Может быть, вам дать еще ключ от квартиры, где деньги лежат? И. Ильф и Е. Петров «Двенадцать стульев»
У Светлицких сегодня было шумно и весело: граф с женой принимали в своём особняке гостей по случаю именин Ирины Павловны. Но высокое здание, стоящее на набережной, скрывало в себе не только бесчисленное количество гостевых комнат — в кабинете самого Светлицкого поздно вечером собирались члены литературного братства. Николай, поздравив именинницу одним из первых, теперь бесцельно слонялся по комнатам, которые были отведены для праздника. Он то останавливался у картин, развешанных на стенах просторной гостиной и изображающих военачальников разных чинов и званий в расшитых мундирах, то заводил бестолковую короткую беседу с кем-то из гостей, которая, впрочем, довольно скоро оканчивались неловкой паузой, следовавшими за ней немедленными извинениями и поспешным перемещением одного из собеседников в другую часть зала. Этот вечер длился так долго, что Николаю под конец стало казаться, что он никогда не кончится. Но вот яства унесли, и приглашенные начали постепенно расходиться, любезно раскланиваясь друг с другом и с хозяйкой. Николай тоже было заозирался вокруг в поисках выхода, но тут на плечо ему опустилась рука. — Прежде чем вы отправитесь домой, мне надо обговорить с вами кое-что очень важное, — загадочно сказал Пушкин, беря Николая Васильевича за локоть и утягивая в комнату на втором этаже. Там их уже ждали Дементьев, Миронов, Лермонтов и сам граф Светлицкий. Все четверо сейчас расположились за большим круглым столом и почтительно подняли глаза на вошедших. Пушкин, крикнув слугам, чтобы их не беспокоили, закрыл дверь и обвёл испытующим взглядом присутствующих.~♦~
— Николай Васильевич, пробраться в дом к Вороновым — раз плюнуть. Вы справитесь, — подбадривающе улыбнулся Дементьев. Но сам его вид говорил о том, что он последний из всех присутствующих уверен в благополучном исходе дела. — Я так понял, вы сами не хотите идти только потому, что вас, как вы выразились, там уже знают. — Именно, милейший Николай Васильевич, — со слащавой улыбкой ответил Пушкин, и Николай скривился от этого ласкового обращения. До сих пор так его называл только Гуро, — А ещё может понадобиться ваш тёмный дар. Воронова обладает незаурядными магическими способностями и могла заколдовать предмет так, что обычный человек вроде меня или господина Лермонтова не сможет опознать его. Также именно Воронова причастна к убийству хозяина торговой лавки в Москве, да-да, тому самому, которое наделало столько шуму. — Расскажите поподробнее, — попросил Николай. — Как, вы не слышали об этом? — удивился Миронов, — Зверское убийство прямо посреди белого дня: неизвестный ворвался в мелочную лавку и устроил там кровавую расправу. Мы можем только предполагать, что убийца преследовал самого хозяина, но не обнаружив его на месте, решил убрать людей, которые бы могли выдать его. — Мы сами не до конца уверены в правдивости сведений! — Пушкин взмахнул руками, что означало лишь то, что Николай не добьётся от него бóльших подробностей, поднялся с кресла и принялся ходить по комнате из стороны в сторону. Лермонтов беспокойно наблюдал за тем, как колышется пламя свечей в медных канделябрах, расставленных на столе, когда Александр Сергеевич проходил мимо. Светлицкий убрал чёлку со лба, тяжело поднялся со стула и отошёл к окну, вглядываясь в темноту сада из-за плотных штор. — Но какое отношение к этой истории имеем мы с вами, господа? — удивился напуганный странной историей Гоголь. — В сущности — никакого! — улыбнулся Пушкин, — Но разгадка тайны ведьмы дала бы нам некоторое преимущество перед Третьим отделением. Знаете, в последнее время они что-то зазнались. — Какие страсти! — скучающе вздохнул Дементьев. — По-вашему, если меня схватят, я сойду за вора? Или за фокусника? — решив перевести тему, иронично отозвался Николай Васильевич. — Да! — воскликнул Александр Сергеевич, — Скорее за вора. Но! — тут он многозначно поднял указательный палец вверх, — вас не схватят! — Вам не кажется, что несмотря на то, что мы всё продумали, Николай Васильевич будет не в состоянии справиться с заданием? Всё-таки дело требует некой сноровки, — Миронов отодвинул в сторону пустой бокал и обернулся к Светлицкому. Тот неопределённо пожал плечами. На лице его отразилось такое сомнение, что какие-либо слова были лишними. — Мы оденем Николая Васильевича подобающе! — воодушевлённо воскликнул Лермонтов, и прибавил тише, — у нас нет других вариантов, господа. — На какой день назначено дело? — хмуро уточнил Светлицкий. — На двадцать первое. Она покидает Баден-Баден восемнадцатого, а двадцать второго прибывает в Петербург. — Почему именно на двадцать первое? Нельзя провести всё двадцатого? — Николай не хочет вспоминать, что было двадцать первого сентября одна тысяча восемьсот двадцать девятого года, пусть и утекло с того времени много воды. — Видите ли, у нас ещё не всё готово, — замялся Пушкин, — А в чём, собственно, вам угодно сомневаться? Дата неподходящая? — Он не помнил или не знал, что случилось с Гоголем тогда, а Николай Васильевич не желал говорить об этом лишний раз, поэтому лишь молча покачал головой. — Ох, не нравится мне всё это, — криво усмехнулся Миронов. — Я всё-таки должен ещё подумать, — скомкано сказал Гоголь. — Думайте, думайте сколько вашей душе угодно, Николай Васильевич, только знайте, времени до завтра, не больше! Иначе не успеем.~♦~
— Это? Это мне надеть?! — Что вас не устраивает? Вы не на бал едете, а на ограбление. Очень соответствует, так сказать, деятельности, которой вы будете заниматься, — невозмутимо заявил Лермонтов. — Михаил Юрьевич лично подбирал, — с гордостью сказал Пушкин, расправляя потрёпанный плащ. Тот внушал животный ужас своим покроем и цветом. — И в этом я, по-вашему, буду незаметен? — почти истерично проговорил Гоголь. — Всенепременно. Вот, поглядите, здесь не только плащ, — Лермонтов словно из воздуха материализовал в руках предмет одежды, смутно напоминавший бы кафтан, в каком обычно ходил Яким, только если бы тому кафтану было уже с дюжину лет, и носил бы его Яким не снимая. Скверно, в общем, выглядела одёжка. — Откуда вы его достали, позвольте спросить? С бродяги сняли? Одолжили у нищего? — Помилуйте, это кафтан любезно предоставил нам кучер Петра Михайловича. Хорошая, добротная вещь. — Я это не надену, — жалобно сказал Гоголь. — У вас нет выбора, так мы вас отпустить не можем, сразу будет видно, что вы не профессионал, — авторитетно заявил Лермонтов. — Так я и не профессионал, господи ты боже мой! — застонал Гоголь, хватаясь за голову. — Но вы им станете! Буквально за пять минут! Александр Сергеевич, куда вы девали сапоги?~♦~
— Давайте-ка ещё раз пройдем всё от начала до конца, — сказал Александр Сергеевич. — Да уж, давайте, — тут же согласился Гоголь. — Следующей ночью вы пробираетесь в дом к Вороновым, то, что вам нужно, находится на втором этаже, долго вы не провозитесь. Далее всё предельно ясно: забираете артефакт, уходите тем же путём. И — voilá! Артефакт у нас. Слуги в такой поздний час будут спать, вас ни одна живая душа не увидит и не услышит, если вы, конечно, не наделаете много шума. Всё и правда было предельно ясно, как небо в безоблачную погоду. — Только вот есть одна загвоздка, — поджав губы, сообщил Александр Сергеевич. — Какая же? — вежливо уточнил Николай Васильевич. Ну, в самом деле, какие тут могли возникнуть препятствия? — Мы точно не знаем, что же это за вещица такая заколдованная, — припечатал Александр Сергеевич таким тоном, словно это было что-то само собой разумеющееся. Гоголь поперхнулся и уставился на Пушкина. Лермонтов тоже уставился на Пушкина, но с меньшим удивлением, видно было, что он уже привык к непосредственности своего друга. — Зато мы знаем, где она находится. Предположительно, госпожа ведьма держит её у себя в комнате. В левой от входа, если идти по галерее второго этажа. Николай живо представил себе просторную комнату, большую кровать с балдахином, гардероб, стоящий у стены комод (это обязательно должен быть комод, где же ещё хранить всякие заколдованные штукенции?), в котором лежал артефакт. — Но полезете вы через окно, — отрезал Пушкин.~♦~
Над Петербургом склонилась лилово-чёрная ночь, ветер гнал по небу клочья облаков, то и дело скрываясь за ними, на город задумчиво смотрела полная луна. На улицах было пустынно и тихо. Идиллия продолжалась недолго — на стене каменного дома появилась тень, она прокралась вдоль, осторожно ступая по брусчатке. Завернув за угол, тень прошмыгнула мимо двух трёхэтажных домов с зияющими проемами окон-арок, зашуршала в кустах и наконец оказалась у забора третьего дома. Дом бы огромен и возвышался над маленькой фигуркой Николая зловещей громадой. Под пологой крышей располагались полукруглые тёмные оконца. Окно на втором этаже было приоткрыто, словно специально для того, чтобы не пришлось возиться ещё и с ним. Но Николай, прикинув, что до второго этажа аршинов восемь, не меньше, пришёл к неутешительному выводу, что с его физической подготовкой он и на первый этаж не залезет, не то, что на второй. А Александр Сергеевич с Михаилом Юрьевичем как назло забыли снабдить его лестницей! Противный ветер, который подул внезапно и со всех сторон одновременно, раздувал плащ, словно парус на фрегате в штормовую погоду. Вновь оглянувшись по сторонам и твёрдо решив, что не отступится перед такими незначащими трудностями, как отсутствие лестницы, Николай перемахнул через невысокую изгородь. Коварная луна скрылась за облаками, стало темно, словно на город набросили плотную чёрную материю, не пропускающую света, но на стене дома тем не менее вырисовывался странный силуэт. Подойдя совсем близко, Николай увидел торчащую из кустов рядом с окном деревянную лестницу. Ну, конечно! Александр Сергеевич с Михаилом Юрьевичем позаботились обо всём! И как он мог подумать, будто бы они забыли?~♦~
Лестница безбожно скрипела, и пару раз Николаю показалось, что вот сейчас-то он рухнет обратно в злорадно шелестящие кусты, но приближающееся в каждым шагом окно давало спасительную надежду на то, что всё ещё обойдётся. Тяжело спрыгнув с подоконника на дощатый пол, Николай Васильевич огляделся по сторонам, привыкая к темноте. Очертания недорогой, но со вкусом подобранной мебели стали понемногу проступать из мрака; он мог различить теперь кровать, письменный стол, стул рядом, чернеющий проем двери. И комод. К нему-то Николай Васильевич и направился. Вопреки ожиданиям он не чувствовал никакой сверхъестественной силы, исходящей от этого предмета. Половица под ногами предательски скрипнула. Николай замер, словно его уже застукали с ворованным в руках. В коридоре послышался шорох, и Николай Васильевич, похолодев от ужаса, пересёк комнату в три больших прыжка и юркнул за бордовую портьеру. Всё вновь утихло. Николай для верности подождал ещё с минуту и дёрнулся было снова к комоду, но, зацепившись за что-то выступающее из стены, только неловко взмахнул руками, задевая портьеру и выбивая из неё клубы пыли. Он непременно бы упал, если бы его вдруг резко не схватили за плечо чьи-то цепкие пальцы. Сердце пропустило удар.~♦~
— Александр Сергеевич, не кажется ли вам, что мы что-то забыли? — Лермонтов прохаживался по комнате из стороны в сторону, заложив руки за спину. Настенные часы показывали без пятнадцати минут два часа ночи. Пушкин, уже пропустивший пару рюмок и теперь находящийся в приподнятом настроении, вскинул брови и снисходительно скривил тонкие губы: — Нет, совершенно не могу припомнить, друг мой, чтобы мы с вами что-то позабыли. Вы просто переволновались, вот и всё. — Да, наверное. И всё же… Знаете, меня терзают смутные сомнения, будто бы всё пошло не так гладко, как мы задумывали. — Бросьте. Я уверен, Николай Васильевич великолепно справится. — Конечно, вы правы… — Постойте… — вдруг сипло начал Пушкин. Глаза его лихорадочно блеснули, высокий лоб покрылся испариной. Он подскочил с кресла, чуть то не опрокинув, и Лермонтов обернулся, предчувствуя что-то страшное, — О боже! — Что?! — Лестница! Мы не дали ему лестницу! — взвыл Пушкин, схватившись за голову.