***
— Не могу поверить, что ты встречаешься с человеком, — замечает Аомине, когда собрание начинает заканчиваться. — И вообще, я даже не понимаю, в чем проблема. Ты не можешь просто приказать парню встречаться с тобой? Акаши прищуривается и ничего не говорит. От него не ускользает, как напрягаются Мидорима, Хината и Кисе, глядя на него, словно гадая, что он на это скажет, — словно они думают, что он на такое способен. — Дай-чан, — сказала Момои. — Тебе лучше знать. Аомине только ухмыляется, и он смотрит на Акаши с вызовом, как будто он знает лучше, но он все равно хочет, чтобы Акаши ответил. — Победа в ухаживании не была бы удовлетворительной, если бы мне пришлось прибегнуть к дешевой тактике, — отвечает Акаши. Он решительно игнорирует взгляд Куроко. — Это, я не знаю, кажется немного несправедливым, — нахмурившись, говорит Хината. — Я имею в виду, если он всегда должен делать то, что ты говоришь. Я бы возненавидел, если бы мне пришлось делать все, что говорит Кагеяма. И наоборот, я думаю. На самом деле, думает Акаши, только тот, кто не был с ними последние шесть лет, осмелился бы на это указать. И обычно Акаши даже радовался, что кто-то осмелился на это указать. Если Фурихата был обычным человеком, то кто-то должен интересоваться от его имени последствиями свиданий с кем-то, чьим приказам всегда нужно подчиняться. Но Фурихата — необычный человек. И Акаши очень жалеет, что Хината заговорил об этом, потому что не хочет, чтобы другие Чудеса знали об этом. (Не то чтобы он им не доверял. Просто он не хочет, чтобы кто-то знал об иммунитете Фурихаты. Чем меньше людей знает об этом, тем лучше.) Однако Акаши слишком долго не отвечает. Прежде чем Акаши может остановить его, Куроко говорит: — Это не будет проблемой, Шоё-кун. У Фурихаты-куна иммунитет к нашим способностям.***
Тут же начинается настоящий ад, и Акаши стискивает зубы, напоминая себе, почему он не должен задушить Куроко. — Чтооо? — Мурасакибара бросает свою последнюю закуску. — Что значит иммунитет? — говорит Мидорима. — Как это вообще работает? — восклицает Момои. — Лучше бы он не был гребаной Радугой, — говорит Аомине. Но среди хаоса выделяется голос Кисе. — Ты что, издеваешься? — спрашивает он, наклоняясь вперед. — Затем, Акашичи… — Нет, — говорит Акаши, мгновенно зная, что скажет Кисе. — Не говори этого. Хоть раз в жизни будь большим человеком, Кисе. — В любой ситуации я отказываюсь быть большим человеком! — говорит Кисе. — Ты хочешь сказать, что тебе нравится этот парень только потому, что у него иммунитет? Акаши вздыхает и глубоко сожалеет о созыве этой встречи.***
Дело в том, и Акаши понимает это сейчас, но он был очень жесток к людям, когда они впервые сбежали от Тейко, и Куроко был не единственным, кто пострадал из-за этого. Растущая одержимость Касамацу Юкио вызывала тревогу по многим причинам, но главным образом потому, что Акаши не понимал этого, не думал, что когда-нибудь сможет понять. Было много причин не ехать Касамацу далеко, хотя, как это было с Огиварой. В первую очередь потому, что он был сыном Юджи, но также и потому, что с Кисе было легче справиться, если Касамацу был рядом — но это не означало, что Акаши одобрял это. — Он тебе нравится только потому, что у него к тебе иммунитет, — Акаши сказал об этом Кисе. Кисе выглядел — это было трудно описать — испуганным, но и сердитым, и на секунду, возможно, даже сомневался в своих намерениях, прежде чем окончательно успокоиться на ярости. — Ты не знаешь, что говоришь, Акашичи. Акаши уловил угрозу в голосе Кисе и понял, что не стоит недооценивать Желтую Шестерку. Если другие Проекты были оружием, то Желтые Шестерки были медленно действующим ядом; вы не замечали угрозы, пока не умирали. Поэтому он понимал, что в гневе Кисе опасен, как и все они, но не в его характере уступать в бою. — Ты не нашел бы его очаровательным, если бы он не был невосприимчив к тебе. Если это был какой-то другой человек с такой же причудой, я уверен… — Ты не знаешь, о чем говоришь, — повторил Кисе с такой яростью, какой Акаши давно не видел в Желтой Шестерке. Он не стал настаивать; он не был напуган, но не было смысла злить Кисе еще больше. Во всяком случае, не из-за чего-то подобного.***
Кисе, по крайней мере, полон решимости доказать, что он способен держать обиду в течение трех лет. — Значит, это вовсе не обязательно должен быть человек, верно, Акашичи? Это мог быть любой иммунный человек. Реакция других Чудес могла бы быть комичной в любой другой ситуации. Все они смотрели на Кисе широко раскрытыми глазами, затаив дыхание и не веря своим глазам. — Это было неправильно с моей стороны сказать это, — тихо говорит Акаши. Все продолжают смотреть на него с недоверием. Акаши не часто признает свою неправоту. Почти никогда. Кисе, все еще, возможно, с горечью, просто продолжает смотреть на Акаши, прежде чем, наконец, кивнуть, принимая извинения, которые все еще не были озвучены. — Иммунитет, да? — говорит Аомине, снимая напряжение. — Это интересно. Слишком плохо, хотя. Я всегда считал, что у такой силы, как у тебя, есть некоторые интересные преимущества в спальне, если ты понимаешь, о чем я. — Вы все должны уйти, — говорит Акаши. — Я сожалею, что вообще позвал вас сюда.