтобы соответствовать. Он ребёнок, и он никогда не должен чувствовать себя так, будто должен соответствовать. Мы едем с Калланом есть пиццу, и я остаюсь в шоке от того, что он съедает сразу три куска. Три куска — это то же самое, если бы я сам съел весь пирог. Я не жалуюсь на то, что он много ест, у него растущий организм, но я просто удивлён. Мы мало болтаем за ужином, полагаю, у нас двоих много мыслей, хотя я не могу не заметить обеспокоенный взгляд Каллана и его напряжённое выражение лица. Мне знакомо такое выражение лица. У меня такое же, когда у меня стресс, но я не хочу, чтобы мой шестилетний малыш выглядел так. Я постукиваю пальцами по столу, когда он жуёт кусок теста. — Каллан, есть что-то, о чём ты хочешь поговорить? Он покачивает головой в знак отрицания. Но я знаю, что должен продолжать давить на него, чтобы он немного открылся мне. Потому что очевидно, что его что-то беспокоит, но, если честно, я не знаю, готов ли я услышать ответ. Вы опять-таки можете осуждать меня, но вы не знаете Каллана. Он сбивает меня с толку своими безумными вопросами, например, «Есть ли доказательства того, что термоядерное устройство взорвалось над Хиросимой?». Он спросил меня об этом две недели назад, когда я вернулся домой в полночь и шёл по коридору. Когда мы оказываемся дома, Мэдисон стоит на кухне со стаканом воды в руке, одетая в свою розовую пижаму от Victoria’s Secret. — Малыш, как прошла твоя тренировка? — она даже не смотрит на меня, лишь на нашего сына. Он пожимает плечами, обнимая её. — Всё прошло хорошо, мамочка. Исходя из того, как иногда действует Каллан, я абсолютно забываю о его возрасте. «Но он всё ещё ребёнок», — думаю я, когда вижу, как он обнимается с Мэд, и уголки моих губ непроизвольно поднимаются. На долю секунды бумаги, которые она прислала мне сегодня, перестали иметь значение. Я вижу себя в Каллане, и я обещал, нет, я поклялся, что у моих детей никогда не будет такой жизни, как у меня. С отсутствующим отцом. Осматривая кухню, я ожидаю увидеть Ноа на полу, пьющего воду или бегающего, как Росомаха, но я его не вижу. — Где Ноа? — В своей кровати. Мэдисон продолжает обнимать Каллана, увлекая его за собой. — Как на счёт того, чтобы папочка уложил тебя спать сегодня? Я пойду приму ванну. Каллан снова пожимает плечами, как будто это единственное, что у него хорошо получается. И так, она хочет, чтобы я приготовил его ко сну. Я сделаю это, так как отцы должны заниматься подобными вещами, но я всё равно задаюсь вопросом. Это её уловка, чтобы не проводить время со мной? Я уверен в этом, когда она начинает подниматься по лестнице, даже не посмотрев мне в глаза, оставляя меня наедине с Калланом. Он смотрит на меня, но на этот раз не пожимает плечами. Я думаю, что мы делаем успехи. — Она злится на тебя? Он проницателен, не так ли? Я закатил глаза на его слова. — Как ты догадался? — Она заставила тебя отвезти меня на футбол, и теперь ты остался здесь наедине со мной. Он ведёт себя так, будто мы никогда не проводили время вместе. И я знаю, что это не совсем так. — Пойдём, приготовим тебя ко сну, утром в школу. Я понятия не имею, что делает мой сын, прежде чем он готовится ко сну. Я многое делал, когда он был меньше, но прошло два года, и много чего изменилось. Я знаю обычные вещи, которые делают взрослые перед сном: принимают душ и чистят зубы. Но это Каллан, и он странный. Зная его, он может принимать душ три раза в день, и это ни капли меня не удивит. Я помню, когда он был маленьким, время купания в ванной было его любимым. — И так, что ты делаешь перед сном? — Я не могу поверить, что должен объяснять это своему отцу. Но я чищу зубы и иду спать. Проходя мимо меня, он исчезает в ванной, которая разделяет его комнату с комнатой Ноа. Я пользуюсь моментом и проникаю в комнату Ноа, чтобы поцеловать его на ночь. Кстати, он спит в своей маске. Это немного странно — целовать Бэтмена и желать ему спокойной ночи, но у этого парня присутствует чёртова индивидуальность, и это невероятно. Он был таким с первого дня, немного сумасшедшим. — Сладких снов, Росомаха, — шепчу я, целуя лоб малыша и убирая с него волосы. Каллан до сих пор бодрствует. Я возвращаюсь в его комнату и наблюдаю за тем, как он вытаскивает свою пижаму из ящика комода. Я засовываю руки в карманы, не зная, что делать дальше, и когда он начинает одеваться, продолжаю: — Я должен рассказать тебе сказку или что-то вроде того? Я чувствую себя тупым. Меня посещает мысль, что Каллан не мой ребёнок, и Мэдисон спала с каким-то гением за моей спиной. Я присаживаюсь на его кровать, и мы оба смотрим друг на друга, стараясь скрыть свою растерянность. — Что произошло на Три-Майл-Айленде и Чернобыле? Эти катастрофы были разными? Мои глаза открываются от удивления. Я понятия не имею, что такое Чернобыль, но я знаю немного об острове Три-Майл, и пытаюсь выкрутиться. — Ну, так, Три-Майл-Айленд был атомной электростанцией, у которой была неисправность охлаждения, и это заставило часть активной зоны расплавить реактор и разрушить его. Было выпущено немного радиоактивного газа, но он никого не убил. Он кивает, будто уже знает это, и я совсем не удивлён, что он знает. — А на Чернобыле произошло то же самое? Мои глаза расширяются. — Да? — я ответил вопросом. Каллан чуть усмехается. — Пап, ты ничего не знаешь о Чернобыле, да? Я вздыхаю и откидываю его одеяло, чтобы он мог залезть под него. Да, я не знаю. — Чернобыль в Украине. Можем ли мы поехать туда? Я читал, что теперь это место функционирует как туристический город. — Действительно? Я никак не хотел ехать в Украину, но я не говорил об этом Каллану. Кажется, он взволнован, чтобы поговорить со мной об этом, но я не хочу подводить его. Я никогда не обещал того, чего не смогу выполнить. Мой отец делал так. Он всегда обещал то, что в итоге так и не выполнил, поэтому, когда я стал отцом, я поклялся, что никогда не пообещаю своим мальчикам ничего, чего бы не смог дать им. — Да, в 2011 году они открыли зону вокруг реактора. Я хочу туда. Вы смеётесь, не так ли? Это забавно для вас. Но это потому, что он не ваш сын, и вы не живёте с ним. Мэдисон смеётся над его поведением, но я вижу, что он не такой, как другие дети. Он другой. Он читает что-то вроде уровня пятого класса, и его математические навыки… Даже не спрашивайте. — Что, если ты превратишься в Халка? — поддразниваю его я, поднимая брови, когда щекочу его по рёбрам. Он хохочет и пытается убрать от себя мои руки. — Я серьёзно, папа. Я хочу поехать в Украину на мой день рождения в следующем месяце. — Сынок, мы не можем поехать в Украину в следующем месяце. Помимо того, что у тебя нет паспорта, я не думаю, что твоя первая поездка за границу должна быть в зоне боевых действий ядерного реактора. — Это не военная зона, папа. — Хорошо, что ты хочешь на свой день рождения? — Я хочу поехать в Украину, — его глаза загораются. — Кроме этого. — Ну, может быть книгу про Чернобыль? — У нас продаётся такая? — Да, она называется «Голоса из Чернобыля. Устная история ядерного бедствия». — Думаю, мне следует побеспокоиться о том, чем ты интересуешься. Интерес Каллана резко угасает, когда он засматривается на моё обручальное кольцо, которое поблескивает даже при тусклом освещении комнаты. А потом он поднимает глаза и смотрит на меня так, будто я должен что-то ответить ему. Я не могу категорически запретить ему, потому что боюсь обидеть, так что решаю просто сменить тему разговора. — У мамы есть знакомые парни, с которыми она дружит? Этот вопрос застаёт его врасплох, и он хмурит брови. — С которыми она дружит? Как дядя Брэнтли? — Нет. Парни, которых я не знаю. — Педро? — Кто такой Педро? — Я не знаю, это Педро, он чистит бассейн по четвергам. — У нас есть кто-то, кто чистит бассейн? Я не знаю, почему этого не знал. Теперь мне придётся посмотреть на этого Педро. Каллан пожимает плечами и переворачивается на бок, словно он уже готов ко сну. Я поглаживаю его по спине и нагибаюсь, чтобы поцеловать. — Спокойной ночи, малыш. — Пап? — Да? — Ты теперь всегда будешь приходить домой рано? Да, это действительно выглядело странно для него. Я приехал домой, отвёз его на футбол, потом мы поели пиццу, и сейчас я укладываю его спать. У меня пересохло в горле. — Наверное, нет, — честно отвечаю я. — Но я знаю точно, что теперь мне нужно прилагать больше усилий, чтобы приходить домой раньше. — Мне понравилось, как было сегодня. Я улыбаюсь, подмигивая ему, и закрываю дверь, перед этим выключив свет. Лицо Каллана напомнило мне, что я до сих пор являюсь его отцом и должен оставаться им, несмотря на всю занятость на работе. Я чувствую себя как дерьмо, когда иду по коридору в спальню, где находится Мэдисон, ожидая, что дверь будет заперта. Удивительно, но это не так. Тогда есть надежда, верно? Может быть. Она там, лежит на кровати с книгой в руке. Я не смотрю на обложку её книги, так как это совсем не имеет значения. Важно то, как она выглядит, лёжа на нашей кровати. Чертовски потрясающая. Посмотрите на неё. Ее волосы опущены, обрамляя лицо, словно занавес, а кожа идеально загорелая, с нужным количеством сияния. На секунду я хочу лечь рядом с ней, провести пальцами по её щеке и сказать ей, что я люблю её. Но я не могу. Может быть, это снова моя гордость, но я остаюсь на месте у двери, обдумывая, что я должен сказать. Она подала на развод сегодня. Я знаю, что она уже назвала пару причин раньше. Но это не всё, и я собираюсь выяснить, что ещё её не устраивает. Когда я стою в дверях спальни, она не догадывается о моем присутствии в комнате. Часть меня задаётся вопросом, как долго я смогу стоять и наблюдать за ней, прежде чем она заметит меня. Мягко откашливаясь, я привлек её внимание к себе. — Каллан уснул? — Да. Я киваю и складываю руки на груди. — Кстати, он хочет поехать в Украину на свой день рождения. Она смеётся. Она, наверное, слышала уже это раньше. Её смех зажигает мою улыбку, и я качаю головой. Я закрываю дверь, как и раньше сегодня, но на этот раз спокойнее, потому что не хочу разбудить Каллана. — Почему ты заставляешь его играть в футбол? Совершенно очевидно, что ему не нравится футбол, Мэд. — Это хорошо для него, это поможет ему сблизиться с другими ребятами, — она закатывает глаза. — Почему мы пытаемся сделать его кем-то, кем он не является? Пусть он будет тем, кем он хочет быть, а не тем, что говорит ему общество. Ему почти семь, если мы начнём говорить ему, кем он должен быть, чему это его научит? — Он попросил меня записать его на футбол, Джастин. — Он потратил всю тренировку на чтение журнала. И кстати, кто такой Кент? Мэдисон пожимает плечами, а я хмыкаю, ожидая ответа. — Я не знаю, какой-то другой папа. — А как на счёт того парня Кипа, о котором ты говорила? Кто он? Её состояние теперь не такое беззаботное, и я понял: Кип — это тот, кто мне нужен для изучения. — Никто. У меня сжался желудок. Беспокойтесь о тех, кого ваша жена называет никем. — Я не уйду отсюда, пока ты не ответишь на несколько вопросов. Она смотрит на меня и поджимает губы, глубоко вздыхая. Злится. — Так теперь ты хочешь ответы? — Ну да, ты же подала документы на развод. — Может быть, тебе следует перестать фокусироваться на этих бумагах и подумать о том, почему я это сделала? — Что это значит? — То, что я уже говорила ранее, когда ты в последний раз был дома раньше десяти вечера? Никогда. И единственная причина, по которой ты пришёл домой раньше сегодня, — это то, что ты не получил ответы на вопросы, которые хотел узнать. Я не хочу мужа, который на самом деле наплевал на меня и наших сыновей. Я знаю, о чём вы думаете. Если ваша жена подала на развод из-за того, что вас никогда нет рядом, почему бы просто не поменять работу и проводить больше времени дома? Правда в том, что я люблю свою жену и своих детей. Я работаю много не потому, что не хочу быть рядом с ними, а потому, чтобы обеспечить нам комфортную жизнь, в которой они ни в чём не будут нуждаться. — Как ты можешь говорить, что мне всё равно? Я сажусь на кровать рядом с ней. — Я хочу, чтобы у нас было достаточно денег, и если бы тебе что-нибудь понадобилось, ты бы знала, что можешь купить себе это. — Но Джастин! Тебя никогда нет дома. — Потому что я работаю и обеспечиваю тебя и наших детей! Когда она поднимает глаза к моим, я вижу в них боль. — Я никогда не просила тебя брать меня в жёны, Джастин. На мгновение я замираю, открыв рот и широко раскрыв глаза от шока. Она действительно только что сказала это мне? Я знаю, что она имеет в виду. Мэдисон забеременела Калланом, когда мы учились в колледже, и эта беременность была случайностью. — Но я женился на тебе, — говорю я ей, надеясь, что она понимает, что я этого не делал только потому, что она забеременела. — А теперь ты женат на своей работе. Ты так сосредоточен на управлении своим бизнесом, что забыл о нас, Джастин. И я больше не хочу, чтобы это продолжалось. Так что да, я хочу развода. Я даже не уверена, люблю ли я тебя, потому что правда в том, что я даже не знаю, кто ты. И ты. Ты не знаешь меня больше. Я был оскорблён, правда. — Это не правда. — Правда. Ты так не думаешь? Выражение её лица заставляет меня хотеть целовать и одновременно душить её. Я не знаю, есть ли какая-нибудь женщина, которая когда-либо действовала мне на нервы больше, чем Мэдисон. — Нет, я знаю тебя. Я смотрю в потолок, притворяясь, что глубоко задумался, но это не так. Я думаю о её груди и хочу, чтобы мой член был между ней. — Хорошо, что я ем на завтрак каждое утро? — Яйца? — Это то, о чём я говорила. У меня аллергия на яйца, Джастин. — Я имел в виду не яйца, — говорю я, пытаясь забрать свои слова назад. Я знал, что у неё аллергия на яйца, но это было первое, что пришло в голову, и я запаниковал. Я даже не знаю, что я говорю. Я даже не уверен, что что-то понимаю. Я не совсем уверен, что делать или говорить дальше, потому что в её словах наверняка есть доля правды, которую я не видел до сих пор. Я снимаю свою рубашку и бросаю её на пол, намереваясь полностью раздеться. — Как насчёт того, чтобы показать тебе, насколько хорошо я тебя знаю? Мэдисон любит, когда я контролирую ситуацию в постели. Какая женщина не любит? Они хотят, чтобы мы относились к ним как к леди, но время от времени им хочется, чтобы мы как можно сильнее потянули их за волосы, пока они натянуты на наш кулак. Я готов сделать это, если это будет означать, что она забудет о разводе. — Ты не будешь спать в комнате со мной. Иди спать на диван. Я предчувствовал это. Прежде чем она скрывается за дверью в ванную, мой голос останавливает её. — Мэд. Она поворачивается ко мне, а её глаза вопросительно смотрят на меня. — Я не сдамся. Затем она встречает мой пристальный взгляд. Я не улыбаюсь, потому что часть меня знает, что она собирается сказать. Это написано на её лице задолго до того, как она произнесёт слова. — Джастин… Разве ты не слышал, что я сказала? Её глаза опускаются, оставляя меня с необъяснимой пустотой. — Я… — она делает паузу, а затем продолжает, её тон снижается, а я чувствую, как внутри меня стремительно растёт тревога: — … не люблю тебя больше. Чёрт, это больно. Я действительно хотел бы, чтобы вы не слышали эту часть. Закройте свои уши в следующий раз. Спасите меня, пожалуйста. — Ты вообще любила меня? Она поднимает подбородок, встречая мой ледяной взгляд. — Да, Джастин. Но сейчас я не знаю парня, стоящего передо мной. Я крепче сжимаю челюсть, прежде чем сказать: — Полагаю, это всё, что мне нужно было услышать. Спокойной ночи, Мэдисон. Я надеюсь, она поняла, о чём говорит. Как она может больше не любить меня? Это невозможно. По крайней мере, я не верю в это. Я знаю, что у меня есть несколько вариантов. Я могу дать ей развод. Я могу сказать ей «нет», связаться с адвокатами и превратить её жизнь в ад. Или я могу заставить её снова влюбиться в меня. Угадайте, какой вариант я собираюсь выбрать?