Грех

      Гэб всегда считал себя очень ответственным человеком, не только на службе, но и в обычной жизни. И все же, был у него один секрет – маленькая постыдная тайна, грозившая превратиться в большой и страшный позор, о которой он даже под пытками не признался бы никому. Лучше уж язык себе откусить, чем рассказать хоть одной живой душе, что влюблен в кронпринцессу.       В самой любви в принципе ничего плохого не было, но к глубочайшему стыду Гэба, мысли его все чаще и чаще протекали совсем не в романтическом направлении. Родившись в семье обычного пекаря и проведя детство с друзьями на улочках города, он рано узнал откуда берутся дети и что вообще происходит между мужчиной и женщиной за дверьми спальни. Хотя, если уж говорить совсем начистоту, для этого дела прекрасно подходила не только спальня, а любое укромное место, в чем он не раз успел убедиться, самолично, и наслушавшись рассказов друзей, до того как поступил на службу во дворец.       Пока во всем королевстве и во дворце царила Шерики, казалось, что жизнь везде была словно выстужена. Даже мыслей о чем-то плотском, горячем, страстном, не возникало. Конечно, за стенами дворца жизнь текла своим чередом, и никакая волшебница не могла это остановить своими запретами, но во дворце было иначе. Строго, сдержанно, холодно и уныло.       Когда же пришла Елена, все изменилось. Дворец будто ожил, проснулся от спячки после долгой зимы, и многое стало по-другому. В Елену невозможно было не влюбиться – яркая, умная, стремительная, после сорока с лишним лет заточения, она будто спешила наверстать все и сразу. Пела, танцевала, училась фехтованию и магии, управляла государством и хотела защитить своих родных и друзей, свой народ. Гэб был сражен сразу и даже не пытался отрицать свои чувства, пока понемногу, незаметно, они не переросли во что-то другое, тяжелое, жаркое, стыдное. Ему снились сны от которых он просыпался в мокром белье, тяжело дыша, весь покрытый испариной, с опаской прислушиваясь, не разбудил ли ненароком товарищей. Конечно, он понимал, что в казарме, полной молодых и здоровых парней, он не один мучился от плотских желаний. Вот только если Рико или Мигель могли в выходной день наведаться к своим подружкам или просто найти веселых девочек на день, у него так не получалось. Поначалу он, как и многие другие офицеры, пытался найти подружку или снимал доступных девушек в таверне. Многие из них внешне были даже похожи на Елену. Но всякий раз, возвращаясь в казарму, Гэб чувствовал себя так, будто не в кровати весь день кувыркался, а в дерьме вымазался. В последний раз у него просто ничего не получилось. Сгорая от стыда, от не глядя, бросил деньги на столик и сбежал. После этого он бросил попытки решить проблему самым простым способом и просто начал больше тренироваться. Не вылезал из тренировочных залов и площадок целыми днями, брал дежурства, готов был на любое задание, лишь бы поменьше думать. Капитан Сандоваль был доволен, нахваливал его перед другими офицерами, ребята реагировали по-разному – кто-то злился, кто-то подшучивал над ним, Гэбу было все равно.       Сперва это помогало, когда Гэб, измотанный упражнениями и тренировками падал в койку, он просто проваливался в пустоту и подскакивал только утром, во время побудки. А потом как-то незаметно, исподволь, все вернулось. Он снова и снова просыпался среди ночи, взмокший, с комом простыней между ног, отчаянно вжимаясь пахом в ворох тряпок, а в голове все еще маячило гибкое смуглое тело, извивающееся под ним. Ощущение жаркой плоти, влажной тесноты было таким явным, что хотелось выть. Хватало одного прикосновения, чтобы уставшее тело содрогалось в желанной разрядке. Удовольствие было коротким, напряжение и не думало спадать, а тело ныло и просило того, чего так отчаянно желало и не могло получить.       Когда Гэба выбрали капитаном королевских стражников, все стало и лучше и хуже одновременно. Появилась бумажная работа, и ее было много – составление графиков дежурств, чтение рапортов, служебных записок, учет текущих расходов и планирование отпусков – всем этим занимался теперь он. Времени на тренировки оставалось мало. К тому же он больше смотрел как занимаются солдаты и офицеры, а самому на упражнения не всегда удавалось выкроить время. Зато теперь у него была отдельная спальня с душевой и уборной, и там его точно никто не мог застать врасплох. Можно было не сдерживаться хотя бы ночью и фантазии Гэба словно подстегнуло.       Каждую ночь, перед тем как лечь спать, он обязательно дрочил в душе, но это не особо помогало. Ему снилось как он овладевает Еленой, а она отдается ему дрожа и задыхаясь от страсти, шепча его имя, нежно лаская и прижимаясь всем телом. В его снах не было места стыду, стеснению или запретам – они делали все и везде – на столе в комнате Большого совета, в тронном зале, в бассейне внутреннего дворика, в покоях Елены и конечно в его спальне.       Утром Гэб не мог смотреть Елене в глаза. Ему казалось, что она обо всем догадывается, что у него на лице все написано. Но она лишь мило улыбалась, ласково брала за руку и болтала о своих делах. А Гэб деревянно кивал и улыбался в ответ, зная, что сегодня она приснится ему в этом самом платье, что сейчас на ней, и которое он самолично стащит с нее, не особо церемонясь. Чем дольше это тянулось, тем сильнее крепла в нем уверенность, что рано или поздно его раскроют, или он сам себя выдаст. Иногда, словно в издевку, разнообразия ради, ему даже снились такие кошмары – о его позорной страсти узнают во дворце и выгоняют со службы, вчерашние сослуживцы с презрением отворачиваются от него, а Елена разочарованно и брезгливо уходит во дворец.       Этой ночью ему как раз приснился один из таких страшных снов. Проснувшись, он повозился в кровати, пытаясь устроиться поудобнее, но все раздражало – горячие простыни, сбившаяся подушка, и огромная луна за окном, освещавшая всю комнату словно ночное солнце. Переехав в отдельную спальню, Гэб вернулся к давней привычке спать без одежды. Так было намного удобнее, особенно когда тело постоянно ныло от возбуждения, как сейчас.       Вздохнув, он привычно провел рукой вдоль возбужденного члена. Осторожно сжал в кулаке головку и двинул пару раз кулаком. Представил, как на месте пальцев оказались нежные теплые губы, влажный язык облизал тонкую кожицу и нежная плоть оказалась в горячем рту. Острое возбуждение прошило всё тело и Гэб выгнулся дугой, привычно быстро заработал кулаком и, выстонав громко, на всю комнату: «Елена!», содрогнулся от сладкого спазма. Полежав с закрытыми глазами, и решив, что надо сходить умыться и попытаться уснуть, он заставил себя пошевелиться и сесть в кровати. Первое что он увидел, был силуэт Елены, сидевшей на подоконнике. Она смотрела на него огромными темными глазами, приоткрыв рот и сжав кулаки. Встретившись с ним взглядом, она словно очнулась и прошептав скороговоркой: «Я хотела сказать, там Матео нашел кое-что, приходи в мою комнату», спрыгнула наружу. В окне мелькнуло крыло ягуара, а Гэб все сидел в кровати, словно окаменевший. В голове билась лишь одна мысль: «Вот теперь и ответишь за все». И от этого, к его удивлению, на душе почему-то стало немного легче.