***
Мурасакибара смотрит, и он не может перестать смотреть. Обычно он не принимает душ со своими товарищами по команде, потому что ему не нравится, когда за ним наблюдают, ему не нравятся вопросы, которые следуют, или выражение их глаз. Люди всегда смотрят, у них всегда есть вопросы, и это самая раздражающая вещь в мире. Он знал, как только он останется после тренировки с Химуро, что в конце концов они пойдут в душевую вместе, и в конце концов Химуро увидит его, и в конце концов Химуро будет смотреть и задавать вопросы, как и все остальные. Но он все равно остался после тренировки, и все равно идет в душ, и часть его не может не думать, да, хорошо. Если это Мурочин, это нормально. Это не будет слишком хлопотно, если он спросит. Затем Химуро начинает снимать свою одежду, и Мурасакибара смотрит и смотрит, и он почти забывает полностью принять душ.***
Он не хотел любить Химуро. Он не хотел быть рядом с Химуро. Люди говорили о великолепном американском возвращенце, как только он переехал в Йосен, поэтому Мурасакибара знал о нем задолго до того, как к нему подошел второгодка. Химуро слишком красив—красив в том пугающем смысле, что Мурасакибара не выносит. Он симпатичный, как Желтая Шестерка. И нельзя доверять красоте Желтой Шестерки, это было общеизвестно в Тейко. Желтые Шестерки были прекрасными лжецами; они очаровывали и обманывали, и если вы слишком увлеклись их красотой, они воткнут вам нож в живот, прежде чем вы даже поймете, что что-то не так. И Химуро был нечитаемым — таким образом, как Черные Четверки были нечитаемыми. Он не был таким безразличным, как Куроко, но было невозможно сказать, о чем он думал. Он много улыбался; но ты не мог сказать, был ли он злым, счастливым или скучающим, а Мурасакибаре это не нравилось. Ему нравилось, когда люди были простыми, когда-то, что ты видел, было тем, что ты получал. Мурасакибара сделал исключения для своего Поколения — Кисе был Кисе, Куроко был Куроко, они оба были людьми, с которыми Мурасакибара был неразрывно связан, но он не знал, что делать с кем-то вроде Химуро. Химуро был очень человечным, но он почему-то казался не таким. Он был ходячим противоречием, и Мурасакибара не хотел быть рядом.***
Он думает обо всех этих вещах, когда смотрит на Химуро в душе. Потому что, если Химуро был красив в одежде, ничто не могло подготовить Мурасакибару к виду Химуро голым. Химуро имеет бледную безупречную кожу; вода течет по нему, и Мурасакибара видит каждую каплю. «Вот как должны выглядеть люди», — считает Мурасакибара. Без рубца и идеально. Но даже это не кажется правильным; у людей есть недостатки, люди не выглядят божественно красивыми; есть что-то другое в Химуро. Как будто он не человек, он слишком хорош, чтобы быть человеком, но не так, как будто он из Тейко. Тейко сделал монстров; иногда красивые монстры, иногда чудовищные монстры, но всегда монстры. Химуро не монстр, но он, похоже, тоже не человек, он совсем другой человек, с которым Мурасакибара не знает, как справиться. Когда Химуро выключает воду, Мурасакибара понимает, что слишком долго смотрел, но все равно не может остановиться. Он не может понять Химуро. То, как вода падает на его бледную кожу, как его черные волосы каким-то образом кажутся ярче, мышцы, появившиеся в результате утомительного тяжелого труда, одиночная родинка под глазами, которую иногда Мурасакибара хочет протянуть руку и коснуться, глаз, которого Мурасакибара никогда не видит. Мурасакибара хочет смотреть вечно, пока все в Химуро Тацуя не обретет смысл. Он вздыхает долго и несчастно. «Мурочин слишком хорош». Слова вырвались прежде, чем он успел их остановить, охватывая все, что он почувствовал в отношении другого мальчика. Он слишком симпатичный, кто-то такой же симпатичный, как Химуро, не должен находиться рядом с Мурасакибарой Ацуши, это тайна, которую он не может разгадать, и он ненавидит ее. — Э? Ты что-то сказал, Ацуши? — Химуро вытягивает голову, чтобы взглянуть на него впервые с тех пор, как они сняли одежду. И Химуро смотрит.***
Он не ожидает, что Химуро начнет плакать. Химуро никогда не делает то, что он ожидает. Когда Химуро задушенным голосом спрашивает: «Что с тобой случилось?», там так много всего, что Мурасакибара не знает, как ответить.***
У P989 был секрет, который он даже не рассказал своему поколению. Ведущий ученый из «Фиолетовых Девяток» был толстым человеком, который постоянно курил сигары. Он не был счастливым человеком. Он постоянно жаловался на расстройство желудка, бессонницу, плохое сердце. И он часто жаловался на Фиолетовые Девятки. — Я не понимаю, почему я должен отвечать за эту группу, — было его любимое ворчание. Он всегда общался с другими учеными из группы проекта Фиолетовые Девятки; он никогда не говорил с самими Девятками. Но в отличие от других ученых в других секторах, он не возражал говорить перед Проектами. Оглядываясь назад, он, вероятно, не ожидал, что они поймут, что он говорит. — Это самый скучный Проект. Я ненавижу работать над этим. — Но у вас так много прогресса, — обычно говорил другие. — Гораздо больше, чем у других. Человек размахивал сигарой, отвергая эту похвалу. — Сделать монстра было легко. Он смотрел на Проекты, смотрел на P989, а потом говорил: — Сложнее было заставить их выглядеть людьми.***
— Как вы думаете, почему мы никогда не видим взрослых Проектов? — спрашивал кто-то из их Поколения. Обычно это был Желтый. — Очевидно, они были списаны, — ответил Синий. — Все они? — Они были неудачными, — объяснил Красный. — Неудачи всегда списываются. Это не случится с нами. Мы успешны. — Не все из нас, — сказала Розовая. Но им не нравилось думать о том, что должно было случиться с Оранжевым, Черным и остальными. Фиолетовый никогда ничего не говорил; потому что Фиолетовый знал то, чего не знали другие. Но если он чему-то и научился, так это универсальности, то лучше держать рот на замке о том, чего не знает никто другой. Хотя в Тейко были и взрослые проекты. Он видел их.***
Однажды руководитель Проекта принес P989 в заброшенный сектор Тейко. Это было до того, как он встретился с другими Чудесами, остальным Поколением. Это было до того, как он стал Фиолетовым, а вместо этого был просто числом, и он ничего не знал. Они спускались, спускались вниз, к подземному участку, о котором P989 еще не знал. Было темно и пахло отвратительно, как гниение. Ему это не понравилось. — Хочешь встретиться со своими старшими братьями, 989? — спросил его создатель. P989 не ответил, потому что было проще не делать этого. Его создатель никогда не ожидал ответа. — Вот они, — указал его создатель. — Моя ранняя работа. Я сильно улучшился, тебе не кажется? Его старшие братья были в клетках. Они не были людьми. P989 никогда не видел ничего подобного. Они были массивными, как гиганты. Вероятно, десять футов ростом и очень широкие, громоздкие, почти чистые мышцы. Руки были похожи на стволы деревьев и помещены перед ними, костяшки пальцев на землю, как гориллы (тогда только P989 не знал о гориллах). У них были клыки, торчащие из их челюстей, копья, похожие на гребни по их позвоночнику, и у некоторых из них были хвосты. P989 не мог смотреть на них и видеть братьев; они не были похожи ни на один проект, который он когда-либо видел. Они были фиолетовыми, хотя. Единственное родство, которое они разделяли. Фиолетовые волосы, кожа, глаза. — Но люди не хотят просто какого-нибудь старого монстра, не так ли? — сказал его создатель, опять-таки больше для себя, чем для P989. — Нет, они не хотят покупать то, что не может считаться человеком. «Мы не можем использовать это», — говорят они. «Это слишком странно», — говорят они. Ну, разве это не лучше? Это оружие, им должно быть страшно. Но никто не слушает меня. Пока он говорил, он открыл дверь одному из старых Девяток, выпустив его в зону, похожую на арену. Затем он толкнул P989 на арену с ним. — Но они также не хотят человеческого монстра, который слабее, чем реальная сделка. Некоторые люди никогда не счастливы. Хорошо, P989? Ты сильнее своих братьев или нет? И P989 знал, что он должен был сделать, еще до того, как старый Проект взревел и напал на него. Это была демонстрация, первый способ, которым он мог доказать, что он был Успехом и заслуживает того, чтобы его держать рядом. На самом деле он мог сделать только одну вещь.***
— Хорошая работа, P989, — произнес его создатель с впечатлением. — Я полагаю, ты прошел. Ты можете встретиться с остальным Поколением сейчас. Они оставили монстров в подвале. P989 запомнил, как они выглядели в своем уме, чтобы не забыть. «Это то, что ты есть, — подумал он, — это то, что ты внутри. Чудовище, прямо как они».***
Поскольку его создатель свободно говорил перед Девятками, он знал свое будущее лучше, чем другие в его Поколении. Но он тоже молчал об этом. — Это здорово, мы продадим его американцам, когда он станет старше; они ждали законченного Проекта достаточно долго. — Ему нужно больше тренироваться, прежде чем он сможет стать жизнеспособным оружием, — добавил кто-то еще. — Супер сила хороша, но вооруженные силы никогда не захотят того, кто не может подчиняться командам. — Они не мыслители, — насмешливо фыркнул его создатель, выдыхая сигарный дым. — Я усвоил урок на этом, большое спасибо. Нет, они будут подчиняться; они недостаточно умны, чтобы принимать решения. И P989 думает, что это, вероятно, достаточно верно. Но он определенно не хочет быть проданным; он хочет остаться со своим Поколением. Это первое, что он действительно осознал, чего хотел. Поэтому он перестает что-либо делать. И он очень быстро понял, что это гораздо лучший образ жизни. Он получил много ударов, но постоянно поднимать вещи и ломать вещи и убивать все во имя успеха было слишком надоедливым. Он предпочел бы ударить.***
Ночью Химуро будет часами целовать тело Мурасакибары. Он целует каждый шрам, иногда проводит языком по его длине, иногда нежно клюет по изуродованной коже. Затем Химуро оставляет собственные следы на теле Мурасакибары. Он находит пятно неповрежденной кожи, и он сосет так сильно, что остаются синяки (они исчезают, почти всегда к утру. Мурасакибара сожалеет об этом, единственный раз, когда он когда-либо сожалел о своем быстром исцелении; он думает, что было бы хорошо иметь постоянную отметку, сделанную Химуро.) Химуро целует каждую его часть, как будто он в состоянии поклонения. Он всегда нежен со своими прикосновениями, даже когда Мурасакибара говорит ему, что он даже физически не был достаточно силен, чтобы причинить вред; он нежен и очень осторожен, и когда он целует каждую отметину на теле Мурасакибары, он шепчет: — Я так рад. Я так рад, что ты выжил. И Мурасакибара впервые думает, что это нормально, что у него такие шрамы, потому что это значит, что он исцелился и нашел свой путь сюда, к Химуро, к человеку, который любит монстров.